А. Агарков.

Пересуды в дождливый день

М-да… Интернет, комхоз, котельная – всё это суета. А как здорово-то в лесу! Когда бежишь к тотемной лиственнице, мало что замечаешь. А уж потом, на Тропе Мудрости – если мысли судьбоносные не донимают, не налюбуешься красой природы. Она – удивительный художник, звукооператор и режиссер. Ну, и автор сценария, конечно. Соловей где-то живет на пути моего следования и поет так, что забываешь где ты есть и куда идешь. Кукушка – та завсегда мне года впрок считает. В тальниковых кустах над каналом иволга на голоса разливается. Зимой часто белок вижу, летом – зайчат. Однажды в начале весны два корсака (степные лисы) пронеслись мимо, едва ноги мне не отдавив. Не понял – заметили ли они меня вообще, увлеченные своей игрой. 

Солнце еще над горизонтом, и его длинные копья пронзали лесную сень. Оно поднималось в безоблачном небе, свежий воздух бодрил, а ветерок словно ласкал, трепля футболку на груди. В зеленовато-серых подушках мха и среди бурых трав пестрели белые, голубые и желтые цветы. Над ними порхали бабочки. Раннее утро в лесу – уже радость для всех!

Вот бы избушку здесь построить и навсегда поселиться в ней. Помню из книги академика Верзилина «По следам Робинзона», корни простого одуванчика могут по вкусу и бодрому действию заменить кофе. Из подводных побегов рогозы выйдет отличная мука для выпечки хлеба. Из кленового сока индейцы Канады делали сахар. В канале водятся караси, которых хоть руками лови. А грибы – это вообще мясо лесное. Так что не пропаду и без зарплаты… 

На природе в лесу любая пища приятней, чем дома. А сон в шалаше или изнакурнож на уютной прогалине в чаще берез прекраснее даже мягкого ложа в царских чертогах. Никаких бриллиантов казны самодержца не хватит, чтобы затмить сверкание капель росы на утреннем солнце.

А знаете какая бывает в лесу гроза! Я её вообще люблю, а на природе да ночью глубокой – востократно. Когда яростный блеск сверкающих молний вырывает из темноты причудливые силуэты изнемогающих под напором ветра деревьев, и в ту же секунду гром небесный раздается и откликается стонами в чащах – ужас вселенский кровь горячит! А ветер перекликается с громом – рычит и воет в кронах деревьев. Неистовый ливень, ослепительный блеск молний, гром беспрерывный… Одним словом – полуночная битва в самом разгаре. Что может быть прекраснее водопролитного сражения в темноте, если конечно у тебя в этот момент есть крыша над головой? И такой должна быть кровля эта, что ни дождю, ни граду, ни ветру не подвластна – разве только струям веселья.

А вот на работе все не так. Порой минуты безделья нестерпимо медленно ползут, будто кончилось время, и даже вечность успела поседеть. Особенно после обеда, когда и для сна уже сил больше нет. Наверное не стоит говорить, что были испробованы в такие моменты все разнообразные способы устать и хорошенько вспотеть – ведь я непоседа, хоть и начальник.

Впрочем, всему на свете бывает конец. Кончилось лето – потянулся сентябрь. В первых числах пришел к нам новый работник – настоящий, квалифицированный сварщик Вова. Хоть он был невысок и тщедушен, весомую солидность ему придавали твердый пристальный взгляд и невозмутимое хладнокровие. Я знаком с ним по турниру шахматному, на котором стал чемпионом района – он играл тогда за «Злак». Владимир работал в строительном цехе комбината хлебопродуктов. А в этом году канитель распустили – должно быть, стали невыгодны «Злаку» - и Вован очутился в котельной комхоза.

Раньше меня подъехал к нему Иван Степаныч. Узнав что перед ним высококвалифицированный специалист, предложил отметить это событие. Он даже каламбур сочинил по поводу: «Хорошим сварщиком не быть, если как следует не обмыть». Но нарвался на непонимание.

А я так искренне обрадовался настоящему сварному, что он рассмеялся громко и весело – аж до икоты. Потом оправдывался, утирая слезы – мол, здоровый смех это все равно, что деньги в кармане, поскольку уменьшают расходы на лекарства.

И я был доволен – все превосходно: специалист появился хороший, а время для замены труб у нас еще есть. Да, дела как будто складываются неплохо – отправил с утра бригаду Тевелева на теплотрассу, а сам после оперативки у директора пошел взглянуть, как управляется с электродугой новый специалист. И нарвался на ропот:

- Ты, начальник, не стой над душой – не люблю, когда мне в затылок дышат.

