ВОЗДУХ ВЫДЕРЖИТ ТОЛЬКО ТЕХ…

Сейфула – Нестерова. Среда

 Ночи теплые пошли, звездные, безлунные.

Сейфула, если не суетился у мангала, днем отдыхал, а ночью бдительно дежурил – и не просто маялся у телевизора в обеденном зале, реагируя на внешние звуки, а ходил вокруг харчевни и по трассе туда-сюда. Ходил, прислушиваясь, приглядываясь, даже принюхиваясь… что, возможно, являлось бессмысленным занятием, поскольку Прихребетский маньяк по-прежнему купался в своей неуязвимости.

По какой-то странной причине, упрятанной глубоко внутри разума, Сейфула чувствовал свою связь с чудовищем. Жестокий убийца играет с ним. Для чего? – не суть важно. Просто Сейфула знал – ночной насильник вознамерился погубить всех дорогих ему людей. Борьба между этим загадочным монстром и потомком шаманов будет нешуточная – не на жизнь, а насмерть. Оставалось только заточить жертвенной нож…

Была еще одна странность в последних событиях. После того как Сейфула искалечил Кошкодава, он ожидал ареста каждую минуту. Он не жалел о том, что сделал. Считал: каждый человек, по крайней мере, раз в жизни должен сделать что-то подобное – своими руками наказать Зло. И если по какому-то нелепому стечению обстоятельств он выживает, у него будет право гордиться этим всю оставшуюся жизнь.

Теперь Кашапов ждал возмездия от ментов. А оно все не шло. Сутки уж прошли – он не убегал и не прятался, а оно все не шло, заставляя томиться душу. Более того, весь город оглох от маршей, будто празднуя чьи-то похороны. Неужто мусорок кокнулся от болевого шока? Кроме Вики, там же напарник покойного был – а если знает, почему молчит?! Но даже, если помер, это ж не работяга с крана сорвался, не бабка в собесе Богу душу отдала, это МЕНТ. Похороны. Лады, похороны нельзя перед светлой коммунистической пасхой, понятно. Но это же труп – это дело, это розыск. Он же не самогонкой опился и не из табельного пулю себе в висок пустил…

Определенное беспокойство оставалось у Кашапова на душе, и именно оно в конце концов позволило смириться с мрачным цинизмом жизни – вот и он стал убийцей. Было что-то странно успокаивающее от мысли, что он «завалил» мента. Не очень даже беспокоила и перспектива социальной неловкости от нового суда и нового срока. Пока не «берут», ну и ладушки. Видимо, сама Судьба хранит его для другого благого дела – найти и уничтожить Прихребетского маньяка.

Возможно, странно, но Кашапов находил некоторое успокоение в размышлениях. Если он мента решился приговорить к смерти, то уж убийцу его любимой женщины прикончит, глазом не моргнув. Сейфула с немалым удовлетворением думал, что готов поставить на кон не только свою свободу, а и саму жизнь ради встречи с маньяком. Теперь он частенько мурлыкал:

- Угорю я, и мне угорелому, пар горячий развяжет язык…

Потом снова думал – теперь уже только о маньяке, его таинственности и неуловимости. Только самый острый ум сможет найти его в этом тумане событий и слухов – в тумане, в котором каждый человек начинает заботиться только о своей личной безопасности. А Сейфуле нужен маньяк – и при встрече тот из них возьмет верх в поединке не на жизнь а на смерть, кто его более достоин.

В такие моменты его мускулистые руки были скрещены на не менее могучей груди. Он не предпринимал усилий, чтобы скрыть собственный гнев. И ничто в его взгляде даже отдаленно не напоминало спокойствие человека, сделавшего свой выбор. Если только это не было спокойствием, с которым лев выбирает себе добычу. Он готов был пуститься в пляску смерти древних башкир, если бы знал, как это делать.

Но довольно эпоса с пафосом!

Пора всерьез подумать о деле. Как может выглядеть Прихребетский маньяк? Сейфула себе его представлял человеком с глазами рептилии. Двигается он, скорее всего, как хищник. И вместо улыбки – хищный оскал.

Что еще добавить чудовищу? Никакой информации нет… Жаль.

А вот умереть он должен на колу – ввернулась шальная мысль. Да! Да! В задницу кол, и под своим весом он сам обретет свою смерть – медленную и мучительную.

Сейфула даже закрыл глаза, чтобы представить себе все это. И вдруг увидел Ильина – со связанными руками, со скрещенными ногами, с фирменной его улыбкой первого космонавта Земли, сидящего верхом на огромном столбе, разрывающего ему острым концом сокровенное отверстие – майора из милиции. Никак не удавалось Кашапову изобразить на лице начальника Прихребетского УРа ужас и страх – только так: ухмылка во все ненавистно лицо. А вот себя он представил танцующим вокруг столба древний шаманский танец.

А что? Демон, возможно, определен – ненавистный майор подходит по всем статьям: силен, безжалостен, глаза крокодильи… дьявольски умен и решителен.

Губы Сейфулы сжались еще сильней, желваки напряглись – словно он только что съел лимон. Так или иначе, Ильин – его натуральный враг. А вопрос их взаимоотношений стоит так – победить или умереть. Именно так его поставил майор на том памятном допросе, когда колол калачевского сидельца на сознанку. И было бы здорово, если Ильин и оказался Прихребетским маньяком – одним ударом двух врагов!

А пока…

Кашапов молил Бога о ситуации – одинокая женщина идет по обочине (как его Нина), а за ней маньяк вприпрыжку… А тут Сейфула перед ними – бах! – и полный расчет.

Иногда сидел на скамейке возле харчевни или в беседке на стоянке автомобильной, пытаясь послать маньяку свой астральный запрос – где ты, тварь? покажись!

В конце концов, устал; особенно от ночных машин, обругивающих сигналами – мол, какого нах… шляешься в неурочный час в неположенном месте? От мыслей своих устал, от бесплодных поисков…

Однажды подумал и решил – надо идти к Колыванову! Кто как не важняк, специально присланный сюда, знает больше всех о Прихребетском чудовище? Расскажу про Нину – убеждал себя Сейфула – скажу: дело чести моей и жажда мести. Он мужик – он должен понять.

Что он может дать? Да все, что знает о маньяке. Может, кто-то видел мельком. Может, фоторобот есть. Любую зацепку, чтобы в поиски впрячься. А может, сам что поручит для пользы следствия. Или расскажет – обязательно должен! – как Нина погибла.

Ну, не может так Сейфула больше – нет сил томиться и дальше жить в бесплодных терзаниях.

Утром после смены обслуживающего персонала и завтрака отправился в ГОВД.

Двоякое у него было отношение к этому заведению и его служащим. В старших классах и после армии – снисходительно-ироническое: вот клоуны! всю жизнь строятся да ровняются, никаких мыслей под фуражкой и один лишь ответ на все вопросы – «не положено!» Теперь, после суда (неправого, как считал Сейфула) и отсидки, он ненавидел все, что связано с ментурой лютой ненавистью; и считал что чувству этому конца и края нет.

Надо же, как жизнь закручивает сюжеты! Сегодня сам пришел себя предлагать если не стукачом, то шестеркой на побегушках. Усмехнувшись этой мысли, Сейфула вошел в серое трехэтажное здание.

Дежурный летеха за толстым окном вскинул взгляд от журнала на столе, означавший – вам кого или какого нах… приперся?

- Мне к Колыванову, - сказал Сейфула. – Следователю из Москвы.

Лейтенант кивнул – жест означавший «проходи» и добавил:

- Прокуратура, третий этаж.

Вот и все? Вот так запросто можно пройти мимо этого цербера и погулять по коридорам ненавистного логова? Ну и ну! Сейфула почему-то думал – только в наручниках. Сунулся наугад – авось пронесет… А теперь он поднялся на третий этаж, вышагивает по коридору, всматриваясь в таблички на дверях.

Стоп! Колыванов прислан сюда для помощи следствию; значит, человек он временный, и у него не может быть своего кабинета с табличкой на двери. Порылся в памяти и вспомнил фамилию следачки, сначала задержавшей его, а потом выпустившей на волю. Нестерова! Нестерову на табличках надо искать. Только подумал, она сама – следачка Нестерова идет по коридору навстречу. Какая удача! Сейфула готовился улыбнуться.

Нестерова тоже узнала Кашапова и с тревогой вглядывалась в его лицо, замедляя шаг.

- Вы ко мне?

Обойдется - подумал Сейфула насчет улыбки и сказал:

- Я ищу следователя Колыванова.

- Он в командировке. Вы что-то хотели ему сообщить или по личному вопросу?

Сейфула замялся.

- Если по личному, то пожалуйте ко мне – теперь я веду ваше дело.

- А оно еще есть – дело мое?

- Пока преступник не будет пойман и осужден, все, что касается его, остается в работе. Вы были в числе подозреваемых, так что…

Сейфула решился – раз нет Колыванова, сойдет и эта… фифочка на каблучках. И отмазу придумал…

- Я как раз хотел поговорить…

- Ну так, пройдемте в мой кабинет.

Они вошли в кабинет, расселись по своим местам – Нестерова за стол, Сейфула на стул посетителей. Некоторое время молча рассматривали друг друга с нескрываемым интересом.

