Депонент Желаний
Без отклонения от нормы прогресс невозможен.
/Ф. Заппа/
Мы снова спорили с Ильей.
- Не говори мне о женщинах – они не так разнообразны, как тебе кажется. Знать одну достаточно, чтобы знать всех. А женский образ в литературе не простое жизненное изображение, а продукт мужского воображения, разогретого чувственностью.
- Ты дважды обжегся и не можешь никак за свои обиды простить женский род. Напрасно, друг мой. Ты себя обделяешь, сторонясь прекрасного пола…
- Мы творим себе жен по образу и подобию своему. Каждый из нас имеет такую половину, которую он заслужил. Я либо не заслужил никакой, либо боюсь самого себя – как тебе такой расклад?
- А я считаю, ты не умеешь дорожить чувством любящей женщины. Два раза женатый – и оба мимо. Ведь сходились вы по влечению, а не случайно. Что помешало жить?
- А ты никогда не думал, что посредственностью не рождаются, но становятся. Жена может стать причиной…
Мой ответ рассмешил его. Он махнул рукой. Так отмахиваются от мысли, которой верить не хочется да и незачем.
Спорили за религию…
Спорили о…
И несмотря на это, мы были счастливы вместе, потому что нужны друг другу.
Сентябрь. Для меня купальный сезон закончился, а Алдакушеву хоть бы хны. Стоит на пирсе в одних плавках, утирается полотенцем, а я кутаюсь в демисезонную куртку.
К нам Нарышкин идет – в халате мохеровом, сланцах и шапочке: ещё один морж! Оставшись без дам, улетевших в Москву, он заметно погрустнел и часто не знал, чем себя занять. В нашей компании – единственное утешение.
- Илья Иванович, что это бухает в округе?
- Так охота же началась.
- Какая охота? За кем?
- На водоплавающую дичь.
- А она есть? Я кроме лебедей все лето никого не видал на озерах.
- Перелетных уточек добивают, сволочи, - участливо поддакнул Алдакушев. – Души в них нет.
- Так это же надо прекратить! – возмутился Нарышкин.
- Первым делом, когда обнаружил в Животворящих Силах Депонент Желаний, я заказал ему – защити природу от человека!
- И что?
- Как видите – стреляют.
- Нет, - вдохновился Нарышкин, - мы пойдем другим. Мы, мужики, с вами сделаем Пятиозерье Государственным Заповедником. Чтобы ни одна пакость здесь не смела ни стрелять, ни ловить рыбу сетями, ни лес вырубать… Как всегда – поднимем народ. Вы, Анатолий Егорович, откроете рубрику на блоге, где будете страницу за страницу публиковать свою повесть о Животворящих Силах и собирать подписи за создание Заповедника. Я издам её и раздам депутатам обеих палат, министрам правительства и самому Президенту, чтобы знали, о чем мы здесь ратуем – и не было ни у кого сомнения.
Он ласково тронул меня за плечо, коснулся моей руки и с деликатной предупредительностью, которая сделала бы честь искуснейшему льстецу, состроил умильную гримасу.
- Мы еще раз заявим и докажем миру существование Животворящих Сил, - с непринужденностью проговорил он.
Потом добавил:
- У вас бессмертие в руках – продолжайте ваши поиски. А мы будем воплощать в жизнь ваши идеи.
Сама скромность! Если учесть, что все затеи, им воплощенные – детища его мозговых извилин.
- В науке нет ни своего, ни чужого. Всякую полезную мысль в дело!
Вот кому эту мысль приписать? Равнозначно подходит и мне, и Нарышкину. А сказал её Илья Иванович, наш поборник Православия.
Я и сам отлично знал, что голова моя полна фантазий, что любая выдумка, своя или чужая, способна воспламенить мое воображение и тягу к открытиям.
Нелегкую ношу взвалил на склоне лет. Тайна старости – задача со многими неизвестными. Врачи до сих пор не знают, почему в клетках тканей с возрастом снижается процент влаги, кости скелета становятся хрупкими, а хрящи и сосуды твердеют. Но ведь есть счастливцы, которые живут долго и не умирают. Значит, долголетие возможно!
О, Депонент Желаний, просвети меня в этом вопросе!
