Медовый месяц

 

Для улучшения взаимоотношений Всевышний образумил нас,

наделив мудростью старцев

/М. Горбачев/

 

Как мне найти Светлану? Ждать в магазине, когда придет и откроет? Этак я сколько времени потеряю. Попробовать по домам прошвырнуться?

Взмыл над селом – во мне все «кипело» от ликования:

 

Надо мною - тишина,
            Небо, полное дождя,
            Дождь проходит сквозь меня,
            Но боли больше нет…

 

Дождь действительно проходил сквозь меня и боли никакой не было. Была радость ожидания скорой встречи с красивой женщиной – хотя бы на одну ночь ощутить прикосновение счастья.

А гроза продолжалась – огненные всполохи высвечивали поверхность туч, иногда надолго зажигая негаснущие, как дуговая сварка, молнии.

Огляделся с верхотуры – село небольшое. Начну, пожалуй, поиски с самых приличных домов – таки фермер и лавочница. Ну, тогда – хоп!

В первом же повезло.

Свету вижу. Вот её половина сильная – чумазый, обутый, одетый: из мастерской.

- Хоть в дождь отдохни, – ворковала жена.

Он оттолкнул её, смел с пути, и, прошагав по коврам на полу, завалился в кровать, выставив ногу в промасленном берце.

- Снимай.

Света неловко опустилась на колени, брезгливыми пальчиками кое-как стащила военный ботинок. Супруг подставил второй.

- Смелее! Привыкай – страда у нас с тобой началась.

Она, видимо, не ожидала подобного, однако смирилась, подавив свои чувства – постаралась казаться покорной, заботливой.

- Сходи в баню – помойся, переоденься.

- Пойдем вместе – спину потрешь, - куражливо заявил фермер. – Скажи мне, жена, какая выручка в магазине?

- Мы же договорились – эти деньги мне и ребенку.

- А разве мы не семья?

- Не понимаю тебя.

- Всю выручку магазина мне! – рявкнул он. – До копейки! Кошелек должен быть у мужа – да будет тебе известно.

- Это шутка такая, Саня? 

Он толкнул её ногой, опрокинув навзничь, поднялся с кровати и навис, как убийца.

- Деньги – мне! Все свои побрякушки – мне! Выдавать буду только на нужды и столько, сколько сочту нужным. Отныне так будет!

Наверное, прежде такого не бывало. Явился я не в самый лучший момент. Света вдруг растерялась – стала жалкой и беззащитной. К довершению сцены супруг по имени Саня схватил жену за волосы и оторвал её голову от пола.

- Зачем ты замуж выходила, если не знаешь, как надо вести себя жене? Я тебя сейчас, тварь, голой выкину под дождь на улицу.

Защищая голову руками, женщина отползла, затем вскочила и убежала в дальнюю комнату.

- Я не отпускал тебя! – прорычал фермер. – Ко мне, стерва!

- Сейчас! – плачущим голосом откликнулась Света. – Я хочу деньги отдать. 

Через минуту она вернулась с двумя пачками бумажных купюр, боязливо протянула. Муж выхватил их, наскоро пересчитал и сунул в карман.

- Это все? А на карточке что?

- Копейки.

- Врешь! Принеси банковскую карту.

На миг в её глазах блеснула ненависть, побелел аккуратный красивый нос и лицо стало холодно-мраморным. Я ждал взрыва. Однако в последний момент Света опомнилась, с трудом натянув маску покорности.

- Хорошо. Сейчас принесу.

Сунув и карточку в свой карман, Саня сказал:

- С завтрашнего дня из села никуда. Дом – магазин: вот твой маршрут. Товары тебе привезут – список дашь. Увижу в «Газели» – вышвырну из дому, как блудливую кошку. Все понятно?

- Слушаю и повинуюсь, - не без сарказма сказала Светлана и удалилась из комнаты.

Я тихо шалел, наблюдая все это. И к месту вспомнилась древняя мудрость – надо всегда готовиться к худшему, тогда лучшее будет приятным сюрпризом.

