А. Агарков.
«Бороденка паршивая, головенка плешивая…»
Идущие на сцену, приветствуют Цезаря!
Как-то зимним вечерком играли мы с Алдакушевым в настольный теннис, а проходившая мимо директор ДК вдруг остановилась и обратилась ко мне:
- Анатолий Егорович, а вы не откажитесь поучаствовать в нашей художественной самодеятельности, если я вас об этом попрошу?
- Я никогда ни отчего не отказываюсь и уж тем более не отказываю красивым женщинам, - таков был мой ответ.
Ответил по привычке всегда так отвечать на просьбы и ещё не знал, что вслед за моим согласием распахнется занавес в удивительный и притягательный мир театрального искусства. Ну и пусть самодеятельного – от этого он не становится менее прекрасным. В этом мире живут увлеченные люди.
Впереди праздник – Новый Год, и тема, понятно, новогодняя. И название пьесы известное – «Морозко», по мотивам русской народной сказки. А вот роль мне светила не Ивана Сына Вдовьего, ухажера Настенькиного, но гораздо солиднее (имею ввиду возраст) – батюшки её, до невозможного состояния забитого Мачехой: у него, де (у меня, стало быть), «и бороденка паршивая, и головенка плешивая...» Как говорится – те же яйца только в профиль. Только меня это не пугало. Дал согласие и с гордо поднятой головой пошел на первую репетицию.
Режиссером и постановщиком представления была Ирина Сергеевна Сапелкина – очень стройная, красивая и молодая, лет двадцати пяти. Репетировать с ней было интересно. Она не просто творческий работник, но человек ищущий, готовый на эксперименты – сценарий редактировала много раз по ходу репетиций. И все участники спектакля – солидные и совсем молодые – с юношеской любознательностью устремились в захватывающую атмосферу театрального искусства.
Бог при раздаче достоинств (в хорошем смысле этого слова) не наградил меня артистическими способностями. Ну что ж, будем развивать! С чистого листа, так сказать…
По стариковской традиции никуда не опаздывать приперся на репетицию зело крепко раньше и уселся в кресло зрительного зала размышлять в полумраке.
Ещё когда учился в школе, очень многие меня называли одаренным мальчиком. Я этого сам за собою не замечал, но задачки по математике с физикой решал быстрее всех в классе (по математике и в районе) да и с химией изрядно дружил. Отец называл меня «моей звездочкой» и утверждал, что я очень талантлив – только пока он точно не знает в чем именно. Но на всякий случай научил играть в шахматы. И очень скоро, еще дошкольником я на равных «пластался» с ним и его приятелем.
Так где же зарыт мой Божий Дар? Самому было интересно. А потом то ли догадался, то ли кто подсказал – понял: сочинительство мой самый главный талант.
В нашей семье у одной из первых на улице появился телевизор. Взрослые соседи каждый вечер собирались к нам как на представление. А ребятишек-то никто не приглашал. И воспользовавшись этим, я стал самым популярным на улице брехуном…
Нет, брехуном меня потом прозвали, когда «за язык поймали». А сначала я был интересным рассказчиком. Меня мальчишки расспрашивали – что там по телеку вчера показывали? А потом упрашивали – расскажи, Толян, расскажи…
И я рассказывал, но не всегда то, что видел на экране, а многократно приукрашенное моим воображением. И всем нравилось, и мне тоже…
А потом голубые огоньки телевизоров загорелись почти во всех окнах на улице, и меня подловили на сочинительстве. И «брехуном» обозвали. Мне было очень обидно и горько. Впрочем, «…неприятность эту мы переживем!» - так, кажется поют мультяшные герои.
Это было дошкольное детство.
Когда стал учеником первого класса, записался в детскую библиотеку и читал запоем – книжку за книжкой. Вернул себе в ребячий среде славу великого рассказчика. Ведь книга не телевизор – её запросто можно выдумать – и никто не проверит, и не «поймает за язык».
Более того – врал я или сочинял, ребятам вдруг стало все равно. До того полюбились мои рассказы, что при каждой возникшей паузе (между проказами, например) кто-нибудь обязательно обращался:
- Толян, расскажи что-нибудь.
- А что?
- Да хоть что.
И я начинал… И все слушали, затаив дыхание – не перебивая.
Вот такой случай однажды произошел в школе. Одна молодая учительница (фамилию сейчас не помню) любила шалунов на уроках ставить в угол (в воспитательных целях, конечно). И собралось нас однажды там целых пять «гавриков». Мы могли бы и дальше продолжать толкаться, щипаться и рожи классу строить… и в результате попали бы к директору «на ковер».