Приоделся, побрился и стал пригляднее – чисто по-женски отметила Анастасия Олеговна. – Впрочем, что такого очаровательного может быть в судимом и отсидевшем мужлане? В коридоре при встрече от нее не ускользнул его быстрый взгляд, царапнувший ее колени и все остальное… И вот ведь, …лядская натура бабья! – по мимо воли ее и разума, авторитета следователя прокуратуры, плечи расправились, выпятив груди вперед упругие, а походка пошла от бедра, обыгрывая женское начало ее тела подтянутыми ягодицами. Было бы перед кем! Хотя… Если не знать Кашапова, его прошлого и настоящего, то с виду перед ней – здоровущий и симпатичный мужик. Из тех, кто страстью воспылав, бросаются на женщин с яростью быка испанской корриды – готовы на части разорвать (ну, хотя бы одежду) или пронзить насквозь своим гудящим от напряжения достоинством. Не сказать, что Нестерова Анастасия Олеговна, переполнена опытом подобного рода сексуальных поединков с мужчинами. Но где-то подспудно она чувствовала, что всегда хотела чего-то  и кого-то подобного. Чтоб бросался на нее мужик, зверем рыча от возбуждения. Чтоб одежду срывал, чтоб пронзал… А она, трепеща от страха и смущения, отдавалась ему, не для наслаждения, а только из ужаса перед тем, что с ней станется сейчас. И потом, когда он, выплеснув свое желание, затихал – такой же жалкий и беспомощный, как и его достоинство, она чувствовала себя счастливой: она выстояла! она победила! М-дя, - думала она о Сейфуле, представляя их секс – такой мужчина не захрапит после оргазма, отвернувшись к стене. Нет, конечно – он дождется, когда под ласками, уснет в его объятиях, та, которую он чуть было в клочья не порвал…

А вот Колыванов наверняка уснет, - совсем некстати подумала Нестерова. – Уснет после нежного, непродолжительного секса, сославшись на головную боль и систематическое недосыпание.

Между тем, Анастасия Олеговна достала из сейфа дело Кашапова, раскрыла папку, перелистала, мельком осмотрев, несколько документов. Все для проформы.

- Итак.., - она устремила ему навстречу взгляд, полный служебного рвения. – Я вас слушаю.

Сейфула прочистил глотку.

- Мне сказали, что маньяка задержали. И поскольку… Ну, вообщем, нельзя ли мне отменить подписку о невыезде? Я, понимаете, гражданин следователь, после отсидки еще маму не видел и сестер.

- Что же вас сюда понесло вместо дома родного?

- Жена родом отсюда.

- Или новая женщина? – Нестерова кинула взгляд в документы. – Архангельцева Анна Михайловна, 1950 года рождения.

Сейфуле едва удалось невздохнуть – был грех, бес попутал.

- И это на пятый день после свадьбы! Впрочем, ваше личное дело. Вас и вашей жены… А в наших делах пока все не так, как говорят. Задержанный вовсе не маньяк. Ему вменяются только хищения на рабочем месте. А это совсем другая статья, и сегодня мы его выпустим под подписку. А с вами…, - тут Нестерова тяжело вздохнула, будто отгоняя остатки видений секса с этим громилой. – Чисто по-человечески давайте договоримся. Я не в силах пока изменить ваш статус кво, но как женщина, могу вас понять. Три дня вам хватит? Ведь ваша мама живет в нашей области. Съездите по-моему, так сказать, негласному разрешению и возвращайтесь. Вы ведь работаете – и мы будем работать, до полного окончания следствия.

Ну, вроде бы все – разрешение получено, но Сейфула сидел и мялся.

Это заметно было.

- Что-то еще? – спросила Нестерова, подозрительно глянув на него.

- Простите, гражданин следователь… вы не скажите… как умерла Нина?

- Нина Ветрова? Фельдшер роддома?

Кашапов кивнул. Жест получился болезненно робким.

- Наверное… да!

- Вам зачем?

- Она подругой была… моей жены.

- Сомневаюсь я, что жены, скорее вашей. Верно? Впрочем, ладно – все это ваши проблемы. Как она умерла, я не знаю, но в деле есть протокол осмотра трупа. Хотите взглянуть?

Нестерова достала другую папку, полистав, нашла нужный лист, открепила.

- Вот.

Кашапов читал, все более напрягаясь от прочитанного, а Анастасия Олеговна внимательно за ним наблюдала – за его чертами лица и руками. В какой-то момент сильная дрожь судорогой прокатилось по всему его крупному телу. Возможно, это была реакция на неуслышенные им крики от боли и мольбы о пощаде Нины Ветровой, смерть которой стала раной на сердце любившего ее мужчины.

Вернув протокол, Сейфула, сдерживая слезы и стараясь, чтобы голос звучал ровно, прошептал:

- Я бы жизнь за нее отдал. Клянусь, я бы сделал это.

Потом продолжил изрядно подсевшим голосом:

- Гражданин следователь, я не знаю, как это сделать, но очень хочу помочь вам поймать этого гада.

- Вы думаете – гад? Не гадина и не гады? – быстро спросила Нестерова.

- Я должен его поймать, - помотал головой Сейфула. – Я охранником у трассы работаю, мимо меня проходят сотни людей каждый день. Если у вас есть фоторобот преступника, я мог его узнать и задержать.

Заявление Кашапова было импульсивным и глупым, если только посмотреть на него под одним углом – в нем столько же творческой жилки, сколько в морковке. Но под другим углом оно выглядело просто… чистосердечным. Что же в этом плохого, если человек хочет помочь? Нестерова нашла это предложение вполне приемлемым.

- Я знаю, где вы работаете. Нет, фоторобота подозреваемого у нас нет. Так, общие описания возможно случайного человека со спины – рост, вес, во что одет… Но ваша помощь может нам пригодиться. Хотя… вы же к маме собрались.

- Это подождет. Так что мне надо делать? Я готов.

- В харчевне у вас связи нет? Я имею ввиду телефон… Давайте установим. Я имею ввиду рацию. Обо всем, что подметите странного и подозрительного, немедленно докладываете дежурному по ГОВД. Будет у нас в харчевне опорный пункт правопорядка… И в конце концов, чем черт не шутит – вдруг выстрелит по маньяку.

Сейфула усмехнулся грустно – ну вот, докатился и до стукачества.

А вот этого глазастая Нестерова не заметила. Она продолжала, вдохновленная своей идей.

- Вы согласуйте этот вопрос с владельцем харчевни. Если не против будет он, пусть подъезжает ко мне. Мы оформим с ним договор материальной ответственности. Вещь казенная, существует порядок… А потом подвезем, установим и научим пользоваться. Договорились?

Сейфула ответил ей вопросом:

- Скажите, труп Нины найден не там, где на нее напали?

На отрицательный жест Нестеровой:

- А могло это произойти на трассе? Мы познакомились там с ней ночью… Она шла пешком одна… Сказала, из деревни от мамы…

- Может быть, но скорее всего… - недосказала Нестерова и о чем-то задумалась.

Сейфула – Таня и другие. Среда.

Маруся встретила Сейфулу упреками:

- Где ты шатаешься? Ираклий был, ждал-ждал… Потом ещё раз заезжал. За тебя коробки на склад таскал. Ругался. Попадет же тебе. На вот, записку оставил…

Кашапов развернул вдвое сложенный лист. На удивление, Ираклий писал также грамотно, как и говорил – почти без ошибок. Разве что в одном, жаргонном слове.

«Ты где ходил. Дела надо делать. Спеца нашёл, надо разговаривать. Кончай бОлдеть, иди к нему».

И ниже приписан адрес.

Сейфула пожал плечами. Маруся, смилостивившись, заметила:

- Ты есть хочешь? Присядь, я сейчас…

Кашапов присел, еще раз перечитал послание и задумался. Нашел повод для неудовольствия и ворчания, глубокого сожаления и неудовлетворения. Вот чертов грызун! – даже имя этого специалиста не догадался написать. Иди – и все.

Сейфула выдохнул недовольство и принялся за еду..

И раздражение быстро ушло – гораздо быстрее, чем появилось. Другие эмоции возвращались потоком – дело делается, и скоро бывший зек Кашапов станет подпольным бизнесменом. Суровая жизнь зоны многому его научила, преподнесла немало уроков – например, скрывать свои чувства. В последнее время жизнь часто поворачивалась к нему суровым лицом, и он сам отвечал ей тем же. Но на этот раз Сейфуле было трудно не улыбнуться. И его лицо озарило улыбка. Хотя вряд ли кто другой ее так назвал.

Как добраться до адресата подсказала ему Маруся – тропинкою напрямки гораздо быстрее, чем на такси. И вот уже Сейфула у частного дома, на заборе которого белой масляной краской написано: «ПРОДАЁТСЯ БИБЛИОТЕКА». В смысл надписи решил не вдумываться: продаётся, так продаётся. Это не самое худшее, что пишут на заборах… Надавил кнопку звонка. Постучал в калитку. Никто не откликнулся. Дворовой собаки, похоже, тоже нет. Что делать?

Попробовал потянуть за веревочку – калитка распахнулась.

И тут же за спиной раздался звонкий возглас:

- Мужчина, вам что, собственно, нужно?

