Парадоксы
«В этой жизни умирать не ново,
но и жить, конечно, не новей»
/С .А. Есенин/.
Саня ещё в Донецке заметил за собой «хвост». Останавливаться и выяснять – кого его персона заинтересовала? – не хотелось, но на душе стало гадко. Так и вывез эту гадость за город.
Позвонил Ольге – за жену беспокоился больше:
- У тебя все в порядке?
- Еду, а что?
- Приглядись – нет за тобой «хвоста»? А лучше пристройся к кому-нибудь с российскими номерами и за ними до границы.
- За тобой следят?
- Прилип кто-то на легковушке.
На заправке достал автомат, положил на сидение рядом.
«Хвост» не стал подъезжать к колонкам. Но когда Саня рассчитался за солярку, к нему подошел один из вчерашних бандюков:
- Поговорить надо, чувак.
- Тормознемся на трассе, - согласился Готовцев.
Когда визитер вернулся в свою иномарку, она дважды коротко и сдержанно посигналила.
На шоссе бандюки догнали камаз, обогнали и тормознули, свернув к обочине.
Готовцев пристроил фуру к их багажнику и спрыгнул на землю с автоматом в руках. Трое его уже ждали. Один сидел в иномарке.
Саня запустил очередь над головами.
- На землю, суки!
Физиономия его в одно мгновение стала свирепой.
Двое безропотно легли животами, третий собрался драться. Встав в боевую стойку, никак не мог определить, как же ему победить, не получив пули в грудь.
- Не глупи, - посоветовал Саня. – Ляж и лежи, а то обезножу.
Угроза лишиться ног подействовала – боксер прилег рядом с братками.
- А ты вылазь, - приказал Готовцев четвертому. – Да ствол в карман убери, а то в руку шмальну, а уж куда попаду, не виноват…
Тот послушался, вылез с пустыми руками, но дышал при этом, как вол, тянувший сена стог на телеге. Должно быть, от злости.
- Можешь сесть, чтобы костюмчик не замарать.
Но главарь не послушался, а упрекнул:
- Ты чего такой борзый? Тебе неприятностей мало на фронте?
- Сядь, говорю, - повторил Саня и повел стволом автомата.
Тот, помедлив немного, сел спиной к колесу легковушки.
Готовцев подошел и ткнул автоматом в лоб:
- Ой! – искренне удивился тот. – Бля, больно же!
- Ты чего быкуешь, сколопендра? На фронтовика бочку катишь. Всех пристрелю и медаль получу – смекаешь? Мамок только ваших жалко…
Потом прострелил все колеса иномарке, сел в свой камаз и поехал дальше…
В спину ему неслось:
- Тебе теперь смерть, козел! Уроем, нахерр…
Звучало мерзостно – в пору вернуться.
Но Саня ехал и думал – как просто все получилось с бандитами, сам не ожидал. Какие-то они свои, донбасские – было жалко и стало весело…
- Что делаешь? – спросила Ольга в мобильнике.
- Еду в часть, а ты?
- Границу пересекла. Все в порядке…
Они странно общались – будто бы не расстались, а сидят рядом и обсуждают, чем вечером заниматься.
- Милый, ты меня любишь?
- Люблю-люблю…
- А изменяешь?
- С чего бы вдруг?
- А с Украиной?
- Мы же договорились, что воюем за Советский Союз.
- Кстати, да, пришла подтвержденная информация, что партизаны грохнули под Киевом одну установку комплекса «Patriot». Я уж деньги на указанный счет перечислила.
- По новым расценкам?
- Ну, конечно.
Они не здоровались и не прощались – просто общались и отключались до следующей новой мысли…
Автобат опять таился в лесу. Деревья тесно обступили парковочные места и под их густой листвой не так-то просто углядеть машины с защитными сетками.