И добавил мне Вова, откинув держак:

- Вы, начальники, настолько привыкли к своим инструкциям, что разучились думать по существу.

Лицо его при этом стало вдруг усталым и злым – таким я его никогда не видел. А ещё почувствовал в его поведении и словах нечто доселе здесь непривычное – если хотите, некий взбрык подчиненного перед начальником. Мог бы ему сказать, для чего и как создавались инструкции по техники безопасности организации всяческих работ на местах, но не стал с ним спорить и пускаться в нравоучения о моих и его производственных обязанностях – пусть работает, как умеет и хочет, а о его профессиональных навыках мне потом Витаминыч доложит. Отправился спать в операторскую с философской мыслью – все в мире имеет свои смысл и цель.

Так уж устроены люди – каждому факту найдут оправдания.

Как сварщик, Вова был просто чудо. Может быть, Дима (не Журавлев который, а наш кредитор) – гений сварки и в очень сложных технически операциях любому даст фору, но мой новый сварной все делал быстро и добросовестно.

Однажды мы с ним разговорились на философские темы и нашли общность мнений по такому вопросу: богатство – это не счастье, а повседневные тоска и забота… Это он про В. В. Филиппова – владельца и руководителя КХП «Злак».

Намекнул ему насчет калымов. Но Вова, поняв о чем это я, сразу отрезал:

- С такими делами справляюсь сам.

Посмотрим-посмотрим… время терпит.

- В шахматишки сыграем? – как-то ему напомнил о нашем знакомстве.

- Но не на работе же, - отрезал Вован.

Он был суров в делах, но достаточно интересен в общении и романтичен во взглядах. Считал и говорил – надо загадывать и сильно хотеть, тогда сказочные мечты становятся былью. Хвастал, что денег у него, заработанных на калымах, некуда ложить.

Меня не заботило, что кое-кто из моих подчиненных смотрят на нового сварщика с затаенным восторгом, как на бунтаря и лидера бунта – мне не дисциплина ради неё самой в коллективе нужна, а результат.

Однажды Витаминыч, уязвленный в правах бригадира новым сварщиком, мне попенял:

- Ты носишься с ним, как писаной торбой. Что случилось с тобой, Анатолий?

Оказывается, Гришака не лишен тщеславия. И эта его черта порой забавляла меня, порой выводила из себя. В тот раз я повел себя как начальник, который умеет управлять собой и знает, как управлять другими.

- Со мной, Витаминыч, ничего не случилось. И не смотри на меня так. У меня тоже есть свои принципы. Надо ценить людей за их вклад в общее дело, а не за улыбки и поклоны. Таково мое убеждение.

- Неужели?

- Конечно. И я не могу поступиться им, чтобы только тебе угодить или собственному тщеславию.

- Ну, если тебя такое положение вещей устраивает… - с досадою пожал плечами Тевелев.

Не желая продолжать перепалку, посоветовал Витаминычу:

- Если сам не справляешься, мой совет – уступи ему лидерство: бригадирских тебя за это никто не лишит.

Еще совсем недавно подобное предложение мне и в голову бы не пришло. И, наверное, во все лопатки начал отстаивать перед сварщиком авторитет бригадира да и свой впридачу. Но теперь я уже не тот, что прежде – теперь я жизнью основательно тертый. Осознание себя хотя бы маломальским начальником – высшее блаженство для многих смертных, думаю я теперь – но мне, слава Богу, такие чувства не свойственны: самонадеянное высокомерие не мое кредо. А вот самая горькая правда моей жизни – зря учился на инженера: мне гораздо уютнее было бы в журналистах.

И ещё… Перелистывая в памяти страницы жизни в обратном порядке, должен признаться – было время, когда я шел у Судьбы в поводу. Это когда меня из газеты забрали в райком. Думалось мне тогда – дальше все пойдет по накатанной: делай, что должно, и будет, что надо. Если бы меня тогда спросили партайгеноссе и прочие любопытствующие: почему не коплю на машину, не клянчу у начальства квартиру, не ищу одиноких обеспеченных женщин, я пожал плечами и ответил: «Таковы правила игры – все само должно прийти».

Теперь я не играю по этим правилам.