Чтобы этого не случилось, стал я собратьям по несчастью тихонько рассказывать такую историю – мол, четыре немецких парня Гитлер, Гиммлер, Геринг и Геббельс решили создать свою банду. Решили – сделали. Они даже знак особый придумали из четырех заглавных букв «Г», составленных в круг – свастикой его назвали. Сначала в любимой пивной всем хари набили. Потом на улице. Потом город к рукам прибрали, а следом и всю Германию. Пошли войной на Европу…
Мы до того увлеклись – я рассказывать, ребята слушать – что не заметили, как в вечно гудящем классе вдруг наступила гробовая тишина. Даже учительница молча стояла у кафедры и смотрела на нас.
Я умолк. Заговорила она:
- Интересно. Давайте поступим так – сейчас интенсивно поработаем над новым материалом, а минут за десять до окончания урока я дам слово Агаркову Толе, и он нам расскажет свою занимательную историю. Договорились?
Все обрадовано закивали.
- А вы садитесь, - отпустила она наказанных из угла.
И уже с этого урока я стал звездой класса. Стоя возле кафедры преподавателя и вращая глазами для пущего драматизма, рассказывал притихшим присутствующим свою собственную версию создания Третьего Рейха. Потом одноклассники все пересказали своим знакомым-друзьям, и на меня уже с любопытством оглядывались старшеклассники. А я гордился тем, как круто сюжет закрутил.
На следующей день учительница принесла в школу книгу английского писателя Конан-Дойля о приключениях Шерлока Холмса и доктора Уотсона:
- Читай и рассказывай ребятам про них, а немецких парней со свастикой нам не надо.
Вот так мы с преподавателем в четыре руки крепили дисциплину в классе и повышали его успеваемость. А мне мои школьные друзья говорили:
- Ты обязательно станешь артистом разговорного жанра и будешь выступать на сцене театра.
И вот я на сцене в роли замызганного старикашки – кроме бороденки на резинке даже грима никакого для сходства не надо: рыло морщинисто и щербато.
И это не все.
Поначалу у меня и слов никаких не было – я только присутствием и соответствующими жестами подыгрывал Настеньке, Мачехе, Марфушечке-Душечке и Ивану Вдовьему Сыну. Но не отчаивался здорово, ведь не рвался в сельские знаменитости сломя голову, а выполнял одно маленькое, но очень ответственное поручение очаровательного директора Дома Культуры.
И потом, если нет слов, то не надо «головенку плешивую» ломать, память дырявую напрягать. Участвуя присутствием в представлении, я пустил бригантину мыслей своих в свободное плавание, в котором её швыряло из стороны в сторону, как во время приличного шторма. Люблю грешный это дело всегда и везде, а здесь, на лавке за столом, среди декораций и говорящих артистов даже во вкус вошел. Сижу, рожи корчу в доску забитого Старика и предаюсь размышлениям о своей незавидной жизни под ярмом Старухиного деспотизма.
Ну и поскольку роль моя – женатого человека, то и первая мысль о семье в моей реальной жизни. Вопрос, слава Богу, бесперспективный по случаю финансовой несостоятельности. От книг пока отдачи нет, а с минимальной пенсией о семье задуматься никак не выходило. Так что…
Однако по ходу репетиций решили, что я, как самый старый из участников представления (не считая Деда Мороза, но в финальной сцене он стоит за кулисами), должен командовать Парадом Але – то есть выходом всех артистов к рампе для прощания со зрителями. И слова дали, и микрофон. В него я должен сказать: «Друзья! Идите сюда».
Участники представления выстраивались у кромки сцены. Я продолжал, обращаясь к зрителям: «Вот и закончилась сказка наша. Ребята, вам понятен смысл её? Каждому по заслугам его». Тут мы все кланялись. А Дед Мороз приглашал детишек из зала к елке на сцене, и начинался новогодний праздник – с выступлениями и подарками.
Илья Иваныч был задействован в представлении, как художник-оформитель и всей душой переживал за нас. Имея поэтический дар, он отредактировал заключительную реплику, и теперь моя речь звучала четверостишьем:
Вот и закончилась сказка наша.
Друзья, вам понятен смысл её?
Ну, это же просто, как манная каша!
Каждому по заслугам его».