Из всего, что было в Донецке, Готовцев рассказал коллегам только историю с бандюками. Все недовольны их поведением – одобрили Саню, что спуску не дал. А комбат Петрович, который Федоров, сказал:
- Зря связался. Осторожность – лучшая часть мужества.
Сам, однако, всегда поучал, что для водителя на фронте важнее всего решительность и решимость. Когда тебя поливают снарядами, раздумывать некогда – надо действовать.
Как-то подсел по душам пообщаться.
- Все говорят, Александр, что жена у тебя сильно красивая и богатая. А ты тут жизнью рискуя, на передовую катаешься. Не надоело? Дома-то что не живется?
- Нет. Не могу серо жить, неинтересно. И ещё я хочу воспитать в себе уверенность, хладнокровие и презрение к смерти.
- Я смотрю, ты просто так от нас не уйдешь – повод нужен. Зациклило? Не понимаю тебя. Ты ведь с Урала. Чем тебя Украина так угораздила?
- Константин Петрович, мы одна страна. Я за Советский Союз воюю.
- Вот даже как! Значат, ты патриот, а не мститель. Наши-то все со злобой воюют – до смерти достали укропы проклятые: нет и не будет им пощады от нас. Ну а тебя, я так думаю, жизнь однажды таки обломает…
Саня хорошо понимал, о чем думал Петрович – о смерти или тяжелом ранении с последующей инвалидностью. Он пробовал представить себя мертвым – получалось плохо. Безруким-безногим совсем не смог…
Кликуша, блин! Готовцев насупился.
- Слушай, - окликнул Петрович, - Приблудный Петро твой бывший напарник?
- Был такой. А что учудил?
- Да уж. Кто-то из сродственников с той стороны позвонил ему – мол, на даче под Киевом американские «патриоты» стоят: легко взорвать пару штук и заработать. Он ко мне – отпусти, мол в командировку, а то в самоволку сбегу. Сбежишь, поймаем и расстреляем, говорю – время военное, а ты мобилизован. Он за свое – ну, край надо: когда ещё подвернется такой случай. И рассказал про американскую технику, за уничтожение которой кто-то платит большие бабки. Я послал его к черту – он убежал. Запасы бесстыдства в любом человеке огромны – сколько ни копай, до дна не доберешься. Пропал, короче – уже месяц. Я его в «без вести пропавшие» записал – не убит, так найдется. Ночью звонит сегодня с той стороны – вдрыбаган пьяный, еле язык ворочается. Денег, грит, на счет получил кучу немереную за сожженную пендосскую установку...
- Чего хотел, того и добился.
- А мне-то кем его считать – героем или дезертиром?
- Лучше забудьте о нем, а то СБУ наведете.
- И то верно.
- Он отоспится, хорошенько подумает и продолжит свою охоту на американские «патриоты» – раз так убедительно за них платят.
Петрович вздохнул, печали исполненный.
Вокруг было тихо. На каком-то своем иврите ворковал дикий голубь, подзывая подружку.
- А ведь ничего хорошего про него не скажешь. Тать Петро наш Приблудный, подлец и врун.
- И вдруг оказался на своем месте в нужное время, вместе с Околицей огорчивший звезднополосатое заокеанье - не согласился Саня.
- М-да, герой. Кто бы подумать мог…
В курилке вечером после ужина о Петре Приблудном вспомнили ещё раз.
Никто, оказывается, не знал его прошлого. Пришел по призыву. Работал не то чтобы рьяно, но технику знал. И мародерствовал, когда фартило. Об этом ведали почти все и презирали за то мужика. Видимо, за бесстыдное поведение в автослесари перевели, чтобы не позорил доблестный автобат в прифронтовой полосе. Коллеги его не любили. Кто-то даже подозревал в нем шпиона – платного агента СБУ.
На губах Петра не было улыбки никогда, в глазах – привета. В них чаще тлели зависть, жадность и подозрительность. Он был непостижимой загадкой для автобатовцев, чья свирепая ненависть к укропам была сильнее страха смерти.