Тевелев угомонился в тот раз, но не совсем – после очередной перепалки со сварщиком вновь наехал на меня:

- Начальник, ты в последнее время так изменился, что я уже не понимаю тебя. Меня называешь бригадиром, а задания выдаешь сварщику. Не хочется даже верить – ты отвернулся от прежних друзей? Выходит – я больше не нужен тебе?

Ситуация не простая, но я заставил себя сказать:

- Твои разборки со сварщиком – твое личное дело. Я уже говорил: не можешь править – иди в поводу, но сани должны везти груз. Что не ясного?

С минуту я наблюдал борьбу чувств на лице Витаминыча. Наконец обида взяла верх, и бригадир, не сказав ни слова, повернулся и зашагал прочь.

М-да… мудрость, мудрость – с чем её нюхают? Еще недавно о себе думал так: пусть лицо в морщинах как в штрихах, проведенных временем, седина в растерявших кудрявость волосах и хромота усиливается при ходьбе после тяжелого перелома на футболе, все же мне удается пока сохранять энергию молодости и романтику мыслей. Но все-таки теперь, прежде чем принять решение, все чаще задаюсь вопросом – для чего это надо? Выходит – не только обстоятельства, но и года меняют нас.

Вот так заснешь однажды, ничего не подозревая, и очнешься глубоким стариком.

И что же я буду делать тогда? Ведь не умею существовать в полной праздности. В плане пропитания обо мне позаботится государство – пенсию выдаст. Так что проблема не в куске хлеба. Если я не сумею заполнить жизнь чем-то полезным для себя, то просто сойду с ума – вот в чем беда. Дети мои слишком талантливыми и самостоятельными удались – для движения вперед я им больше не нужен. Плохо вожу машину, чтобы подрабатывать за рулем. Не умею петь под гармошку, тюкать топором или класть кирпич в стену. Мамин сад с огородом запустил и нет желания в нем «мичурить». Если бы довелось в магазине за прилавком сидеть – запил…

Дорабатывать, как Поспелов, шавкою на воротах? Но, для меня уже поздновато быть у кого-то на побегушках – ушло то время, когда спина гнулась. Единственный выход – брать котельную в аренду и крутить свое дело до посинения. Коллектив подобрался стоящий. И я, кажется, готов для такой авантюры. Но в круговороте текущих дел одно цепляется за другое – и пройдут недели, а может, месяцы, когда настанет время приступить к осуществлению своего проекта. А то что не попущусь им – это точно.

М-да… это все дела мирские. Но теперь частенько думаю, как уйду из жизни совсем. Хорошо бы это случилось в грозу – вспышка молнии, удар грома, и душа моя наконец-то отправится на свидание к отцу.

Ладно, это еще будет когда-то, а пока вернемся в котельную.

Все здесь работали, все при делах, а я, если не спал после ночного «часа Пикуля», наблюдал за людьми – и чаще всего за Светланой. У женщины, несмотря на севший голос от отчаянного курения, был вполне здоровый вид – имея свой дом и огород, она много времени проводила на свежем воздухе. И потому кожа её загорела, а местами даже обветрилась. Если с первого взгляда я дал ей года сорок три-четыре, то теперь без визитного макияжа и в рабочем убранстве мне казалось, что ей никак не меньше сорока семи-восьми лет. Обольстительные глаза её, надо отметить, были совершенно необыкновенные – более спокойные, чем остальные черты лица – как будто в них с некоторым опозданием отражались обуревавшие Светлану эмоции. От элементов побелки, покраски и прочих производственных неприятностей прикрывал её тело рабочий халат, которому, впрочем, не удавалось скрыть стройность фигуры и приятных мужскому глазу пикантных округлостей.

Самый волнующий момент для всех без исключения мужиков котельной наступал в конце рабочего дня, когда Света шла в душ. Его-то у нас никогда прежде не было. Но как только красавица начала работать, она потребовала от мужчин – сделайте, это не сложно! И они сколотили кабинку, меня не ставя в известность – и материалы нашли, и время для этого. Прихожу однажды на работу и вижу огороженный закуток за крайним котлом.

- Что это? – сдвинул брови.

- Душевая кабинка, Анатолий.

- А я уж подумал – туалет. Ну, для лета ещё годится, а зимой здесь можно кони двинуть.

- До зимы соорудим что-нибудь капитальнее.

- Не майтесь дурью. Буржуй Горохов нас всех совершенно бесплатно приглашает в баню в любое время дня и ночи.

- Так-таки ночи?

- Не цепляйтесь к словам.