Илья опять голос подал (что на него нашло сегодня? вода ледяная так взбодрила?):
- Старость жалеет о том, что потеряно, и не ценит приобретенного, грезит в снах об ушедшей юности.
- Бестолковая старость, - вставил я, чтобы охладить его красноречие.
Всякое начинание трудно. Чтобы получить участие Депонента Желаний Животворящих Сил в теме заповедника, необходимо было заручиться абсолютной поддержкой всего населения села. В чем Илья сомневался. Ведь среди населения не мало охотников на дичь и рыбаков, предпочитающих сети удочкам. А про вырубки что говорить – они есть и никакой участковый здесь не поможет.
Итак, задача – убедить селян в необходимости Заповедника и его пользе всему народу. К сожалению, есть противники. Но даже сомнения могут опрокинуть все наши начинания.
Задача решалась с великим трудом. Судачества шли по селу – надо-не-надо оно нам?
В эти трудные дни Илья Иванович удивил меня своим трудолюбием, способностью участвовать в деле, которое, в принципе, противно душе – ведь он отвергал Животворящие Силы. Но всячески способствовал идее Заповедника. А авторитет его в селе – громадный.
С населением он работал. Я с Животворящими Силами, надеясь осилить ещё одну тайну – как управлять Депонентом Желаний?
Вы не поверите – я обратился за советом и помощью к Инэссе.
Целительница как-то странно на меня посмотрела и не сразу отвела глаза. Что означал этот испытующий взгляд? Ни упрека, ни согласия он не выражал – он говорил о чем-то неведомом. Так, по крайней мере, мне показалось. Видно, напрасно я к ней обратился…
- Может, не следовало..?
- Следовало, Анатолий Егорович, ведь мы с вами друзья. Я – Целительница, но Животворящими Силами интересуюсь так же всесторонне, как и вы.
- И каковы успехи?
Печалью повеяло от её внезапно померкшего взгляда, низко склоненной головы и горестного полушепота:
- Результатов мало. Я вам ничем помочь не смогу.
Можно было завершать рандеву, но Инэсса вдруг сказала:
- Знаете, в чем наша разница? Вы стоите за публичность Животворящих Сил, за право народа знать об их чудесах, а я придерживаюсь взгляда, что тайны Пятиозерья – личное дело каждого.
- Другими словами – даже если бы вы что-то знали по теме Депонента Желаний, то мне не сказали, верно?
Целительница молча кивнула.
- Понятно. Не смею более беспокоить.
Последние слова были рассчитаны, чтобы упрекнуть неблагодарную Инэссу – ведь это я открыл ей мир Животворящих Сил. Но мне не нужна была ссора.
Примирительным тоном спросил от порога:
- Ты ушла дальше, чем я? Животворящие Силы тебе покровительствуют?
Она щелкнула пальцами, как игрок, уверенный, что ставка противника бита:
- Скажу «да» и на этом закончим. Люди любят, чтобы их немного обманывали, а вы им всю правду всегда выкладываете. Я часто спрашиваю себя – где и на чем вы остановитесь? Когда закрепите свои позиции и утвердите свое имя в ученом мире? Сейчас вы напоминаете летчика, который носится в небесах, не помышляя о запасах горючего и о выносливости самолета…
Отдалившись, мы с Инэссой снова перешли на «вы», хотя в приятном разговоре все ещё употребляли «ты».
Я прекрасно её понимал – ей надо было задержать меня в моем стремлении постичь тайны Пятиозерья. Для неё просто выгодно, чтобы тайны эти оставались тайнами, хотя бы для прочего населения. Я же, увлеченный новой идеей, без размышлений отдавался ей. И не держал в секрете свои открытия.
Целительница, между тем:
- Долг мой, сэнсей, предупредить вас, что вы попираете собственные интересы, бросаете под ноги то, о чем другие лишь смеют мечтать. Вы открыли золотую жилу, так сумейте же использовать её на все сто. Вам величия и славы на всю оставшуюся жизнь хватит уже за то, что вы опубликовали…
Неожиданное заявление Инэссы удивило меня.
А после случилась тревожная ночь. В те редкие часы, когда сон уводил меня от печальной действительности, мучительные сновидения, столь же бессмысленные, как и назойливые, одолевали. Я просыпался в поту, с сильно бьющимся сердцем, проклинал долгую ночь и призывал благодатное утро.