Фермер разделся и лег в кровать. Я думал, сейчас он призовет жену, супружеские обязанности исполнять. Но герой скоро захрапел – день забот отнял силы…

Я задумался. Вид фермера, его отношение к жене меня напрягли – не хотелось в такого лезть ни за оргазмом, ни за… вот как в отхожую яму.

И ещё – вдруг подумал, что мне никогда не понять души женской: не дано. Как можно такое терпеть, ради чего? Другая на её месте в аналогичной ситуации такое устроила – все село встало бы на уши.

Светлана спала с холодно-мраморным лицом, крепко стиснув зубы. Несколько минут смотрел на неё и боролся с желанием влиться душой. Хотелось сделать что-нибудь приятное, чем-то порадовать её – может быть, даже восхитить. Но чем и как?

Будто опахнуло меня её дыханием – горячим, любовным – от коего душа кругом пошла. И не сдержался, проник в её тело и вступил в контакт с разумом – пусть это будет сновидение.

- Хочу сделать тебе подарок. Что ты желаешь?

- Все и сейчас.

- К сожалению, я не волшебник.

- А кто ты?

- Твоя мечта об идеальном мужчине.

- Один такой есть уже. В соседней комнате спит.

- Не будем о нем. Так что ты хочешь в подарок?

- Это обязательно – подарок?

- У мужчин так принято – дарить женщинам подарки. Вот черепаха Тортилла подарила деревянному мальчику Буратино золотой ключик, который открыл дверь в страну счастья.

- Страна Счастья? Мне нравится это название.

- Примерно так. Помнишь, как в сказке:

Там зреют у синeгo мoря

Для всex бeз рaзличья рeбят

И пeрсики, и мaндaрины,

И слaдкий, как мёд, винoгрaд…

 

- Я тоже люблю детство. И мечтать…

- А я люблю книги писать… - брякнул и поймал себя за язык.

- Напиши красивую сказку обо мне и моем сыне Пете. Как Льюис Кэрролл о своей дочери Алисе…

Алиса не была его дочерью, но тем не менее… Почему бы не написать?

- Если не торопишься начни сочинять прямо сейчас.

- Сказку?

- Это очень трудно, да? Я вот читаю Пете и не всегда нравится что. Иногда хочется сочинить что-нибудь волшебное. Вот если ты придумаешь, я скажу ему, что это сказка приснилась во сне. Он такой выдумщик! Он мне поверит!

- В принципе можно, - я соображал лихорадочно, что бы такое изобразить. 

Но тут подспудно почувствовал, что Света сейчас проснется, и, как Шахерезада, прекратил дозволенные речи – свернулся клубочком в уголке сознания, притих…

Сказки сказками, но что-то надо было делать.

Душили одновременно ярость к Сане и жалость к Светлане – какие уж тут забавы любовные? Во имя чего и почему здесь такое происходит? Это мой рок, или чья-то злая воля нарочно придумала сию проблему для меня? Вся эта мешанина напоминала дурной сон, картину абстракции, спектакль абсурда…

Так решил – для начала наведу порядок в семье, а уж потом перейдем к любовным утехам. Кому-то нынче устрою сатанинское представление – изобью врага его же оружием, то бишь кулаками. Вселюсь в Светино тело и измордую этого фермера до полусмерти. А уж потом стану воспитывать.

Ну, это как бы первый порыв. Все взвесив и хорошенько подумав, решил действовать несколько осторожнее. Мне не хотелось разбивать семью – пусть живут: у них же ребенок. Ведь ради детей мужчины и женщины частенько живут без любви. Надежды много – любви нет…

Побывав в Светиной памяти, я узнал всю подноготную их отношений.