Дочка родная моя Настенька (по сценарию), на мой взгляд, была куда более симпатичнее той, что в кино снималась – и играла лучше. И потому, как её любят дети из танцевальной студии (они у нас зайчиками по лесу скачут, пока занавес закрыт для перемещения декораций), сразу видно: она – очень хороший человек. Мне кажется, что для «Настеньки» эти малышки-попрыгушки – последние куклы детства (ведь она уже выпускница в школе). А она для них – добрая мама, которая может быть славной подругой.
Наша Марфушечка-Душечка (по сценарию – падчерица моя) тоже играет лучше киношной. И вообще она лучше – собой пригляднее, не такая как Чурикова тупая, хотя, конечно, эксцентричная. И верится, что урок Деда Мороза пошел ей впрок. А киношной – нет…
Супруга моя законная (сценарный псевдоним – Мачеха или Старуха) выглядит так, что ясно становится – старичка своего плешивого с бороденкой паршивой заломает в два счета без всяких сомнений. Но в отличие от киношной, производит впечатление человека, для которого не все ещё в жизни потеряно – порой она даже кажется почти интеллигентной. «Тьфу на вас!» в моем исполнении после прибытия Марфушечки-Душечки от Деда Мороза, звучит упреком, но не прощанием. В нашей сказке все будут счастливы…
Мне кажется в том заслуга режиссера, что она нам дала на сцене свободу импровизации, и наши герои, не меняя текстовки, показали свои положительные качества – в ошибках и заблуждениях готовы прийти на помощь друг другу. Нет ни в одном из отрицательных персонажей клейма вселенского зла. Потому что они такие по жизни – остаются людьми даже в том случае, когда сценарий заставляет их совершать нехорошие поступки.
Доброта и послушание Настеньки награждены щедро. А Марфушка наказана, но не все для неё потеряно. Ведь жизнь продолжается после сказки, и зрители верят – все будет хорошо…
В таком представлении одно удовольствие участвовать, и душе очень уютно.
Артистов первой сцены назвал, теперь атрибуты – как говорится, в каждой избушке свои игрушки. В нашей тоже без исключения. На большом листе фанеры Илья Иваныч нарисовал русскую печь. Стол с самоваром. Лавка для Марфушечки с зеркалом. Лавка для нас с Настенькой – я за столом, а доченька с краю за прядильным станком. Мачеха её гоняет по каждому пустяку – свою дочку наряжает, а моей попутно косу замотала половой тряпкой, лицо испачкала сажей… Да ещё бухтит на неё злобно:
- Ведьма проклятая! Змея подколодная!
Занавес закрывается.
Ну, вроде бы все ясно – кто есть кто. Ан нет, чудесная птичка «обломинго» своим крылом накрыла относительно мирный крестьянский быт, и голос ведущего за кадром (он же режиссер-постановщик) сообщил зрителям в зале:
- По старухиному велению отвез старик свою дочку родную Настеньку в лес дремучий.
Зайчики попрыгали на остатке сцены и убежали за кулисы. Открывается занавес. Елка. Под ней Настенька дует на озябшие ладони. Здесь она без сажи на лице и не в трепье… Ну, хорошенькая – не налюбуешься. Просто огромное удовольствие смотреть на неё, в её восхитительные глаза; слушать чарующий голос.
Как же она прекрасна! Я бы гордился такой дочкой!
И появляется Дед Мороз…
Дед Мороз у нас замечательный – высокий, плечистый, с басовитым голосом – а ведь школьник ещё. И появляется он не на сцене из-за кулис, а прямо в зале через входную дверь. Идет не спеша, на зрителей поглядывает и поет:
В лесу родилась ёлочка, в лесу она росла
Зимой и летом стройная, зеленая была…
Дойдя до сцены, где на самом краю угнездилась маленькая ёлочка, окутанная гирляндой не горящих огней, Дел Мороз остановился и покачал головой:
- Непорядок.
Взмахнул посохом в руке, и гирлянда вспыхнула разноцветными огоньками.
Бородатый волшебник удовлетворенно хмыкнул и взошел на сцену.
И тут он увидел Настеньку.
- Это что за чудо-юдо?
Подкравшись почти на цыпочках, он вопрошает:
- Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
Отчаянное положение вынуждает на отчаянные меры. Это я не по сказке, а с точки зрения современного человека объясняю следующее поведение девушки. Согревая ладони, Настенька отвечает:
- Тепло, Дедушко. Тепло, Морозушко.
Удивленный Дед припустил вокруг ёлки. Появился с другой стороны и снова с вопросом:
- А теперь – тепло ли тебе, девица?