Впрочем, сплин мой держался недолго.
Спасла и настроила на продолжение изысканий мудрая мысль: мораль века – делай, что должно, и будет, что надо.
Однако, спор мой с Целительницей Пятиозерья я продолжил заочно. Внушал ей – истинно творческой натуре тесно в своей оболочке. Ей впору не на месте топтаться, а семимильными шагами Землю бороздить. Пусть добытое нами совершенствуют другие – те, кто неспособен искать, но умеет извлекать пользу открытого. А нам надо следовать зову сердца.
За Инэссу я думал сам и вот что себе сказал от её имени – работы с Животворящими Силами действительно хватит на целую жизнь, на все дни и ночи без перерыва, но когда же мы будем жить, наслаждаться выпавшим счастьем?
У тебя, конечно, свое представление о счастье? Расскажи…
Инэсса, думал я, ответила бы на такой вопрос: жить – значит наслаждаться.
Так же и я думаю. И делаю только то, что приносит мне удовольствие. Уж так построен человек – либо он свои чувства обостряет, либо притупляет, третьего не дано…
В подобных спорах всегда побеждал я. Но, как соринка в глазу, беспокоила мысль – в постижении тайн Животворящих Сил моя ученица ушла дальше меня.
Между тем, страсти в селе по поводу Заповедника накалялись: образовались две партии – «за» и «против». Иваныч осип в жарких дискуссиях. Хмурым ходил Нарышкин. Я пытался собрать весь опыт общения с Животворящими Силами воедино и выйти на прямой контакт с Депонентом Желаний.
Мне приходила мысль еще раз встретиться и поговорить с Инэссой. Должна же она откликнуться на доброе дело для нашей природы – Пятиозерье и ей не чужое. Я готов был решиться, но жуткое опасение останавливало.
Откуда у неё эта алчность к тайнам и пристрастие к деньгам? Они врожденные или это симптомы душевного заболевания? Может, права была врачиха, состарившаяся в утробе матери? Но Инэсса на здоровье не жалуется – цветет и хорошеет от встречи к встрече. Видимо, для себя по полной программе включила Источник Здоровья.
Но дело требовало, и тупиковое состояние поисков просто обязывало пойти и попросить помощи у более успешного изыскателя тайн.
Целительница встретила приветливо, хотя, прежде чем расспрашивать, некоторое время разглядывала меня. То, что она увидела, обеспокоило её, и она участливо спросила:
- Что с вами, Анатолий Егорович, уж не больны ли вы? Или что-нибудь случилось? Не вздумайте обманывать меня, я ведь все вижу.
От доброго сочувственного взгляда и привлекательной простоты её слов мне стало легко и захотелось поблагодарить. Но промолчал. Нам предстояло о многом поговорить. Кто знает, как обернется наша беседа – не пожалеть бы потом о своей откровенности.
Я сказал, что уважаю её позицию и не пеняю за желание сберечь открытые тайны для себя, прошу лишь одного – подключить известными ей каналами Животворящие Силы к решению вопроса о создании в Пятиозерье Государственного Заповедника.
- Это выгодно всем! И вам в том числе…
Спокойно выслушав меня, Инэсса сказала:
- Вы ведь знаете, как работает Депонент Желаний – тень сомнения и все насмарку. А в случае с Заповедником ни тень, а буза идет.
- А вы не можете приказать?
- Нет.
Я умолк, тяжко вздохнув.
Хозяйка предложила чаю.
Не отказался, подумав, что это путь к примирению.
За столом в кухне.
- Скажите мне откровенно, вас это сильно беспокоит? Ну не было Заповедника триста лет – жили ведь.
- Природы жалко. Уток жалко, которых совсем извели. Еще стоят дорожные знаки «Осторожно! Дикие животные», а уже ни лосей, ни косуль в лесах не осталось. Зайца живым не увидишь – только зимой следы случайные на снегу.
- А еще раздавленные на дорогах ежи, - Инэсса добавила.
- Спасать надо природу. Разве вы этого не хотите?
- Очень хочу, но что я могу? Вы мне льстите, думая, что в открытии тайн я ушла дальше вас.
Ответ не удивил меня. Так и было – неужто Целительница против Заповедника? Просто не может нам помочь.