Они были ровесниками, учились в одном классе – ездили на автобусе в Каменскую школу. Он был безумно влюблен в неё. Она хотела нечто иное. Поступила в институт, но, залетев, бросила – матерью-одиночкой вернулась в село, которое еще более опустело. Во второй половине родительского коттеджа, ставшей никому не нужной, открыла собственный магазин. Взяла кредит, купила «Газель», сама ездила за товарами…

Саня, закончив механизаторское училище и отслужив срочную, стал фермером. Нанял бригаду, отгрохал домину, пригласил в него жить хозяйкой свою школьную любовь. Бастарда Петрушу усыновил. Сейчас ребенок в детском оздоровительном лагере…

И еще подсказала мне память Светланы – у Сани, переболевшего в детстве свинкой, случилось бесплодие. А потом пошли выкрутасы на почве ревности и невозможности зачать собственного малыша. А ей хотелось иметь много детей…

Мне следовало взорвать обстановку – семейные бразды правления передать Свете, а Саню поставить на место любящего супруга и заботливого отца. Однако я понимал, что просто удар скалкой по голове взрыва не произведет. Надо было придумать что-нибудь похитрей. А взрыв обязательно нужен! Стремительное развитие качественно новых отношений, от которого спесь Санина и ярость навсегда захлебнутся в страхе, любви и непонимании ситуации…

М-да… выкрутасы.

Как говорится, летел на бал – попал наоборот… Жизнь не то чтобы становилась завлекательной и интересной, просто к ней прибавился острый, неизведанный привкус борьбы за лидерство в семейном союзе – то, чего мне всю жизнь не хватало. Появился некий ещё не оформившийся азарт и предощущение удовольствия от удара молнии в гору. Мне начало нравиться мое положение: по крайней мере, ничего подобного не испытывал последние тридцать лет. Вообще-то произошло именно то, что давно и подспудно хотел – пусть не надолго, но я ворвался в постылый круг семейных разборок…

Оказывается, уже утро.

Светлана поднялась с постели и занялась собой. Я решил, что сейчас снаружи гораздо интереснее, чем внутри…

Представить её обнаженной гораздо труднее, чем увидеть. Её идеальная фигурка обладала притягательной силой – хотелось смотреть на неё, любоваться. На стройные ноги, на попку в бесстыжих трусиках, на груди под легкой майкой…

Все волновало – только лицо оставалось печальным.

Но это было ещё не все.

Закончив свой туалет на скорую руку, Света надела спортивную форму и вышла из дома. Легко побежала по дороге до околицы и дальше полем.

Ай да сельская лавочница!

Я любовался не только формами её тела, но и грациозными движениями, а в душе ощущал прилив юношеского, горячего беспокойства – черт! так не долго и влюбиться по-настоящему, до боли сердечной…

Побежать бы с нею рядом, отдаться легкости и безрассудству – ах, где мое тело?!

Скоро майка оказалась у Светы в руке, а тугие по-девичьи груди так колыхались, что казалось, вот-вот оторвутся. И чудные волосы плескались в солнечных лучах невообразимо…

А я в этот миг ощутил то самое жаркое дыхание судьбы, что бывает с мужчинами каждый раз – вот она, единственная, на всю жизнь…

От греха подальше – либидо уж зубы кажет – захотелось мне в дом вернуться, в фермера Саню внедриться, понять: что же паскуднику этому надо? Да на такую жену молиться неустанно,  а он…

Повезло. Фермер спал ещё. Должно быть, вчера принял на грудь по случаю нелетной погоды. Слышал, в страдную пору полеводы сутками с комбайна не сходят – спят лишь пока роса блестит. А тут промочило изрядно. Вот Саня и разнежился – не торопится в поле…

Ну что, присниться тебе кошмаром?

- Привет, дорогой!

- Ты кто?

- Твой ангел-хранитель.

- Что и Бог есть?

- А ты не веришь?

- Трудно сказать… Когда гром грянет, бывает, перекрещусь.

- И то хорошо. Любишь жизнь?

- Люблю, - откровенно признался Саня. – Все люблю – пиво, воблу сушеную, водку холодную… музыку, хорошие сигареты, кофе, мясо, красивую мебель, дорогие машины…

- А женщин?

- Жена есть.

- Жену любишь?

- Не знаю. Иногда ненавижу – так бы убил. Иногда жизни без неё не чаю.

- Рисковать любишь? Драться?

- Нет, не люблю. Жил бы в городе… А в селе не с кем – все свои.

- А на жену руки распускаешь?

- Нет.

- Врешь, Александр. Только вчера за волосы по полу таскал. А перед тем пнул – она упала.

- Все ты знаешь, - фермер поник душой.

- На то и ангел.