Сейфула оглянулся – девушка лет двадцати шла по улице и направлялась, похоже, в этот самый дом. Он много видел красоток в жизни, но эта удивила. Обычно такие, если носят куртки-штормовки, то внизу у них всё в порядке. А тут… такая вот куртка, потёртая, будто её хозяйка только что с путины, с сейнера; под курткой – нечистая майка и обрезанные до колен джинсы. И босые ноги...

- Я вас спрашиваю! – повторила она.

Чистое лицо. Чистое – ни родинок, ни морщинок, ни прыщиков. Рыжие волосы, облегающие его. Кукольное лицо, если вдуматься, но куклы босыми не ходят.

- Вы здесь живете? – медленно, подбирая слова, спросил Кашапов.

Девушка смерила его взглядом:

- Допустим.

- А меня послали по этому адресу поговорить с человеком, который разбирается в поделочных камнях…

Его вопрос произвёл неожиданный эффект: девушка проскочила мимо него и захлопнула калитку.

- Никаких камней! Никто тут в них не разбирается! Всё, до свидания!

Это не обескуражило Сейфулу. Скорее, немного удивило. Он снова открыл калитку толчком.

- Слушай, родная… я не шучу. У меня вот здесь адрес написан очень серьезным человеком.

Девушка отступила перед ним. Фырком сдула с лица волосы, падавшие на лоб. Ловкие руки схватили тяпку с зазубренным лезвием.

- Входи! Если жизнью не дорожишь.

Сейфула хмыкнул. С интересом смотрел на девчонку.

В её бессильной ярости что-то было от Вики. От ёжистости той, бескомпромиссной. И Сейфула понял – такие девушки ему нравятся. Ну, прямо волчица у логова с маленькими щенками. Усмехнулся.

- Завалишь?

- Надо будет, и завалю.

- А почему босАя?

- Потому, что косАя – не видишь?!

- Не вижу. С глазами всё нормалёк. А вот ноги простудишь…

- Когда я простужусь, ты уже околеешь.

Мужчина глубоко вздохнул.

- Ладно… Давай не будем хамить. Меня к твоему жильцу послал его знакомый. Ты доложи ему – от Ираклия, мол, пришли. Прогонит он – тогда уйду.

Девушка придирчиво разглядывала его. Может быть, следы крови на одежде? Да нет, джинсовый прикид выстиран хорошо, отмочен в щелоке, чуть только побледнел. Сменила гнев на милость.

- Ладно, сейчас спрошу…

В качестве верительных грамот Сейфула протянул записку Ираклия своей новой знакомой. Девушка сходила в домик и скоро вернулась.

- Только недолго – папа болеет.

Хозяин избушки встретил его в инвалидном кресле, но держался гоголем. Седой, волосы вразброс, борода торчит двумя клоками, лоб иссекли глубокие поперечные морщины, а глаза сверкают. По форме носа и этим глазам, настолько характерным, что не спутаешь и в темноте, Сейфула безошибочно определил: перед ним – еврей.

- Вы от Ираклия, уважаемый?

Сейфула кивнул. Старик мигнул – понимающе:

- В таком случае к вашим услугам – Сруль Маркевич. А девушка, которая встретила вас – моя дочь Таня. Ираклия я давно знаю… Как понимаю, вы и есть глава будущего нашего предприятия?

Гость лишь пожал плечами – перспективы его бизнеса самому пока казались туманными. А Сруль стрелял вопросами, словно вражеский снайпер, снимавший часовых.

- Ну, таки и не важно. Потом! Чего вы хотите – открыть мастерскую ювелиров или пустить на поток производство определенных изделий из числа неких украшений? Видите ли, любезный мой, у каждой задачи своя технология, свой набор станков, своя технологическая линия – это я вам скажу!

- А вы инженер или просто специалист по камням?

- Ну, молодой человек… Большим специалистом себя не мню – ни там, ни там, но понимаю и то, и другое… Вот этими ножками исходил весь наш седой Урал, уж поверьте! – старик похлопал себя по недвижным коленям, прикрытым старым пледом. – И до отсидки и даже после… Нынче весьма склонен к любого рода сотрудничеству. Здесь, знаете, ли МГУ не котируется, а кушать хочется…

Понравился еврей Кашапову – и умный, и грамотный, и несуетливый. Главное: глаза – они смотрели чуть-чуть хитро, с подковыркой, но без злого лукавства, и твёрдо, несгибаемо. Такие глаза видел он на пересылке у нескольких очень старых сидельцев, отправлявшихся по этапу дальше, в Мордовию. Сейфула немного подумал и решился:

- Вот если бы у вас имелось неограниченное количество полудрагоценных камней, вы бы как организовали дело?

- Каких камней?

- Ну, обыкновенных, поделочных – которые ювелиры в работу берут неохотно, но зато очень любят художники-мозаисты.

- Ай-ай, как кошерно… Как славно придумано. Неограниченно! Разных? Дайте подумать… дайте подумать…

Специалист откашлялся, вытер чистым платочком слезу с измятой морщинами щеки.

- Я вам так скажу. Наш Комбинат среди прочей продукции выпускает и универсальный клей для космической отрасли. Инертность ко всем агрессивным средам – потрясающая. Прочность соединения – изумительная. Сварку с носом оставит – проще изделие порвать в другом месте. Выносится с комбината под юбками бабами. Меняется на бутылку водки. Масштабы поставок не производственные, но для начала и этого хватит.

Старик прокашлялся. Руки его заметно тряслись. На лице, где не было кустов бороды, появились красные пятна – верный признак аритмии сердца и повышенного давления.

- Мое предложение. Я еще поработаю над вопросом концентрации клея – у нас ведь не будет космических напряжений, значит его можно разбавить до удобной консистенции... скажем, для работы путем напыления. Потом поколдую над технологией – чем и как? И, надеюсь, в скором времени у нас будет замечательный, никем не опробованный собственный бизнес. Ну, как?

- Не понял, - пожал плечами Сейфула. – Причем здесь ювелирно-художественная мастерская?

- Ах, ну да. – Маркевич энергично закивал головой. – Где это можно применять? В этом вся соль! Наш несокрушимый клей и порошок из ваших кристаллов дадут великолепный эффект напыления. Потом создается бригада… ну, пару-тройку рабочих обучим… и начнем украшать наш город – витражи, витрины, стены домов и прочее-прочее. Это ведь очень красиво и достаточно дешево.

Насладившись эффектом недоумения обладателя полудрагоценных камней, Маркевич перешел на таинственный шепот, будто тайну его мог кто посторонний подслушать.

- Представляете, как будут выглядеть маковки церквей, если мы ими займемся. Сейчас там краска, которая блекнет под солнцем или сусальное золото, которое страшно дорого. С нашим напылением порошком из благородных кристаллов все они станут вечно красивыми. По крайней мере, деревянные маковки, обработанные этим клеем, переживут кирпичные стены самого храма. Представляете? И при этом они будут сверкать на солнце всеми цветами радуги. А как это будет смотреться здорово, если украсить благородными кристаллами, истертыми в порошок, внутренние стены дворцов и храмов. Все прежние мозаичные шедевры мира на фоне наших трудов станут просто баловством малышей. Мы добьемся подрядов на украшение станций метро. А? Эврика!

Старик успел прищелкнуть языком и снова закашлялся. Кажется, силы его были на исходе.

Сейфула, очнувшись от его вдохновенного рассказа о великолепии, дешевизне и вечности изделий обработанных космическим клеем и порошком полудрагоценных кристаллов, спросил:

- И зачем тогда нам нужны цех и станки?

Старик, отдышавшись от приступа астмы:

- Станки точно не нужны. А цех пригодится – как производственный участок и демонстрационный зал. Найдем спецов по дереву и жестянщиков – они нам сделают макеты маковок из жести и дерева… Есть мастера собирающие маковки церквей, как чешуйки из отдельных дощечек… до обработать каждую своим цветом… или в орнаменте… Вы представляете себе что будет? Иллюстрация сказки!

И опять Сруль закашлялся. Потом отмахнулся. Вытер платочком пот со лба.

- Выставим их здесь на показ и будем заказчиков искать. Думаю, служителям культа это все ужасно понравится…

Он говорил даже не хрипло – он просто давился словами. Потом, не поворачивая кудлатой головы, хрустящим голосом позвал: «Человек!». И человек этот выступил из-за рогожной тряпки, скрывавшей проход в другую комнатёнку. Странный… Такой же бородатый, в вышитой крестьянской рубахе, лоб высокий, глаза не менее умные, чем у хозяина.

И вообще, Сейфула понял – сплошная в доме этом конспирация.

«Человек» увёз инвалида в каталке – в другую комнатку, также скрытую занавеской. Сейфула поднялся и вышел.

Во дворе Татьяна встретила гостя спокойным и снисходительным вопросом:

- Ну, поговорили о камнях?

- Поговорили.

- Наверное, не о тех, которые в почках?

Девушка засыпала совковой лопатой щебень из кучки за отмостку, опоясавшую старенький домик, стоящий без фундамента. Как говорится – мертвому припарка, но чуток поддержит гниющие бревна. Кучка щебня маленькая была совсем – на глазах Сейфулы и закончилась.

- А может, вы мне с другими камнями поможете?

- С какими?

- С этими! – Таня кивнула на щебень за отмосткой. – У сторожа пионерлагеря за бутылку водки можно целую тачку купить. Только мне не привезти одной.