Меня одолевало желание упрекнуть её, заодно посмеявшись – а ходили, мол, с таким видом, что все тайны Пятиозерья мною открыты. Но благоразумие удержало. Сказал о другом:
- Вот уже столько дней не чувствую связи с Животворящими Силами. Они не пропали? Не иссякли совсем? Или они играют в прятки со мной?
Впрочем, дурацкий вопрос – ток-то идет.
- Свидетельствую – они есть. Я их чувствую прямо сейчас и здесь.
- Значит, со мной не все в порядке.
- Утратили вкус халвы? – улыбнулась Инэсса.
Её милый уверенный тон снова вернул мне спокойствие. Я готов был уже откланяться, когда вспомнил одну немаловажную деталь.
- Хотел спросить, вы агитируете своих пациентов, когда проводите медитацию, за открытие в Пятиозерье Государственного Заповедника? Вы сторонник идеи или противник? Скажите прямо, чтобы я знал – друг вы мне или враг?
Целительница будто ждала этого вопроса. Лицо её просветлело и приняло торжественное выражение, словно то, что ей предстояло сказать, было её заветной тайной – одной из тех, которыми дорожат как святыней.
- Прошу вас только об одном, сэнсей – не думайте обо мне дурно: я с вами практически во всех вопросах. Вы же знаете, какие обиды и страдания вынесла, в каком страшном одиночестве была… А вы протянули мне руку помощи, обучили новой вере, и я теперь процветаю благодаря вам. Неужто забуду, кому всем обязана?
Сердце мое возрадовалось от этих слов.
Бесчисленные мелодии запечатлела природа в женской душе. Немного надо, чтобы они зазвучали, отдаваясь счастливым эхом в нашем мужском существе…
На прощание Инэсса пожала мне руку и сказала:
- Обещаю вам – все, что смогу, я сделаю для Заповедника.
Своего кабинета в административном корпусе пансионата у Нарышкина не было. Мы собрались у директора. Мы – это блогер, хозяин, я и…
- Знакомьтесь Сергей Борисович, мой старый-престарый друг – Гурман Альберт Лейбович. Это он, чертяка, когда-то перетащил меня сюда из Челябинска – сначала художником-оформителем, а потом свое кресло уступил. Так я стал директором клуба.
Мужчины пожали друг другу руки.
- Так вот, други мои, - начал Гурман вроде бы панибратски, но вполне толково, чтобы вести деловой разговор, - Илья Иваныч рассказал мне про ваши затруднения с Заповедником. Да и без него ропот идет по селу – кто-то «за», кто-то «против». Но я думаю… нет, уверен, что абсолютное большинство на вашей стороне. Чего же вам ещё надо?
- Стопроцентной поддержки – только тогда можно ехать в Москву, - голос Нарышкина не выражал ни энтузиазма, ни раздражения, ничего в нем не было, кроме усталости.
Альберт кивнул головой и поведал:
- Однажды мне удалось поднять весь народ на одну тему – дружно все встали плечом к плечу. Сейчас расскажу, если позволите.
Гурман оглядел собеседников – все внимали.
- В августе 1990 года, почти треть века тому назад, пьянчужка Ельцин ляпнул в Казани: «Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить». Мы ни татары и ни башкиры, ни чеченцы… слава Богу... но мы казаки! Царь-батюшка уважал нашу вольницу. А коммунисты после побед в революции и Гражданской войне, скрутили нас в бараний рог – ни смей пикнуть, а строй коммунизм.
Альберт Лейбович сделал паузу, откашлялся в кулак и окрепшим голосом продолжил:
- Я тогда подумал – если верховная власть разрешает, почему бы и не глотнуть суверенитета? Сел и написал новый Устав для села Хомутинино. Я не призывал к отделению от Российской Федерации, к создании собственной армии и министерств. Простым и доступным языком определил, что главным законодательным органом села Хомутинино является сход его жителей, а не приезжий районный начальник. Ну а народ, все как один меня поддержал. Съездил в Москву – там Устав наш одобрили. Хотя районному начальству поперек горла стала вольница казачья. Грозят – по судам затаскаем. Мы Главу, их ставленника, переизбрали на мужика толкового. И началось такое…
Альберт оглядел внимательно слушающих его мужчин.
