Антиподы
Человек, который в 50 лет считает, что ему 20,
потратил впустую 30 лет жизни.
/Мухаммед Али, боксер/
В безветрии неподвижно лежало озеро. На той стороне его в сосновом бору начала отсчитывать кому-то длинные годы жизни кукушка. И слышно было – далеко разносит звуки гладь воды. Колыхалось над ней волнистое марево. Хорошо-то как! Но…
Глохли под зноем разгоревшегося дня не успевшие за утро нашептаться листья на деревьях. Усыхала, теряясь, голубизна неба. Тусклая бронза облаков превращалось в серебро под солнечными лучами. Летний полдень быстро набирал удушливую силу…
Двое, сидевших на причале пансионата «Лесное озеро», занимались молчанием – не досаждали друг другу разговором и жалобами. Эти двое – режиссеры, бывшие соперники на конкурсе сериалов. Один из них победил и останется снимать фильм, другому не повезло.
- Ты счастлив, Николай Геннадьевич?
- А как же… По самые ноздри! Оставайся, Ваня, помощником мне. Переплетем наши темы: бесконечность – вещь необъятная. Мы сами порой не замечаем, какая сила кроется в совместном труде. А все амбиции!
Голубев отмахнулся:
- С тобой работать – со зла позеленеешь. Я не шестерка на побегушках – сам туз козырный!
Мимо причала скользила лодка. Двое в ней – мускулистый парень и высокая стройная девушка. Не заботясь о том, что на них смотрят, целовались и смеялись.
Помолчали, глядя на них, бывшие соперники.
Голубев:
- Нет, Колька, против меня ты слабак. Тебя старики на горбу своем вытащили.
Поздняк:
- Я тоже так думаю: гений – ты, а я победитель.
Голубев:
- Лыбишься?
Поздняк:
- Улыбаюсь.
Голубев:
- Набить бы морду тебе на прощание.
Поздняк:
- Ну, это как-то совсем не спортивно.
Голубев:
- Мне кажется, и Нарышкин тебе больше рад. А мне муторно…
Поздняк:
- Ну, тогда тебе стоит напиться и выяснить отношения с Сергеем Борисовичем.
Голубев:
- Думаю, босс и так стол накроет, чтобы отпраздновать твою победу и мое поражение.
Поздняк:
- Только подраться нам не позволит.
Голубев:
- Скорее Илья Иваныч…
Поздняк:
- О, этот разом обоих уложит…
Почудилось будто – всхлипнул Иван Федорович. И снова надолго умолкли бывшие соперники…
На банкете, устроенным в честь окончания конкурса, победитель тянулся с бокалом:
- Выпьем, Ванюша, как бывало и расстанемся друзьями.
- Устал я пить с кем попало, - ответил Голубев и отвернулся.
- Какой тогда разговор, - согласился Поздняк, - отдыхай. Внимай, о чем другие гуторят. Или вон музычку послушай. Или артисток своих потанцуй – они у тебя: одна краше другой.
- Можно, - сказал Иван Федорович, и было в нем ожидание: мол, что ещё посоветуешь, дорогой?
- Милые дамы! – Поздняк поднялся с бокалом в руке. – В день нашего ликования позвольте за вас предложить мой тост. Низкий мужской вам наш поклон!
- Ой, как приятно! – колыхнулось застолье. – Спасибо на добром слове, Николай Геннадьевич…
Вечером разбрелись по территории: за столом сидеть надоело – ждали фейерверка, гуляя парами и кампаниями, пели, танцевали задумчиво, слушали музыку…
Николай Геннадьевич, собрав на лавочке млеющих от него женщин, повествовал голосом лектора:
- Звезды не просто мерцают на небе – они соревнуются, кто горит ярче. Иные от перенапряжения гаснут. Другие срываются вниз… За небом не скучно наблюдать…
После фейерверка местных отвез в село автобус. Те, кто жил в пансионате, разбрелись по номерам. Столы уже разобрали от остатков пиршества, но в беседке у пляжа сгоношились несколько мужчин.
