А. Агарков.
Крутые разборки
Новым начальником моим стал директор комхоза Кожевников.
Некогда с Владимиром Михайловичем у меня были очень дружеские отношения. Мы вращались в одной тесной компании, нам было здорово вместе – мы пили, если, плясали и пели… Чего еще надо для крепкой дружбы?
Потом, увлекшись маркизой Ангарской, я от них отдалился. И сразу же наши дружеские связи с руководителем комхоза расстроились. Отношения его ко мне стали предубежденными – смотрел он на меня холодно и подозрительно, разговаривал сдерженно и уклончиво…
Впрочем, это все личное.
Как руководитель Владимир Михайлович был безупречным.
Приняв котельную под свое крыло, он мне приказал по понедельникам в восемь утра являться на оперативные совещания в контору комхоза. Сразу же после объявления о вхождении Восточной в его предприятие, занялся нашим трудоустройством.
Мы все написали заявления о приеме на работу. В комхозе были утверждены наши оклады – ну, очень высокие по их меркам. Не думаю, что это была щедрость Кожевникова – он-то как раз должен быть против. А настоял Шумаков. Виктору Григорьевичу очень хотелось не упасть в грязь лицом, вернув котельную в собственность района, перед прежним ее эксплуататором «Облкоммунэнерго». Конечно, зарплаты наши не дотягили до тех, что платили специалистам Центральной котельной, но были намного выше тех, что имели котельщики комхоза.
Кожевникова такое положение вещей весьма напрягало. И напряжение это тоже сказывалось на наших отношениях. Но все равно, отойдя под крыло комхоза, я почувствовал некую защищенность, которую не испытывал с первого дня этой новой авантюры первого заместителя Главы Увельского района. Как бы Владимир Михайлович ко мне не относился – было кому поплакаться, на кого переложить часть забот своих. По крайней мере, я так думал…
Шумакову вообще перестал звонить и появляться у него по собственной инициативе.
А дела мои, надо сказать, сначала отопительного сезона пошли все хуже и хуже. Совсем отвратительно пошли дела мои…
Ну, во-первых, мы чуть было школу соседнюю не спалили. Случись такое да еще с детскими жертвами, сидеть бы мне и сидеть долгие годы – может, сейчас только и вышел.
Как это получилось? А простая беспечность…
Позвонил директор школы:
- В кабинете под вашим расширителем появился след мокроты. Наверное, протекает…
Я послал ребят на крышу школы. Они констатировали – точно бежит. Занялись ремонтом…
Мне бы бросить все дела да накинуться на устранение аварии, но был занят какой-то срочной бумажной бюрократией и подумал – справятся.
Без меня котел потушили, циркуляционный насос остановили, воду стравили из расширителя. Подняли на чердак школы сварочный аппарат, кабеля протянули и устранили течь. Вернулись в котельную, мне доложили и пошли на обед.
Я все еще возился с бумагами, сидя за столом в операторской. Дежурный оператор Любовь Васильевна воды в систему подкачала до требуемого объема, насос циркуляционный запустила и разожгла котел.
Обед еще не закончился, Люба подходит:
- Смотрите, крыша на школе дымит.
Я посмотрел – мать босая! – дым из-под шифера выбивается как раз над расширительным баком. Времени даром не тратя, звоню 01.
Огнетушители оперативно примчались. Лестницу до крыши подняли, несколько листов сорвали и все там залили водой. Мало разводьев директору было на потолке? – получай капель в класс!
Я так понимаю причины возникновения пожара. Парни на крыше варили электросваркой. Искры вокруг фейерверком летели. Одна или несколько попали, скажем, в голубиный помет. Шаили-шаили… ну, и вспыхнули.
А дальше пошли сплошь мои косяки. Надо было находиться рядом в момент производства сварочных работ в пожароопасном месте. После их окончания надо было проверить и перепроверить – не осталось ли где искр не погасших? Не поздно было взобраться на крышу, когда ребята с неё слезли и мне доложили – все в порядке, начальник… Тогда еще было не поздно!
А теперь… Я стою перед директором школы Гайдуковым и не знаю, что сказать в свое оправдание, куда глаза спрятать от его укорительного взгляда.
Такой ущерб… Такой ущерб! Часть крыши порушена, в кабинете подтеки воды, сорван учебный процесс целой смены… Что теперь Юрий Михайлович мне предъявит?
