А. Агарков.

В радости и горе

Этим летом отец крепко сдал. Если прежде, хоть раз в неделю выходил в центр, в свой ветеранский магазин, то теперь дома сидел. Ну, не буквально сиднем сидел – нет. Утром вставал, делал необходимые дела, а потом растоплял в бане печку, садился на ее порог, распахнув дверь, и смотрел на огонь, открыв дверцу печи. И так каждый день…

Мама ворчала на него сначала:

- Зачем ты ее каждый день топишь? Мне не нужна сегодня горячая вода … А готовить удобнее на электроплите. 

Потом отстала и мне сказала:

- Не трожь его. Человек с жизнью прощается.

Мне стало жутко от осознания – вот так вдруг и навсегда потерять отца. Попробовал заговорить с ним. Но всегда общительный и оптимистичный отец покивал головой молча, тщательно пряча взгляд… и все.

Недели две мы практически не общались, каждый занятый своим делом. Вдруг он подходит ко мне почти бодрым шагом, словно с плеч его сняли груз. Я как раз голову ломал – что же мне делать с Бородиным?

А тут отец тихим бесцветным голосом говорит:

- Как же мы зиму будем зимовать, сынок? Сена-то не накосили Жданке. И ты в «Альтернативу» не едешь. А?

Старческая фигура его снова сгорбилась, но как-то набок – как Пизанская башня.

- Пап, а может хватит подсобным хозяйством заниматься? Сейчас в магазинах все есть. Не любишь пастеризованное молоко? Можно брать у соседей.

Отец от моих слов совсем сник. Из кухни мама пришла и села на диван.

- Нет, без коровы никак нельзя. Я, если не поем молока, весь день хожу голодной. А сено можно купить. Хватит тебе, Егор, деньги копить.

С некоторых пор отцу, как ветерану и инвалиду войны, стали платить большую пенсию. И он на радостях объявил нам – хочу стать миллионером! Мама с пенсией своей нет-нет да сходит в магазин. Я из поездок или походов всегда возвращался с пакетом продуктов к столу. Корова давала молоко. Огород – фрукты и овощи… А отец копил миллион, храня свою пенсию на сберкнижке.

После слов мамы отец достал из коробки с документами свою сберегательную книжку и демонстративно сунул в нагрудный карман – мол, никому не дам то, что мое.

И тут ко мне пришла мысль:

- Ладно вам, я решу проблему.

Открыл телефонный справочник, нашел село Каменское, Бородина А. П. Набрал номер. Попал в десятку.

Мужской голос в трубке:

- Алё.

- Здравствуйте, Александр. Это Агарков. Вы ко мне приезжали. Помните? По статье…

- Да, конечно. Вы согласны?

- Надо настроить общественное мнение так, чтобы не было бунта в селе. Ну, а уж если вздыбятся мужики, то на вилы должны поднять Согрину, а не вас. Правильно я понимаю поставленную задачу?

- Именно так. Отлично сказано!

- Я готов взяться за нее, но услуга платная.

- Все понимаю. Сколько скажите, столько и заплачу.

Это обещает человек, у которого не хватает денег, чтобы уладить скандал без журналиста. Ну уж нет!

- Вы же фермер? А мне нужны грубые корма для коровы на зиму.

- Скажите, сколько надо.

- Две тонны сена, две соломы.

- Будут! – секунды не колеблясь заявил Бородин.

Помня реутовский опыт, уточнил:

- У вас же стандартные рулоны? Значит, всего – десять штук.

- Будут десять, - согласился фермер.

- Тогда я к вашим услугам.

- Через два часа я за вами заеду, - сказал Бородин и положил трубку.

Не без гордости объявил родителям:

- Сейчас я поеду в Каменку, напишу фермеру статью в газету о его проблемах, и у нас будут четыре рулона сена и шесть – соломы.

Мама с любовью и гордостью на меня посмотрела.

Отец покивал – мол, информацию принял, но сберкнижку в коробку с документами не вернул.