Сейфула снисходительно улыбнулся.

- Замечательный у вас отец! Ради него я готов на все… Только ради него!

Гаврик как говорил: сделай доброе дело, если оно карман не тянет и горло не дерёт. Сделай, облегчи душу перед Страшным Судом.

Кашапов повесил на гвоздик у входа джинсовую куртку.

- Где ваша тачка?

Таня повела его за дом, где кривым бруствером вытянулся длинный сарай. Тачка оказалась исполинской, с кузов хорошего самосвала – стояла на мощных колёсах от мотоцикла «Урал».

Сейфула пошутил:

- Ну, мать, давай так – туда я, оттуда ты. Договорились?

Катили тачку по обочине улицы, называвшейся, кажется, Спортивной. Спортивного тут было мало – напротив, за Лунной, потянулись неприступные заборы района Куркули, зелёные крепостные стены с надписями о злых собаках, по обе стороны от асфальта – никакого тротуара, только мелкая гравийная сечка да хлюпающая грязь. Везде уже подсыхало, а тут, у обочины, ещё стекали с проезжей части ручьи…

Таня шла по привычке босая.

- Не боитесь маньяка? – спросил Сейфула между делом. – Говорят, у вас тут убийца на голоногих девчонок охотится…

- Не боюсь! – Таня произнесла это беспечно и совершенно честно, без всякой наигранности.

- Почему?!

- Потому… потому, что надо верить.

- В Бога?

- Нет. Хотя можно и Бога. Лучше – в себя. «Воздух выдержит только тех – только тех, кто верит в себя. Ветры дуют туда, куда, укажет тот, кто верит в себя!».

- Это чьи стихи?

- Один друг мой написал. Из Свердловска, Илья.

- Интересно… А про что песня?

- Ему кто-то рассказал, как менты брали одного уркагана. Окружили двор, куча людей, машины, в мегафон орут – сдавайся, мол… А он вышел из окна чердака и пошёл просто по воздуху. С цветком. Вроде как стреляли в него, да никто не попал… Вот Илья и написал эту песню.

Сейфула усмехнулся – знакомым повеяло: менты, уркаган… И даже от самой истории – тоже! Рассказывал кто-то ему её, о каком-то воре с кликухой Ветер и о том, как он именно таким макаром ушёл от облавы. Только одни селили Ветра чуть ли не в тридцатые годы эпохи легендарных «малин». Другие – в послевоенные годы, в Марьину Рощу, когда почти в каждом городе ловили свою «Чёрную кошку». А третьи шепотом доказывали – это было под самую Олимпиаду. А Ветра недавно на пересылке видели, и пара его корешей в соседнем бараке чалятся…

- «И хотя его руки были в крови, они светились, как два крыла, и порох в стволах превратился в песок, увидев такие дела!» - нараспев, ещё продекламировала девушка красивым, звучным голосом.

- А вы… с сидевшими, похоже общались?

- Не раз. А что такого? Такие же люди, как мы. Только каждый со своей историей.

Ответ понравился Сейфуле.

Татьяна махнула рукой на коричневые ворота:

- Вон лагерь… «Тимуровец». И вон сторож, уже поджидает.

Устремилась по хлюпающей грязи к неопрятному мужику, смотревшему на неё с ужасом и неодобрением, на Сейфулу – с опаской. Впрочем, когда Кашапов подошёл, все переговоры уже закончились: бутылка «Пшеничной» перекочевала в карман болоньевого плаща сторожа, а сам он отпер ворота, оставил нараспашку и удалился к себе. Дескать, нагружайте и везите сколько сможете.

Весь путь до лагеря в кузове тачки погромыхивали две лопаты – совковая и штыковая. Сейфуле досталась совковая, Таня орудовала штыковой, с хрустом втыкая лезвие в гравийную кучу. Без перчаток работала, руки не берегла – как и ноги, впрочем, тоже. Скинула штормовку, осталась в футболке.

Работали ударно, без перекуров – короб двухколесной телеги с верхом закидали. Уложили, завернув в штормовку, чтоб не скользили, лопаты и тронулись в обратный путь.

Гружёная тачка с виду казалась неподъёмной, на деле – очень тяжелой.

Сейчас они почти не разговаривали. Не до того – пыхтели. Оба вспотели.

- Я вам баню… могу… - прохрипела Таня, наваливаясь на тачку. – Дрова… накололи…

- Может… быть! – также отрывисто ответил мужчина. – А вы… сами?!

- И я… тоже… а что?… ой, блин! Перекур!

Опоры тачки, лохматые от облупившейся, лохмотьями слезавшей краски, опустились на мокрую траву. Сейфула закурил. Рассеянно глядел на забор лагеря, по линии которого они спускались. И увидел: ещё одна куча гравия насыпана так, что тяжестью своей этот забор подмяла, вывалила несколько секций, серый увал выпростала наружу… Подходи да бери.

Наверняка все местные обитатели домов на берегу, а уж куркулёвы жители точно, так и делают.

Таня поняла, куда он смотрит. Отвернулась, сердито оборонила.

- Нет! Это воровство.

Сейфула непонимающе хмыкнул:

- А то, что мы за бутылку взяли казённое имущество – не воровство?

- Мы – купили! – отрезала Таня с непонятным упорством. – Честно. Я не обязана знать, чьё это там… Валяется, никому не нужное. Как всё у нас… Но просто так брать… Противно!

Он ожидал другого: что скажет «нельзя» или что-то в этом роде.

- М-да. Логика! То есть воров вы не любите?

- Нет.

- А я ведь сидел… да будет известно вам. А может быть, я тоже вор?

Таня посмотрела на Сейфулу очень прозрачным, кисейным взглядом. Тем не менее, холодным и будто бы сбривающим волосы с макушки.

- Вор вору рознь. Всё равно… не люблю.

- Ладно. Лучше давайте про баню. Так мы вместе пойдем? Голышом мыться?

- В баню купальники не надевают… Те, по крайней мере, кто мыться идёт! – буркнула спутница. – А вы что, голых девушек никогда не видели?!

- Видел…

- Вот и я о том же. Слушайте! Вам чего надо, в конце концов?!

Он угадал то, что она сейчас скажет – или может сказать. Странно: хоть это и было бы лучшим выходом для него, но он этого… не хотел. И так поспешно ответил, что в пальцах сломал сигарету:

- Помогаю – и всё. Скажем так – отца вашего уважая.

Девушка окинула его оценивающим, примеряющим взглядом. Кивнула:

- Хорошо, поняла. Давай дальше на «ты»…

Оставшиеся метры до дома Тани они проделали молча. Непонятное ощущение крутилось в голове Сейфулы – будто он уже тут бывал. И вроде как забор этого «тимуровца» в бинокль видел… Когда случилась катавасия с убийством мента. Но понять не мог – где «санаторий»? С улицы злополучный дом-тюрьма был не виден, это ясно. А сейчас они скатились с тачкой на самый берег, везли груз по каменистой, но твёрдой земле – а где же зловещее место?! Справа поднимался коричневый песочный откос; можно бы и пойти посмотреть, но нестерпимо хотелось докатить этот чёртов щебень до места – даже сил на второй перекур не было…

Чуть в горку, уже по раскисшему, тачку волочили. Таня выдохнула тяжело:

- Сейчас… чаем… тебя… на травах завариваем…

Но, когда гроб со щебнем оказался за забором, объявляющим о продаже библиотеки, Сейфула отказался – и от бани, и от чая.

- Поздно уже. Мне пора на работу.

Таня принесла ему куртку, заглянула в глаза насмешливо:

- Значит, ни чая, ни бани? Укатали Сивку крутые горки?

- В следующий раз - обязательно.

- Ну, ты тогда заходи… Обещание в силе. Спасибо за помощь.

- Да не за что.

Он повернулся. И тут она окликнула шёпотом:

- Погоди…

А когда повернулся к ней, недоумевающее, девушка стремительно подошла, обняла его за плечи широкие худенькими руками, прижалась к его губам – своими. Поцелуй в благодарность.  Ох, проказница!

Сейфула опустил свою лапу на ее ягодицу и придавил.

Таня с визгом отпрыгнула.

- Ты что творишь?! Больно же! И синяк, наверное будет…

- А тебе голышом на подиум? Переживешь…

И довольный собой пошлепал в харчевню.

Сейфула – и другие. Вечер и ночь среды.

Вернувшись, помылся в душевой «Ландыша» - поменял белье и прикид. Поужинав, присел покурить на скамейку у входа.

Клиентов в харчевне не было. Девчонки чем-то там занимались и вполголоса хором пели – грустное, душевное. Потом Света крикнула:

- Эй, целочки, хватит сиропиться!

И частушку выдала:

- Сижу дома я одна – гордая, печальная

А за окном торчит труба – ну, очень сексуальная!

Зара подхватила:

- Говорят, красивым девкам от парней отбоя нет –

Всем колечки предлагают, ну а мне только минет!

Первая заставила Сейфулу захихикать, а вторая откровенно расхохотаться. Он представил образ Зары – красивая полукровка ему нравилась. Только она за так даже ему не даст. Говорят, Гиви ей сожительство предлагал, но она такую цену за себя заломила, что жадный грузин матерился по-русски. На работе она – конь: пашет и пашет, в «Эдеме», в «Женах»… Говорят девки, деньги копит на домик у Черного моря. Как Сейфула закорешился с Ираклием, стала она на него поглядывать. Но пока ничего существенного не предлагала.