- Жену-то я больше жизни люблю. Потому и ненавижу её. Не получается у нас жизни семейной. Не может она мне сына родить – чужого ребенка усыновили. Как жить? Подскажи…

Фермер всхлипнул во сне и горестно брови нахмурил.

Я подумал – сейчас проснется. Выждал паузу и продолжил.

- Не ври, Александр! Не она не может родить, а ты зачать ребенка. Свинкой в детстве болел? То-то и оно. А Петенька – ей сын родной. Тебя и бесит, что от другого. А не было б его, как вы жили без детей?

Фермер, скрипнув зубами, застонал во сне, а мне поведал:

- Не говори так! За что меня Бог наказал?

- Бог наградил тебя прекрасной женой.

- А ты мне можешь помочь? Можешь исправить сперму мою, чтобы дети от меня получались?

- Моли Бога.

- Храм ему что ли поставить?

- Достаточно свечки.

Помолчали. Дыхание фермера успокоилось. Спит беспробудно.

- Крестьянствовать нравится?

- Как же иначе? От и до. Здесь родился, здесь и помру. Нравится мне село.

- Нечего себе! И трудиться от зари до зари? И чтоб рубаха на плечах от пота сопревала? Свободного времени в крестьянском хозяйстве не бывает – ты знаешь? Может, работников нанять?

- Когда-нибудь и найму. Только-только с кредитами рассчитался. Техники новой прикуплю, землицы… Думаю, пруд построить, чтобы рыбка своя водилась – ну, там форель, осетры… Павлинов ещё хочу завести – чтоб как в кино… А уж когда дело до ферм и скота дойдет, тут уж без наемного труда не обойтись…

- Зачем же жену свою мордуешь, голой на улицу выгнать грозишься? Она ведь помощница тебе, а не рабыня.

Поскучнел Саня.

- Не получается у нас жить по любви.

- А ты пробовал?

- А то нет! Только не любит она меня – просто терпит. А меня это бесит. Ведь все для неё и сына её…

- А деньги зачем отнял?

- Чтоб не сбежала.

- Дурак! Уйдет она от тебя – с кем останешься? Тридцатилетний мужик без бабы в селе – либо импотент, либо псих-одиночка. Несерьезный мужик, если нет жены – так и знай. Придется сей недостаток исправить.

- Ты поможешь мне, ангел-хранитель?

- Обязательно. Я научу тебя жену уважать, а её – тебя не бояться. Правда, без цветов и шампанского. Сперва будет больно, а потом так приятно – когда два любящих сердца в унисон бьются. Я всему тебя научу – ты не бойся, а верь мне. Совсем скоро вы снова станете молодоженами.

- С трудом верится, - тускло подумал фермер.

Наобещал три короба, а как выполнять-то? Такие дела, мне кажется, правят легкой душой – играючи, с гонором и веселой куражливостью. Иногда экспромт оказывается удачливее, чем плоды долгих размышлений. Даже вопреки здравому смыслу.

Ии-эх! Была не была!

Я внедрился в Санину ЦНС (центральную нервную систему) и посыпал командами, его отключив – а ну просыпайся, давай вставай, пошли в баню, хорошенько помойся.

Через полчаса помытый, побритый и чисто одетый фермер Саня продефилировал в комнату Светы.

Она собиралась в магазин на работу. Посмотрела на мужа испуганно и с тревогой.

- Что-нибудь надо? Что-то случилось?

- Ты в магазин? А мне в поле рано – земля ещё не просохла после вчерашнего ливня.

- А, - равнодушно бросила Света. – Так поспал бы ещё. Потом заведешься и опять на всю ночь.

- Выспался. Пришел извиниться за вчерашнее. Деньги твои вернуть. Что-то нашло на меня вчера. Ты прости…

- Это очень вежливо с твоей стороны и романтично – сперва нахамить, потом прийти извиниться, - с каменным лицом она приняла свою карточку и две пачки купюр. – За руль в «Газели» мне снова можно садиться?

Повинуясь своему желанию, я в теле Сани взял жену его за локоть и потянул к себе. Но она возмущенно высвободилась:

- Что такое, Саня? Александр Петрович!