А теперь оказывается, Петро Приблудный, сбежавший со службы, утер им всем нос – сжег машину американского зенитно-ракетного комплекса «Patriot».
И все же они не могли заставить себя полюбить его. Повадки Приблудного были отталкивающие. Он не пускался в откровенности, когда служил в автобате. Отклонял все попытки вызвать его на разговор.
А теперь сам Петрович о нем:
- Возможно, великий и одинокий дух… В нем есть что-то нечеловеческое.
- Да из-за денег он подвиг свой совершил, - заметил один из водителей.
- В его душе все притупилось, кроме жажды наживы, - согласились ребята. – Но не шпион – это точно.
Не шпион и не патриот – таков был общий вердикт.
- Просто дурной характер, - заметила одна из женщин автобата. – Бессердечный он.
Больше Петро Приблудный не звонил комбату, не хвастал своими заработками, но периодически сгоравшие или подорванные установки комплексов «Patriot», возможно что были его заслугой. Наловчился мужик…
Но кто его знает, Украина большая, и смельчаков отчаянных ей не избыть. Был бы повод, однако…
Повод был и очень заманчив – все украинцы, свидомые и не очень, нацики, ВСУшники-СБУшники, и наконец, просто авантюристы, солдаты фортуны, бандиты… - словом, все отщепенцы, все отбросы современного мира, стекавшиеся на Околицу в поисках кровавых заработков – все могли пойти на риск легко заработать, убивая друг другу и уничтожая военную технику НАТО. Фонд Правосудия щедро платил.
Многие считали и убеждались в своей правоте, что это хорошие заработки – надежные и доступные.
«Убей ближнего» прозвали эту игру со смертью.
Убить своего товарища и успеть получить деньги прежде, чем другой выстрелит в твою спину.
Ну да ладно, Бог с ним, с Приблудным – надо жить и служить…
Саня проснулся, вздрогнув – открыл глаза. Мрачно смотрятся лес и небо. Кто не спит, ходят квелые, невеселые. Из-за этих дронов проклятых совсем изломалась жизнь автобата. Раньше, если тревоги нет – ну, в смысле экстренной доставки боекомплектов на линию фронта – жили по распорядку, вплоть до утренней зарядки. Теперь только прием пищи определен по времени – остальное на личное усмотрение: хочешь спи, хочешь машину чини.
Готовцев поднялся. Состояние нервозное. Где-то вроде как погромыхивает. Опять нацики прут или обычная перестрелка?
Чем заняться?
Гложет страх непонятный. Маята души и нелепые раздумья, которые неотвязно ещё перед сном крутились в мозгу.
Жить не хочется. Почему? Казалось бы, жив и здоров, деньги есть, жена красавица – живи да радуйся; круши врага и сам не попадайся ему на мушку. А вот…
Слышна команда:
- Готовить машины. Первая рота через десять минут на погрузку. Всем надеть бронежилеты и каски!
Чей-то ответный крик:
- Командир, есть вопрос: может, не будем каски сейчас надевать? Под руку положим и достаточно…
Парни одобрительно загудели.
- И бронники тоже.
Петрович соглашается:
- По желанию, но под рукой держать.
Бронники потребовались на опушке – колонну обстреляли из автоматов. Наверное ДРГ – диверсионно-разведовательная группа укропов. Вот черти полосатые куда забрались.
Машины не останавливаются. Свободные водители открыли ответный огонь по кустам прямо из кабин.
У Готовцева нет помощника. Он ведет камаз в колонне, не отвлекаясь на постороннее.
Мелким стеклом брызжет отверстие в лобовом стекле.
Рация команду дает:
- Машины вывести из-под огня. Свободные водители из кабин! Сосредоточиться, окружить кусты, не дать диверсантам уйти…
Саня, продолжая движение в колонне, думает – война уже началась, а я ещё жив: не мой день. Значит, все замечательно! Просто чудесно! Только ладони вспотели и дрожат…
Стрельба продолжается с обеих сторон. Несколько пуль достаются впереди идущей фуре.