С Бородиным мы объехали его магазины во всех трех селениях. В Зеленом Логу хлебом действительно торговала старушка с лотка на улице. В Каменском магазин не работал. В Кабанке имел удручающий вид – в плане товаров и всего остального. Но со слов атамана – здесь еще дораспродавываются товары рабкоопа. М-да…

Вернулись домой к Бородину. Хозяйка щедрой рукою накрыла стол. Хозяин поставил шкалик со спиртом. Стопочку мне налил, себя поберег – мол, за рулем. А я хлобыстнул и поел… Потом пришла мысль – к Согриной не сходил! А ее свидетельские показания очень нужны и важны.

Пошел один под прикрытием ксивы областного журналиста. Шел не спеша, дышал глубоко, чтобы нейтрализовать последствия воздействия на организм рюмки спирта. Поглядывал вверх – в бескрайнюю и чистую, без единого облачка, небесную синеву. Летевший в вышине самолет тянул по небосклону узкий белый след, похожий на нечаянно брызнувшую на синий холст белую краску.

Галина Михайловна была женщиной не только строгой и гордой – что не удивительно для начальницы – но и очень красивой. Приняла меня настороженно. Отвечала сдержанно. Когда поставил вопрос – как так могло произойти на собрании пайщиков, что меньшинство переголосовало большинство, пригрозила:

- Если напишите критическую статью, закрою магазин и в Кабанке.

Жаль кабанцев, но статья таки будет. Посудите сами – собирается собрание дольщиков, предлагается ввести легитимный лимит в тысячу рублей, и те у кого их нет – а таких наверняка большинство! – дружно поднимают руки за то, чтобы лишить себя того, что еще есть из рабкооповского имущества. Удивительно! Или не так? Голосовали паями… Скажем, те, у кого пай в тысячу рублей, имеет в десять раз больше поднятых рук, чем те у кого пай в сто рублей. Может быть. Но тогда у тех, кто остался за бортом потребсоюза, оставшиеся в нем дольщики обязаны выкупить их паи – пусть по какой-то номинальной стоимости, но за реальные деньги, а не поднятием рук. В противном случае это грабеж. И конфликту не журналист нужен, а прокурор.

Об этом и заявил Бородину, вернувшись к нему.

- Там видно будет, - покивал атаман.

Этот же вопрос я задал председателю райпотребсоюза Фетисову В. А., когда заявился к нему на следующий день.

Вначале беседы Владимир Александрович посетовал на такую допущенную государством несправедливость:

- Магазины в селах строили колхозно-совхозные администрации вкупе с райпотребсоюзом. А теперь они перешли в муниципальную собственность и выставляются на свободные торги.

Это как намек на третий закон Ньютона – нас обманули, и нам можно.

Когда же речь зашла о пресловутом собрании пайщиков-дольщиков потребкооперации и его решении о легитимном лимите, Фетисов резко насупился и предупредил меня об ответственности журналиста за клевету в средствах массовой информации.

- Клеветы всяко разно не будет, но возможна ошибка. Я для того и пришел к вам, Владимир Александрович, и спрашиваю для того, чтобы ее избежать. Скажите мне правду – как такое могло случиться? – и я уйду.

Но Фетисов стоял на своем – тема, мол, изначально клеветническая и нечего ее поднимать.

- Или тебе заняться нечем? – вспылил председатель райпотребсоюза.

Не без гордости за минувшие гонения райкома партии заявил:

- Я журналист. И это моя работа.

Статью написал. Об угрозах Фетисова подумал так – сподручнее будет просить прощение, чем разрешение. Позвонил Бородину. Тот тут же примчался. Прочитал, сидя в машине, и улыбнулся:

- То, что надо.

Правда, улыбка эта больше походила на гримасу. Видать сроки поджимали атамана.

- Ускорить процесс можно?

- Завтра отдам в набор и улажу все формальности. Надеюсь, послезавтра газета будет готова.

- Звони прямо из типографии.

Я так и сделал. Бородин приехал и забрал весь тираж. Да простит меня АФ «Комсервисагро»!

Через два дня атаман позвонил.

- Мы раскидали газету по всем почтовым ящикам в трех селах. Брожение в массах началось. Во что оно выльется, видно будет. Но в любом случае приезжайте за расчетом.