М-да… Но зато как умеет себя подать. На ее лице не бывает печали. Да, бывает не в настроении – тогда в глазах злоба, но печали нет ни следа. Перед ней клиенты на пяточках ходят (это к слову – никто не пробовал?) Ни у одной путаны такого не получается – хотя, конечно, есть и пригляднее…

Зара нравилась Сейфуле. По-настоящему нравилась… У нее есть мечта. Это не какая-то книжная Линина да не приземленная шлюшная – лишь бы в зад не трахнули… Это домик у моря. Сейфула читал – писатель Грин к Черному морю пешком шел из своей Тмутаракани, а потом такое написал… Вот что такое мечта! Он бы поехал с Зарою к морю.

Сейфула сделал глубокий вдох и посмотрел на съезжающий с трассы «Fiat» - побитый, обшарпанный; крикнул в харчевню:

- Девчонки, клиенты!

Из машины вышли двое – шпанистые, сразу видно. С подтянутыми животами и зыркают-зыркают недобрыми взглядами.

«Блатата» лагерная – четко определил Сейфула. (Не путать с блатными! Эти правят, те на побегушках).

Прошли в харчевню мимо охранника, уютно сидевшего на лавочке, холодно ощупав его взглядами.

Вскоре окликнула Маруся:

- Саня, шашлыки заказали. У тебя мангал готов?

- Всегда готов! – по-пионерски ответил Кашапов, а Маруся громко рассмеялась.

Подавая шампуры с мясом сказала:

- Хорошо с тобой. Душе уютно, когда рядом есть большой кулак и отважное сердце. Если потребуется, конечно…

И потребовалось. Минут через тридцать она выскочила на хозяйственный двор с глазами полными паники.

- Саня, они поели, встали и пошли – отказываются платить, - и добавила. – Они к машине пошли.

Сейфула, прихватив полено, пошел вокруг харчевни, отрезая наглецам путь на трассу. Те уже стояли у открытых дверей машины, делая последние затяжки на свежем воздухе.

- Эй, парни, вы ничего не забыли? – окликнул их Сейфула.

- А я уверен, что ты не ищешь неприятностей, - ответил один, нагловато улыбаясь.

Впрочем, улыбка начала исчезать, когда он заметил полено в руке Сейфулы.

- Во лбу тебе дырку сделать или в животе, мужик?

Спросить-то успел, но достать «пушку» нет – только руку куда-то за спину сунул, и в этот момент Сейфула достиг его. Сгреб шевелюру в могучую руку и смачно ткнул мордой о крышу машины, потом дернул назад и ноги подсек. Неплательщик на спину грохнулся и затих.

Второй успел выхватить пистолет, но тут же его обронил – прилетевшее через машину полено угадило ему по лицу и в кровь разбило все, что могло.

Сейфула пленных не брал, только добычу – две «пушки» и два «лопатника».

- Что это было? – спросили девчонки.

- А хрен его знает, - Кашапов плечами пожал. – Просто вели себя не правильно, пришлось воспитать…

Бросил «лопатники» на стол и Марусе:

- Возьми сколько надо. Остальное отдашь, если вернутся…

- Точно вернутся, - девчонки со страхом наблюдали, как осторожно и неуверенно поднимались незадачливые клиенты с земли, как чертыхались и сморкались, как садились в машину… уехали.

- Это, наверное, «цеповские» быки?

- Нет, это с трассы, залетные; таких машин в городе нет…

- Да и парни совсем не знакомые…

- Надо бы Ираклию сообщить.

Пока девчата инцидент обсуждали, Сейфула сходил на хоздвор и спрятал «пушки» в будке у Шамиля под соломой. Когда вернулся, Маруся напустилась на него.

- Итак, что ты собираешься делать? Это наверняка бандиты, и они наверняка скоро вернутся.

- Я пока не знаю, - устало ответил он. – Думаю об этом.

Затем скорчил гримасу:

- Может, ты сходишь куда и позвонишь Ираклию?

- Нет шансов, что он дома.

- Ну, тогда сидите и не бойтесь, - и обернулся ко всем девчонкам. – Говорю: не бойтесь – я знаю, как с этой шпаной разговаривать. Ведь трупов нет и не будет. А платить надо везде и всегда. Беспредельщиков никто не любят. Отобьемся, девчата!

- Ты зверя разбудил, - Зара покачала головой. – Надо уносить отсюда ноги. Я уже чувствую, как просыпается демон.

- Тогда, девчонки, вам лучше уйти. За все отвечу я один. Незачем вам смотреть на то, что здесь скоро может произойти.

«То, что может произойти» пока откладывалось.

Приехал Ираклий, возмущался залетными, ругался на Сейфулу. Сначала забрал «лопатники», потом обратно положил. Путан разогнал всех по домам. Дежурной смене наказал – в случай чего, скрываться в беседке на хоздворе, пустив Шамили по блоку. Сказал: «Я за подмогой к Цепе» и уехал.

Сейфула ничего ему не сказал про отобранные «пушки», а девчонки, может быть, и не видели. Шамиль сразу же после отъезда хозяина обрел вторую степень свободы. Ждали беды. Напряжение возрастало час от часу. Ни Цепа, ни Ираклий не появлялись.

Клиенты были. Но их обслуживали без энтузиазма, на скорую руку.

Наконец, когда скрылось солнце, и зажглись фонари, три машины свернули с трассы на стоянку, но парковаться не стали. Выстроились в ряд, направив зажженные фары на харчевню. Десятка полтора «быков» вышли из машины, но оставались в тени, чего-то выжидая.

- Ну, мне пора, - почесал подбородок Сейфула.

- Ой, Саня, не ходи, не надо.

- А вы шлепайте в беседку к Шамилю, как вам велено было.

Кашапов вышел из харчевни и небрежной походкой отчаянного человека пошел навстречу свету фар, готовый драться и дать отпор, но никак не унижаться перед приезжими. Никакой слабости, открыто и спокойно он смотрел перед собой. Кто они такие, он не знал, но твердо верил, что тоже люди – из костей и мяса, хотя, может быть, и без души.

В шагах десяти от машин он остановился. Сквозь бьющий в глаза свет приехавшие проглядывались смутными тенями.

Ну что, он свои шаги судьбы отмерил – следующий ход за ними.

Прошло несколько минут томительного ожидания. Они будто испытывали его на прочность.

А потом раздался голос – до боли сердечной знакомый, желанный, любимый… почти родной.

- А я так и подумал, что это ты. По срокам уже пора откинуться. Обещал найти. Адрес мой потерял?

- Ацуха! – Сейфула бросился в темноту через свет и заплакал в объятиях Гаврика!

Долго ничего не мог сказать – плакал как сын у отца на груди; плакал вернувшимся с того света; плакал потому что… просто хотелось плакать от радости встречи.

А Гаврик по-отцовски ворчал на него:

- Вот по хорошему-то, ткнуть тебе заточку под ребро, чтобы остаток дней кашлял с каверной в легких. Ты что творишь, бесова сила? Парней побил, «пушки» отнял… знаешь, что за такое бывает?

Сейфула наконец взял себя в руки. Промокнул слезы на щеках о плечо Гаврика.

- Предъяву, ацуха, выставляешь? Отвечаю. Эти «шестерки» твои пообедали, не заплатив. «Пушки» их я тебе верну и «лопатники» тоже – взял только то, что причиталось. Если не веришь, спроси – или они не с тобой?

Гаврик головой покрутил:

- Кто-то имеет что возразить?

Толпа промолчала.

- Ну, пойдем, пойдем ко мне в гости, - Сейфула приобнял бывшего Калачевского авторитета и повлек его в харчевню. – Не бойся, там нет засады.

Гаврик пошел, но возмутился:

- Ты, поц, базар фильтруй. Где это слыхано, чтобы я боялся. Да подо мной вся трасса от Челябинска до башкирской границы.

Потом успокоился.

- Значит, тут ты прихерился? Охранником типа… Шашлыки, путаны – все нахаляву. А ведь обещал меня найти.

- Ты понимаешь, ацуха, только вышел – сразу менты на хвост пали. Я здесь под подпиской о невыезде.

- Что, опять кому-то челюсть сломал?

- Мокруху шьют. Представляешь, бабу какую-то в День космонавтики замочили; я лишь 17-го откинулся… а им похеру. Подожди, я сейчас.

Поставил на столик пару пива из бара и к ним леща сушеного, ушел на хоздвор – за «пушками».

Девчата из беседки:

- Как там, Саня?

- Сидите, не рыпайтесь.

Вернулся, положил стволы на стол, к ним добавил отнятые лопатники:

- Забирайте и покиньте помещение – неплательщиков не обслуживаем.

- Ждите в машинах, - приказал Гаврик. – Я с корешем побазарю.

Толпа покинула помещение.

- Ну что ты? Как ты?

- А ты?

- Я же говорю, на трассе…

- Гоп-стопничаешь?