Вот если бы был там боекомплект, то рвануло… - думает Саша.
Смотрит на переднюю будку с таким напряжением, что, кажется, что в ней все равно что-нибудь должно загореться.
Ещё один поворот – лес скрывает место засады и избавляет колонну от свиста и цоканья пуль о жесть.
Рация приказывает:
- Встаем, глушим моторы, с автоматами в бронежилетах и касках – на выход!
В кустах, где засада, раздаются гранатные взрывы.
Поменяв баранку на автомат, руки Готовцева перестали дрожать. Однако прыгал из кабины на землю, втягивая голову в плечи с полной уверенностью, что сейчас ему её отстрелят.
Но после взрывов гранат никто не шмаляет – ни укры по автобатчикам, ни те по ним. Тишина в лесу – в пору соловью запеть.
Оставив охрану возле машин, остальных ротный ведет к месту засады. Там уже бойцы, первыми принявшие бой. ходят во весь рост, потроша кусты.
- Ушли подлюки. Окружить не успели.
Один из водителей дает длинную очередь вглубь леса.
- Вдогон вам, блядины!
От стрельбы, неожиданно прозвучавшей, кто-то за дерево сиганул, кто-то присел…
Ротный рявкнул:
- Хорош палить!
- А вот и мертвяк! – из кустов крик раздался. – Не всех успели прихватить.
- Может, догнать попробуем?
Ротный:
- Я доложил куда следует – пусть занимаются ДРГ специально обученные люди. У нас своя работа. По машинам!
От вида трупа Саню тошнит.
Санинструктор, приглядевшись к убитому – в то, что осталось от лица – говорит:
- Мужики, а ведь это пацан. Ему лет пятнадцать, не больше.
Ротный оглядывает толпу:
- Наших-то никого не задело?
- А вон машину в лес завернуло.
Толпой подходят к фургону – скатившись с дороги «камаз» «поцеловался» с могучей березой. Двери закрыты. Лобовое стекло вдрызг разбито. Оба водителя в кабине, и оба убиты – это видно. Салон весь в крови.
- Два один в пользу киевского «Динамо», - говорит, неподумавши, какой-то остряк.
- Заткнись, а, - ему советуют.
Оставив охрану у раздолбанной фуры, колонна отправляется на погрузку.
День продолжается, как обычно…
Лучшее средство перед сном привести нервы в порядок – почистить оружие. Нет занятия более умиротворяющего.
У Готовцева три ствола – и неважно: стрелял-не-стрелял – он чистит все: автомат, винтовку, АПБ. Из всех этих инструментов смерти Саня убивал, но счет зарубками не ведет, хотя на прикладах винтовки и автомата бывает случаются у ребят.
Всё, оружие вычистил, нервы успокоил – пора на боковую: ночью предстоит дорога в Донецк: должно быть, состав пришел с грузом.
На закате дождище ливанул бешенный и поливал лесные поляны до полуночи – без молний и ветра. Самое то для сна…
Лег Саня в спальник. Не думается.
Сон мимолетный – только закрыл глаза – бац! – по кабине:
- Подъем! Пьем чай в столовой и на выезд.
Машины прогревают моторы. Водители перекусывают, пьют чай горячий…
Через полчаса колонна выбирается на трассу в сторону Донецка.
Ольга уже любит этот город, тишину и чистоту его улиц – здесь её мать захоронена под замечательным обелиском, возведенным на деньги дочери..
А Саня цинично кивал ей на следы артобстрелов – мол, первые руины Третьей мировой.
Асфальт лежит среди полей, которые вызывают умиротворенные чувства даже в приборы ночного видения: колонна движется без огней.
Потом поля сменяются холмами. У горизонта темнеют терриконы.