- Спасибо. Понял.

Тут же родителям объявил:

- Ну вот, корма коровке заготовлены – можно ехать и грузить.

Мама обрадовалась, отец проворчал:

- Надо сначала качество посмотреть. А то подсунут такую гадость, которой овцы даже побрезгуют – дороже вывоз будет стоить.

Отцу  не верилось, что за четыре часа можно накосить корове на зиму – не выезжая в леса, не кормя комаров.

- Давай съездим.

Опять набрал атамана, обсказал ситуацию. Бородин ответил:

- Меня завтра не будет в Каменке. Подъезжайте домой ко мне – помните где? – возьмете парнишку моего, и он вам покажет дорогу на полевой стан. Все там, и люди там – вам покажут ваше сено-солому.

Назавтра мама собралась в поездку с нами. Завели «запорожец» и покатили. День был прекрасный! Родители мои оживились, разговорились. В Каменское приехали дружной семьей. Забрали сынишку атамана, за село поехали – на полевой стан крестьянского хозяйства «Импульс».

То, что нам обещали отпустить, было выше всяких похвал. Озимая рожь, скошенная в период молочной спелости зерна колоса – в меру подвяленная, сохранившая зеленый налет, закатанная в рулоны. То ли сено, то ли солома – не поймешь, но отец остался страшно доволен.

Полевой стан крестьянского хозяйства»Импульс» охраняла огромная собака Бородина. Увидев сынишку хозяина, просто набросилась на него – затормошила, лаская, а он ее. В обратную дорогу собрались – она следом бежит. Бежит и бежит… Я газу прибавлю – не отстает. Как же мне на «запорожце» по проселочной дороге умчатся от пса? Пришлось остановиться и забрать в салон. Так и увезли охранника в Каменское. Да ладно, Бородин вернется из Челябинска, наведет порядок…

По дороге домой заехали в березовый колок – целый пакет груздей наломали. Дома пообедали, отдохнули и сели с мамой мыть грибы. Отец ходит вокруг озабоченный. Видно было по лицу – собирается сделать важное правительственное заявление. Наконец, решился.

- Корм хороший. Ищи машину – я заплачу.

- Ну, слава Богу! – шепнула мне мама. – В семью вернулся. А то совсем Господу душу отдал.

Машину я нашел – длинномер. Пока звонил атаману, отец торговался с водителем.

Приехали на полевой стан. Бородина опять не было, но парни без команды стали грузить нам рулоны – двое в кузове, один на погрузчике. Когда захлопнули задний борт, я, запрыгнув на колесо, заглянул в кузов – он был полным. Точнее – четырнадцать рулонов отличного корма нагрузили мне фермеры «Импульса». Говорили, вроде бы, о десяти. Должно быть, прибавка вышла. Конечно же, это лучше упреков – мол, ни хрена не сделала твоя газета. Видать, сделала…

У Павла Ивановича Кожевникова, плотно обосновавшегося в Челябинске, в Увелке остались мать, старшая сестра и младший брат. Он частенько их навещал. Однажды мы пересеклись…

- Спасибо, шеф, за Бородина! Я неплохо заработал на этой теме. По законам бизнеса посреднику причитается десять процентов от сделки. Правда, Александр рассчитался со мною сеном – полтора рулона твои. Возьмешь?

Мы посмеялись.

- Помочь хорошему человеку всегда приятно. А видеть, что дело сладилось – сердцу отрадно…

- Вот бы нам президента такого!

Пал Иванович, смеясь, толкнул меня.

- Или губернатора…

Громче смех, хлопок по плечу.

- На крайняк, главу района…

Приятно встретить старого друга!

В этом номере у меня закончился рассказ, а место осталось на литературных страницах. Что делать? Начинать новый не имеет смысла – картинку еще одну ставить придется, тоси-боси…

Выход подсказала Галина Подгайко – мы частенько пересекались в типографии и, возможно, ей, как ответственному секретарю редакции «Настроения», было стыдно передо мной за бесстыдство «папика».

