Л. Ларкина.
В Л Е С У
Сентябрьские росы на Среднем Урале подарили нам весёлые хороводы рыжих с бахромой, мясистых опят и они уже ждут своих поклонников разных возрастов и профессий. Я предвкушала эту невинную лесную охоту. Обожаю собирать грибы. Каждая встреча с боровиком или подосиновиком зовёт меня в языческий пляс вокруг этой находки, словно ребёнка. Россыпь маслят, как веснушки в зелёной траве, вызывало во мне такой восторг, даже дух захватывало. Наверное, так и возникла вера во что-то непонятное и прекрасное у первобытного человека.
Видя это чудо природы, возникающее вдруг перед глазами, рождает восхищение, словно сделала какое-то открытие. Особенно, когда нахожу старый, замшелый пень, одетый, как ёжик колючками, молодыми, ядреными опятами. Так и хочется расцеловать всё вокруг. Я поднимаю руки к небу и благодарю Бога за такой подарок. Вот и на этот раз ещё с вечера приготовила всё, что нужно для похода в лес, который начинался в сотню шагов за околицей.
Едва рассвет постучался в окно, как я соскочила с пахнущей сном постели. Плеснув в лицо холодной колодезной водой, облачилась в походную одежонку, и заспешила росистой тропинкой по сонному лесу, спотыкаясь о выступы корней, мелкий валежник, в сумраке утреннего тумана, зевая и ёжась от сырости. Мой путь лежал на старую лесную вырубку. По пути попадались густые заросли черничника и я, шаря по нему ещё сонными глазами, отыскивала чёрные бусинки ягод, с аппетитом поглощала их, наслаждаясь мягким, чуть кисловатым соком. Кончики пальцев очень скоро окрасились в тёмно-фиолетовый цвет. Я улыбалась, глядя на них, представляя себе цвет моих губ, языка и зубов, вспоминая великого, русского поэта Н. Некрасова: «…смотри, уж чернехоньки губы у всех…» Бегу дальше. Принюхиваюсь. Густо запахло перезревшей земляникой. Жадно втягиваю этот неповторимый, любимый запах. Так и есть! За сосновым молодняком видна старая тележная колея, петляющая меж вековых сосен, которая давно заросла плотным слоем земляничника. И тут я, восторгаясь, полакомилась последними редкими сочными, каплеобразными ягодами, благодаря лес низкими, до самой земли поклонами. Иногда мне приходилось становиться на колени… Туман, окропив землю росой, облегчённый поднимался над лесом, рассеиваясь, улетал лёгкими облачка- ми на крыльях утреннего раннего ветерка. Воздух был свежим и душистым. Первые лучи солнца, скользя, ложились на травы и листву, лаская их, переливаясь в росистых их гривах всеми цветами радуги, по тропинкам потянулись уродливые тени и полчища кровожадных комаров засновали вокруг моего лица, которое было закутано до самых глаз. Я на мгновение остановилась и сладко потянулась и мой громкий вздох, переходящий в счастливый и призывный клич разнёсся по лесу: о- го – го – го… и долго потом перекатывался по лесу. Доброе утро тебе, лес - ес…ес…, прошелестело эхо. Здорово! Как хорошо в такое время в лесу!
Когда подошла к вырубке, в моём кузовке уже красовалось несколько подосиновиков, подберёзовиков, целый выводок груздьев, с едва заметным голубым отливом, которые осенью не часто встретишь, но зато они такие ядреные и без единой червоточинки.
Долго задерживаться на вырубке не пришлось: опят было так много, что мой кузовок вскоре был наполнен до самых краёв толстоногими красавцами, пахучими и рыжими, словно в веснушках, молодыми и крепкими, но домой возвращаться не хотелось! Хожу в лес не столько за его дарами, сколько ради самого леса, его чистого воздуха и целительной, сказочной красоты, его неуловимой силы и нежности.
Поставив кузовок в центре полянки, чтобы не потерять, задумчиво стала бродить вокруг поляны, присматриваясь к каждому осеннему цветку, опавшему листочку и не заметила, как в моей левой руке уже оказался небольшой и радужный букетик. К разлапчатой веточке костяники с гранатовыми бусинками ягод, собранными в соплодие, пристроились: багряный листочек осины, сухая былинка и светло сиреневый колокольчик на тонком и изящном стебельке. Прозрачные ягоды смотрятся великолепно и аппетитно в осеннем букетике. В воздухе летают паутинки, позолоченные солнышком. На душе светло и свободно. Вот и славненько! Сосновый, терпковатый и неповторимый запах смолы и дёгтя, и ещё чего-то неуловимого, смешанного с осенней прелостью и запахом грибов. От этой чистоты и ароматов слегка кружится голова, а лёгкие мысли одна другую сменяли, не оставляя следа. Душа отдыхала. Сухо шелестят листвою осины да берёзы, которые всё увереннее набирают разноцветье осени. То там, то тут в густой листве вспыхнет золотая прядь и повеет на тебя тихой грустью. Эта прощальная праздничность, как сама вечность, вливает в меня лёгкую дрожь утраты неповторимого мгновения бытия. Хо–ро–шо! Кричу я, развернув руки крыльями.
Вернувшись, я взяла кузовок и тихо пошла в обратную сторону к дому, но уже другой тропинкой. Солнце стояло высоко и становилось жарковато. Бабье лето ещё властвует в природе.