- Впрочем, вам, возможно, не интересны дела давно минувших дней. У вас насущный вопрос горит. Так вот, по существу – я готов написать воззвание к Законодательному Собранию о желании населения сделать Пятиозерье государственным Заповедником. И поддержат его все без исключения жители Хомутинино. Это я вам гарантирую. Что скажите?
Гурман умолк и откинулся на спинку кресла.
- Услуга платная? – спросил Илья.
- Нет. Я тоже патриот своей малой родины.
Алдакушев окинул нас с Нарышкиным благодушным взглядом – каково?!
Я первый полез с ответом – будто торопился скинуть с плеч ненавистный и тяжкий груз:
- Если все гарантировано будут «за», то я с вами, Альберт Лейбович.
Молчал Нарышкин. Мы с Ильей привыкли к немым речам его глаз, то подернутых поволокой, то ясных и открытых. По ним всегда легко узнать, что творится в душе блогера – слов не надо. Сергей Борисович не умел скрывать чувств и мыслей от людей. Глаза его могли светится счастьем, которое не выразишь словами.
Блогер поднялся с кресла, сделал несколько шагов и остановился перед Гурманом.
- Ваши гарантии говорят о том, что всю кухню процесса вы пока не откроете.
- Все будет происходить на ваших глазах, - сказал Гурман, пожав плечами, и отвернул голову, чтобы не встречаться взглядами.
Нарышкин отошел к окну.
Альберт Лейбович голосом, в котором больше надежды, чем недовольства, произнес:
- Я – пенсионер и никакими другими делами не позволяю себя утруждать. Но тема заповедного края носилась в моей голове ещё тогда, когда никому не известны были Животворящие Силы. Теперь я хочу стать участником организации Заповедника и внести посильную лепту.
Нарышкин от окна:
- Пишите, Альберт Лейбович, «Воззвание» к Законодательному Собранию, но после принятия его селянами в Москву летим вместе.
- Договорились.
Альберт Лейбович, ни к кому не обращаясь:
- Я так понимаю – Животворящие Силы бессильны там, где нет единства?
- Вы правильно понимаете, - кивнул я.
- Будет вам единение народа! – снова пообещал Гурман.
Что стоит за обещанием этим мы ещё не знали, но надеялись на благополучный исход затеи.
- Скажите прямо, - потребовал Сергей Борисович, обращаясь к Альберту Лейбовичу, - вам от нас помощь нужна?
- Думаю, нет. Председателя Совета сельских депутатов собрать сход жителей Хомутинино я сумею сам убедить – толковый мужик.
- Почему не Главу.
- Э, нет. Эту личность пока не трогаем.
В голосе, каким это было произнесено, я уловил новое звучание. Оно словно прорвалось из мглы, окутывающей седовласого мужчину еврейской наружности, чтобы рассказать о тайных замыслах, им не озвученных. Заметил ли это Нарышкин?
- Почему? – спросил Сергей Борисович.
- Вам угодно знать всю правду? – решился Гурман быть откровенным. – Извольте. Глава сельской Администрации сыграет главную роль в мною затеваемой комбинации.
Никто, конечно, не остался равнодушным к этим словам, но все молчали.
Альберт Лейбович усмотрел в этом хорошее начало и продолжил:
- Чтобы поднять народ на общее дело, тем более такое судьбоносное, нужна объединяющая идея. Например, принародно озвучить информацию, что власть районная против создания у нас Заповедника. Вот тогда народ всколыхнется к единению.
- А она против? – полюбопытствовал Нарышкин.
- Не знаю, - признался Гурман.
- Но ведь это может оказаться лажей! – всполошился Илья.
- Возьму грех на себя, - повернулся Альберт к нему.
А потом впервые прямо посмотрел на Нарышкина. В этом взгляде не было прежней неопределенности. Стальная воля, прорвавшись сквозь внутренний запрет, светилась в этом взоре.
- Нам нужен Заповедник! Нам нужно единение селян! К черту приличия! Для благой цели все средства хороши. Если из щепетильности вы меня не поддержите, я пойду дальше один – и селян смогу убедить, и в Москве найду к кому обратиться. А власть? Я поставлю её перед фактом, и она будет только рада. Никаких негативных последствий не будет – обещаю вам.