И все бы ничего: не первый раз любителям встречать здесь рассвет – спешить-то некуда. Вдруг Голубев встает и вызывает победителя конкурса:
- Давай отойдем, поговорим!
- Не нужно этого делать, Иван Федорович, - строго нахмурил брови директор пансионата.
- Не-ет, - упорствует проигравший, - давай поговорим, как мужчина с мужчиной.
Вскакивает и толкает Поздняка кулаком в грудь.
Вскакивает и Алдакушев, жестко берет бузотера подмышки:
- А ну-ка, друг мой, пошли баиньки.
Нарышкин снимает происходящее на мобильник…
Когда Алдакушев вернулся один, Поздняка здорово развезло. Он божился продюсеру:
- Сергей Борисович, я родился и рос за три девять земель отсюда. А как приехал да встретил настоящих людей… казаков уральских… Они меня приняли хорошо, обогрели душой… Мое заглохшее сердце разбудили… Как чудесна, оказывается, жизнь! Как расточительно и неинтересно я жил прежде – в мелком озлоблении, тщеславии, душевной скупости… Спасибо, Сергей Борисович, что вытянул меня сюда.
- Понравилось у нас? – подходя спросил Алдакушев.
- Здесь даже вода живая, - поднял над головой режиссер полупустую бутылочку минералки «Уралочка».
Нарышкин смотрит вверх на звездное небо – сосредоточен, не расположен к разговору.
- Значит, настроен на работу? – поддерживает беседу Илья Иванович.
- …чтобы зрели обильные силы земли, и птицы чтоб пели, и липы цвели! Видеть праздник в потных буднях – таков мой девиз!
Говорил-говорил Поздняк, что на ум взбредет и вдруг встрепенулся.
- А что будет с Ваней? Он тоже настроился на работу. И теперь…
Нарышкин оторвался от своих мыслей:
- Есть задумка на эту тему. Сейчас Генеральный директор санатория в отъезде, но как приедет, я к ней пойду. Надеюсь, уговорить даму…
- Ну, дай Бог, соседями будем, - поддакнул Илья Иванович.
- В целях рекламы и в ногу со временем… - Сергей уже убеждал кого-то отсутствующего.
Алдакушев:
- Вот приедет Галина Алексеевна – и будет в «Урале» своя кинофирма от Ивана нашего Федоровича.
Поздняк промолчал – возможно, ещё Голубеву придется завидовать, а не жалеть стервеца! Поморгал глазами, слов никаких не сказав, лишь улыбнулся криво. Откуда-то из глубины сердца выскользнула мысль – соревнование продолжается. И все идет по задуманному Нарышкиным плану.
Радости от победы в конкурсе уже как не было…
И далее он неспокойно размышлял о том, как тесно переплетены в этом мире человеческие судьбы, как могучи высокие силы безграничной природы, указывающие людям их жизненные дороги. Сегодня ты не скажешь, что будет с тобой завтра…
Судьба же как лабиринт – брезжит вдалеке свет: спешишь на него, но упираешься лбом в глухую стену.
А вот о чем думал Иван Федорович Голубев, насильно водворенный в свой номер директором пансионата.
Ладно, мы ещё посмотрим… Подумаешь, в самом деле… Таких, как ты, знаешь… Только бы я захотел… Погоди, ты ещё мне поклонишься… Думаешь, в самом деле… Стоит мне только захотеть…
Только к кому были обращены его сумбурные мысли – к сопернику или продюсеру? – подвыпивший режиссер и сам бы не сказал.
К чему теперь бузить? Тем более, предусмотрительный Илья Иваныч усадил в кресло возле двери комнаты персонального охранника. А прыгать с лоджии третьего этажа – не очень привлекательная перспектива.
Не раздеваясь, Голубев рухнул в кровать, восстанавливая в памяти события последних суток, которые теперь казались такими далекими и давними, что трудно было вспомнить все подробности.
Проще думать о том, что не состоялось.
Нацеливаясь на сериал, Иван Федорович пригласил в съемочную группа двух сценаристов: один пишет набело цепочку сюжетов, выстраивая их в интригу; другой работает в интернете, раззадоривая всю пишущую братию русскоязычного пространства – мол, дерзайте: чей сюжет войдет в бесконечный кинороман, тот получит приличное денежное вознаграждение.