Подходит старший пожарного наряда Сергей Иванович Кожевников – младший брат моего бывшего шефа Пал Иваныча да и мой добрый приятель.
Он улыбнулся от всей души:
- Я так понимаю конфликт вам не нужен? Если не против, я вызов оформлю учебной тревогой.
Поднимаю с надеждой глаза на директора школы. Тот плечами пожимает – конечно, зачем ему разногласия с котельной в самом начале отопительного сезона: мало ли что еще случится долгой холодной зимой; а затаив обиду, я всегда сумею отыграться на нем – он это понимает и протягивает мне руку.
Парни возвращаются с обеда, видят дыру в шифере крыши, прочие признаки экстренного тушения пожара и удивляются – что это было?
- Ваш косяк, - говорю. – Вот если бы премию, у вас отобранную в наказание, мне отдали, я вас ее лишил немедленно. А экономить деньги комхозу абсолютно не хочется. Пусть будет делом вашей совести.
Парни заулыбались. Они-то знали, чей это косяк на самом деле – не первый год на производстве. Знают, что начальник отвечает за все.
Ладно. Пожар мы пережили. Дальше дела пошли еще хуже, и об инциденте со школой мы быстро забыли. Их так было много несчастий, обрушившихся на мою голову, что я не буду перечислять – во-вторых, в-третьих – просто расскажу по порядку о всех.
За стеной котельной выложен был колодец кирпичом и врезаны задвижки на прямой и обратной подаче горячей воды.
Однажды дежурный оператор котельной Зина заметила клубы пара над ним. Послала Геру Палыча узнать, что там происходит. Сама встала у стеклянной стены – точнее набора окон во всю длину стены – наблюдая за ним.
Рябчук отодвинул люк, посмотрел и спрыгнул в колодец.
Тут я случился в котельном зале и движения Геры успел заметить.
- Что он там делает? – спросил.
Зина ответила:
- Заметила пар над колодцем. Германа Павловича послала, чтобы проверил.
Я, натянув куртку, из котельной вышел, залез на колодец и заглянул в него. В клубах пара Рябчука не было видно. И что-то шипело там…
- Ты живой, Герман Палыч?
- Да живой-живой…
- А чем занимаешься?
- Ищу утечку. Где-то сечет, блин, не пойму. Ага, кажется, здесь. Вот сволочь! Болт срезало. Анатолий, ты не мог бы мне ломик принести… или монтировку побольше.
Сходил в котельную и вернулся с ломиком, подал.
Герман Палыч в клубах пара поманипулировал им, и шипение прекратилось.
- Что там? – спросил.
- Да болт надо заменить, глядишь и прижмется крышка. Надавил ломиком на рычаг – слышишь ведь? – не сечет. Так что…
- Останавливаем котельную?
- Да не стоит. Ты можешь залезть и подержать, пока я за болтом нужным сбегаю и гайку ему подберу?
Долго не размышляя, спустился в парную колодца. Все было мокро, но вода не секла. Гера, пристроив ломик рычагом, давил на крышку задвижки.
- Вот здесь подержи вот так – я мигом слетаю. Устраним неисправность без остановки котельной.
И стал я Архимедом, который давит на рычаг, пытаясь Землю перевернуть. Через пять минут почувствовал, что взмок от пара до самых носков. Через десять я уже не потел, а люто мерз. Через пятнадцать минут благим матом орал:
- Рябчук, где ты там? Эй, кто-нибудь слышит меня? Сюда! Немедленно ко мне на помощь!
Потом бросил на ломик давить, чувствуя – надо мне выбираться, пока жив. Кинулся к люку, а в спину мне ударила струя горячей воды – ладно куртка спасла от ожогов. Спрыгнул с колодца – одежда парит. Припустил в котельную, сколько хватило сил. Вбежал в зал, где котлы стоят, радуясь, что не стал ледяной мумией – морозец-то ого-го! Не май месяц… Конец октября на дворе.
В котельной благодать – ни мороза, ни ветра… В котле пламя гудит, насос воду в трубы гонит… и никого! Да, етижь твою мать! Где народ-то?
В операторской, приветливо улыбаясь, сидит Горбач.
- Константиныч, что происходит?
- Это я тебя хочу спросить – куда народ дел? Захожу – ни людины… Что хочешь бери, что хочешь курочь… Так недолго и котельную к чертовой матери взорвать!