Но душ появился, и никому в голову не приходило его демонтировать. Каждый раз в конце рабочего дня Светлана отправлялась его принять, а мужики, засев в операторской, начинали судачить и переживать – какая она, Афродита наша, совсем без одежды под струями горячей воды? 

Надо полагать, не мало было предложено на этих консилиумах инженерных проектов подглядывающего назначения. И думаю, что именно я был причиной, которая не позволила что-то из них воплотить. Мужики попытались однажды втянуть меня в осуждение – мол, образованный инженер и бывший моряк подскажет, как сделать что-то подобное перископу. Вот тогда я и урезонил их:

- Стыдитесь, женатики!

- А ты-то что, Анатолий, теряешься? – бабы нет: самое то, - укорил Борис Родионов.

- С чего ты решил, что я теряюсь? Мы со Светой давно уже лучшие подруги…

Кто-то хихикнул на мой словоблуд. Кто-то тут же предложил:

- Так сходи с нею в душ.

- Сразу, как только начнутся дежурства, и в котельной не будет лишних глаз…

Борис немедленно доказал, что он главный в котельной пошляк:

- Ну, без глаз так без глаз… Только потом, начальник, расскажешь нам – какова она в сексе. А мы с удовольствием все послушаем. 

Я не ответил, но со злорадством подумал – скоро ты совсем станешь лысым, донжуан хренов.

- Обычная – как все бабы, - вмешался Степаныч. – Нет никакой разницы в них.

Родионов не согласился:

- Ну, не скажи – в каждой красотке свои тайны. Что за женщина без секретов? Я тебе больше, Степаныч, скажу. Современные телки в сексе предпочтение отдают активному процессу: любят не трахаться, а трахать – вскочат на тебя, как в седло на коня, и айда-пошел. Ты когда последний раз с молодками кувыркался?

Короче, обычный мужской похотливый треп…

Но вот какая чепуха получается. Я уже говорил, что навсегда поставил крест на возможности сочетаться браком с какой-нибудь приглянувшейся красавицей. И объяснил это себе собственной неприспособленностью к семейной жизни. Так ли это на самом деле?

Еще немного порассуждав, пришел к убеждению, что не смотря на всю их загадочность, ни одна из женщин не интересует меня, как объект изучения. А кто же тогда? Вы не поверите – мне более всего любопытен я сам! Что это, как ни комплекс Нарцисса? 

В таких повседневных заботах прошли две недели первого месяца осени – совсем немного осталось до начала отопительного сезона. Все, что теперь надо делать, это ждать. Но ждать хорошо, когда есть чем себя занять. Настало время глубоких раздумий…

Самое ценное в умственной работе руководителя – это когда ты сидишь в полном одиночестве и вдруг наступает удивительный миг включения интуиции и зарождения новаторской мысли. Хотите верьте, хотите нет, но именно в такие минуты я и обдумывал план аренды котельной – сколько мне нужно людей, как организовать их работу, какую предложить зарплату и прочее остальное… А задумки, как, кажется, говорил Аристотель, это уже половина дела.

Но задумки задумками, а дело складывается из поступков.

Первым из них на пути в будущее стало мое объяснение со Светой – предварительное, назовем его так. Однажды подумал – хватит клинья подбивать благородными жестами в надежде на нечто большее, чем дружба: давно пора нам поговорить, как взрослые люди, и без грязных намеков.

Оставшись как-то в операторской тет-а-тет я задал Коломыйцевой вопрос:

- Мужики наши не донимают?

- Не без этого.

- И как ты?

Она наклонилась ко мне поближе и понизила голос доверительно:

- Они не в моем вкусе.

- А кто в твоем вкусе?  У меня шансы есть?

На её молчание и загадочную улыбку внес поправку:

- Это не брачное предложение, но предложение к отношениям.

Расслышав жалобную нотку в моем голосе, она окинула меня веселым взглядом типа – ну, закадри меня, если сможешь. Я его понял, должно быть, неправильно.

- Никаких напрягов, радость моя – в этом залог обоюдного счастья.

- Забавно, - парировала она. – А я-то как раз придерживаюсь противоположного мнения. Так вот, чтобы вы знали – мне нужен супруг, а не хахаль.

- Я считал, что неприступностью до свадьбы обычно отличаются девушки. Но женщины в годах… тем более бабушки… начинают завязывать отношения обычно с постельных сцен. Если мы понравимся друг другу да привыкнем, почему бы нам не создать семью, коль мы оба теперь свободны?