Дорога однообразна Иногда в пути встречаются тихие, без единого огонька села.
В Донецк прибыли на рассвете. Город мирно просыпался – бывает же такое!
Разгрузкой вагонов и загрузкой машин занимаются специалисты. Груз непонятный, в деревянных ящиках. Секретное оружие против дронов? Дай то Бог!
Для водителей стол накрыли – борщ украинский, котлеты с картошкой, кулебяки с капустой, впрок и дорогу пиво безалкогольное в пластиковых полторашках, сало... После сытного завтрака залезли в кабины, попадали спать. Разгрузка-погрузка продолжается…
Куда из Донецка? – никто ещё не знает. Сказали – будет сопровождение.
Вот бы это девица – появившаяся на платформе с черной папкой в изящной ручке с крашенными коготками, короткой юбочке. Нарядная, как елочное новогоднее украшение, ейбо!
На неё глядя, кто-то вздохнул:
- Я бы её сейчас всю облизал.
И в словах этих не было никакой пошлости. Истосковался народ по женскому телу.
Снова за городом, снова на трассе – колонна движется в сторону фронта. Ближе к опасности. Но когда долго едешь и ничего не случается, это успокаивает.
Солнце печет.
Наконец, населенный пункт, остановка.
Стало понятно почему. Здесь таких катакомб укры нарыли – есть где укрыть и сберечь груз секретный.
Действительно, подъезжает колонна к бетонному сооружению, уходящему в землю.
Разгружают быстро, но не кормят водителей, как это было в Донецке. Но те хлеба достали, выпили пиво, съели сало – перекус перед последним броском к комфорту базы автобата.
Всем становится легко и радостно – налегке сейчас помчатся домой
- Не расслабляйтесь, ребята! – говорит ротный, хотя по нему видно, что он сам повеселел.
К Сане подходит с каким-то майором в камуфляже и отдельны заданием:
- Поступаешь, Готовцев, в распоряжение...
Тот кивает – принято, мол.
Вслед за майором в кабину камаза втискиваются ещё два ополченца.
Покружив по улицам, Саня останавливается перед двухэтажным домом. Пассажиры исчезают в подъезде и не скоро появляются с пианино на руках.
Все понятно: майор мародерствует – присмотрел в квартире брошенной инструмент бесхозный, решил себе умыкнуть. Душа Сани презрением переполнилась, но сидит, наблюдает.
Пианино до фуры дотащили, а поднять не могут никак.
Майор к водителю:
- Поможешь, голубчик?
«Голубчик» в ответ:
- За сытный обед.
- Будет.
Загрузили инструмент, поехали обратно в Донецк.
Саня хмурится – не дай Бог, многоэтажка!
Но по дороге свернули в село – конечным пунктом коттедж двухквартирный оказался.
Саня помог снять из фуры инструмент, а уж в дом без него понесли.
- Остаетесь? – он крикнул.
- Езжай, доберемся! – махнул майор.
Готовцев запустил двигатель и посигналил, не трогаясь.
Майор подошел с казначейским билетом достоинством в тысячу рублей.
- Спасибо.
- Не за что.
Приметив кафе придорожное и дымок мангала, подвернул пообедать. Заказал шашлык, лимонаду и кофе.
В этот момент позвонил ротный:
- Чем занимаешься?
- Загружаюсь.
- Все нормально?
- Лучше некуда.
Ротный не был любимым командиром…
Болтик, гаечка, две шайбочки стальных, две резиновых – готова заплатка на сквозное ранение лобового стекла. Только Саня закончил починку, звонил комбат:
- Зайди, нужен.
В штабе кроме Петровича незнакомый подполковник спецназа.
- Поступаешь в распоряжение. Сделаешь все, что прикажет.
Саня завел двигатель, закурил, положил ладони на руль – руки опять дрожали. Кому-то война, а кому-то – мать родна…
Двинули в сторону фронта. Остановились у второй линии обороны в негустом кустарнике.