- У меня есть много стихов Марии Ивановны Трениной – поставь их, если она не будет против.

Сходить к чете Трениных, угостить их своей газетой для меня было Новогодним праздником. Да и они мне оказались рады – усадили за стол, напоили чаем. Мария Ивановна согласилась на бесплатную публикацию в моей газете своих стихов. Люда постаралась их так оформить, что номер получился замечательный. А стихи просто прелесть! Из-за них на газету охотились – ведь я рассылаю её далеко. А тут – куда ни зайду, везде «Лира» открыта на странице стихов. Читают, расспрашивают, хвалят… Приятно!

Такой случай был. Пётр Георгиевич Адабашьян раскрутил фирму с двусмысленным названием «Строматек». Ну, что-то там со строительными материалами связано… Стал в «Настроении» выпускать целую вкладку, посвященную этой фирме.

Ну, думаю, созрел клиент – пора встречаться. Он построил офис на пустыре в Южноуральске. Теперь это здание принадлежит налоговой инспекции. Ладно, тогда еще в нем работал Петр Георгиевич.

Поехал. Мне представляться не надо – знакомы с партийных времен.

Увидев меня, вошедшего в его кабинет, Адабашьян склонил голову набок и поцокал языком:

- Ну и кто мы теперь?

Я все козыри на стол:

- Корреспондент областной газеты и редактор своей рекламной.

Бухнул «Лиру» ему под нос.

- Цель заброски? – шутит Петр Георгиевич.

- Хочу вашу рекламу пустить по своим каналам.

- У меня проспекты, - пододвигает ко мне хозяин стола и кабинета стопку брошюр.

- А у меня «Лира», - киваю на свою газету.

Следующие несколько минут мы молча сидели и каждый занимался своим делом – Адабашьян читал мое издание, а я его проспекты. Оторвался, смотрю – глава «Строматека» губами шевелит.

- Ты что там шепчешь, Петр Георгиевич?

- Музыку подбираю. Стихи прекрасные.

Стихи Марии Трениной, а мне было так приятно слышать эту похвалу – будто за свои собственные! Похоже у опубликованного произведения, как и положено, два родителя – автор и редактор, который доступ народа к нему обеспечивает.

Марии Ивановне я обо всем этом рассказал, когда принес в подарок несколько экземпляров. Она тоже была очень рада и меня благодарила.

Но вернемся к прозе жизни.

Чтобы сделать Россию новой, говорит наш замечательный премьер, нужен новый человек с новым мышлением. А где его взять? И куда девать старого?

Ладно, это вопрос риторический – займемся насущными делами. 

Строители Увельской МПМК-1, межколхозной передвижной механизированной колонны номер один, во времена осуществления в стране Продовольственной программы КПСС, неплохо поработали и заработали на расчетный счет круглую сумму. Транжирить деньги не стали, а решили выкупить свое предприятие и поделить. Не кирпич и машины, но акции на право владения определенной долей имущества. Теперь организация называлось закрытое акционерное общество «Увельский ПМК».

Насколько лучше работается, когда предприятие в коллективной собственности, я и пришел к ним выяснить. Энтузиазм налицо и тому есть причины.

Во-первых, акции поделены честно – кто больше работал, тот больше и получил.

Во-вторых, принципиальные вопросы решаются собранием акционеров.

В-третьих, любая инициатива, несущая пользу, поощряется.

В-четвертых, руководитель ЗАО «Увельский ПМК» Ярушина Екатерина Викторовна – с виду строгий, но в душе весьма демократичный человек и палку не перегибает ради дутого авторитета.

Я заметил, когда в конторе остаются одни женщины, она вообще превращается в римский Сенат – не поймешь, кто Цезарь. Решил воспользоваться этой возможностью, сыграв на женской любви к комплиментам.

- А что, милые дамы, давайте я напишу статью о том, как вам здорово стало работаться в роли владельцев предприятия. Напечатаем, всем раздадим по экземпляру, чтобы дома показали, и там знали, чем вы тут занимаетесь. Кому надо – больше возьмет, чтобы друзьям и знакомым показать. Отличная получится реклама вашему предприятию!