Она слегка побледнела.

- Я вам нравлюсь?

- Не то слово… Но по моему глубочайшему убеждению, любовь – это итог счастливой семейной жизни, а не повод для её начала.

Ох, уж эти глаза Светланы… Я понял, что она не уловила смысла мною сказанного, но пытается, и глаза её обольстительные в этих сомнениях были просто прекрасными.

- Так вы со мной жить хотите?

Ейбо, в этот момент она показалась мне тридцатилетней – может быть, это благодаря выражению детской наивности в широко распахнутых глазах. И я сам одарил Светлану улыбкой больного щенка, хотя сказал мысль весьма зрелого человека:

- Для начала – только встречаться.

Она прыснула, будто разом очнувшись:

- А я-то, дура, уши развесила.

Услышав приближающиеся голоса, сделал вид, что не понял её:

- Позволишь проводить тебя после работы? Дорогой поговорим…

Щеки Светланы мгновенно залились румянцем досады.

- Нет. Мы пойдем – каждый своим путем.

Чуть было не брякнул сгоряча: «Теперь все дороги наши ведут лишь к старости», но вовремя спохватился и милостиво соизволил согласиться с её категорическим решением:

- Это моя личная трагедия – с юных лет обречен быть непонятым и недооцененным женщинами.

Топая домой, попытался дать толкование всему, что между нами было говорено – что сказал и услышал. Даже потер виски на ходу, пытаясь заставить мозги шевелиться. Но потом понял, что это сейчас не имеет никакого значения. Ничто не имеет значения по сравнению с тем, что создают обстоятельства. Но они пока не сложились. Так что, будем ждать – как говорил товарищ Саахов.

Подготовка котельной шла своим чередом. Почти все из намеченного уже было сделано, но до визита инспектора Гостехнадзора (или комиссии?) еще оставалось время. В отсутствии срочной работы моральный дух команды упал. На теплотрассе мужички еще упирались, а операторы целыми днями не знали, куда себя девать – тут подметут, там подкрасят или подбелят… Бегают стадом за Истоминым, когда он разжигает котел для производственных нужд, но чаще просто сидят в операторской. И мне нечем было их занять. Затевать что-нибудь постороннее, когда не решен вопрос аренды котельной, не хотелось. Но половина коллектива прозябала в безделии, и душа моя томилась от этого. Будь котельная моей вотчиной да плати я зарплату из своего кармана, отправил бы операторов в отпуск без содержания – пусть в огородах наводят порядок к предстоящей зиме. 

В тот день после обеда пошел нескончаемый холодный дождь.

Операторская гудела – в неё разом набились все сотрудники котельной. Окно запотело и, несмотря на открытую дверь, было душно. Для любителей поболтать это самое подходящее время. Взрывы хохота от непечатных анекдотов или шуток эхом отдавались от высокого потолка котельной. Я сидел отстраненно от общей темы разговоров и поглядывал на Светлану – мне хотелось выглядеть в её глазах сдержанным, невозмутимым и влюбленным.

- А вы что такой унылый? – одарила меня оператор Татьяна одной из своих хитрых улыбок.

- Начальник наш – парень не компанейский, - подсказал ей ответ Борис Родионов.

Светлана переводила взгляд с одного на другого:

- Ну, а что веселого в матерных анекдотах? Сидите бок о бок с женщинами, а ведете себя как в мальчишеском клубе – одна лишь пошлятина про девчонок.

- Так весело же! – сказал Тевелев.

Света и не пыталась быть вежливой:

- Кому? Ты не заметил, что ржут одни только мужики?

Брови Степаныча полезли вверх:

- Ну, дела! Нам теперь в котельной и рта открыть нельзя.

Светлана ощетинилась:

- Да уж, будьте добры в моем присутствии называть девушек девушками, а не телками, женщин женщинами, а не бабами… И чтоб никаких матов больше здесь не звучало!

Я улыбнулся её словам и своим мыслям.

Родионов пожал плечами:

- К примеру, было у меня пару свиданий с хорошенькой женщиной. И что? Не моя вина, что она оказалась бякой. И как мне теперь её называть?

Несколько мгновений Светлана в упор его рассматривала, потом сказала:

- Бяка она или кака – это твое личное мнение. Так держи его при себе.

- Этак и поговорить не о чем будет, - сквозь зубы проворчал Иван Степаныч.