- Разворачивайся, - приказывает подполковник, покидая кабину, - и вон ну ту поляну задом. Я тебе буду подсказывать: смотри в зеркало.
Саня пятит машину и поглядывает на экран монитора – у него камера сзади установлена – смотрит не на подполковника, а на людей, лежащих в траве. По взмаху руки указателя резко бьет по тормозам и выпрыгивает из кабины, даже дверь не захлопнув.
Боже ты мой!
На зеленой поляне в ряд уложены десяток тел. Камуфляж, измалёванные черными полосами лица подсказывают – спецназ. Посмертное построение и команда «смирно» исполнены безукоризненно. Только оружия нет при ребятах.
- Открывай свою будку, - приказывает подполковник. – Будем грузить.
Подходят солдатики, живые, с сосредоточенными лицами.
Где же набраться сил, чтобы двери у фуры открыть – Саню пробирает дрожь и онемение мышц. Глаз не может оторвать от погибших – где же, парни, вас так угораздило?
Пятна крови на камуфляже, следы крови на открытой шее, руках, уши забитые грязью, намертво запечатанные губы, истонченные смертью ноздри, глаза распахнутые присыпаны пылью, волосы обгоревшие…
Пустой рукав колышется на ветру – весь черный от крови…
Пробитые пулями лица…
Раскрытые в крике последнем рты…
Вот парень лежит будто спит, и как убили его не понятно…
Этого, кажется, в лоб – в центре его то ли грязь, то ли кровь…
Подполковник печально говорит:
- Цвет армии российской спецназ… Всех уложили и ноль результатов. За такое судить и садить надо командиров… Ах, мрази!
К бойцам повернувшись:
- Ну, хватит глазеть! Давайте грузите.
Готовцев, распахнув фуре двери, уходит в кабину. Сил больше нет душевных его смотреть на все это.
Подполковник садится в кабину:
- Загрузили. Закрой двери фуры.
Саня, стараясь внутрь не смотреть, захлопывает створки дверей, закрывает запоры и вешает амбарный замок.
Вернувшись в кабину:
- Куда едем?
- На военный аэродром.
- Это где?
- Я покажу дорогу.
Долго молчали.
Саня сказал:
- На Донбассе принято мстить за смерть. Остался кто-нибудь в живых?
- Мы под приказом – никакой самодеятельности. Спецназ есть спецназ…
- Жаль. Я бы не простил. Все бросил, нашел и убил…
- Смотрю, без погон… Ты вольнонаемный?
- Не люблю в строю ходить.
- А колонной ездить?
- Там дисциплина – нужен порядок.
Снова продолжительное молчание.
- Где же вас угораздило?
- Пути подхода искали к американским крутым ПЗРК на предмет уничтожения.
- Чего-то не учли?
- Все рассчитали плохо. А на месте нас ждали – будто вложил кто. И положили…
- Под Киевом? А как сюда добрались?
Подполковник махнул рукой – и не спрашивай…
Вдруг достал из куртки бутылку карманную – кажется, виски.
- Будешь?
- С удовольствием, как дела все закончим.
- А мне голову ломит.
Подполковник быстро прикладывается, рукавом занюхивает… Потом ещё… Т ещё… Убирает бутылку в карман. Закуривает.
- Давно воюешь?
- Четвертый месяц.
- Семья есть?
- На Урале – жена, дочь, теща…
- Зачем сюда-то погнал? Здесь стреляют… И убивают…
- Сначала с гуманитаркой. Груз поджидал обратный. Да так и остался…
- Если бы не самолет, я б тебя нанял. За сколько до Москвы доползешь?
- За день.
- Да ну тебя!
- Если в дороге все нормально, хватит и десяти часов.
- Профессионал, - сказал подполковник уважительно. – Девочка у тебя на Донбассе есть?
- В смысле?
- Любовница.
- У меня жена – краше нет на свете женщины.