Поскольку все молчали, ошеломленные его заявлением, Альберт Лейбович встал, засунул руки в карманы брюк и, высоко подняв голову, объявил:
- Истинный политик не может по милости людей, руководствующихся не выгодой, а нравственностью, сойти с намеченного пути.
Я и не подозревал, как извилисты пути к достижению цели. Ещё утром не поверил бы – что-то может меня заставить солгать. Но сейчас я был на стороне Альберта. Чтобы спасти уникальную природу Пятиозерья, сделав его Заповедником, я готов врать принародно и дважды, и трижды… Лишь бы цель была достигнута.!
Что же Нарышкин? Неужто наши пути разойдутся? А Илья?
Грустные мысли о том, что, возможно, придется покинуть пансионат и вернуться в свою квартирку (я продолжал за неё платить) мгновенно испортили настроение, но не лишила решимости.
Ждал призыва Гурмана: «Кто со мной?», чтобы немедленно откликнуться: «Я!»
Призыв не прозвучал.
- Извините, господа, - твердо произнес Альберт. – Я пошел писать «Воззвание» жителей села Хомутинино к Законодательному Собранию Российской Федерации. А вы оставайтесь и решайте – на чьей стороне выступите. Я твердо держусь убеждения, что исполняю свой долг гражданина. Если вас шорят правила нравственного порядка – имеете право…
И ушел.
Когда за Гурманом дверь закрылась, Илья Иванович встал и, гневный, раздраженный, долго простоял, опершись кулаками о край стола. Сейчас, когда он не следил за собой, приятное выражение лица сменилось неприятным, вокруг рта легла жесткая усмешка.
- А ведь он может добиться единения мнений. Кликнет клич: «Казачки! Власть зажимает!», и селяне на этой волне поддержат любой проект, нелюбый районной Администрации.
- Хотя она не сказала «нет», - заметил Нарышкин.
- Может, скажет, может, нет, - пожал широкими плечами Алдакушев. – Главное, цель будет достигнута. Я за Гурмана!
Сергей Борисович обратил взор на меня.
Мне претила роль волхва – я говорил много и часто о Животворящих Силах, но никогда от их имени: избегал искушения. И сейчас не стал.
- Лично я «за», посмотрим, как отреагирует Депонент Желаний.
- Какая у тебя, однако, безнравственная вера! – не очень дружелюбно съязвил Алдакушев.
Нашел время!
- Это к делу не относится. В интересах точности скажу – вера давно обратилась в знания.
Думаю, в сложившейся ситуации Нарышкину, чтобы не потерять лица – не стать противником Гурману (читай – Заповеднику) и не попасть под его влияние – лучше всего улететь на время в Москву.
Он будто прочел мои мысли. С выражением неподдельного огорчения Сергей Борисович пожал плечами и слабо улыбнулся.
- Хочу посоветоваться с Дашей.
На этом мы разошлись.
Встретиться с Главой Администрации Хомутининской территории блогер надумал в последнюю минуту. Ведя свой бизнес по правилам чести, он и с людьми поступал порядочно. Понимая, что от действий Гурмана женщина может попасть в неприятную ситуацию, он решил её прикрыть. Попросив все принять на веру и не спрашивать для чего и зачем, он предложил ей оплаченную путевку в санаторий «Карагайский Бор».
- Отпрашивайтесь немедленно и уезжайте. В следующую неделю вас не должно быть в Хомутинино. Потом все поймете. Я действую из убеждений глубокого к вам уважения.
В душе Глава Администрации была за учреждение Заповедника на территории Пятиозерья, но должность обязывала советоваться с районным начальством.
Теперь что-то действительно в селе назревает, и прав Нарышкин – от греха подальше надо действительно куда-нибудь укатить. А путевка – вещь убедительная, к тому же бесплатная для неё.
Её размышления на лице отразились.
- Вы нездоровы? – участливо спросил блогер.
- Да, - очень тихо произнесла она.
- Ну так, поезжайте. А понравится, и начальство не будет против, вы позвоните мне – я продлю путевку на любой срок.