Болтуну Поздняку даже в голову такое не придет.
И теперь все насмарку!
Кто такой, этот Николай Геннадьевич? Любимец сельских стариков и старух? Он ошибается, если полагает, что все ему так сойдет. Перед тем как уехать, он обязательно его проучит.
Всплывавшая луна подарила окрестностям волшебный свет.
Заполночь в соседнем номере объявился победитель конкурса режиссеров. Он вышел в лоджию и, вполголоса окликая, стал звать Голубева в открытое окно.
Тот появился.
- Чего тебе?
- Не спишь?
- Не понимаю, чем тебя это заботит? Все точки над i расставлены – ты победил, я проиграл. Может, хочешь дуэли – я же звал, - Иван Федорович громко расхохотался, не узнавая собственного голоса.
- Подожди убиваться – у меня есть новость от Нарышкина. Сергей Борисович хочет тебя со всей командой пристроить в санаторий «Урал» на ту же работу – бесконечный сериал «Из жизни отдыхающих». Жить будешь, по его прогнозам, в отдельном здании, где – спальные vip-номера на втором этаже; кухня, столовая с баром – на первом, а в подвале рабочие кабинеты. Уют, комфорт и четыре сотни кандидатов в артисты, которых – заметь! – не придется упрашивать. Как тебе?
- Откуда информация?
- Только что за столом говорили. Мол, Генеральный директор санатория сейчас в отъезде, а как приедет – Нарышкин к ней. Думаю уговорит. Во-первых, корпус все равно пустует; во-вторых, реклама – лучше не придумаешь: каждый будет стремиться в «Урал», чтобы запечатлеться в эпохе; в-третьих, за работу будет платить продюсер, покупая готовые серии… Что ты так смотришь на меня? Я готов поменяться, если хочешь.
Голубев вдруг почувствовал, что вся сила сжатых его кулаков, с которыми готов был кинуться на Поздняка, в эту минуту растаяла. Его охватила такая слабость, что он еле пролепетал:
- Ну, коли все так, готов с тобой творчески дружить, обмениваться опытом, ноу-хау…
- Если подам тебе завтра руку, ты пожмешь её?
- Без всяких условий – за одну лишь надежду, которую ты сейчас подарил.
- Значит, мир?
- Во веки веков!
После завтрака – часы еще не показывали десяти – директор пансионата объявил киносъемочной команде Голубева:
- Вы не спешите собираться в дорогу – поживите, отдохните. От Сергея Борисовича вам будет отдельное предложение. Несколько дней…
Говорил он это таким тоном, как позитивный доктор у постели больного.
Собравшись в беседке у пляжа, команда обсудила ситуацию и пришла к выводу – как решит командир.
Иван Федорович сказал твердо:
- Остаемся!
Едва не потеряв надежды, Голубев, по всем приметам, был уже близок к тому, что создавать сериалы в таких условиях и на такие темы – гениальная идея блогера Нарышкина. Ведь действительно, зрителям давно уже пресытила классика на экране, многие хотят видеть обыкновенную жизнь в исполнении обыкновенных людей. Вообще многое сейчас в затее продюсера представлялось понятным и нужным, востребованным и обреченным на успех.
Иван Федорович, не смотря на молодость, слыл в кинематографических кругах опытным стратегом, но подверженным рискованным экспериментам режиссером. Не принятые и не понятые критиками фильмы его не добавили авторитета. И тут вдруг такой шанс! Не следовать чужой канве – все свое, все вновь придуманное и внедренное впервые…
Продюсер – блогер, он не будет вмешиваться в дела профессионалов. Но блогер раскрученный. Значит, серии нового фильма попадут на глаза широчайшей аудитории и без всякой профессиональной критики… Мечта поэта!
Он сумеет всех убедить, что молодежь села Хомутинино…
Ах, да!
Он сумеет всех убедить, что отдыхающие санатория «Урал» - не просто люди, приехавшие по путевке на срок не долгий, а личности, творцы новой России и носители её культуры…
Чем больше об этом Голубев думал, тем круче спортивная злость профессионала напрягала его нервы. Так где же этот директор?