- Но не бесплатная, конечно - заметила главный бухгалтер Екатерина Трофимовна Пьянзова.

- Сумму вы назовете сами, - поспешил я заверить. – Не жлоблюсь. 

Начальник производственного отдела Лидия Александровна Сырых вступилась за мое предложение:

- Да ладно, девочки, один раз живем! Давайте сделаем людям подарок.

И мне:

- Хорошо напишете?

Плечами пожал.

- Буду стараться. А вы проверите и поправите, если где-то что-то будет не так.

Взоры обратились к директору.

Екатерина Викторовна развела руками.

- Ну, если все «за»… то и я не против.

И мне:

- Только учтите, расчет натурой.

Присутствующие женщины прыснули – сказано в жилу! Директор Ярушина действительно очень привлекательная особа. Но она поправилась, строго взглянув на конторских:

- Я имею в виду строительно-транспортные услуги… а также стройматериалы.

Вот, пожалуйста – можно было здесь взять машину для вывозки сена и не тратиться на длинномер. Ну да ладно, натурой так натурой. Я еще не знал, куда можно пристроить предлагаемые стройматериалы и транспортно-строительные услуги, но борьба была не за них. Борьба была за информационно-рекламный рынок.

И я равнодушно махнул рукой – пусть будет натурой; куда, мол, деваться...

Еще немножечко походил, еще немного пообщался… Взял в конторе рекламу и пошел домой.

Статью написал. В конторе прочитал – Сенат одобрил.

Опубликовал. Газеты принес.

Но так и не придумал, что же мне с ЗАО «Увельский ПМК» содрать за работу.

Может, дом начать строить?

Траншеи вырыть, фундамент поставить… и так далее-далее-далее. Я им рекламу – они мне коттедж.

Однажды судьба забросила меня в село Рождественское. Здесь тоже значительные перемены. Бывший совхоз «Рождественский» преобразован в «Рождественскую ассоциацию межфермерских и крестьянских хозяйств». Я понял это так – рабочие земли совхоза меж собой поделили, но разбегаться не стали. И руководителя оставили прежним – Кочнева Александра Федоровича. У нас с ним во все времена самые прекрасные отношения. Знаете почему? А вот… 

Александр Федорович нравился всем и вся. Увлеченный до мозга костей делом своим человек; крестьянин, радетель земли… Помните в старинном фильме «Чапаев» сетования мужиков: «Белые придут – грабят, красные придут – тоже грабят… Куда бедному крестьянину податься?»

Какая бы власть не сидела в Кремле, Кочнев увлеченно и добросовестно занимался своим делом – растил хлеб и кормил людей. При этом он оставался интеллигентным и очень эрудированным человеком…

Отношения наши всегда – и в пору работы моей в газете или райкоме, и в пору последующего остракизма – оставались весьма дружелюбными. Пользуясь этим, втиснулся в кабинет.

- Александр, Федорович, примите?

Он сидел за столом и что-то писал. Оторвался, на меня посмотрел. Лицо у него стало напряженно-сосредоточенным, словно он нехотя решал трудную математическую задачу. Потом тряхнул головой, словно прогоняя все мысли по этому поводу.

- Слушай, подожди пока. У нас совещание сейчас будет.

И словно по команде, в двери повалил народ.

Я перебрался в приемную добросовестно ждать.

После часа дебатов народ толпой повалил обратно. В центре Кочнев – к нему не пробиться. Пошел в арьергарде. Но когда на улице Александр Федорович сел в машину и уехал, надо было подумать о возвращении домой – близился вечер.

Смотрю мужик к машине подходит.

- Вы не в Увелку?

Он повернулся ко мне:

- А ты кто?

Тон, конечно, не самый светский. Но мне-то куда деваться? С шумом выдохнул воздух, как кит, выпускающий фонтан – мне бы только до дома добраться…

Предъявил журналистское удостоверение:

- Из областной газеты, корреспондент.

Мужик улыбнулся. Похоже, что он из тех, которые, начиная читать роман, вначале заглядывают в его конец. Сделал предположение и не ошибся. Повез меня попутно начальник ОБХСС Увельского РОВД Томилов Евгений Егорович.