- Кофе попьем? – сладко немеющими губами, с кривой улыбкой вымолвил я.

- Кофе? Пожалуйста, - Света что-то заметила. – Ты не пьян?

- Слегка, - соврал я. – До работы проветрится.

Она шагнула к кухонной двери, и я увидел её красивые, тренированные бегом икры ног. Этого хватило, чтобы бросить поводья. Я подхватил Свету на крепкие Санины руки и понес в комнату, где была кровать – с порога и в бой! Так должно быть в счастливой семье, когда муж желает свою жену.

Светлана сопротивлялась, выкручивалась, стонала от бессилия и только больше раззадоривала меня. Я боялся, что платье порву, а когда стянул трусики, окончательно погасил остатки сознания.

Все было так необычно – упругая гладкая кожа под ладонями, сильные мышцы живота, щекочущие до чиха золотистые волосы, запах дыхания… и наконец-то, разведенные ноги…

От близости веяло неуловимым очарованием новизны, будто в руках Саниных была не жена его, а чужая, красивая женщина, яркая и энергичная в постели, отчего и совершалось это единоборство. Я не видел выражения её глаз, лишь контуры лица и гримасу нежелания, её отторжение происходящего воспринимал как сладострастную истому…

Я достиг своего! Я счастлив!

Думал об этом, когда лежал расслабленный и пустой, механически поглаживая влажный Светин живот – кажется, такой же пустой и сломленный.

Она скинула мою руку и спросила:

- Теперь объясни, зачем это сделал?

- Что сделал? – тупо спросил.

- Ну, вот это все – насилие, заламывание рук… Для полного самоутверждения?

- Не знаю, - признался. – Потому что люблю. А ты считаешь, что я тебя изнасиловал?

- А это можно назвать как-нибудь иначе? – она показала синяки на её бедрах, оставленные моими пальцами.

Я промолчал, только теперь ощутив острое жжение на груди – кожа была расцарапана и следы от ногтей припухли, образовав белые рубцы. Ладно, что не на лице. Впрочем…

- Зачем ты это сделал? – снова спросила она. – От великого голода? Ну, зачем?

- Почему-то не удержался.

- Так всегда теперь будет – вечером хамство и побои, а утром насилие с извинением? Хочешь сделать из меня любовницу?

- Да нет…

- Почему же? Очень удобно. Пришел, натешился – никаких обязательств. Только, Саня, я должна сообщить, место это уже занято. У меня есть любовник. Второй месяц уже…

Фермер бы ей за такие слова задал по первое число, а я задумался. Кто он – загадочный любовник? Уж не я ли в её мечтах? Действительно, второй месяц сюда похаживаю. А Света такая приветливая… и улыбается всегда.

- Как мерзко ты себя ведешь! – после паузы бросила она.

- Я пришел попросить прощения… - вдруг вспомнил, уловив в своем тоне отголосок какого-то юношеского порыва.

И она услышала это, промолчала, неожиданно ласково потрогала мои волосы, заметила сетку глубоких царапин на груди и сказала примиряющее:

- Сам виноват, дурак…

Достала из тумбочки вату, лосьон и принялась прижигать раны.

- Последнее время я всегда почему-то виноват, - признался не за Саню, а за себя. – Везде мне почему-то не везет. Печально…

- Нет, ты скажи, зачем это сделал? – ещё раз повторила она.

И мне вдруг стал понятен этот её назойливый вопрос, произнесенный на разные лады. Света ждала от Сани признания.

Мне надо выкрикнуть: «Потому что люблю тебя!» И это была правда. Но говорить о своих чувствах Саниными губами почему-то никак не хотелось. Вот никак!

А она ждала восторга в свой адрес, преклонения, безграничного почитания. Ей, как бриллианту, непременно требовалась достойная золотая оправа в виде мужчины, готового припасть к её ногам. Я бы припал. Но Саня, по своей воле, никогда.

Света с юности была испорчена вниманием и поклонниками, когда, будучи студенткой-первокурсницей, победила на конкурсе «Мисс Очарование». И закрутились вокруг мужчины – студенты, аспиранты, кандидаты, доктора…

Чем закончилась карусель, я уже говорил.