- Не обязательно. Чаще сами отдают – приучен народ. Так мы же все и не берем – налог за проезд. Это башкиры беспредельничают. Просекаешь, пацана реального под Уфой на зоне опустили по полной. Смотрящий по Уралу приказал – всех башкир на зонах раком поставить. Поставили. Получили два трупа – один с горя повесился, другой с заточкой на толпу вышел, запинали нахер. Теперь ждем ответки. Трупы пойдут с той стороны. Война грядет. Такие парни нужны как ты. Плюнь на этих ментов, уходи в подполье, как Ленин. Я прикрою, документы сделаю. Люди нужны такие как ты – этому сброду, - Гарик на двери кивнул, - нет моей веры.

Сейфула:

- Все не так просто, ацуха. Есть тут должок у меня. Сначала бы надо поквитаться.

- Со смотрящим за городом терок нет? Кто у вас? Цепа, кажется. Я шепну ему – будешь в шоколаде.

- Да мы пока не пересекались.

Допили пиво. Остаток леща Гарик сунул в карман.

- Так что ты решил?

Сейфула вздохнул:

- Я пока здесь.

- Ну, я тебя буду навещать. И ты меня не забывай.

Встали, обнялись, из харчевни вышли. Гарик прошел через свет, хлопнула дверь, машины уехали одна за другой.

Сейфула – Ираклий – Цепа и другие. Четверг.

Ираклий приехал на следующее утро. Осмотрелся в тревоге:

- Не сожгли тут мое заведение? Хи-хи…

Потом Сейфуле:

- Поехали. С тобой Цепа хочет перетереть.

Городской криминальный авторитет, по паспорту – Цепышев Антон Васильевич, 1942 года рождения, бывший боксёр и бывший таксист, был типичным «быком» - два пальца лба над бровями и англосаксонская челюсть, тяжёлая… ну, разве только чуточку поприглядней – с русским, скажем так, акцентом. Сам квадратный, приземистый; в дорогом костюме и кроссовках; толстая шея раздвигает воротничок белой рубашки… Волосы коротко стриженые голову шёрсткой покрывают. Смотрит на всех с бычьим недопониманием – типа, это здесь насрато или так и должно быть? Поджидал их в банкетном зале гостиницы «Садко» за нехило накрытым столом. Спросил Сейфулу, без предисловий:

- Кто приезжал?

- Гаврик с Миасса. Просил привет передать.

- Трассовские? Им здесь делать нечего. Не хер повожать, а то повадятся.

- Да все нормально, разобрались. Шпана беспредельничала. Гаврик за них извинился.

- А ты у нас в авторитете? – удивился Ираклий. – Вот не знал!

Вид озабоченного хозяина плохо сочетался с хитрой улыбкой. К тому же он ехидно косился на Цепу.

- Может, я не той крыше плачу?

Цепа фыркнул с императорским достоинством:

- Чушь! Плати хоть кому – все деньги в общаг идут. Для тех, кто на зоне чалится…

Сейфула кивнул, подтверждая.

Ираклий по знаку криминального авторитета налил в рюмки дорогущего коньяку и толкнул тост:

- Выпьем за то, что все обошлось!

Выпили. Стали закусывать.

- Так значит, ты знаешь Гаврика, - раздумчиво сказал Цепа.

- Вместе чалились в Калаче.

Тихо хрюкнув от удовлетворения, Цепышев повернул лицо к Ираклию:

- Слушай, генацвали, а парня я у тебя заберу – мне бригадир крайне нужен.

Ираклий что-то прошипел на грузинском и помотал головой.

- Самому очень нужен. Да и ни к чему он тебе сейчас – у ментов под присмотром.

- Великолепно, - пробормотал Сейфула. – Просто великолепно! А меня-то вы спросить не забыли? Сидят, делят чего-то…

- Гонореистый? – кинул на него недобрый взгляд Цепа.

Но Сейфула не смутился под ним.

- Типа того.

Цепышев уставился на Кашапова – благо сидел напротив. Конечно, уверенность парня не очень-то удивляла – с зоны это: там не любят подхалимов, им быстро мозги вправляют; базар должен быть откровенным. И в конце концов, он же кореш Гаврика – реального пацана при деле.

- Сколько ты охранником получаешь?

Цепа пытался придумать, как заполучить парня в банду, не унижая своего авторитета. Но Сейфула сам решил его проблему. Он скривил губы – и это была усмешка.

- Надоела мне жизнь блатная – украл, выпил, в тюрьму… Я и Гаврику вчера отказал. Делом надо заниматься. Вон Ираклий при деле. Мне с ним любо…

Впечатление на Цепу он произвел. В спор вступать глава прихребетских бандитов не стал. Только спросил, округлив глаза:

- Ты в самом деле на бизнес настроился?

При этом попытался улыбнуться, и улыбка изменила его лицо. Немного неудачно, как подумал Ираклий, поскольку более дружелюбно Цепа выглядеть не стал – скорее наоборот. Следующие его слова были направлены против хозяина харчевни.

- Почему с ним, а не со мной?

- Ираклий мне доказал, что он – человек чести: я ему верю, а тебя не знаю.

- Но знаешь Гаврика и все равно отказал.

- Гаврик при деле. Но мне такого не надо.

- Глупец! – фыркнул Цепа. – Ты еще скажи, что честно собрался налоги платить. Ха! Генацвали, расскажи ему на досуге, как ты тут государство лопошишь.

Криминальный авторитет повернулся и очень одобрительно посмотрел на хозяина харчевни.

- Ираклий, ты не смеёшься, когда чистишь лук?

После трех рюмок коньяка хозяин стола определенно чувствовал себя веселее.

А вот гости не очень. Особенно пасынок Эльбруса.

- В моем доме женщина готовит еду.

- А я лук люблю, - счастливо продолжил Цепа. – Кстати, в грузинских блюдах применяется репчатый лук?

- Ну, а шашлык кто же без лука ест? – вопросом ответил Ираклий.

- Верно! А что же ты нас шашлычком не побалуешь?

- Приезжай – всегда рады. Начальник мангала напротив сидит. Или мы его отправим готовить поляну?

- Пусть сидит… Хорошо сидим! Хочу чокнуться с тобой, Сейфула Барысович. Паспорт-то получил? Русским пишешься? Молодец. А то поговаривают, война в ГУЛАГЕ началась – русские башкир, башкиры славян начисто вырезают. До воли дойдет и приказ придет, я тебя лично мочить приеду. Так сказать, уважу…

- Или я тебя. Там посмотрим, - сказал Сейфула, но рюмку поднял и чокнулся с Цепой и Ираклием.

- Так, может, все-таки лучше ко мне? Не спасет тебя твой Ираклий, если мочилово здесь пойдет. Ну, думай-думай – неволить не буду. Я не страдаю отсутствием исполнителей. А вот бригадиры очень нужны. Толковые. Чтобы с понятием. За год бы квартиру себе купил, кооперативную. Машину сразу дам. Пяток пацанов в подчинение. Будешь к прокурору ногой дверь открывать…

- А ты интриган! – Ираклий головой покачал.

- Вот-вот. Хозяина своего будешь крышевать. Гиви отдам. Да всех, кого хошь… кого сам нагнешь... Слышал про маньяка?

Сейфула напрягся и уперся взглядом в рот Цепы.

- Поймаешь – он твой. Заставь и его платить. А то от рук отбился, сучара – творит, что хотит, без разрешения баб кончает…

Кажется, Цепышева развезло – он молол уже всякую чепуху. Ираклий не вступал с ним в спор для своего же блага. А Сейфула просто не слушал. Предложение Цепы вдруг стало казаться ему заманчивым. А неплохо бы с помощью бандюков изловить маньяка…

Он спросил главаря прихребетских бандитов.

- Вот если бы ты задался целью разыскать маньяка, смог бы его поймать?

- Да в легкую, если это заказ. Сколько платишь?

- А сколько надо?

- Чем больше, тем лучше.

- Штуки хватит?

- Половина авансом.

Сейфула бросил взгляд на Ираклия – тот осторожно и отрицательно покачивал головой.

- А не кинешь?

- Падлом буду.

Сейфула перевел дух и откинулся на спинку сидения, внимательно изучая человека, сидящего напротив.

- А почему бы тебе его не поймать в качестве подарка любимому городу. Он тебя кормит… Ты ведь смотрящий здесь… за порядком.

- А ты знаешь, на какую сумму продуктов привожу каждую неделю в детский дом?

- Хороший жест. Значит, совесть есть.

- Да брось ты. Я и сам оттуда…

Цепышев вдруг сразу стал трезвым и строгим. И то, что «оттуда» тоже проглядывалось.

- Ну так что, будет заказ на маньяка?

- Если поверишь – буду должен. Штуку отдам, мамой клянусь. Только ты мне его живехоньким предоставь.

Ираклий вмешался:

- Да, говорят, уже поймали – в ментовке сидит.

Сейфула промолчал, не желая делится своей информацией по понятной причине.

Цепа ухмыльнулся:

- Ладно. Я тебя услышал. Будут бабки – будет дело. А будет твоё слово – возьму. Понял?

Кашапов кивнул. Засуетился Ираклий:

- Так, может, отпустим его? Сейчас в харчевню народ пойдет.

Цепа барственно рукой махнул – мол, пусть валит на все четыре: больше без надобности.

Ираклий плечами пожал:

- Извини, дорогой… Пешком дойдешь?

Сейфула поднялся и вышел.

Сейфула и другие. Четверг.