- Социалистической собственности уже нет, а отдел существует, - попробовал шуткой завязать дорожный разговор.

Хозяин машины бросил на меня снисходительный взгляд:

- Тебя это до какой степени волнует?

Секунду помолчал, прикидывая правильный ответ.

- В какой-то мере – да. Во всем должен существовать порядок. Неразбериха на местах порождает хаос в стране.

Томилов чертыхнулся – но сделал это без азарта.

- Со своими газетками разберитесь сначала!

В принципе, нормальный ответ при пустяшной дискуссии. А я дико обиделся за свою профессию и ляпнул такое:

- Знаете, что общего между мухой и начальником отдела несуществующей собственности? Их можно запросто газетой прихлопнуть!

Томилов хрюкнул вместо ответа, головой покачал, желваками поиграл, а потом выдал, смерив меня злобным взглядом:

- Я запомню твои слова.

И тут я запаниковал – ну, зачем такое сказал? кто за язык тянул? Сейчас, обидевшись, высадит, и пойду мерить версты ночной дороги.

Не высадил.

Другая мысль явилась – не высадит, а посадит. Сейчас привезет в РОВД, скажет дежурному: «В КПЗ – до выяснения личности». И буду я на нарах париться вместо чистой постели дома.

Когда в Увелку приехали, и я вылез из авто незадержанный, поблагодарил владельца его и по дороге домой, попросил Господа – никогда мне более не назначать свидания с майором Томиловым. Но Бог равнодушен к мольбам некрещеных.

С Кочневым таки встретился в следующий приезд. Поговорили – он рассказал о задачах «Рождественской ассоциации», я – о целях своего визита. Александр Федорович согласился на сотрудничество с «Лирой». У него было что продать и что на что обменять. Но главная информация рекламы заключалась в словах: ««Рождественская ассоциация крестьянских и фермерских хозяйств» ищет партнеров для прямых взаимовыгодных контактов, минуя посредников, на предмет реализации сельскохозяйственной продукции и приобретения продуктов питания и товаров широкого потребления для населения».

Две вещи я понял из этого текста.

Во-первых, АМКХ «Рождественская», как и «Лира» моя, борется за свое место под солнцем на рынке свободного движения услуг и товаров.

Во-вторых, в стране наступала великая эра бартера.

С Ассоциацией и лично Александром Федоровичем было приятно работать. Не успел я выпустить номер и привезти для контроля его экземпляры, обещанные деньги на счет поступили.

Моя следующая статья начиналась так.

«Детище Продовольственной программы «Сельхозхимия» появилась как проклятие на Увельской земле.

- Куда валить, начальник?

- Вали, куда хочешь.

И валили… В веселые рощи, серебристые озера, а то и просто у обочины. А ведь удобрения, они только в грамотных руках пользу приносят, а иначе – это страшный яд.

И обезрыбили озера, улетели с полей жаворонки, и не далек был тот день, когда… «последний желтый лист, кружась, упал в траву…»

Неплохо, да?

Дальше новый председатель «Сельхозхимии» Александр Иванович Винниченко рассказал, как действовали его предшественники, назначаемые райкомом партии, как в болотную пучину уходили безвозвратно государственные денежки или растаскивались по карманам:

- мойку машин делали – недоделали;

- душевую строили – недостроили;

- бокс утепляли – разморозили;

- забор ставили – и след простыл;

- двор асфальтировали – грязь непролазная;

- скважину пробурили, но вода по-прежнему привозная;

- заправку строили-строили – нет ее.

Каждый новый начальник начинал карьеру со строительства – себе дом, предприятию – новый объект. Первое, как правило успешно завершалось, для второго чего-нибудь не хватало. Да и затевалось-то оно, чтобы оправдать первое – морально и материально.

Сейчас время пришло другое. Никто удобрения на поля задарма не повезет. За все платить надо. А «Сельхозхимии» - искать клиентов.

Не смотря на все свои трудности, рекламу они заказали и честно оплатили.