Я без сил опустился на стул.
- Ничего не понимаю.
- А ты-то откуда такой – на себя не похожий?
- Вон из того колодца. Там болт крышки сорвало – перетянули должно быть – и сечет под прокладку. Ломиком придавишь – держит. Слушай, Константиныч, раз уж ты здесь случился, а людей за борт смыло, выручай. Мне не во что переодеться, а в таком виде на мороз выходить чревато… Ты давай, подбери у слесарей болт и гайку на крышку задвижки – знаешь какие? – а я, тем временем, котел и насос остановлю. Будешь работать в комфортных условиях – люк открыт, пар быстро выветрится, а давления воды не будет.
Горбач – старая гвардия! – не отказался в беде помочь.
Пока он искал ключи, болт и гайку с шайбами, я остановил котельную.
Валентин Константиныч нырнул в колодец и вскоре вылез, помахал мне рукой – запускай! Я запустил насос и котел.
Горбач мне сунул болт под нос:
- Не сила срезала его, а источила твоя химия. Вот смотри, - он показал мне болт, у которого вдруг обнаружилась талия.
Чудеса да и только!
- Так каким чудным образом твои люди исчезли?
Я не ответил.
- Может, по телефону передали, что бомба в котельной заложена, и все слиняли?
Я уставился перед собой. Это был интригующий вопрос – куда могли люди мои подеваться? Настолько это было удивительно и неожиданно, что готов был в бомбу поверить...
- Ладно, пойду я, - Горбач сказал.
- Что? – я резко повернулся к нему.
- Вечером позже приду. Интересно мне, куда твои люди пропали. А сейчас пойду: тоже малость промок – как бы не простудиться.
Меня-то уже крепко знобило, и он это видел.
- Конечно, иди, - прошипел я сквозь зубы.
Константиныч ушел. А где-то через час появились мои сотрудники всей гурьбой.
Что оказалось?
Позвонили в котельную из комхоза – приходите, мол, за зарплатой. Зина, сучка, информацию приняла, зашла в слесарку и сказала:
- Нас всех зовут за зарплатой в комхоз. Знаете где?
Еще бы!
Все тут же переоделись. Гера Палыч про меня мигом забыл – скинул мокрую робу, штатский прикид напялил… Прихватили дежурного оператора и гурьбой пошли за деньгами.
Теперь они стояли передо мной, стерев улыбки с лица.
- Нет, вы не люди, вы – макаки безмозглые! Как можно уйти с работы без разрешения начальника? Даже не поставив его в известность… Зина, ты чем думала, когда оставляла работающую котельную безнадзорной и открытой?
Дежурный оператор опустила голову и расплакалась.
- Простите. Это моя вина, - голос ее упал. – Это я людей с панталыку сбила.
- Гера, а ты о чем думал, бросив меня одного в колодце?
- Ни о чем, начальник. Я будто умом тронулся. Все побежали, и я кинулся…
- Ладно. Черт с вами. Живите уродами. Как я этого не хотел, но ваша премия за октябрь останется в комхозе. А теперь валите отсюда, люди страшно бессовестные. Чтоб глаза мои на вас не глядели.
Все, кроме Зины, побрели на выход. Впрочем, она тоже следом пошла, а потом вернулась, закрыв дверь входную. Вошла и покачала головой:
- Анатолий, немедленно раздевайтесь. Иначе простудитесь. Вон вас как колотит…
- Да я, похоже, уже простыл, - с горестной насмешкой произнес. – То в жар бросает меня, то в холод.
- Тогда немедленно раздевайтесь!
- А мне не во что переодеться.
- Вот, Любин халат пока наденьте. Все равно ваша мокрая одежда не согреет.
Я снял с себя все, завернулся в халат. Зина развесила мою одежду на теплые трубы.
Все равно знобит. Пошел в душ, постоял под теплой водой. На горячую бойлер еще не тянет – котельная выдавала горячую воду, согласно утвержденному СЭС температурному режиму.
Вернулся в операторскую. Открыл телефонный справочник. Где-то здесь была запись на корочке… Ага, вот она! «Номер… Нина – самогон».
Позвонил – не стал колебаться. Выбирать не приходится. Хоть я строго-настрого всем запретил пить в котельной, но сейчас на кону стоит моя жизнь или здоровье. К черту принципы – надо спасаться. Жизнь наша так быстротечна: сама пройдет – моргнуть не успеешь. И не стоит ее укорачивать. А удача с надеждой – все само пройдет! – могут и не улыбнуться. Мне ли это не знать?