- Уважаю… - помолчав немного, спецназовец продолжил мысль. – А я, представляешь, не женат. Сорок два года и холостой. А ведь сколько встречалось девушек – тонких, нежных обаятельных – ни одна не увлекла на совместную жизнь.
- Это плохо, - говорит Саня, переходя на «ты». – рискуешь без потомства остаться.
- Чего же тут плохого? – вздрогнул подполковник.
- Смысл жизни теряется.
- Ты думаешь?
- Я знаю. Дальнобойщиком был, столько баб перетрахал… А тут встретил и полюбил… Не просто сиськи с попкой… Дочка у неё четырех лет, которой очень нужен папа… И сама она человек хороший… Короче, мы счастливы вместе.
- Что-то не верится – ты здесь, они там.
- Я уже, признаться, думаю валить с Украины – и война надоела, и по семье скучаю. Как говорит комбат Петрович – мне нужен повод, чтобы смотаться. Вот если бы этот груз 200 везти не на аэродром, а в Москву, я бы поехал и в России остался. В договоре такое право записано.
Подполковник грузно вздохнул и ещё приложился к бутылочке плоской.
- Ты знаешь, мне кажется, бабы все корыстны – девчонки ли, женщины, разведенки и брошенки все отдаются только за деньги. Как проститутки. Сама природа их такая. И это сознание для меня не преодолимо. Вот в чем беда! Обалтывать их легко. Бабы любят, чтобы их смешили, баловали и жалели. Но как с ними жить – не представляю. А мужики, они лопухи – легко попадаются в бабьи ловушки. И самый главный парадокс жизни – не парни девушек снимают, а наоборот. Всегда наоборот. Вот вспомни свой случай. Кто первый шаг сделал? Только не ври.
Да, действительно, Ольга к нему подошла – но по делу. Дальше-больше, понравилась… Совместный круиз в тыл врага… Короче, любовь пришла. И дочка её от другого мужика стала Сане как родная. Но Ольга ведь не такая, как все. И денег от мужа ей не надо. Она зарабатывает – дай Бог каждому мужику. И советы его ей не нужны, но к субординации приучена. Нет, Ольга его – подарок судьбы…
М-да, вот это круиз!
В фуре груз 200, в кабине два собеседника и говорят черте о чем.
- Как ты думаешь, Бог баб наказывает?
- Наверное. Бог всех наказывает, без исключения.
- Чего-то меня мутит, - говорит подполковник.
Ещё бы, столько выпил!
Спецназовец сам себе говорит:
- Надо ещё выпить. Тебе взять бутылочку? Вон трактир. Перед сном помянешь.
- Спасибо. У меня деньги есть.
- Ах да, ты же вольнонаемный.
У трактира не тормознулись.
Подполковник рассказывает:
- Мне киевлянка одна говорила: «Зачем вы приехали к нам? Кто вас звал? Бог вас накажет». Наказал…
- Может, баба эта и навела на вас нациков?
- Может…
Сане тут пришли на ум слова подполковника про парадокс.
- Вот вы, отделение или взвод хорошо обученных парней, проникаете через границу, подкрадываетесь к ПЗРК и… ничего не получается – все погибают. А у нас с автобата в самоволку сбежал один местный житель. Легко подкрался и сжег безнаказанно машину из комплекса «Патриот» - денег немерено отхватил. Парадокс и таким бывает. Подумайте там, на верху, стоит ли рисковать людьми, когда можно добиться успеха гораздо проще другими путями…
На съезде с трассы, куда указал подполковник, кабину подбрасывает, и она приседает на бок. Доносится взрыв гранаты или противопехотной мины.
Саня выскакивает с автоматом, спецназовец с пистолетов руке в другую дверь. Озирают окрестности – никого нет. Значит, мина, и слава Богу, противопехотная – камазу под силу и противотанковую продавить.
Ими владеет не дикий страх, а некоторая суматошность.