Отыскал в интернете фото… и влюбился.
Мила, очень мила, просто красавица!
Распечатал, повесил на стену и молился как на икону – не откажи, милая, а я в доску расшибусь, чтобы сериал гремел в России и за её пределами…
И напала на Иван Федоровича Голубева, режиссера, гнетущая тоска, которая все росла с каждым днем ожидания приезда директора санатория из неведомого далека. Есть, оказывается, вопросы, на которые не всегда можно ответить.
Однажды, среди ночи проснувшись внезапно, Иван Федорович почувствовал нестерпимое желание припасть губами к образу красивой женщине на стене. От этого прикосновения мужчина вдруг почувствовал странную слабость во всем теле. Вот-вот и он не совладает с собой – начнет кружить по комнате с фотографией в руке, прыгать и петь. Он почувствовал, как улыбка Галины Алексеевны с распечатки забралась к нему в самое сердце.
- Свет далекой звезды! – прошептал он, лежа в кровати, пересохшими от волнения губами.
Потом тихо встал и отправился гулять по спящему пансионату. На пирсе долго и задумчиво стоял, поглядывая на огни санатория. Кажется, у них на берегу кто-то ещё гуляет. Ну, так ведь – отдыхающие! Скоро он будет снимать про них кино…
Киностудия «Трактиръ» - усмехнулся Иван Федорович.
И вот свершилось!
Прошли только сутки, и Голубев лежит в другой более комфортной комнате на втором этаже, и в широченное окно её светит близкая яркая луна и далекие тусклые звезды. Он счастлив, но не ищет на небосклоне свою собственную, путеводную, не предается размышлениям о бесконечной космической выси, о равнодушии, с которым Вселенная взирает на Землю и её суетливое население.
Ему снова просто не спится. А когда в окно подглядывает луна, то как бы ты крепко ни смыкал глаза, они тотчас раскрываются, и кажется, что ночное светило совсем рядом.
Интересно, кто придумал, будто у каждого человека есть на небе своя путеводная звезда. Когда они падают, говорят, это значит – чья-то жизнь оборвалась…
Так и не уснув в ту ночь, Голубев с первым лучом солнца поднялся и ещё долго стоял у открытого окна, выходящего к главному корпусу. Часы показывали начало шестого, когда первые отдыхающие вышли пробежаться. Как в Хомутинино, они с Поздняком искали душу села, так теперь предстоит ему найти душу санатория. Чтобы понять и показать…
А после завтрака в его кабинете рабочем зазвонил телефон проводной связи.
Иван Федорович снял трубку и в то же мгновение радостно воскликнул:
- Галина Алексеевна! Пожалуйста, пожалуйста! Что? Подойти к вам? С величайшим удовольствием. Сейчас буду.
И положив трубку на рычажок, отправился одеваться в парадный костюм…
Вместе с каруселью захватившей работы по съемке сериала «Станичники» в душе режиссера Поздняка в последнее время поселилось чувство ненависти и зависти к режиссеру Ивану Голубеву.
Каждый человек по своей натуре зверь и мерзавец, но не каждому предоставляется возможность открыть это в себе и проявить – оправдывал Николай Геннадьевич вновь возникшие в душе чувства. – Дайте ему такую возможность и увидите, что такое человек.
В каком заграничном фильме он это слышал?
И как сие не вяжется с той фабулой, которую сейчас он снимает и подает на экран.
Неужто Голливуд правдивее нас?
Или народы наши так отличаются?
Почему мы считаем россиян самыми чистыми, открытыми, самыми мужественными людьми на Земле? Или это возможно только в отдельно взятом селе – бывшей казачьей станице?
Вот не было этих мук, если бы он проиграл и попал в «Урал» - там все гораздо проще. Ах, кабы знать…
Эти мысли терзали Николая Геннадьевича наедине. Но стоило ему появиться в селе, ДК, тем паче в женском клубе – все куда-то пропадало, и режиссер был искренне счастлив. После съемок он всегда здесь бывал.