Он думал, вернется в харчевню и в спокойной обстановке все обдумает: предложение Цепы начало его беспокоить – а может, стоит попробовать поймать маньяка с помощью бандюков? Это миссия для души его была приятней предложенной Нестеровой.

Но жизнь приготовила неприятный сюрприз. Точнее, три.

Во-первых, спокойной обстановки в харчевне не было напрочь.

Во-вторых, в привычном смысле слова и «девчонок» не было. Вернее: он не увидел ни роскошноволосой Зары, ни Светы с её трогательной косичкой. Вики тоже не было. Хотя притопала она утром и завалилась спать в его бендежке; обещала праздник провести по-семейному – с «мужем».

В-третьих, в самом центре обеденного зала сидела Лина, почему-то без фирменного передничка, без туфель, с внушительной дырой расползшихся колготок на коленке, да с синяком; а выпяченные губки разбиты – кровь запеклась. Рядом Ася, заплаканная, в нечистом халате, в котором она только посуду мыла, но не осмеливалась никогда появляться в общем зале… Сидели обе, опустив головы, рассматривая клеёнку. Лина курила – тоже нагло, прямо тут.

Меж девчонками стояла початая бутылка водки, две пивных – уже пустые, два стакана, наломанная на газете лепёшка и тарелка с недоеденными остатками шашлыка.

Сейфулы остановился на пороге.

- Что… случилось?!

Лина подняла голову от скатерти, стряхнула пепел в тарелку с объедками. Проговорила, с трудом ворочая языком:

- Саня, приехал! Давай, выпьем…

Сердце у Сейфулы ёкнуло.

- Да вы чё, в самом деле?! – закричал он. – Поминаем кого, что ли? Где девки? Где Вика?!

Лина пошарила на столе и под газетой с лепёшечными кусками нашла свои очки. Нацепила на нос – одно стекло треснуто. Поглядев на Сейфулу чёрными глазами, в которых плескалась тоска, злость и раздавленность, Лина выговорила:

- Увезли… всех. Час назад увезли или чуть больше. Буквально за вами следом приехали и увезли подальше отсюдова.

- Куда?!

- Не ори, Саш. Выпей лучше…

Это произнесла Ася, наливая и себе. Проглотив водку, поморщившись, посудомойка заметила: «Город на праздник зачистили. Так всегда бывает. Но в этом году по-звериному как-то!».

И начала рассказывать: просто, без прикрас, спокойно, как уже пережитое – и от того было особенно жутко.

…Едва только машина Ираклия скрылась за поворотом, подкатила кавалькада: милицейский «жигулёнок» с мигалкой, такой же «УАЗик», набитый людьми в форме, с автоматами, что уже само по себе вызывало трепетный ужас и шок; и автобус – бело-синиий, обычно стоявший во дворе вытрезвителя. Высыпавшие менты действовали быстро и грубо.

Зару, которая курила у входа, они сразу шарахнули дубинкой по почками, не спрашивая ни имени, ни документов. Когда та, выронив сигарету, согнулась со стоном от боли, заломили руки за спину и поволокли в автобус. Света, за несколько секунд до нападения шестым чувством учуяла недоброе и заметалась по харчевне. Хотела выскочить в заднюю дверь, но вспомнила про косметичку, оставленную на столе, вернулась – тут её и прихватили. Девушку с косой ударили прикладом АКС по лицу, разбили нос, и потащили из харчевни, как труп. Хорошо, что под руки, а не за ноги – по ступеням стучали только её пятки, с которых слетели босоножки… Лина подрёмывала в девчачьей бендежке, вылетела, проснувшись, без передника, только очки нацепить успела – и зря: патрульный принял её за путану, дубинкой саданул в живот, так что девушка смогла только одеревеневшими от боли губами прохрипеть: «Ой, что же вы делаете!». В результате её загнули на стол, лицом больно приложив, разбив очки. А патрульный орал в ухо: «Документы есть?!». Особенно его злили дрыгающиеся кривенькие ноги Лины в колготках – вот и пнул по ним пару раз крепким милицейским ботинком.

Ася, которую эта беда застала на кухне, отделалась сравнительно легко: к ней зашёл мрачный участковый Пищик, который отвечал за этот район и порой наведывался в харчевню на бесплатное угощение. Он и сам, похоже, был не рад своей роли. Казённым голосом сообщил, что, согласно особому распоряжению горкома партии, в Прихребетске проводится профилактическое задержание всех лиц, «ведущих антиобщественный и антисанитарный образ жизни» - сиречь масштабная облава. Попросил предъявить паспорт. Ираклий, видимо зная праздничный настрой власть предержащих, незадолго до этого им красные книжицы выдал – только вот почему-то ничего не сказал. Это, да ещё и вмешательство Пищика спасло Лину, которую уже собирались впихнуть в автобус, полный других таких же бедолаг…

Сейфула сдвинул тарелку и газету с кусками и обнаружил паспорт Лины. Лежал он корочкой вверх, пах шашлычным соусом, к потрёпанной обложке прилипла лапша из лагмана. Машинально стряхнул лапшу, повернул, прочёл: «БЛИХБЕРГ ЭЛИНА ДАВЫДОВНА. Год рождения 1959, г. Томск, РСФСР». Чья-то рука попыталась порвать документ надвое и почти сделала это – до половины.

- В мусорку выкинул, представляешь?! Нарочно… Говорит – это чтоб поменяли. А я свой в бюстгальтер успела спрятать! – шепотом сообщила Ася. – Туда не полезли, козлы!

Сейфула, всё ещё держа в руках искалеченный паспорт, задал самый главный вопрос:

- А Вика? Её поймали?!

Лина зло вырвала у него документ, едва не довершив начатое ментами.

- Поймали, как ни хитрила…

Оказалось, Вика поступила умнее и ловчее всех остальных: как только за окнами харчевни сверкнул проблеск милицейской мигалки, девушка выскочила через рабочий выход. Нет, конечно, не в беседке она собиралась прятаться. В будку Шамиля забралась. То, что это ей удалось, с её худым селёдочным телом и гибкостью, Сейфула не сомневался. Скрючившись в три погибели, в вони собачьего лежбища, она пережидала ментовский налет – а Шамиль, выдворенный из будки, заходился лаем, и, конечно, никто из участников облавы к нему не сунулся.

Но Вика погорела потом. Рано вышла, на беду свою; курить захотела и вообще – не выдержала. Уже уехал кортеж, собиравший по всему Прихребетску «антисоциальный элемент». Уже улёгся сыр-бор и в туалете «Ландыш»: сметали осколки разбитой вазы и прислоняли к стене двери кабинок, сорванные грубым ударом сапога или ботинка – милиция не побрезговала вломиться даже туда, до смерти перепугав нескольких гражданок, и поживилась только беспаспортной девкой-казашкой, мывшей полы. Так вот, именно в этот момент Вика решила покинуть убежище, сбегать в туалет, хотя бы помыться, и тут с Первомайской пожаловал ещё один экипаж – «УАЗик» с зарешёченным железным «кондеем»; видно, отставший от основной кавалькады.

Не узнать в Вике путану было трудно. Ася сказала, что досталось девушке больше всех: она попробовала сопротивляться. Её повалили на асфальт в пятна бензина и соляра прямо на пятачке у автостанции и пинали ногами. Хорошо, она сразу подтянула к подбородку колени, согнулась, прикрывая самые важные места. Но кофточку ей основательно изорвали. Поэтому тащили в стальную клетку с голой грудью, измазанной грязью – под удивлённые, испуганные возгласы редких зевак.

Сейчас её джинсовая курточка висела на спинке стула.

- Куда увезли? – глухим голосом спросил Сейфула.

Лина выпустила клуб дыма, неопределённо махнула рукой в сторону ГОВД, а Ася подсказала:

- Куда обычно вывозят путан? Как это говорят? – за сто первый километр. Года два назад в Уржумку возили. А сейчас в Хребтово какой-то спецприёмник открыли.

Город зачистили за три часа – блестяще проведённая операция должна теперь покрыть славой чело товарища Ильина, готовя погоны к очередной звёздочке. Товарищ Тюратаев будет доволен: ни одной проститутки, ни одного алкаша, ни одного наркомана или даже расхристанного работяги на улицах завтра не появится. Оживут громкоговорители, польются из них вдохновенные песни про мир и труд, чистое небо, боевой комсомол, великую партию и Родину нашу социалистическую…

Флаги будут развеваться, шарики разноцветные полоскаться над толпой. Милые, сытые, довольные, хорошо одетые и обутые советские граждане – приличные, в отличие от остального отребья, будут праздновать свои святой День солидарности всех трудящихся. А нетрудящимся или трудящимся не так, как положено – им дубинкой по хребту и спецприёмник.

Кордоны ГАИ, усиленные патрульными, встали на трассе по обеим сторонам, тормозя и досматривая машины, заворачивая каждого второго, едущего без паспортов, без особой необходимости да веской причины; дальнобойщики мигом сориентировались, встали на обочинах без нужды. Те, что бойчее, проносились мимо харчевни и других злачных мест без остановки, ну его… Да, самое время вешать табличку «ЗАКРЫТО».

Город к Первомаю – готов.