Он что – мороза добавил? Вот бессердечный!
А Настенька уже до того промерзла, что не в силах отвечать – сидит в полуобморочном состоянии. А Дед Мороз доволен, снимает шубу с широких плеч и предлагает несчастной встать:
- Хорошая ты девушка – неперечлива.
Настенька встает и падает в обморок. Добрый Дедушка Мороз её подхватает, укутывая своей шубой. Занавес закрывается, и за ним звучит встревоженный бас белобородого чародея, создателя снега и холода:
- Эй вы, сани самоходные...!
Зайчики попрыгали под музыку и спрятались за кулисы.
Занавес снова открыл деревенскую избу. Старик и Марфушка сидят на лавках. А старуха появляется с ведрами на коромысле. И конечно же, с бранью:
- У других старики – люди как люди. А этот олух царя небесного родную дочку в лес отвез – голодным волкам на расправу, Деду Морозу на забаву. Бывало оттаскаешь Настьку за косу и на душе полегчает. А тебя-то за что таскать? – бороденка паршивая, головенка плешивая…
Это была, так сказать, официальная версия – мол я, дурень старой – голова с дырой, совсем выжил из ума и отвез в лес свою родную дочку Настеньку – везде и для всех озвучимая Старухой. Кто на самом деле был инициатором расправы над бедной девушкой, о том помалкивали – очень уж достали Мачеху деревенские женихи: к стариковой дочке сватаются, а на Марфушечку никто не глядит. Ну и… все в этом темном деле шито белыми нитками, как говорят любители современных детективов
Марфушечка смеется невпопад и тут же получает от Старухи пощечину. Хнычет, сама отталкивает мать и получает леденец на палочке.
Мачеха продолжает ворчать:
- Ну вот, из-за тебя убогого родную дочку по румяной щечке…
На репетициях и между ними я размышлял над сутью бытия. И хата мне наша нравилась с большой русской печкой – все, чего не было, мысленно дорисовал. И труд крестьянский мне по душе… И птица с живностью на дворе…
Дочка Настенька – просто любушка: трудолюбива, умна, послушна… И собой красавица!
Отчего же в хате нашей ор и лай с утра до вечера? Почему же Старуха такая злобная? – просто ведьма! Нет, не ведьма, а баба сварливая и неуживчивая: любит всеми командовать. И дочь воспитала себе под стать.
Нам бы взять да уйти куда-нибудь с Настенькой. Неужели бы не прожили без Старухиных брани и выволочек? Привыкли? Или судьба такая? – мужик должен быть при бабе, а баба при мужике. А уж какие они есть, как построят свои отношения – воля Всевышнего.
Наверное Старуха мечтала стать богатой купчихой или захудалой дворянкой, а живет вот с крестьянином. И теперь злобу на нем вымещает за свои несбывшиеся мечты. Очень часто так бывает и в современной жизни. Перекликаются сказка с реальностью…
А тогда… Наверное, сваха деревенская постаралась. Да, возможно, меня никто и не спрашивал (это я за Настенькиного отца отвечаю) – привели в хату двух бездомных: вот, говорят, корми, одевай – будут тебе женой и дочкой. А я что? Я человек покладистый, что мир (деревенское общество) сказал, то и принял… запутавшись в нитях судьбы.
И эта наша щедрая русская жалость к бездомным и угнетенным – странная штука однако. Парадокс – чем больше жалеешь других, тем более жалок становишься сам, и ничего с этим не поделаешь. А в благодарность тебе за жалость – харчок в душу. Это как правило. Бессмысленны споры в этом вопросе – только себя обманывать. Да и жалость зачастую совсем никому не нужна. Ведь она унижает – отсюда и реакция у людей такая.
И смысла в том никакого не было – как для меня, автора этих строк, так и для персонажа, которого я играл на сцене в новогоднем представлении. Почему я их ставлю вместе? Страшусь участи Стариковой. Многие меня считают (и я в их числе) воспитанным человеком. Но это же самое воспитание делает меня уязвимым перед женщинами.
Скажу откровенно, не люблю я с ними, встречаясь, разговаривать – даже со знакомыми. Скажу: «Здрасьте» и шмыг мимо. В мужском обществе болтать – это просто, а с женским полом такие маневры не проходят. Посудачишь о чем-нибудь с кем-нибудь, и кто-нибудь то увидел – записал в поклонники да ещё по селу раструбил. Не люблю я этого.