А я почувствовал зимнюю стужу в спокойном взгляде оператора Коломыйцевой, которым она обвела всех без исключения мужчин, включая меня…

Невольно почесал затылок. Мне не хотелось участвовать в перепалке, но, видимо, придется. На чьей стороне? На своей, конечно. Мне не хочется пускать Свете пыль в глаза – я должен сказать то, что думаю по вопросу мужского трепа и отношения к женщинам. Или не должен?

Подначила Таня:

- А начальник наш все молчит.

Но я обратил свой взор не на неё, а на Светлану. Та с вызовом тоже смотрела на меня – руки скрещены на груди, одна бровь соблазнительно изогнута дугой. Ну, была-не-была! И тогда я сказал:

- Всегда и повсюду мерилом культуры отношений между людьми разных полов в коллективе было правило: мудрость женщин воспитывает порядочность мужчин. Мужик говорит и поступает настолько развязно, насколько ему позволяют дамы – ни больше, ни меньше… Запомните это.

Все притихли, переваривая. Лишь Светлана шумно выдохнула и сказала:

- Слыхали, мужчины? И поскольку сидите в операторской – то есть в гостях у нас – больше чтоб я не слышала здесь ни пошлостей, ни мата…

- Иначе? – обиженно спросил Степаныч.

- Иначе возьму за шиворот и выкину нафик! – пафосно ответила Светлана.

От её слов и гримасы износившегося сварщика такой хохот раздался в небольшом помещении, что заколыхались шторы на единственном окне. Причем женщины смеялись громче мужчин.

- Ну, значит так тому и быть, - согласился Борис Родионов, который хвастливо утверждал, что никогда не дает своим женщинам повода для обид.

Степаныч постарался изобразить смущение:

- Я без мата говорить не умею, - и вскинул руки, не то кланяясь, не то защищаясь, не то Аллаху молясь.

- Ладно, - включилась в полемику сестра Людмила, - из уважения к возрасту вас удалим после трех замечаний.

- Лишь бы культура восторжествовала в нашем коллективе! – пафосно заключила Татьяна.

Наконец и Степаныч улыбнулся, откинувшись спиной на стену.

- Бабоньки, вы, конечно красавицы, каких поискать, но без многолетней привычки мне никак.

- А если меня тошнит от матов? – напирала Светлана. – Тогда молчи или ругайся оттуда.

Она махнула рукой за порог:

- Поставь себе табурет у котла и матюкайся там.

Улыбка экссварщика стала шире:

- Может, и правда отучите, а? И станем мы с женой ходить на культурные мероприятия.

- Знаешь, Степаныч, - попенял Тевелев. – Ты уже пенсионер по горячему стажу, а ведешь себя порой, как бесстыжий прыщавый мальчишка-шкодник.

В его словах прозвучала бригадирская досада за марьяж Ивана Степаныча с зеленым змием. Тот так и расплылся, будто ему сделали невесть какой комплимент.

- Ну, конечно! Не расстанусь с красным галстуком – буду вечно пионером.

- Пионеры, мне кажется, не пьют.

- И я не пью.

- Да перестань! Ты когда не пьян, хмурной и больной.

Степаныч согласился:

- Правильно говоришь, Бугор (бригадир – блатное). Но я приловчился теперь поправляться крысиным пометом. Если не знали, ребятки – он почти не уступает по качеству крепчайшему самогону. И не запрещен трудовым законодательством.

- Ты серьезно? – поинтересовался Родионов.

- Серьезнее не бывает. Пойдем заглотим по катышку – и сразу поймаем кайф.

- Вот о чем говорят! – всплеснула руками Татьяна. – Тьфу на вас…

Власть слова. Еще со времен работы в райкоме я считал это выражение неправильным, неуместным. Но тогда приходилось много врать, защищая диктат и глупость партии в глазах народа – как теперь врут депутаты и кандидаты в них. Сейчас все кажется по-другому. Вот чего не хватает Витаминычу, чтобы справиться со сварщиком Вовой? Правильно – интеллекта: сварной и говорит умнее, и ведет себя расковано. И я был такой же дурак, как мой бригадир, если бы стал оспаривать мнение сварщика в вопросах, которые он знает заведомо лучше любого из нас.

Вот сейчас он сидит и молчит. Потому что имеет свое суждение о женщинах и культуре отношений внутри производственного коллектива, но не намерен их обсуждать. Он ценит свое слово – и потому оно ценно. Хотя, надо признаться, аристократические манеры Вовка слегка не вяжутся с невысоким росточком его тщедушного тела. 