- Здравствуйте, Нина. У вас есть самогон? Почем? Как вас найти?
Дом был рядом. Попросил Зину сходить.
Самогон оказался крепчайшим. А по вкусу хуже тюменской «Варты». Полстакана таки осилил…
Зина, видя мои страдания, предложила:
- Анатолий, а давайте я этим самогоном разотру вас. Немного вы приняли внутрь, а остальное на кожу – очень полезно.
- Ну, давайте.
- Снимайте халат, на живот ложитесь.
Под халатом на мне ничего больше не было. Но я скинул его и лег на живот – пусть Зина любуется моими ягодицами.
Она не только полюбовалась, но и натерла их тщательно самогоном – как и спину, и бедра с лодыжками, и ступни…
- Перевернитесь.
А у меня от манипуляций её эрекция вздыбилась… Но и хмель в голове играет. На, любуйся – я перевернулся. Взглянул на Зину нагло и спросил:
- Что с этим-то будем делать?
Зина тяжко вздохнула и начала расстегивать пуговицы своей кофточки на груди, буркнув мне:
- Сейчас разберемся.
Вы понимаете ситуацию? Я мог наказать всех, лишив их премии за проступок. Но не Зину. У неё в родственниках региональный инспектор, который в любой момент мог отбивную сделать из моей котельной и меня самого. Так думал я и не мог рисковать. Но наказать Зину надо. Может, так?
Думаю, она все поняла и подыгрыла мне, тяжко вздыхая – мол, ой как не хочется, а надо: ведь напортачила. Сама, поди, в душе рада оседлать молодого жеребца.
Все так и получилось. Зина была очень искусна в любви – то отстраняясь, то налегая вновь, она довела наш интимный акт до одновременной кончины. Не получилось однако наказания. Ну да ладно – может, в следующий раз…
Когда шмотки мои просохли, я оделся и пошел домой, пугая случайных прохожих запахом самогона. Надеялся встать в час Пикуля и отвлечься от стресса, работая над рукописью.
А утром другие заботы. Я решил пойти к Кожевникову и все рассказать – может, посоветует, что предпринять в сложившейся ситуации. Но по двум-трем репликам понял, что Владимир Михайлович отнюдь не на моей стороне. Почему? А возможно, все из-за тех же окладов. Быть может даже, ему очень хочется в чем-либо меня дискредитировать в глазах Шумаков – и котельная, мол, плоха, и начальник её дерьмо. Так что же я сам стучу на себя?
Кожевников мне сказал:
- Пиши докладную по факту произошедшего, я разберусь.
Из его кабинета перешел в «Службу Заказчика». Попросил лист бумаги, ручку… И вот тут задумался. Нет, Кожевников, мне не друг. Он пойдет с моей докладной к Шумакову клепать на меня. Зачем же я сам сую голову в его петлю? Очень даже может быть, что звонок о зарплате был сделан нарочно в том виде, в котором был сделан, чтобы посеять хаос в котельной. И он возник. А могли бы сказать: «Пригласите начальника» и мне сообщить о зарплате для коллектива. Я бы сам тогда решил, кого отпускать в комхоз, а кого оставить в котельной. Но не пригласили…
И в конце концов, так получилось, что я должен писать докладную на свой народ, расписываясь в собственном бессилии… Не стал писать. Пошел и получил зарплату за три месяца. Позже половину Томе занес, как и условились, на дочь. Четверть еще раньше отправили Ольге на сына. Алиментами.
Пойдем дальше.
Пришел я в котельную часов в одиннадцать.
Мать босая! Все четыре моих мужика напились и продолжают пить – даже дежурный оператор Строгонов. Накрыли в слесарной стол, бутылка у них стоит, закуска – пустая уже на полу у стены… Хорошо сидят! - пьют, закусывают, курят и говорят…
Помню, в подобную ситуацию как-то попали мы с Шумаковым. Я тогда экскаватором занимался – зачем-то приехали с ним в комхоз. Начальника в конторе не нашли. Отправились по боксам искать. В одном, уютненько так устроившись – бутылочку на окошко, на газеточке помидорчики – выпивают двое водителей. Шумаков подскакивает, бутылку об стену – хрясть!...