Однажды на вечере ветеранов наболтал что-то по пьяне про свадьбу-женитьбу, теперь почему-то каждой любопытной должен объяснить, почему не мой путь строить отношения по принципу: стерпится-слюбится – если уж кандидатка в жены совсем не влечет, то и не стоит на что-то надеяться.
Хоть Настенька (дочка моя родная по жизни) от меня отдалилась, и я не в силах что-то исправить, но почему-то очень уверен, что она никогда не опустится до состояния Марфушечки-Душечки даже под опекой мизантропичной матери. Иначе не будет смысла в жизни.
Должен признаться: больше всего на свете страшусь я бессмыслицы, которая портит все и вся…
- Едут! Едут! – с улицы крики.
И все обитатели избы высыпали во двор – посмотреть: кого это народ радостно криками приветствует. Проходом в зале идут нарядные Настенька и Иван Вдовий Сын. В руках у дочки красивая шкатулка. А на сцене в среде зевак уже слышны комментарии:
- Настенька-то какая красавица – просто звездочкой светится!
- И жених у неё нарядный – загляденье.
- А в шкатулке-то, наверное, полно драгоценностей!
Иван и Настенька поднимаются на сцену, останавливаются напротив меня и, как благовоспитанные молодые люди села, отвешивают глубокий русский поклон. На мой удивленный кивок в сторону её спутника Настенька поведала:
- Это жених мой, Иванушка. Дедушка Мороз нас сосватал, богатым приданым наградил…
Народ, налюбовавшись на молодых, принялся обсуждать Старухину дочь:
- А Марфушка – квашня квашней!
Разобиженная Марфушка белугой ревет и кидается на зевак:
- А ну пошли вон отсюда!
Вытолкав посторонних со двора бросается к Старухе:
- Маманя! Богатства хочу! Жениха! …Хочу! …Хочу! …Хочу!
Душечку можно понять – сестрица, которую она в грош не ставила и уже считала растерзанной волками, приехала из дикого леса с женихом-красавцем и богатым приданным. Западло ей при таком раскладе в хате отсиживаться шлепком майонеза. Вот и решилась в лес податься – счастья себе сыскать.
Ну а я, бессловесный, наблюдал за всеми – такая уж натура, ничего не попишешь.
Настеньке стыдно за сестру перед Иванушкой. Остается только гадать, что она ему рассказала о том, как в лес попала. Сам жених был заметно смущен увиденной сценой. Поймав его взгляд, я плечами пожал – мол, терпи: такая у тебя теперь будет родня. Он едва заметно кивнул – понял, мол. Мне Иван нравился и как жених Настеньки, и как человек – добрых, открытых людей издалека видать.
Старуха стояла незыблемо, как гора Килиманджаро, и поощряла вдруг возникшие устремления дочери взглядом – всего-то делов на раз-два: сгонять в лес, отловить Деда Мороза и вытрясти из него приданого с женихом.
Так или иначе, для меня предстояла та же работа. Но на этот раз не очень печальная – не чувствовал себя палачом.
В самый кульминационный момент действо прервал приволокшийся занавес.
Перерыв в любом случае назревал – и зайчишки застоялись за кулисами: пора им попрыгать; и следующая сцена должна быть разыграна в зимнем лесу.
За кулисами мы убрали лавки, поставили елку. Старухина дочь под нею уселась и устроила перекус. А режиссер-постановщик в микрофон объявил:
- По Старухиному велению отвез Старик в лес Марфушечку-Душечку и оставил под елкой.
Зайчики наскакались на остатках сцены и убежали.
Занавес открывает лесную поляну.
Марфушечка чавкает под елкой.
Дед Мороз молча выходит из-за кулис. Разочарование от встречи со Старухиной дочкой у него уже написано на лице. Но сценарий требует, и он вопрошает:
- Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
Судьба задорно подмигнула седому волшебнику, а перепачканные едой руки «девицы красной» ухватили его за «грудки»:
- Ты что, старый козел, совсем очумел? Да я, как мел, бела от мороза. Зубы мне не заговаривай – подавай-ка жениха понаряднее да приданого побогаче…
Занавес закрутил интригу – что же ответит Дед Мороз Марфушечке-Душечке?
Теперь даже зайчики прыгают как-то нервно – будто натянута тетива монгольского лука: жди беды… Хотя по-прежнему улыбаются, как сценарий велит. Но сценарий сценарием, а нервы-то не обманешь: про улыбку в такой ситуации американские авторы пишут так – зубы сушат; какая уж тут улыбка?