Она крепко пожала Нарышкину руку, не жалея похвал щедрости блогера. Заглянула в лицо Сергею Борисовичу и залюбовалась им. Глаза его, ясные и открытые, как два озерка, светились глубокой грустью. Это была подлинная печаль, отблеск истинного душевного подвига…
- Мне право неудобно, но отдохнуть очень хочется.
О надвигающихся в селе событиях больше не вспоминали.
Проводив нежданного гостя из кабинета, Глава Администрации села Хомутинино принялась рассуждать, оправдывая свой отъезд в санаторий. С неприязнью думала о районном начальстве. Они считают, что женщина-руководитель – безынициативный, но исполнительный и аккуратный работник, избранный для того, чтобы осуществлять чужую волю. Ничего, кроме согласия с ними, им не надо.
Вот Нарышкин – молодец! Хоть и не начальник, а проявил заботу. Для чего? Там видно будет. В конце концов, отдохнуть от забот и поправить здоровье за чужой счет никому не вредно. Уже прямо сейчас хочется отрешиться от всех забот, тяжким грузом висящих на плечах.
Глава про себя усмехнулась. Московский блогер хочет, чтобы его считали щедрым человеком – немного не от мира сего. Да пусть себе. Селу от него только польза и никакого ущерба. Столько рабочих мест создал. Умирающий пансионат оживил. На девушке местной женился. Таких бы блогеров да побольше. И если просит меня уехать, отдохнуть, подлечиться, отрешившись от дел мирских – почему бы нет? Как не снизойти к его просьбе? А что затевает опять, узнаем чуть позже…
Она любила свой край, его нравы, предания – знала все, что когда-либо случилось в округе. Могла подолгу смотреть на струйку солнечного света, бьющую из щели прикрытой ставни. Любоваться дарами благодатного сада. Любой звук в душе её обращался в трогающую сердце мелодию…
В юности её влекло к медицине, и в девичьих мечтах она видела себя терапевтом. Есть ли большее счастье на свете?
Не подозревала о Животворящих Силах, но когда люди поверили, поверила и она. И стала мысленно обращаться к ним. И пару раз сходила на публичный сеанс медитации к Инэссе. Считала, что персональный Источник Здоровья у неё теперь есть…
Уехала Глава Администрации в санаторий. Улетел Нарышкин в Москву. По селу развесили объявления о предстоящем сходе по вопросу Заповедника «Пятиозерье».
Был один из тех сентябрьских дней, когда солнце перед холодной зимой, то жарко греет, то вдруг разом остынет от набежавшего облака или северного ветерка.
Селяне собирались на сход в ДК, легко и радостно приветствуя друг друга. Людей было много – не для всех хватило мест в креслах зрительного зала. Принесли скамьи и стулья откуда только возможно. Кто-то стоял, прислонившись к стене…
Все, вроде, как обычно, но в движениях, улыбках чувствовалось волнение, затаенный интерес к обсуждаемому вопросу.
Альберт Гурман прибыл в сопровождении Ильи Алдакушева. Все верно – в свиту я ему не нужен: вопрос решается о Заповеднике, а меня давно за глаза окрестили Проповедником.
Мне показалось, что автор «Воззвания» в последние дни похудел и осунулся. На лице появилось выражение озабоченности, которое трудно скрыть. Как тут самому не забеспокоиться – неужто Гурман так постарел, что не сможет воодушевить с трибуны народ, внушить людям веру и любовь к себе? Сейчас он должен забыть о возрасте, немощах старческих, обо всем на свете – ведь ничего в мире нет важнее Заповедника «Пятиозерье» - и всецело отдаться вопросу этому.
Сход открыл председатель сельского Совета депутатов и сразу же к микрофону пригласил Гурмана.
Тот начал несколько необычно:
- Позвольте вас спросить – вы знаете по какому вопросу мы здесь собрались?
Из зала прилетели утверждающие реплики.
Альберт Лейбович зримо задумался и в глазах его отразилась горечь.
- Тема вобщем-то проста – быть Заповеднику в нашем крае или не быть. На этот вопрос в районной Администрации сказали нет – мол, вопрос государственной важности и решаться должен в Москве, а не в вашей деревне. И тогда я написал «Воззвание» схода граждан села Хомутинино к Законодательному Собранию Российской Федерации. Прошу вас внимательно выслушать, одобрить и единогласно проголосовать. В этом случае председатель Совета депутатов под документом поставит подпись и свою печать. Я отвезу его в Москву. Мы утрем нос районной власти…
- Утрем! – раздалось из зала.