- А ну пошли отсюда, мать вашу так!
Когда вернулись в «ниву» я спросил:
- Виктор Григорьевич, а вы не боялись, что они вам за обиду перо в бок сунут под шумок?
Первый заместитель Главы Увельского района улыбнулся:
- Но ты же мне спину прикрывал. А спереди я никого не боюсь…
Бутылку о стену я бить не стал. Даже голоса не поднял. Спокойно сказал:
- Строгонов, иди в котельный зал. Там у тебя сигнальная лампочка горит – «мал уровень воды».
Вовок убежал, хотя я соврал.
- А вы, господа, забирайте пойло свое, закусь, все личные вещи из рундуков и на выход. Здесь вы больше не работаете – Кожевников сегодня приказ подписал.
Тоже соврал, но злость душила меня, и голова не работала, придумать что-нибудь поумнее.
Дверь распахнул из слесарки и придерживал, подгоняя:
- На выход… На выход…
Они вышли и столпились, о чем-то вполголоса рассуждая.
Я обогнул их, распахнул дверь в котельную и предложил:
- Прошу посторонних удалиться.
Двое вышли. Рябчук задержался.
- Анатолий.
- Шагом марш, я сказал! – и вытолкнул Палыча наружу.
Закрыв дверь на засов, пришел в операторскую.
- Начальник, ты чё, белены объелся? - заплетая языком, бубнил Строгонов. – Ну, присели мы… Ну, по маленькой… С первой зарплаты на новом месте… Святое дело.
Эти слова не воодушевили меня.
- Ты ложись и не хрюкай. К вечеру должен проспаться. Не буду же я за тебя сутки дежурить тут.
Строгонов лег на диван, послушно закрыл глаза, но бубнить продолжал. Долго бубнил… Потом затих и уснул. Ближе к вечеру он встал, принял душ и сменил меня.
Я шел домой и думал – черт! ситуация запуталась до конца; что завтра делать?
Не знаю.
Утром в котельной застал одну Галину Захаровну.
- А где народ? – удивилась она.
- Я всех за пьянку вчера уволил.
Она построжала.
- Могу я спросить, зачем вам это надо? Странно ей-богу! Какова ваша цель?
- А цель моя, Галина Захаровна, - вежливо проговорил я. – Укрепление трудовой дисциплины. В котельной строго-настрого запрещено пить. А они вчера выпили…
Галина Захаровна глубоко вздохнула.
- Анатолий Егорович, простите, я слышала, вы очень мало работали на производстве, но ведь работали же… Неужели рабочие у вас не пили?
- Пили да еше как! Во вторую смену совсем никто не работал.
- Ну, вот видите!
- Нет, Галина Захаровна, это другой случай. На заводе пьяный станочник мог оторвать себе пальцы иль руку… Но я станки у них выключал, не допуская к работе. Только выгнать не мог – пропускной режим. А здесь пьянства не допущу совсем. Если котельная рванет по вине какого-нибудь алкаша, мало никому не покажется…
- И что теперь будем делать?
- Не знаю.
В одиннадцать часов явился Василий Ротанов, весь нарядный – в галстуке даже… Но заметно поддатый. Подумал я, он за личными вещами и не стал выгонять. А Вася что-то засел в слесарке. Сходила к нему Галина Захаровна, вернулась взволнованная.
- Он сидит, нож точит. Говорит: «Зарежу начальника». Вы бы ушли, Анатолий Егорович, от греха.
- А вы не боитесь, Галина Захаровна?
- Про меня он ничего не сказал.
- Ну, тогда идите-ка вы в комхоз за зарплатой, мы с Васькой тут сами во всем разберемся.
Галина Захаровна вполне искренне:
- Нет. Я вас здесь одного не брошу.
В полдень пошел к сестре на обед. А когда вернулся, Ротанова уже не было. Я отправил Галину Захаровну в комхоз, объяснив как дойти, и сам стал дежурить. Так и день прошел.
На следующий день вся моя шатия-братия заявилась – трезвые и хмурые. Я в операторской сидел, они там даже не появились – переоделись в рабочее и отправились в обход по трассам с озабоченными лицами.
Ну, делайте, делайте вид, что ничего между нами не произошло. Я приготовил вам кузькину мать!