Даже у тех, кто знает развязку, последние запасы спокойствия догорают. Вот, ейбо: зал напрягся, ожидая финальной сцены представления. Ведь малышня сейчас продвинутая и хоть сказку уже читали или видели на экране, наверняка ожидают революционной редакции и сногсшибательного поворота сюжета. Скажем, вытрясла Марфушечка из Старика Мороза вместе с душой и жениха с приданным. Чем не зигзаг удачи? Такое сейчас в моде. Вот и ждут, затаив дыхание – что покажут?
Итак… мы сидим со Старухой перед домом на лавочке, напялив на морды улыбки дежурные – я от радости за счастье Настеньки, она в предвкушении радости за успехи Марфушечки-Душечки.
Впрочем, Мачехе не сидится – она кружит по двору и предается мечтам:
- Твоей дочери Дед Мороз мужика сосватал, а моей – столбового дворянина. Вот увидишь…
Я киваю, добродушно улыбаясь и глядя вдоль улицы.
А Старуха продолжает тупить в мечтах:
- Твоей дочери Дед Мороз дал ларец самоцветов, а Марфушечке-Душечке даст два ларца и четыре сундука с приданным…
Потом, голос понизив, поправляется:
- Почему два ларца? Если сундука четыре, то и ларца будет четыре… Вот так!
Победно смотрит на меня.
- С таким богатством мы не будем жить в крестьянской избе.
Расстреляв все запасы мыслей и слов, Старуха набрала в легкие воздуха и умолкла.
Напряжение нарастало – пора бы уже появиться вестям из леса.
Наконец, раздались крики:
- Едут! Едут!
Старуха просияла. Она кинулась было к ступенькам со сцены, но остановилась – навстречу поднималась Марфушка с картонной коробкой в руках.
Старуха пятится в панике – где ларцы? где сундуки? Как чудно все получилось – змее подколодной ларец резной, а Марфушечке-Душечке коробку картонную.
И что же в коробке? Странный подарок.
Замер зал в радостном предвкушении – сейчас случится что-то гадкое для крикливой Старухи и её грубиянки-дочери.
По фильму, помнится, из подаренного Дедом Морозом сундука Марфушкиного вылетели с карканьем вороны. Ребятишки в зале ждали, наверное, воробьев – стае ворон в такой коробке просто не поместиться. Многие нетерпеливые поднялись с кресел и вытянули шеи, когда Старуха с дочерью стали вскрывать гостинец из леса.
Я же в очередной раз ударился в философские размышления.
Так что может быть в коробке? На репетициях она была пустой. Что там будет на премьере – об этом не говорили (или я не слышал). Но что-то там должно же быть. К примеру, что бы я туда сунул?
Напряг мозг, снедаемый любопытством, но тщетно. Не получается в такой ситуации дедуктивность мышления. Мне бы кресло, теплый клетчатый плед и полумрак с тишиной… да пивко. Вот тогда…
Когда в коробке хлопушка бухнула, я вздрогнул от неожиданности.
В зале засмеялись.
Старуха с дочкой, уткнувшись рыльцами в плечи друг друга, дружно заплакали.
А я растерялся. Мне ещё «Тьфу на вас!» говорить, но стою и молчу. Успеваю подумать – если сейчас сорву премьеру, последует немедленная экстрадиция и очаровательный директор ДК влепит мне пожизненное непосещение клуба. В таком деле на снисхождение рассчитывать не приходится. Как говорится, сухим из воды не выбраться…
С трудом справившись с оцепенением я таки плюнул в сторону опозоренных родственников и пригласил всех участников представления на сцену.
Надо же как иногда бывает. Едва слышный (про масштаб зала говорю) хлопок хлопушки чуть не выбил меня из седла. К горлу подкатил горький ком обиды, следом страх – кажется, я забыл четверостишье от Ильи Ивановича. Предчувствие провала на дебюте, как океанская воронка засасывала меня в неведомую глубь паники. А события надвигались с пугающей быстротой. Я все представление молча просидел за столом, а когда пришло время говорить, напрочь забыл слова. Как быть?
В молодые годы, помнится, мне всегда удавалось выкрутиться из любой критической ситуации – умел действовать нестандартно, гибко и умно, добиваясь своей цели. Теперь, надо признать, настала пора, когда от ума горя нет.