Умею ли я говорить? Наверное, да – помню, как лекцию по контрпропаганде читал слушателям без бумажки. А когда осваивал мастерство журналиста, моя наставница в редакции Леночка Селезнева поучала:

- Не переживай из-за слов – они найдутся. Главное в материале – досконально тему знать, разобраться во всем…

Между тем, полемика в операторской продолжалась.

- Не жизнь, а тюрьма какая-то – пить бросай, курить не смей. А теперь еще голоса лишают. Свободу Деточкину! – заявил Степаныч, и все присутствующие посмотрели в его сторону.

Кто-то хихикнул, но большинство с неодобрением. Я с удивлением – что за комедию, хрен его дери, разыгрывает старый черт? что ему снова вступило в голову?

А тот невозмутимо продолжал:

- Если живу, как хочу, значит я монстр?

- Нет, ангел безгрешный!

- Прошу не перебивать!

- Не трогайте Степаныча, - Родионов вскричал дурашливо. – Он подбирает слова без матов и практически умственно уже надорвался.

- Действия порождают последствия, - довольно мудрено сказала Светлана.

Старый ворчун посмотрел на неё с недоверием:

- Меня мучает вопрос – все ли средства хороши для достижения благой цели?

На полном серьезе и без тени усмешки предложил Родионов:

- Можем язык тебе откромсать ножницами по металлу?

Но Ивана Степаныча от шутливой патетики вдруг потянуло в слезливость:

 - Жизнь у меня так сложилась – много дерьма в ней повидал. Вот и сейчас у меня сынок на зоне срок отбывает.

Светлана нахмурилась:

- Значит, так воспитал.

Степаныч не отвечал, но Коломыйцева ждала, сурово и напряженно глядя ему в лицо. Я подумал – сказывается в операторе партийная закваска.

Износившийся сварщик в смущении запустил пятерню в волосы:

- Ну, почему? Говорил я ему – будь осторожным.

- Плохо, Ваня, учил, - Родионов вмешался. – В народе не даром говорят: вора бьют не за то что украл, а за то что попался.

Степаныч покачал головой:

- Мой за драку угодил.

И шумно выдохнул, будто предлагая тему закрыть. Но сам же продолжил:

- Могу одно сказать – он не сделал ничего дурного. Просто силы не рассчитал. А паренек побитый попался со связями – вот и не отвертелся мой остолоп…

Степаныч поднялся, к двери направился.

- Ты куда? Материться?

- Мне надобно покурить?

- Вот дожили! Что и курить уже здесь нельзя?

Похоже, это вопрос ко мне.

- Только с разрешения дам.

- Мы не разрешаем, - сказала Татьяна и выразительно посмотрела на Светлану.

Та поднялась и удалилась из операторской вслед за Степанычем.

- Не хочу показаться глупым… - подал голос несостоявшийся сварщик Дима, привлекая внимание.

Но после его фиаско с батареей отопления в операторской не только я сомневался, может ли этот парень хоть раз открыть рот так, чтобы не показаться глупым. А Тевелев ему тут же махнул рукой:

- Лучше молчи.

Нравится Витаминычу бригадирская должность.

Уголок рта Журавлева чуть дернулся – возможно, что от обиды – но речь свою он не продолжил. Это было правильное решение. Дима готов был в доску разбиться, чтобы удержаться в коллективе – особенно теперь, когда появился настоящий сварщик, у которого можно чему-нибудь научиться. Только все это напрасно. Если мы возьмем в аренду котельную, то под вопросом участие в её новом составе слесаря Родионова и пенсионера Ивана Степаныча. А не состоявшегося сварщика Диму мы с Витаминычем дружно забраковали.

Ну, а Борис Родионов, конечно же, не мог остаться безучастным к возникшей ситуации – ему и грамотность свою подчеркнуть хотелось и жизненную подкованность.

- Есть три вещи, парень, которые никогда не надо делать, - сказал он, обращаясь к Димону Журавлеву. - Лезть на рожон, извиняться и сознаваться.

- Говорят, признания облегчают душу, - подал голос Истомин.

Это была слабая попытка разрядить обстановку после категорических объяснений с прекрасной половиной коллектива котельной. Но, похоже, она удалась – минут через пять в операторской очумевшие от безделья слесари во всю обсуждали дела на планете – особенно ближневосточный конфликт.