За час до обеда пошел на мельницу «Стандарт» и разыскал зятя. Владимир Андреевич Евдокимов, должен вам рассказать, в молодые годы свои был натуральным королем Увелки по прозвищу «ЕВА» - аббревиатура от первых букв фамилии, имени и отчества. Авторитет его был настолько высок, что я, ничем более не выдающийся кроме футбола и шахмат, катался за его спиной, как сыр в масле. На танцы ходил без страха. Все известные хулиганы Увелки дорогу перебегали, чтобы руку мне пожать и поинтересоваться – как здоровье у короля? Я своим особым положением не злоупотреблял. Ну, раз, может, два пожаловался, когда надо мной надругались очень бессовестным образом. А вот сейчас примчался к нему и все рассказал – мол, сладу нет никакого с моими мужиками: пьют и не слушаются; выгнать хотел, а кого взять?
- Может, ты с ними поговоришь по-мужски?
Зять мой взглянул на часы и сказал:
- Ну, пошли.
Пришли в котельную. Моя братва, как суцики (сам не знаю, что это за слово, но очень подходит в той ситуации), сидит в слесарной. Владимир Андреевич сказал представительно:
- Мужики, ваша котельная не просто место работы. Зимой она для нас все. Сколько мы натерпелись со старой, угольной – то не работает из-за аварии, то мало тепла выдает… Когда эту построили и пустили, мы все здесь обрадовались – наконец-то по-человечески заживем! И теперь представьте, что с нами будет, если вы по пьяне её взорвете? Нет, что с вами будет… Так вот, чтобы этого не случилось – не дай Бог! – я беру вашу котельную под личный алкоконтроль. Телефон свой операторам оставлю, сам буду сюда наведываться и как только обнаружу пьянство на рабочем месте, буду зубы выбивать. Начну с зачинщика… Гера, у тебе есть, что выбить?
- Да нет, конечно. Ты «Евка» же знаешь.
- Советую вставить. Зубов не найду, носы и челюсти буду ломать – это больнее.
Зять перевел дух.
- Надеюсь, вы меня поняли? – голос его дрогнул. – Или авансом выписать?
- Да нет-нет, не надо аванса, - все разом заговорили. – Мы тебя поняли.
Думаете, все – я их сломал? Ничуть не бывало.
Образован ты, книжки пишешь – это ни о чем еще не говорит. Ум природный русского мужика перехитрит и два высших образования. Это я к слову о своем противостоянии с трудовым коллективом. Я на них Еву натравил, а они на меня Коваля.
Кто такой? Сейчас расскажу. Но пока немножечко отвлекусь, чтобы вся цепочка последующих событий выглядела стройной.
Зять машину берез привез. Сказал маме:
- Это тебе, теща, подарок!
Я мужика с бензопилой пригласил – все распили на чурки. Решил по выходным рубить на поленья. Выхожу с топором, тюкнул пару раз, мама зовет:
- Тебя к телефону.
Дежурный оператор котельной Любовь Васильевна звонит:
- Начальник, приходи и погляди – непонятное что-то творится.
Блин! Что там случилось?
- Сейчас прибегу!
Идти-то ведь мне через весь поселок.
Переоделся, пошел, пришел.
- Что случилось? С водой? Котлом?
- Нет, - говорит Любаша. – Со мной!
А саму смех разбирает. Начала раздеваться. Совсем разделась, даже штору окна не задернув.
- Что стоишь как истукан? Не нравлюсь?
Ну, что тут сказать? Разделся и я, только штору задернул.
И стали мы с Любой встречаться – каждый раз через три дня. Если её дежурство выпадало на рабочий день, она всегда в толкотне и суете умудрялась шепнуть мне:
- Сегодня останешься?
Если день выходной, она звонила:
- Приходи, начальник, у меня течка.
- Может, утечка?
- А какая разница? Все равно приходи.
- Будет минет?
- Почему нет?
Люба была прекрасной любовницей – молодая, спортивная, симпатичная. Секс она любила и могла заниматься им сутками напролет, отрываясь только на подпитку воды.
Наверное, о нашей связи все быстро узнали и начали шептаться по углам. По крайней мере, Зина начала мне вдруг рассказывать про Любашины шашни в котельной воинской части. А мне-то к чему эти подробности? Я её в ЗАГС не собираюсь вести…
Меня Люба устраивала всем – особенно тем, что всегда сама приглашала меня. Если бы она этого не делала, я не ходил к ней в выходной и не задерживался после работы. Таковы мои новые правила отношения с женщинами – они должны за мною гоняться, а не наоборот.