Во времена стычек с райкомом партии, оказались мы с Владимиром Николаевичем Мозжериным по разные стороны баррикады. Он, тогдашний председатель комиссии партийного контроля, отстаивал интересы райкома, я – свои собственные. Годы промчались, нас мудрыми делая. Понял я, что не бывает плохих или хороших людей. Все люди одинаковы. А конфликты возникают от пересечения интересов.

Сейчас какие могут быть конфликты у директора мощного ПМК с редактором литературно-рекламной газеты? Скорее, общие интересы…

Об этом подумал, встретив однажды Мозжерина возле районной администрации.

Смело шагнул на встречу:

- Здравствуйте, Владимир Николаевич!

Улыбка осветила его лицо.

- Здорово-здорово… Чем занимаешься?

- Работаю у Кукаркина в областной сельской газете «Выбор» и выпускаю собственную литературно-рекламную газету… Не хотите взглянуть?

- Что такое?

Достал из дипломата экземпляр, развернул на нужной странице.

- Здесь, смотрите, конкуренты из ЗАО «Увельский ПМК» вас перещеголяли – рекламу дали.

Мозжерин головой покачал:

- Да какие они мне конкуренты?

Тем не менее, внимательно прочитал. Потом плечами пожал.

- Ну и что?

- Давайте вашу рекламу дадим.

Он опять покачал головой.

- Такие дела на улице не решаются. Приходи в контору – поговорим.

На следующий день я явился, и мы без особой дискуссии быстро договорились о тексте и сумме. Газету я выпустил, ПМК «Строитель» мне заплатил.

Но этот визит мне дал нечто большое.

Я встретил в конторе Мозжерина Лидию Кузнецову – соседку и подругу моей сестры. Жили в одном подъезде, на одной лестничной площадке и частенько совместно проводили застолья, которые я, по мере возможности, старался не пропускать.

За столом мы общались, но до этого визита я и не знал, что приветливая Лида работает бухгалтером в ПМК «Строитель» - и не простым, а главным.

Ну, я к ней и обратился:

- Поможешь мне с квартальным отчетом по ЧП?

У меня там делов-то – три выпуска газеты в квартал, которые оплачивает «Комсервисагро», даже не касаясь моего счета. Несколько цифр в квартальном отчете, но надо знать, куда их поставить – в какие графы. До сих пор пользовался случайными консультациями, а Тамара Акулич надо мной измывалась.

- Неси, - согласилась Лида.

И я принес. Полчаса главный бухгалтер ПМК «Строитель» над моими бумагами покорпела и протянула готовый отчет. Деньги с меня взять отказалась. Я принес ей бутылку «Советского шампанского» и коробку конфет.

Зубовный скрежет, с которым налоговый инспектор проверяла мой квартальный отчет, ложился бальзамом на душу и уши.

- Бухгалтера принял?

- Вроде как.

- В следующий раз пусть сама приходит.

Я секунду подумал.

- Это еще почему?

- Так о чем с тобой говорить?

- Говорите, что хотите – это я его составлял.

- Врешь!

- Почему вы мне тыкаете?

- Иди отсюда. Устала я от тебя.

Квартальный отчет мой впервые был принят без замечаний.

К концу года отец сильно сдал. Все лежал и лежал… Потом слег, обездвижив.

Мама кормила его с ложечки. Я брил безопасной бритвой.

У него хватало сил только улыбаться и кивать. Говорить практически перестал, изредка издавал нечленораздельные звуки… И мы тут же спешили к нему, как на вызов.

В новогодний вечер совсем стало худо. Он лежал на спине с закрытыми глазами, с трудом дышал. В груди что-то очень сильно  и не слишком обнадеживающе хрипело…

Может, приступ это, а может…

Я за трубку телефона.

- Але, скорая? Примите, пожалуйста вызов.

Где-то за спиною дежурной слышны предпраздничные звуки – звон посуды, возбужденные голоса, смех… Оно понятно – до наступления Нового года менее четырех часов.

- Что у вас?

- Отец задыхается… У него, кажется, приступ.

- Сколько лет?

- Семьдесят пять.

- Говорите адрес.