Я подумал – накал такой, что чтение «Воззвания» можно и пропустить, а сразу перейти к голосованию.
Но Гурман принялся читать свое сочинение, перечисляя все чудеса и творения нашего Пятиозерья, которое настолько уникально, что требует государственной защиты и присмотра.
Так мудро и грамотно было написано, что я взволновался. Откуда это у Альберта Лейбовича? Всегда ли он был таким рассудительным и бойким на перо?
- … ничего, кроме общественного мнения и участкового, Пятиозерье не может противопоставить браконьерам и вырубщикам. Бесполезны все жалобы в район. Уникальному краю требуется государственная защита и поддержка, - читал Гурман свое «Воззвание».
В зале народ распаляется.
- … обращаю Ваше внимание, что подобного края природных чудес нет не только на Южном Урале, но и во всей России…
Илья, заметил я, стоит в углу сцены и дарит приятелю улыбки счастливые – то ли одабривая, то ли уже торжествуя.
В зале гул постоянный – кто-то слушает, кто-то уже обсуждает услышанное.
Альберт замолчал и крутит головой в поисках председателя Совета.
Тот выходит из-за кулис:
- Что, закончили?
Гурман кивает головой и отдает микрофон.
- Переходим к обсуждению, товарищи. Кто желает выступить? – предлагает председатель.
- Все согласны! – кричат из зала. – Давай голосовать.
Председатель, тона не меняя:
- Переходим к голосованию. Кто за принятие «воззвания к Федеральному Собранию» прошу поднять руки.
Кажется, все подняли.
- Кто против?
Многие встают из кресел, оглядывают зал, вертят головами в глазах выразительный взгляд – ну, где эта падла окапалась?
Никто не был против.
- Кто воздержался?
Озорной крик из народа:
- Ну, воздержитесь хоть кто-нибудь. Руки край чешутся – хочется кому-нибудь мордальник разбить...
М-да, казачья вольница запросто разгуляться может. Им больше не в кого верить: за прошедшие годы все перевернулось, но сильны ещё традиции в бывшей станице.
Как говорила моя бабушка – не приведи Господь!
Но страсти уже не кипели – народ радовался и верил, что Заповедник в Пятиозерье будет. Гурман стоял в фойе, настигнутый любопытными – отвечал на вопросы и благодушно улыбался.
А ему сейчас хотелось передышки от пережитых волнений. Потоки мыслей в последние дни обрушились и затопили его. Они идут без отбора – стремительно, бурно, чтобы исчезнув, вновь возвратиться.
Он страшно устал, работая над «Воззванием». Но вот уже и сход проведен. Все получилось, как было задумано, но сил почти не осталось радоваться.
Ложь, придуманную им, проглотили и скоро забудут. Народ ликует – Заповедник будет вопреки всем запретам. А государственные субсидии на его содержание – это новые рабочие места.
Ликуй, Хомутинино!
Прекрасный финал интересно прожитой жизни! Гурман доволен. В Москву ещё силы остались слетать.
Чуть позже, когда народ разошелся, а мы остались втроем, Алдакушев воскликнул, хлопнув друга по плечу:
- Ну и мастак же ты писать такие документы! Все «Воззвание» тщательно обдумано, каждой фразе отведено свое место, слова расставлены как орудия на Багратионовых флешах. Ни одного лишнего – все в цель…
Потом обратился ко мне:
- Учись, Анатолий Егорович, пригодится.
Потом пригласил нас в пансионат отметить результаты титанических усилий.
- Извините, други, за каприз, - сказал он, употребив немало усилий, чтобы голос звучал мягко и приветливо. – Хочу пива живого испить, по старой привычке, с солеными орешками. Машина нас ждет у крыльца ДК.
Илья Иванович улыбается от удовольствия.
Альберт Лейбович выражает согласие усталым кивком головы.
А я забыл сказать, что утром ходил к Древу Желаний и на его ветке оставил все свои медали с яркими лентами триколор, полученные в Хомутино и Увелке на соревнованиях среди ветеранов – по волейболу, шахматам и настольному теннису.
Ну, понятно с какой целью.