Зине, конечно, этого не понять. Однажды нам было с ней хорошо. И теперь она думала, что я буду ухаживать за ней, уговаривать… и прочее. Нет, уважаемая, не дождетесь!
А Любочка быстро сообразила – хочешь начальника? – так позови.
Ладно, я это к тому рассказал, чтобы кольцо замкнуть – Коваль был Зине гражданским мужем.
Итак, Коваль. Владимир Ковалев.
В молодости он был сильным и смелым парнем. Жил в Чапаевке – по нынешним временам поселок Плановый. Считал себя городским жителем, поскольку поселок входил в черту Южноуральска. Ходил на танцы в ДК. А однажды пошел на площадь, где проводилось массовое гулянье, посвященное празднованию Дня Победы. После салюта потопал домой – немного навеселе, немного уставший от впечатлений… И вдруг к нему за шиворот прилетела непотушенная сигарета.
Коваль голову поднял:
- Эй, ты что творишь?
- А что, попал? Ты смотри, какой я меткач!
- А ты не подумал, меткач, что за такие дела я тебе могу хрюкальник разворотить?
Мужики сидели в квартире и выпивали. Четверо их было. Четверо против одного…
- Ну, поднимайся, - сказал с балкона мужик и номер квартиры назвал. – Развороти мне хрюкальник…
Коваль поднялся и позвонил – лицо его было багровым от обиды, губы кривила зловещая улыбка. Ему открыли. И начал он дубасить четырех выпивших мужиков. Всем надавал – никого не обидел. Только один за нож схватился и порезал Коваля – не смертельно. Вовик ножик отнял и троих сам порешил – насмерть. Один в туалете закрылся. Как Коваль не бился, сломать дверь не смог. Потом успокоился и вызвал ментов. Дождавшись их, сдался.
Срок Коваль получил немалый, но на зоне был уважаем. Отсидев и вернувшись, бандитом не стал. Нашел работу и женщину, но жил по понятиям.
Думаю, после визита зятя, мужики котельной и решили натравить на меня Коваля – благо знали где его искать и как на меня натравить. Зина тоже, думаю, приложила к подлому делу свою руку.
Итак, Коваля на меня натравили. Но поскольку он жил по понятиям, не мог просто так приехать в котельную и меня замочить. Сначала он поехал к Смотрящему за Увелкой.
С Абдуллой мы не раз пересекались в молодости – скорее на дружеской ноге, чем наоборот. Он не мог меня просто так бросить. И потом котельная моя обогревала и его коттедж – это тоже немаловажный фактор в мою защиту. Наконец, и Коваль, и Абдулла прекрасно знали моего зятя.
Поэтому Смотрящий сказал народному мстителю:
- Предъявы свои предъявляй, но парня не вздумай калечить!
Так что смерть мне грозила лишь в исключительном случае…
Итак, парни мои сидели на корточках перед циркуляционным насосом, меняя ему сальниковую набивку – воду гонял другой, по соседству. Я в сторонке стоял и наблюдал, взяв за правило лично участвовать в каждом ремонте. В этот момент дверь распахнулась и в котельную вошли двое. Впереди шел Коваль. В руках у него была дохлая крыса. Наверное, он намеревался в лицо её бросить мне – своеобразная «черная метка» бандитских понятий. Но бросил в морду Васьки Ротанова.
Васек единственный, кто поднялся при виде Коваля, шагнул ему навстречу и протянул руку для пожатия. А надо сказать, что он тоже судимый и отсидевший, но по очень нехорошей статье. Зэками не уважаемой. Ковалю было западло пожимать такому руку – вот он и удостоил Ротанова дохлой крысой.
Короче, сварщик мой спас меня от бандитской «черной метки», но не от всего остального.
- Ты здесь начальник? – Коваль остановился напротив меня.
- Ну, я. А в чем дело?
- Надо поговорить. Пойдем выйдем.
Зина, увидев гражданского мужа, выскочила из операторской, к нам подбежала. От ужаса широко раскрытыми глазами говорила мне – не ходи с ним, не ходи…
И как она себе это представляет? Бежать в туалет и закрыться там?
- Ну, пойдем, - говорю, - выйдем.