Вот к чему я это сказал? Просто вспомнил, как на этой самой сцене выступали самодеятельные артисты школьного драмкружка. А я сидел в зрительном зале (стоял, если был бы аншлаг, но повезло) и наслаждался постановкой пьесы великого Грибоедова «Горе от ума». Не вся она была представлена, а лишь кульминационный момент, когда:
- Чацкий узнает, что Софья Павловна увлечена Молчалиным;
- того Софья Павловна застает, увивающимся вокруг её служанки;
- Фамусов вдруг понимает, что между его дочерью и приказчиком существует некая связь…
Короче, вселенский скандал. И понятна финальная реплика Фамусова:
- В деревню, к тетке. В глушь, в Саратов!
И далее произошло удивительное – весь зал встал и стоя аплодировал школьным артистам, пока те кланялись на сцене. Такого я не видел в Хомутининском СДК ни на одном концерте. Публика в зале – не просто забредшие со скуки селяне, а корпоративный оскал во все тридцать два. И выкрики разные – от отечественного «Молодцы!» до импортных «Браво! Бис!»
А ведь на сцене не залетные поп-звезды эстрады или профессиональные актеры столичных театров, а обыкновенные школьники села Хомутинино. И поставили они классику под руководством своего учителя – думаю, что литературы.
И что самое удивительное – я сейчас с ними стою в одном строю. Да-да! Ведь Фамусов того спектакля – это наш Дед Мороз. Чацкого играл Иван Вдовий Сын. А голубушка моя Настенька – служанка Софьи Павловны.
И вот паскудство ситуации – нам не будут хлопать стоя, потому что я забыл слова, которые должен сейчас произнести. Надо же было так опрофаниться! Чертова хлопушка – всю память разом отбила! Проклятая робость не дает отважиться на отсебятину! Паника вселенская вяжет…
Надо что-то говорить – микрофон в моих руках. Артисты, собранные мною, выстроились у рампы. Живым надо быть, а не скромным, как я. Кто бы помог?
Мысленно утер пот со лба. Господи, да я весь мокрый – дайте мне полотенце!
Так можно и с ума сойти.
Теперь я понял – артистом надо родиться. Такую специальность в ПТУ не приобрести. И умом не охватить – хоть заразмышляйся. Влип философ!
Надо думать театральная сцена оказывает некое воздействие на разум человека. В меня она вдруг вселила необъяснимый хаос мыслей и чувств. Или это воздействие зрительного зала. Очень даже может быть – когда столько глаз уставились на тебя, запросто «шифер» на сторону съедет.
И закономерен вопрос – а имеет ли этот эффект некие последствия? К примеру, могу ли я стать заикой на всю оставшуюся жизнь?
Ну, да ладно…
Знаете, что быстрее всего на свете? Конечно, мысль. Пока вы читали эту страницу, прошло две-три минуты. А все мои мысли в голове пронеслись за те мгновения, когда поднимал к губам микрофон. И реплику свою сказал без запинки – наверное, на автомате память сработала: таки репетировали…
И никто ничего не заметил. Только директор клуба после сказала:
- Когда шли к рампе, у вас в глазах была паника. Но, слава Богу, вы с ней справились, и все получилось очень здорово!
Да-а… От профессионала не скроешь чувств своих.
Вообще, директор большое участие приняла в подготовке представления. Ходила практически на все репетиции. Подсказывала, советовала, устраивала разборы «полетов» после их окончания. Подменяла собою по какой-либо причине отсутствующих артистов. Была и ведущей, и Старухой, и Марфушечкой-Душечкой… Наш успех и её тоже.
Илья после премьеры прикалывался:
- Теперь вас наверняка пригласят в район на конкурс самодеятельных коллективов, потом в область, потом…
- Увы, Иваныч, не катит. Вот если бы мы сказку «Спящая красавица» поставили, тогда да. А «Морозко» актуальна лишь до Нового года, который уже на этой неделе…
- А до весны – не хочешь? Пока снег лежит и холода стоят, тема будет популярна.
Кстати, на районный конкурс самодеятельных коллективов Хомутининский СДК подготовил другую программу – «Цыганский табор» называется. Не плохо выступили и, кажется, пробились на областной смотр. Что это было, увидел позже – когда «Цыганский табор» выступил перед односельчанами в родном клубе.
Илья Иваныч в центре внимания: он – цыганский боро. А самодеятельные красавицы наши поют и пляшут – да так, что настоящие цыгане обзавидуются. Впечатляющее зрелище!