И возникала потребность делать добро. Это было видно по добродушной улыбке на его лице, напоминавшей ту особенную улыбку случайного прохожего возле детского сада, когда он смотрит на малышей.
Пили чай, напевшись под аккордеон.
- Дамы, а давайте наш клуб назовем…
- «Дарья»! – прервала его Наталья Петровна. – У клуба уже есть свое название.
- Ну, тогда за мной символ - так сказать, бренд графический. Есть мыслишки – я озадачу художника съемочной группы…
Когда Поздняк час спустя падал в кровать, он знал, что сон поглотит позитив настроения, и вернутся в душу зависть и ненависть. Тем не менее, засыпал он с той счастливой улыбкой, с какой засыпают дети, вволю наигравшиеся на свежем воздухе.
Как мелок и ничтожен бывал он утрами – как славно было по вечерам!
Как здорово было бы проснуться однажды без следа злости, ненависти и зависти к своему коллеге в санатории. Взять машину, примчаться в гости – мол, как живешь, дружище? Не может же человек долго сердиться…
Однажды он таки решился.
- Камера, стоп! Все свободны…
Николай Геннадьевич поднялся в номер, переоделся в кроссовки, шорты, тенниску и бейсболку – отправился берегом в санаторий с твердым намерением примириться с Иваном.
Возле волейбольной площадки встретил оператора Виталю.
- Где шеф?
- Укатил куда-то.
- У вас разве несъемочный день?
- Съемочный вечер на дискотеке – так по сюжету.
- А ты здесь…
- Массовки снимаю в прок – монтажеру все сгодится.
Николай Геннадьевич решил любой ценой дождаться Голубева и поговорить. Пусть даже на дискотеке…
- Как устроились?
- Да живем помаленьку. Не хуже, чем вы, и даже комфортнее. И та же природа. Выйдешь, когда, как говорится, сам Бог ещё спит, а воздух прохладен, свеж и прозрачен, хоть пей его из кувшина гектарами…
Каламбур!
- Сегодня прекрасная погода.
Ожидание затягивалось.
Слоняясь взад и вперед по аллеям санатория, Поздняк придумывал различные способы не замечать времени. То принимал решение – не смотреть на свои часы до тех пор, пока не пройдет территорию с севера на юг; то начинал шагами мерить пройденный путь… И все боролся с желанием достать свой мобильник.
Женщина с льняными кудрями, одиноко сидевшая на лавочке, поднялась и пошла следом. Когда Николай Геннадьевич повернул возле ограды, она тоже развернулась и пошла впереди его, демонстрируя крепкие стройные ноги, легко и игриво переступая походкою от бедра. Её не очень занимало, что может подумать о ней незнакомый мужчина – она хотела ему понравиться.
Наверняка, это была особа из числа тех, кто ищет на курортах жениха. Она молодилась и при этом, вероятно, уверяла себя, что все зависит только от неё – при желании может влюбить в себя любого мужчину.
Ну-ну…
Голубева Николай Геннадьевич увидел неожиданно. Тот шел, сунув руки в карманы брюк и гордо вскинув голову. Он показался более энергичным и целеустремленным, чем был раньше, когда они жили через стенку.
- Ну, привет, Иван! Я тебя жду-жду… - Поздняк, протянув руку, шагнул навстречу.
Кажется, было сказано самым приветливым тоном, не допускающим никаких сомнений в искренности радости встречи.
Голубев руку пожал и заглянул коллеге в глаза.
Только теперь Николай Геннадьевич увидел, как сильно за столь короткое время изменился его бывший соперник. Черты похудевшего смуглого лица стали резче, острее, приобрели какое-то особенное выражение. Глаза блестели, просто сияли…
- Ваня, что с тобой произошло? Ты влюбился?
- Тебе что за дело? – холодно и строго спросил Голубев.
- Да нет, я рад за тебя. Любовь приносит вдохновение.
Любовь…
Иван Федорович вспомнил свой первый визит к Генеральному директору санатория.
Ещё по дороге в её кабинет твердил сам себе, настраиваясь – запрещаю тебе смотреть на неё, как на женщину; запомни это раз и навсегда!