Как только дверь в котельную за мной захлопнулась, Коваль ударил меня кулаком в лицо – не сильно, но больно: в уголке рта появилась кровь.
- Ты что творишь?
- Знаешь меня? Я – Коваль.
- Ну и что?
- Это тебе за то, что ты пристаешь к моей жене.
- Ты с дуба рухнул?
Я быстро соображал… Коваль, Коваль… Конечно слыхал про подвиги его. Теперь он приехал мочить меня? Но почему вдвоем? Мне бы и его одного за глаза хватило. Скорее подельник его взят для того, чтобы Коваля удержать, если он в раж войдет в случае адекватного моего ответа. Но я же не буду отвечать. Спасение мое не в честной драке, а в базаре по понятиям. Я это быстро все просчитал, взвесил все плюсы и минусы ситуации – и про зятя, и про Смотрящего – и пошел в наступление.
- Коваль ты что творишь беспредел? Совсем распоясался? Кто тебе наврал про мои приставания к твоей жене? Ну-ка пойдем, её спросим.
Коваль левой рукой ударил меня в лицо – вспыхнул болью другой уголок рта, и кровь пошла. Прокомментировал так:
- Это тебе за то, чтобы премии мужиков не лишал. Знай свое место, начальник.
Я не вздрагивал, не защищался, не уклонялся – просто стоял напротив него и презрительно улыбался, сжимая кулаки в карманах. Нет, губы я все-таки промокнул рукавом, а потом опять руку сунул в карман.
- А вот в этом ты мне не указчик. Будут пить – буду наказывать. У тебя все или еще будут предъявы?
Я понял, чего Коваль добивается. Абдулла наверняка запретил ему меня калечить – от того и удары таксебешные. Душегуб наемный хочет, чтобы я пал на колени и заплакал от страха; чтобы о пощаде умолял; или, в крайнем случае, убежал, спасая шкуру свою…
Не дождется! В данной ситуации скорее он в моей власти, а не я в его.
Третий удар был самый сильный – кулаком в переносицу. На ногах я устоял. Но искры посыпались из глаз. И на какое-то время лишился зрения.
- А это за то, что ты мне не нравишься, - прокомментировал Коваль. Потом повернулся, хлопнул приятеля своего по плечу, и они пошли прочь.
А ведь я выстоял! Не упал на колени, прося пощады; даже в базаре не заискивал перед ним… Вот он уходит, а я стою, как и стоял, на месте. Значит что? Значит, крепость не сдалась врагу! Враг отступает без славы!
- Слышь, Коваль, - крикнул в спину ему. – Ты ответишь за беспредел.
Он кинул через плечо:
- Закрой пасть, начальник. А то ведь вернусь.
Мудрый совет – стоит ему последовать.
С разбитым и окровавленным лицом не стоит идти в котельную. Пошел к сестре – благо рядом живет! – умылся, привел себя в божеский вид. Людмила заклеила мне переносицу – то ли у Коваля перстень на пальце был, то ли костяшки кулака деревянные – содрал кожу, гад.
Сестре я сказал, что тюкнулся о задвижку. А зятя нашел в «Стандарте» и всю ему правду рассказал.
- Коваль, Коваль…- Владимир Андреевич в раздумье пожевал губы. – Я знаю, что тебе надо делать. Прими-ка ты в котельную Спешилова бригадиром. Он в ней шилом порядок наведет.
Виктор Дмитрич был однокашником моего зятя в «ремеслухе». Эту дружбу они пронесли через всю жизнь. У него мама жила в Увелке, в микрорайоне Восточный. Они с женой частенько её навещали. Ну и Евдокимовых, конечно. Даже у нас на Бугре всей компанией были…
Сами Спешиловы жили в Ташкенте. Однажды сестра Людмила с семьей побывала у них в гостях. Рассказов о впечатлениях не переслушать – о гостеприимстве, об азиатских экзотах… Ну и конечно, Ташкент – город хлебный.
После распада Советского Союза людям русским стало опасно жить в разных там Чуркестанах. Вернулись Спешиловы, поселились у мамы. Виктор Дмитрич работу искал. Побывал у Кожевникова. Тот предложил ему место слесаря в котельной Восточная. Обо всем этом я уже знал. И Спешилова хорошо знал, и уважал. И ждал.
Но только сейчас, после слов зятя, подумал – а действительно, не плохо бы поставить Спешилова бригадиром.