- Лермонтова 7.

Ни на секунду не задумавшись, дежурная выдает:

- Да знаем мы вашего отца. Он умирает…

И положила трубку. Молодец, да и только!

Умеет же наше бесплатное здравоохранение подбирать себе кадры!

Мне очень хотелось пожаловаться – но кому? Кому сейчас дело есть до других, когда на пороге стоит Новый год?

Еще немного хрипов, еще чуть-чуть конвульсий и отец мой затих.

Я сидел на стуле рядом с диваном, держал в ладони его ладонь – в последнем пожатии она напряглась и ослабла навсегда.

Агарков Егор Кузьмич умер 31-го декабря 1993-го года в 20-30 по местному времени.

- Мама, - позвал я.

Мама вошла, посмотрела, тихо сказала:

- Езжай за Лизой.

Тетя Лиза Штольц часто бывала у нас в последние дни. Терпеливо общалась с молчавшим отцом. Маме пообещала – если случится непоправимое, она поможет.

Оделся, вышел в гараж, сел за руль, вставил ключ, повернул… В руке остался барашек ключа, планка с зубчиками – в ключе зажигания.

Вот и съездил! Вот и привез!

Стоп! Я не в себе. Надо успокоиться, сосредоточиться и выполнить поставленную задачу.

Хотел глубоким дыханием вернуться в нормальное состояние, но вместо этого заплакал. Слезы вернули меня к реальности – в голове прояснилось, стало легче дышать.

Отдышавшись, включил переноску и осмотрел остатки ключа. Вооружился плоскогубцами и таки завел машину. Привез тетю Лизу.

Принес широкую и длинную доску, которая служила в бане полком. Пристроил ее на два табурета. Втроем мы переложили тело с дивана на доску, чтобы, остывая, оно не приняло форму продавленного дивана.

Потом женщины раздели его, обмыли и нарядили в костюм, рубашку и галстук.

Оставшись не у дел, прошел в свою спальню и лег не раздеваясь на нерасправленную кровать. В голове сплошной шум, никаких мыслей.

Приехали, оповещенные мамой, сестра с мужем.

- Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – заявил зять с порога.

Это к тому, что завтра у его жены день рождения.

Мама достала бутылку водки. Сестра нарезала закуски. Но на них даже никто не взглянул. Мужчины наедине со своими мыслями разбрелись по углам. Женщины тихо разговаривали. Ночь прошла…

Утром мы поехали с сестрой утрясать положенные формальности. Завел машину плоскогубцами, выгнал на улицу. Жду…

Друг кандыбает, Гошка Балуев.

- О, Скубент, отвези на работу!

- У меня отец умер, Георгий Иваныч.

- С похоронами помогу. А сейчас отвези на работу.

- Так помоги, не приставая, - я отвернулся.

- Тоже мне, друг называется! – бросил мне Гошка в спину и пошкандыбал дальше.

А я с этой сцены стал потихоньку приходить в себя. Это в радости мы друзья. А в горе каждый сам за себя.

Потом была толпа народа в доме и вопли с причитаниями мамы. Я в одной рубашке выскочил на мороз. Сестра нашла меня и успокоила:

- Так полагается. Так надо.

К тому времени в городе уже функционировало похоронное бюро. Все хлопоты по погребению оно взяло на себя. Могилу вырыли. Похоронный марш включили, когда гроб с телом отца стоял на табуретках возле дома, и все прощались. Потом на полотенцах пронесли его до конца улицы. Погрузили в машину и поехали на кладбище. Там закопали.

Все. Не стало у меня отца.

Поминки отвели, гостей проводили и остались с мамой вдвоем горевать.

Примерно, полгода спустя, когда могила отца уже была полностью благоустроена – пирамидка с крестом и фотографией, стальная надгробница, скамеечка, столик, оградка – мы приехали втроем на кладбище: мама, сестра и я.

Вот тогда мама тихо сказала:

- Он любил меня.

И я понял её – надо годы вместе прожить… родить, воспитать и поднять детей… проводить мужа в последний путь, чтобы право иметь сказать:

- Он любил меня. А я его.