Потом, возвращаясь, размышлял – напрасно нервничал: красавица была в хорошем настроении.
Днями позже при случайной встрече в коридоре Галина Алексеевна поздоровалась с Голубевым за руку…
Но зачем обо всем этом знать Поздняку?
Иван Федорович пригласил коллегу в свой кабинет в «Трактире».
- Перекусим?
По мобильнику набрал чей-то номер и попросил (приказал?):
- Люба, сообрази в мой кабинет перекусон на двоих.
- У тебя есть машина? – спросил Поздняк
- Чуть позже подгоню свою, а пока езжу на санаторских автобусах. Да куда мне шибко-то – все под рукой. А у тебя? По-прежнему просишь колеса у Иваныча? А когда нет ничего, то пешкодралом в село? Слушай, не малые концы, однако ж…
- Одному не в напряг. Съемочной группой, конечно в «газели».
К чему этот разговор – кто как устроился?
- Как ты считаешь, Николай Геннадьевич, мы с тобой представители разных поколений или одного?
- Судя по тому, что ты вызывал меня на дуэль, то одного.
- Нет, я к тому, что старшее поколение привыкло к водке, а новое предпочитает коньяк.
Голубев распахнул за спиной секретер и продемонстрировал строй этикеток.
- Что предпочитаете?
- О, у вас уже чувствуется санаторский лоск!
Ассистент режиссера по всем вопросам Любовь Дмитриевна принесла две порции картошки, поджаренной до румянства, с мясными рулетами, салаты из селедочной нарезки с луком и два фужера апельсинного сока.
- О, дорогая, ты угодила. Так ведь, Николай Геннадьевич?
- Что было в столовой, - ассистент режиссера пожала плечами и удалилась.
- Ну, под селедку давай начнем с водки, - шутливым тоном предложил Голубев.
Сначала насытились горячим, потом под селедочку смаковали водочку.
- Ну как тебе санаторий – пропах русским духом или с трудом унюхивается? - спросил коллегу Николай Геннадьевич.
- Кому что – шелудивому баня! Ты, Коля, без души никуда. Народу же экшен нужен.
- Экшен экшеном, но первым делом душа. Даже у сериала должен быть смысл.
- Так вот, слушай. Подсказал мне Нарышкин. Вечерами в рекреации лечебного корпуса собираются женщины всех возрастов и душевно поют любимые песни. Мой оператор их снимает. Как тебе смысл?
- А мужики ходят?
- Аккомпанировать – кто с гармонью или гитарой приехал. А статистами – ветхие старики.
- А те, что в силе и без гитар?
- О, у этих гон в самом разгаре! Быть в санатории и не закадрить себе женщину – деньги на ветер!
- Ты одобряешь?
- Констатирую и буду снимать. По-моему, желание и обожание женщины – народная русская традиция. Давай выпьем за это!
Чокнулись, выпили, закусили селедкой.
- М-да, женщины, женщины… - Голубев настроился на философские мудрости. – Недавно пустили на Западе дезу – мол, миллионы немецких женщин подверглись насилию во время оккупации Германии. Оккупацией они называют освобождение страны от фашистской проказы. Так вот… Хотели очернить русских солдат, а получилось наоборот. Все женщины мира воспылали желанием в любовниках поиметь кондового русского мужика…
- Так уж прям все?
- Все-все… Да не все мордами вышли для этого. Здорово по Западу прошлись инквизиция с эмансипацией. От вида их баб начинаю я понимать педерастов. Уж лучше мужика чпокнуть по пьянке, чем англо-саксонку с верблюжьей рожей. Господь в природе ничего не создал прекраснее русских женщин! Это факт, Геннадич. Давай и за это выпьем…
Выпили.
Поздняк покачал головой:
- У слова «кондовый» несколько сомнительное определение, чтобы считать его похвалой.