На моём пути вырос огромный муравейник. На его северной стороне стоял кривоногий подберёзовик, словно настольная лампа с матовым колпачком. Множество шевелящихся дорожек, едва различимых в лесном царстве, живыми ручейками растекались в разные стороны: муравьи готовили свой лесной храм к долгой уральской зиме, запасаясь пищей.
Стою на пути сразу трёх муравьиных дорожек. На мои походные туфли тут же набежало несколько смельчаков разведчиков, спешу скорее от них избавиться, топая ногами. Поставив в стороне кузовок, я, присев на корточки рядом с одной из дорожек, стала наблюдать муравьиную возню. Огромные, тёмнокаричневые красавцы деловито снуют друг другу навстречу с самым различным грузом, с семенами трав, личинками и прочей муравьиной живностью, порой, превосходящим собственный вес муравья в несколько раз. Если применить ко мне, то я смогла бы поднять одной рукой корабельную сосну. На этих живых дорожках случались заторы, которые устранялись с удивительной быстротой и завидной оперативностью.
На эту снующую, деловую дорожку, кружась, упал берёзовый листочек, и тут же муравьиный поток изменил своё направление, проворно обтекая жёлтый островок. Но вот один муравей, не раздумывая, взобрался на него, уцепившись кривыми лапками за край листочка. Он бегал из стороны в сторону, непрерывно останавливаясь, шевелил усиками, словно локаторами, и мне показалось, что он к чему-то принюхивался. Ничего подозрительного не обнаружив, он решительно помчался по желобку листочка, но вдруг, почти у самого края, на какое-то мгновение замер…
И тут мне почудилось, что муравей и листочек настолько увеличились, что глаза его стали величиной с хорошую сливу, а сам весь засветился и скоро стал совершенно прозрачным, и я увидела все его внутренности: множество тонких, зигзагообразных линий, едва видимые узелочки, точки, как под микроскопом, словно этот житель леса хвастался своим непревзойдённым и уникальным внутренним строением. Что это? Я сильно ущипнула себя за руку. Не уснула ли я на солнышке случайно, но тут же ощутила сильную боль.
Чувствую, как по моей спине медленно поползли мурашки, сердце затрепетало в груди, и стало медленно подкатываться к горлу, каждый его удар гулко отдавался в голове, мешая думать, перехватывая дух. Я застыла в ужасе. Мне казалось, что вот-вот потеряю сознание. Сколько длилось это оцепенение, не знаю. Очнувшись, огромным напряжением воли заставляю себя приподняться на ноги, замирая, и почти беззвучно, молясь пересохшими губами, стою некоторое время, вся онемевшая от ужаса. Проходит некоторое время, прежде чем я решаюсь пошевелиться. Не поворачивая головы, пытаюсь краем глаза осмотреться по сторонам. Весь лес просвечивался насквозь, словно под рентгеном, стволы деревьев прозрачны, как тот муравей. Словно по мановению волшебной палочки, все листья стали невидимыми, но их тревожный шелест улавливал мой, до предела напряжённый, слух.
В следующее мгновение я сорвалась с места и бросилась бежать полуваттными ногами, споткнулась о корягу, больно ушибла коленку, значит, подумала я: не сплю, и всё это происходит со мной на самом деле. Какое-то мгновение оставалась лежать, крепко зажмурив глаза и обхватив руками голову, но ничего страшного не случилось! И я медленно приоткрыла отяжелевшие веки и, посмотрела прямо перед собой сквозь стебли травы и сучьев, потом чуть приподнялась на руках и осмотрелась по сторонам. Лес, как всегда, трепетал листвою, переливаясь на солнце всеми цвета ми радуги. Я уже сомневалась в правдоподобности того, что увидела несколько секунд назад, а боль в коленке как-то успокаивала. Я осторожно встала на ноги и перевела дух, словно поднялась на высокую гору, взяла кузовок и, с замирающим сердцем, путаными мыслями и мольбой, заспешила домой в посёлок. Я шла, всё ускоряя шаг, изо всех сил сдерживая себя, что-бы вновь не побежать, чувствуя всей кожей спины, что кто-то невидимый упорно смотрит мне в след.
По мере того, как я приходила в себя, шаги мои замедлялись всё больше и больше. Я шла знакомой тропинкой и мучительно вспоминала порядок происшедшего.
Кроны деревьев беззаботно просеивали заходящего солнца свет и длинные вечерние тени уже скользили по земле. Вскоре я поймала себя на том, что напряжённо прислушиваюсь к себе и ищу ощущение того страха, что ещё совсем недавно заполнял всё моё существо, от напряжения я даже вспотела, словно дрова рубила, пот заливал мои глаза и мешал видеть тропинку, которая петляла меж стволами деревьев и терялась в траве. Я боялась сбиться с дороги и заблудиться.
Десятки вопросов, как светлячки в ночи, мгновенно вспыхивали и гасли. Не находя ответа, я не могла сосредоточиться, ни за одну не могла ухватиться, чтобы дать направление моим растревоженным, словно пчелиный улей, мыслям, но тем не менее меня это ничуть не тревожило. И вскоре, не смотря на перенесённую нервную встряску, во всём моём теле и моём сознании, чувствовалась какая-то лёгкость. Ну и ну!
Так что же происходит? Уже не в первый раз я задаю Всевышнему этот вопрос и молю о милости, о прощении.