Мое же участие в новогоднем представлении «Морозко» заметили и положительно оценили несколько сельских знакомцев. Но был и такой инцидент. Однажды в клубе на концерте, посвященному… (праздников много – все не упомнишь) ко мне Володя Колесников подсел. И затеялся такой разговор.
Зная его талант в исполнении народных песен (особенно украинских) я спросил:
- А ты почему не участвуешь в художественной самодеятельности? Сейчас бы спел – народ послушал-похлопал: взаимная радость.
- Оно мне надо? – усмехнулся Колесников.
- У меня нет талантов, но попросили и я сыграл на сцене – ребятишкам радость.
- Своих надо радовать. Где твои дети?
- Выросли. А внучки в Челябинске. А то бы я с радостью…
- Ты институт закончил, я неученый – и что с того? Оба мы с тобой одиноки и никому не нужны.
- Вот тут ты прав. Высшее образование – не залог семейного счастья. И это несмотря на то, что возможности хорошо устроиться в жизни у меня таки были. Но когда не для кого стараться, то и не хочется. Сам же я не шибко честолюбивый…
Говорить больше не о чем.
Быстро очень устою от пессимистично настроенных людей. Но в словах коллеги-пенсионера, между прочим, имелось рациональное зерно. Если зациклиться на одиночестве и никому ненужности, то запросто может возникнуть психическое расстройство. А если чердак протечет, жди проблем – успокаивать будет некому.
Так что, вот как-то так.
Но что интересно – и я, и Колесников ходим в клуб на все мероприятия: от вечера ветеранов «Кому за…» до встреч населения с Главой района. Эти мероприятия да ещё рыбалка Колесникову, а мне книги не дают деградировать до внечеловеческого обличия одиноким людям – короче, тонус поддерживают.
Кстати, Володя, как и Алдакушев, увлекается «моржеванием». Купается в проруби на Крещение и осенью до ледостава. Надо сказать, в Хомутинино таких охочих до ледяной воды полным полно – и мужчин, и женщин.
А меня уже в сентябре ни за какие коврижки в озеро не заманишь. И купаться я начинаю никак не раньше июня. Как представлю людей в проруби бултыхающихся, так берет оторопь и по позвоночнику сбегает ледяная струйка пота. Если уж экстрим, то предпочитаю парную в бане или сауну рядом с бассейном.
Что до артистической карьеры, которой пугал меня Алдакушев, то она как началась дебютом в «Морозко», так и закончилась ролью Старика. Больше мне ничего не предлагали. А сам не напрашивался – не почувствовал непреодолимой тяги к театральному искусству.
А когда закончились репетиции и состоялась премьера, почувствовал, что черепушка и нервная система отягощены массой впечатлений и требуют психологической разгрузки. Ну, вам понятно о чем это я.
Нет, ну правда, на диван прилягу в Адмиральский Час с надеждой уснуть и без всякой пользы лежу три часа – не идет сон, и все тут. В теле вроде появляется какая-то обманчивая легкость, какой не должно быть. Но это ощущение было мнимым – поднимусь к компьютеру, и через час тонус уже пропал: чувствую себя усталым и разбитым.
Аппетит исчез. Привычная еда застревает в горле и упрямо просится наружу. Но ведь я не только сплю не от желания, а по режиму – так же и ем: в назначенный час, строго определенное количество. И не уступаю своим желаниям, поскольку знаю – капризный организм ни в коем случае не стоит слушать: уже через час-полтора начнет желудок нестерпимо доставать, порой до головной боли. А пойдешь на поводу – и весь режим дня насмарку: прежде всего работа страдает.
Короче, на второй день или третий после премьеры почувствовал я себя не комильфо. А до Нового Года еще столько же. Что делать? Правильно говорит русская народная пословица – кто празднику рад, накануне пьян. А то ведь можно до глюков разных дотерпеться.
Накрыл стол, включил бук, нашел любимый фильм. Налил стопарик, выпил. На душе немного полегчало – захотелось спать. В висках утихла пульсация крови, по рукам и ногам разлилась слабость.
А праздник только начинается. Или попробовать догнать самовнушением? Но что-то не помогло оно мне справиться с бессонницей и прочими расстройствами.
Налил-выпил ещё. Рассудок стал холодный, как полюс.
После третьей дозы земля под ногами вдруг ощутимо качнулась. Не испугался я, а подумал – бодать твою мать, иногда и планету нашу голубую неплохо бы мотивировать: не все ей нас встречать, расшибая носы, колени, локти...
Только наполнив четвертую рюмку, вспомнил причину застолья:
- За удачный дебют и премьеру!