- А ты слышал прикол от Джигарханяна? Мол, почему в голливудских фильмах мужики при мочеиспускании смотрят вверх, а в российских вниз? Армен сам же ответил: «А на что там у них смотреть?» В этом значении «русский кондовый мужик» звучит гордо. Нет, Коля, что ни говори, а мужской гон не истребим, и его нельзя игнорировать. Зато можно смело сказать – здесь русский дух, здесь Русью пахнет…
Николай Геннадьевич, откинувшись в кресле:
- Ну, хорошо, про дух все понятно – как ты с начальством ладишь?
- Она мне ноги не переставляет – не поправляет, не наставляет. В своих делах Галина Алексеевна все знает и умеет – труженица, каких на свете мало. А в наших отношениях руководствуется правилом – учить ученого, только портить. И я благодарен ей за это…
Поздняк заметил вдруг и понял, что Голубев нашел случай выговориться, как человек не имеющий близких людей, но имеющий много душевных проблем. И его нечаянный визит дал коллеге такую возможность – она доставляет Ивану Федоровичу особенное удовольствие.
И еще понял, что бывший соперник его попутно для себя решает какие-то вопросы. И обращается в диалоге он не к приятелю, а в большей мере к самому себе. Его же задача, Поздняка, не мешать Голубеву найти верный ответ. Он не перебивал теперь собеседника, а только кивал, соглашаясь. Но желал таки выяснить, почему у Ивана как-то по-особенному светятся глаза. И звучит лирическая мелодия его души. Из-за кого?
Для себя же определил, что ненависти больше нет к удачливому сопернику, но усилилась зависть.
- Одним словом, нравится мне здесь, - завершил свою речь Иван Федорович, заметив, что собеседник его долго молчит.
Потом посмотрел на часы:
- Ну вот, посидели вроде не долго, а наговорились до отвала.
- И наслушались, - подсказал Поздняк.
- Да ты, вроде, ничего и не рассказал – все меня пытал.
- И о делах совсем не говорили. Ты когда сериал запускаешь?
- Попросил месяц для разгону, как в «Лесном озере», а потом – каждую неделю серию «на гора». Не получится – сами страдаем: ведь это же наша зарплата.
- Значит, снова станем пламенными конкурентами…
- Только теперь судить нас с тобой будут не старички станичные, а посетители Блога.
Голубев взял недопитую бутылку с водкой, повертел перед глазами, с любопытством рассматривая, но наливать не стал.
- М-да… работа, работа… Человек, должно быть, так и создан, что не может обойтись без неё. Вот и я – когда работаю, чувствую себя человеком. И всегда хочется показать, чего ты стоишь. Такие, брат, амбиции…
Поставил бутылку на стол, тяжко вздохнул.
- Вот ты, Николай Геннадьевич, как с писаной торбой носишься с «душой» - душа, душа, во всем должна быть душа, ищите её! А мой отец учил меня – в человеке ищи прежде всего человека. Помни – это главное, на этом держится мир.
- Да, конечно человек – это звучит гордо!
А Иван Федорович внезапно вдохновился:
- С чем можно сравнить человека? Говорят, с деревом. Оно пробивается даже сквозь скалы.
Но и Николай Геннадьевич тоже загорелся – может быть, от выпитой водки.
- Да, вот кстати, как ты собираешься снимать поцелуи влюбленных? Как в Голливуде – с широко раскрытыми ртами, чтобы видны были языки и зубы, и при этом артисты должны вертеть головами, словно собираются проглотить друг друга…
- Пусть целуются, как хотят – хрен с ними…
- А любовь у тебя в сериале будет или только мимолетные связи? Любовь настоящая, с переживаниями героев – при которой одному она дается легко, а другому невыносимо тяжело. Бывают парочки привязываются с первого взгляда, а другие только после долгих ухаживаний. Что об этом скажешь, Иван?
- Считаю, что настоящая любовь приходит в первого взгляда, когда невозможно ответить, почему полюбил. Если, конечно, допустить, что вообще существует любовь?
Все-таки, наверное, многовато выпили.
У Поздняка под воздействием спиртного внезапно вырвалось:
- А теперь скажи мне, Иван – в кого ты влюбился? Слишком заметно, что это так!
Голубев невесело рассмеялся:
- Тебе что за корысть знать?