Подполковник обходит машину – обстрелянный, сразу видно – глядит на фуру, её колеса, дергает двери и запоры, успокаивается на амбарном замке: выпавших трупов нет
А Саня смотрит на переднее левое колесо, шина которого превратилась в лохмотья. Других повреждений нет. Поменяем – поедем, уверен Готовцев.
Подполковник обошел фуру, встал рядом, закурив, кивнул на поломку:
- «Лепесток»?
- Вернее всего.
Когда, заменив колесо, ехали дальше, подполковник спросил:
- Ты представляешь себе картину – явиться к матери с телом сына в гробу? Москвичи войны не видели, не представляют её себе. Матери, жены, дети не понимают, как могут погибнуть их близкие.
Готовцев не представлял и говорить об этом не хотел – уныло крутил баранку, равнодушно поглядывая на дорогу.
Повезло ему или нет? – думал он. – А если бы полноценная противотанковая мина жахнула? Нет, повезло бы, когда и «лепесток» не попал под колесо – ехали и ехали, никого не задевая. А так, остановка, ремонт, время потеряно…
Впрочем, Саня привык никуда не спешить – это тебе не гражданка.
Прибыли на аэродром.
Подполковник ушел в штаб. Когда вернулся, сказал:
- Наш спецборт ещё не прибыл. Придется ждать.
Саня равнодушно пожимает плечами:
- Подождем.
Сам раздумывает – доложить ли Петровичу о ситуации? Решает – позвонит, если заботится; не к чему суетится…
Совсем не к месту мысль приходит – что бы Ольга сейчас подумала, узнай, где он, и что за груз в его машине?
Подполковник сидит неподвижно, на дверь опершись плечом и полузакрыв глаза.
Есть что ль не хочет? – дуется Саня. – Сходил бы в столовую к летунам, договорился. Взять гитару да самому сходить – попеть у крылечка. Глядишь, официантки расщедрятся…
Какое-то время не может отвязаться от этой шальной мысли. Даже губами пошевелил, напевая что-то про себя.
- Молишься? – заметил спецназовец.
- Есть хочется. Пожевал бы чего-нибудь.
Подполковник молчит.
Как ещё намекать?
Саня вздыхает. Оттого что вспоминает погибших ребят, чьи тела лежат на полу в фуре, Готовцеву становится ещё хуже. Мама родная, вот и его однажды также повезут на Южный Урал. Пора кончать…
Начинает искать в уме убедительную причину аннулирования договора с Донецким военкоматом.
- Как там в небе? – непонятно для чего спрашивает подполковник.
- Пусто.
- Схожу в штаб, - зачем-то докладывает спецназовец.
А Саню пульсом бьет в висок одна лишь мысль – домой, домой, домой…
Возвращается улыбающийся подполковник:
- Пойдем перекусим в летной столовой.
Что может быть приятней?
Симпатичные и веселые официантки накормили досыта горячими щами, горохом с биточками бесподобными и квасом. С собой дают булку хлеба, по банке шпрот и луковице – «очень полезно!»
На этот раз залегли спать – Готовцев в спальник, а гость на сиденьях.
Саня накрывается одеялом с головой и засыпает – пофигу рев реактивных моторов, взлетающих и садящихся самолетов.
- У тебя награды есть? – вдруг спрашивает подполковник.
А в ответ тишина.
- А в ответ тишина, - мурлычет спецназовец. – Он вчера не вернулся из боя.
Думает о Готовцеве – счастливый мужик! Любит жену, дочь у него есть. Нет, такие не должны умирать. И зачем ему воевать? На кого осерчал? В чем мотивация? Такие, кому есть что терять, не должны воевать…
Глубоко вздохнул – не наш человек. Он бы не взял такого в спецназ.
Нужный им самолет сел на закате.
Готовцев подогнал фуру к трапу.
Пришли бойцы и стали грузить.
Подполковник улетел, не попращавшись…