Как насмешка, стоял в углу харчевни баян – безногого инвалида Серёги, «афганца». Его хотели тоже забрать, но не стали возиться: просто дали по голове, скинули с тележки – и хорошо, что кто-то местных, увидев это, по-быстрому утащил инвалида к себе, в Чёртов тупик, от греха подальше. А девчонки не дали пропасть инструменту…

На Прихребетск опускалась безмолвная, густая, пахнущая сыростью ночь.

Сейфула – Лина. Пятница.

Город затаился. Город притих. Город – напрягся. В ожидании праздника самое сладкое – думать о самом празднике. Город будто накрыло пеленой этого нервного ожидания, он перестоялся, как пряный соус; его обложили, словно зверя в берлоге, делами и заботами, которые непременно надо сделать до праздника. Например, получить в столе заказов палку сырокопчёной колбасы и баночку майонеза для любимого народом салата «оливье». Или купить на рынке курицу. Или запастись спиртным – поговаривали, что первого мая даже пиво уберут с магазинных прилавков… В «Сказке» какому-то мужику проломили голову, когда он бился насмерть за сыр рокфор, за его пряную плесень. Две пенсионерки скончались в клокочущих гневом очередях от сердечного приступа. В «Детском мире» выкинули лыжи, и граждане на радостях тащили их охапками, как хворост: это дефицит, лыжи – не ботинки, продать можно потом, не думая о размере.

Спешно подводили итоги соцсоревнования, чтобы отчитаться до того момента, как святой триумвират из представителей парткома, месткома и администрации назначит очередную премию. Красили заборы, траву вокруг них, себя и многочисленные лозунги: в парке ДК нарядили деревья в традиционные белые юбочки, но в известь так густо бухнули синьки, что тополя стали напоминать голубые ели – однако лишь наполовину. На Гуляе во дворах участковые яростно рвали с верёвок бельё: нечего своими задрипанными панталонами и заплатанными наволочками Святой Первомай поганить! В «Садко» рабочие, решив отметить ударный труд, украли из столовского холодильника говяжьи мослы для студня, обожрались ими под водку, соскребая мясную шелуху и теперь маялись животами. На МЖК взялись ремонтировать дорожки и проезжую часть; в сутолоке залили бетоном ливнёвку, закатали асфальтом канализационные люки. Матерки разбивающих свежее покрытие рабочих слышны были даже на площади.

…Город готовился, словно эта очередная годовщина праздника, повод для которого дали усталые чикагские рабочие в 1866-м году, была последней перед Судным днём. Чикагцы отделались легко: было ранено тогда полсотни полицейских, четверо рабочих убиты, человек сто получили ушибы. В Прихребетске же ГОВД зарегистрировало пятнадцать случаев отравления алкогольными суррогатами: девять – до смерти; количество граждан, избитых в очередях, превышало сотню; достиг своего пика показатель карманных и уличных краж; и, как вишенку на торте, преподнесли сюрприз хребтовские алкаши: решив выпить в коровнике, они дотла спалили его вместе с частью коров да телят. Ну, а в «Путейце», «Косихинском», «Пристанском» и прочих дачных кооперативах смиренно горели дачи, главными образом по причине окурков, оброненных пьяными дачниками под себя.

Такое было вчера.

А сегодня – праздник! Первое мая!

Но и этот праздничный день не заладился в харчевне «Вдали от жен» с самого утра. Наполовину мрачно, наполовину с философским удовлетворением Сейфула мурлыкал себе под нос:

- И не стоит зря портить нервы, вроде зебры жизнь, вроде зебры…

Конечно, это если смотреть объективно, а еще лучше со стороны. Но когда у самого все валится из рук, то зебра становится вороным. И надолго…

Для поднятия тонуса, а может, и поддержания его, из всех репродукторов на всех административных зданиях лились бравурные марши на полную громкость. Качество уличных приёмников оставляло желать лучшего, поэтому музыка порой сливалась в один оглушающий рёв, особенно, если репродукторы оказывались рядом. Мало того, чуть не из каждой форточки чуть не каждой квартиры выплывали мелодии зарубежных ритмов и советские песни – где лирические, а где эстрадные. Улюлюканье клаксонов проносящихся по трассе машин, добавляло особый привкус этому акустическому бедламу. Короче, гвалт над Прихребетском стоял такой, что стаи голубей да галок испуганно носились по ярко-голубому небу. А лягушки Гнилого озера, наверное, и вовсе были в шоке…

- Что там за невероятное веселье? – спросила Лина с пластырем на губе, выходя из харчевни на служебный двор.

- Похоже, празднуем день рождения Сатаны, - иронически ответил Кашапов, нажигая угли в мангале.

- А, блин, точно. Первомай же! Менты вчера память отшибли напрочь… Ну, после демонстрации народ попрёт – все бухие и жадные до мяса. Ты сегодня на месте весь день или куда собираешься?

- Сам не планирую, - уверенно сказал Сейфула. – Вот если Ираклий чё придумает, тогда да…

Лина одобрительно посмотрела на охранника. И красив, и умен, и тактичен, и… даром что ли срок отсидел? Подавив вздох несбывшейся мечты, она улыбнулась парню.

- А у вас с Викой свадьба будет? – я имею в виду настоящую, для коллектива…

Сейфула сначала даже не понял, о чём это она спросила – какая свадьба? невесту уже похитили! Почесал подбородок.

- Не знаю. Вика найдется, там видно будет.

- По-моему, она уже готовиться начала. Денег у меня заняла, сказала – на платье, туфли и прочее… Или это тайна?

Кашапов только плечами пожал – мол, не моё это дело или я согласный на все. Хотя царапнуло – как так? мне ничего не сказала; и ведёт себя не невестою...

Буркнул невежливо очень:

- И много?

Лина нахмурилась – разве таким должен быть мужик? Тюхтя какой-то и брюзга. Ее идеал – строгий во всем и нежный в постели. Перед таким она бы ходила на кончиках пальцев.

Тоже неласково отрезала:

- Пять сотен. Я копила на… ну, не важно.

А потом смягчилась, кинула лукавый взгляд на Сейфулу:

- Слушай, все говорят, вы с Ираклием теперь компаньоны. Мне теперь тебя хозяином называть? Или как? !

Кашапов бодро ковырнул кочергой в мангале – дым и искры взметнулись вверх, пепел поплыл вокруг белыми хлопьями.

- Не в харчевне. Здесь я по-прежнему охранник. А всё срастется, стану… ну, там посмотрим.

Лина согласно и уважительно закивала головой – мол, большому кораблю дальнее плавание.

- Я именно так и предполагала.

Очевидно, почувствовав вдруг возникшую небольшую неловкость, Сейфула улыбнулся.

- Конечно, все это будет, если менты от меня отстанут.

- А я, знаешь, верю – у них ничего не получится. Зло не может торжествовать в нашей жизни. Об этом во всех книгах пишут.

Кашапов улыбнулся шире.

- Любишь читать?

- Обожаю! – с разбитых ментом губок Лины скатился смешок.

Она, конечно, очарована магнетизмом незаурядной внешности охранника, его смелостью и силой. Но среди ее любимых книжных героев встречаются личности и покруче.

- Не путаешь реальность со сказками?

- Нет. С книжками я отдыхаю. А в реальности живу и работаю. А ты вот любишь читать?

Сейфула флегматично пожал плечами.

- А что еще делать на зоне, когда азартные игры не увлекают?

- Анекдоты рассказывать. Знаешь что-нибудь из приличного?

Кашапов, вопросительно наклонив голову, взглянул на девушку.

- Из приличного? Ну, хорошо… - Сейфула кашлянул, сдвинул брови, наладил акцент, изображая из себя суровое дитя гор. - Идет грузин по улице и видит двух девушек. Он их спрашивает: «Дэвушки, трахаться будем?» Девушки отвечают: «Мы? Нет!». «Ну, хорошо, мынет, так мынет».

- Так это же Гиви! – воскликнула Лина, перед тем как сломаться в безудержном смехе. – Давай еще… Ой, не могу! Сейчас губа треснет…

Сейфула дал еще:

- В больнице у молодого хирурга все операции со смертельным исходом. Вызывает его главный врач: «В чем дело? Вы что, свой диплом купили?» Молодой хирург: «Обижаэшь, началнык, зачэм купил?! Мнэ его на Дэн рождэния подарили!»

На этот раз смеялись вместе – долго и громко. К тому времени, как смех стих, дружба между Линой и Сейфулой стала намного крепче.

На самом деле странно… - с нежностью глядя на Сейфулу, думала Лина. – Такого парня и на зону. В этом несовершенство нашей жизни… Или судьба его такая?

Стала обдумывать – чем бы охраннику угодить-потрафить?

- Саня, а ты чё любишь?

И поправилась, уловив недовольную гримасу на его лице.

- Ну в смысле, поесть… Я бы вам на свадьбу испекла свой фирменный пирог – называется «Пальчики оближешь».

Когда Лина ушла, Сейфула в служебной беседке присел и продолжил свои размышления о превратностях вчерашнего дня и наступившего.

Так, итого:  

- у Сруля замечательное предложение, а я о нем еще ничего не сказал Ираклию;

- девчонок менты увезли куда-то; и Викторию тоже;

- что с Цепой делать? – ведь не отстанет; может, и правда в братву податься и с ними искать маньяка?

- и главное – где сейчас прихребетский маньяк? наверное, на демонстрации?