- Все эти орлы с полотенцами на головах, на мой взгляд, отчаянные трусы – блистал остроумием Родионов…

Нудный дождь за окном действовал усыпляющее. Я уже успел часок-другой покемарить до обеда. Сейчас-то что? И нечем заняться. Может, распустить людей по домам?

К пяти часам дождь не то чтобы прекратился, но как-то поизмельчался, превратившись в водную пыль или прозрачный мокрый туман. Народ стал расходиться. Мы с Истоминым отправились взглянуть на уровень сточных вод в накопителе от бани, прачечной да и котельной теперь – от душа.

Стояли, разговаривая, во дворе комхоза на полпути от прачечной, когда Светлана, по обыкновению приняв душ после работы, вышла из котельной. Подошла к нам, улыбнулась и взяла меня под руку, не стесняясь Истомина.

- Ты хотел меня проводить?

От этого простого жеста во мне будто оборвалась туго натянутая струна многодневного мучительного напряжения. Сердце сжала тупая боль, и тут же пришло облегчение. Я понял – это начало наших отношений.

- Может, сходим куда-нибудь перекусить? – предложил я.

И пришли в столовую, заказали пельменей.

- Расскажи о себе, - попросил я.

Она не заставила себя упрашивать:

- Хочешь верь, хочешь не верь – я еще в школе приглядела себе будущего мужа. Можно сказать, вынянчила его для себя. Писала записки, звонила, подстерегала, оказывала знаки внимания, отшивала соперниц… Завоевать мужчину – это труд. Я не из тех, кто думает, что однажды принц сам явится за тобой на белом коне. Да-а… И так его влюбила в себя, что разбудила одну дебильную черту – он стал ужасно ревнив. А при моей общественной работе – ну сам понимаешь, партконференции, банкеты, поздние возвращения с запахом спиртного – поводов к этому хоть отбавляй. Стал упрекать, ругаться, драться… А при его габаритах и силище – это, практически, игра со смертью. Взяла и ушла… от греха. Да-а… Сходились-расходились много раз – думала, образумится, а он, паразит, пристрастился к пьянству. Тут уж совсем терпение лопнуло – развелись окончательно…

- Больше не беспокоит?

- Тьфу-тьфу-тьфу… Помяни черта к ночи!

- Поклонники были?

Света пожала плечами:

- Святой не слыву, но мне муж нужен, а не хахаль. А ты почему один? 

Рассказывая о себе, я смотрел на Светлану и думал о ней. Интересно, относится ли она к тому типу женщин, которые лишь стонами выражают свою страсть, или же шепчет в ухо мужчине сокровенные слова, способные еще больше его подхлестнуть. Насколько известно мне, все мужчины очень ревнуют своих не в меру страстных жен. На вид Света очень сексуальная женщина, хотя внешность бывает обманчива. Но пока идет все как надо – и я пленился её чарами, и она, похоже, не устояла под моим натиском. Тем не менее, что-то смущало и подспудно тревожило, будто я не зрелый мужчина, знавший в жизни не одну женщину, а вчерашний студент.  

Внезапно охватил прилив нежности – желание припасть к её устам, почувствовать их вкус, погладить по волосам, коснуться губами шеи… Потом желание обдало жаркой волной, и брюки вдруг стали тесными. Что со мной происходит, когда Света рядом? Неужели я не в силах совладать со своими, чисто сексуальными импульсами?

Не сказать, что желание обладать как-то вдохновляло меня. Наоборот – оно меня выбивало из колеи, делало беспомощным. Никудышным, видимо, стал обольстителем.

Чтобы отвлечься и угомонить свою плоть, повел такой разговор.

- Наверное, слухи уже дошли – хочу взять нашу котельную в аренду. Ну, в смысле, не под себя, а в коллективную ответственность. Ты как – ответственный человек? Не сбежишь от нас в отопительный сезон?

- Да, конечно, слыхала. И я «за», - ответ прозвучал суховато.

Я подумал – стоит ли обсуждать здесь и сейчас не любопытную ей проблему? Тем более, что пельмени уже съедены, и Светлана засобиралась домой.

На дворе поливал дождь.

- Что будем делать?

- Такси возьмем.

- До него еще надо дойти.

- Стой здесь, никуда не ходи – я сбегаю за машиной.

До стоянки частного такси «Дилижанс» бежал минуты две – она тут рядом – но успел до нитки промокнуть. Подхватили Светлану, довезли до дома, но проситься в гости в таком состоянии не решился.