- Это женщина здешняя, из твоей группы или из моей?
- Эта тема не обсуждаема. Да, я действительно влюбился, и хватит об этом!
- Наш несгибаемый Голубев в плену женских чар, - усмехнулся довольный Николай Геннадьевич.
Режиссер киностудии «Трактиръ» гордо вскинул голову.
- Я сказал тебе – прекрати! Ты узнал главное – она есть. И хватит об этом! Не люблю трепаться.
- Да я, в принципе, тоже. Когда-нибудь сам расскажешь. Или всплывет скандалом… Жизнь есть жизнь.
- Теперь я вижу, ты и в самом деле пришел мириться. Давай за это выпьем и пойдем подышим.
Перед тем как выпить прозвучал тост от Поздняка:
- Никто и ничто не заставит меня дружить с тем, с кем не хочу!
Гуляя по территории, режиссеры остановились под высокой голубой елью и глядели друг на друга, словно каждый из них неожиданно открыл в другом такое, что могло их сделать врагами. У обоих были нахмурены брови, закушены губы, руки глубоко засунуты в карманы… И оба молчали.
Поздняк терзался – столько часов коту под хвост: не стоило сюда приходить; мы антиподы, и никогда нам не стать друзьями.
- Что тебе Нарышкин говорит? – спросил наконец Голубев.
- Спрашивает о проблемах. В работу не лезет с советами.
- Как ты думаешь – надолго мы здесь застряли?
- Не знаю. Работа – сильнейший магнит в мире. Я так хочу семью сюда привезти и другим советую – места хватит всем разместиться.
Помолчали, подыскивая темы для разговора.
Голубев:
- Николай Геннадьевич, поскольку мы с тобой больше не конкуренты, то нам и делить нечего. И ссориться не из-за чего. На правах старшего бывай чаще, не бойся подсказывать – я не обижусь.
- А ты обещал делиться ноу-хау.
- Вот оставайся на съемку и все увидишь… К полуночи закончим. Закажи колеса у Алдакушева.
- Останусь обязательно, посмотрю… А ты ко мне когда?
- Давай я первую серию закончу, продам Нарышкину, отметим, а уж потом и в гости можно – за опытом…
Ну, кажется, перешли пороги. Тронулись с места, пошли дальше.
Уже после съемок ждали машину на автостоянке санатория. Разговаривали дружелюбно.
- Я его все-таки не понимаю, - говорил Поздняк, делясь наболевшим. – Зачем Нарышкин все это затеял? Неужели он действительно думает, что можно снимать бесконечные сериалы. У всего на свете есть начало и конец.
- Коля, как же ты берешься за дело, и сам в него не веришь.
- Платят, - пожал плечами режиссер «Станичников».
- А я верю, что сюжетов будет тьма, как и героев – нескончаемый поток.
- Тебе проще – в санатории ежедневная ротация. А у меня? На раз прошел село и уперся лбом в забор.
- Но люди-то в нем живут. И продолжают совершать поступки – женятся, детей рожают, дома себе строят. Кстати, не помню – говорил я тебе или нет, что у меня два сценариста?
- Зачем?
- А вот ты завтра приди и сам у них расспроси – чем орлы занимаются. Вон, кажется, за тобой машина с трассы выруливает…
Приехав в пансионат, Николай Геннадьевич достал рабочий блокнот и записал – два сценариста, выяснить…
Лежа в кровати, думал Поздняк – наладил он сегодня отношения с Голубевым или нет? Этого же хотел, а добился чего?
Не выяснив уснул, а проснулся ещё до рассвета. Лежал в темноте с широко открытыми глазами, и все, что накануне вечером казалось ему сложным и запутанным, теперь выглядело ясным и простым. Голубев настроен на работу. Сам он, разумеется, тоже. Так что им делить?
Вот если бы я вел дневник – думал Николай Геннадьевич, - сейчас бы с интересом почитал, как метались мои отношения к бывшему конкуренту. Наверное, записи эти могли оказаться длинными – в не один десяток страниц. А ведь все пока только начинается – это, так сказать, вступление. Впереди – бесконечные сериалы у него и у меня.