Она обработала царапины у меня, убрала флакон.

- Ну, что молчишь? Нечего сказать?

- Прости, жена, - проронил я.

- А у тебя любовницы нет? – допытывалась она.

- И не было никогда. Ты – моя единственная женщина.

Ей это понравилось. Задумчиво улыбнувшись, она села на постели, оперевшись на высокую спинку кровати, не без кокетства прикрыла грудь краем одеяла.

- Может, из-за этого ты и бесишься. Сходил бы к какой бабенке – я не против.

- Да ну их, - уклонился от предложения. – Тоскливо мне.

- А знаешь, в Челябинске есть салон, там совсем молоденькие девчонки делают мужчинам эротический массаж. Представляешь – голые! Но секса нет, хотя мужчина обязательно кончит. Хочешь, я подарю тебе билет на сеанс. Развеешься после уборки.

- Никто мне не нужен кроме тебя.

- Да я разве против. Только давай договоримся – впредь без насилия. А то станешь садистом – как жить с тобой?

- Я больше никогда не причиню тебе боли. То, что было – в последний раз.

Это мгновенно её возмутило:

- Тогда скажи мне – какая муха тебя укусила? Что я сделала не так?

- Все так – меня глюкануло.

- И где гарантия, что не повторится?

- Я постараюсь.

- Значит, нет! Тогда убирайся отсюда, насильник несчастный! Ненавижу тебя!

Я невозмутимо развел руками:

- Мне некуда убираться – мы связаны цепью семейной.

- Не хочу видеть тебя в моей постели! Получил свое – убирайся!

Она металась по комнате, швыряя мне разбросанные впопыхах возле кровати вещи личные – брюки, футболку, трусы…

Я ловил все это и аккуратно складывал на тумбочку.

Света забыла недавний кокетливый стыд и совершенно не заботилась, что находится перед мужем совершенно голой. Природа вылепила из неё совершенство. Но зачем, с какой целью засунула в эту забытую боком дыру – меня потешить?

Интересно было понять, что внутри у неё творится – самое время тела поменять.

Но Свету не просто закружило – она потеряла контроль над собой.

Это я понял, когда, метнувшись в кладовку, она вернулась с охотничьим ружьем – наверняка заряженным не холостыми патронами.

- На колени, тварь! Это не шутка! Я застрелю сейчас тебя!

Саня, едва очнувшись от моей доминанты, взглянул на жену и сразу понял, что так и будет, едва разглядел её лицо. И даже вспомнил за что.

Может, это и был рок семьи. Я подумывал о мести фермеру за издевательства над женой, но такой поворот судьбы не предвидел. Поэтому решил понаблюдать, не вмешиваясь – пусть будет, что должно.

- На колени! Я сейчас убью тебя, и мне ничего не будет. Ты изнасиловал меня! Есть следы – и мне ничего не будет.

Наверное, факта изнасилования жены Саня не помнил, но раз был в отключке, значит, мог. И спорить не стал.

- Перед такой женщиной, как ты можно и на колени встать, - стараясь двигаться плавно, фермер поднялся с кровати. – И умереть от её руки.

- Не юродствуй, подонок!

- Что ж мне, реветь теперь? Слезы лить в три ручья? -  натяжно ухмыльнулся он. – Ты мне хоть перед смертью объясни за что – за вчерашнее или сегодняшнее? Плохо драл или бил?

- За все сразу.

- А есть искупление? Что мне такого сделать, чтобы ты меня пощадила?

- Ноги мои целуй!

- Ну, это дело хорошее! – обрадовался Саня. – Ты же помнишь – я даже люблю это дело. И тебе нравится – правда? У тебя между пальчиками самые сокровенные эрогенные зоны…

- Прекрати болтать, - тихо проговорила она и ткнула стволом ружья ему в грудь. – Знаю-знаю, почему разговорился. Все твои штучки знаю. Сегодня ты меня не заболтаешь, подонок. Пришел твой последний час…

- Ну, последний, так последний! Дай хоть пальчики расцелую…

Фермер сделал движение, чтобы опуститься на колени, и тотчас же резко ушел под ствол ружья. Хлопнул выстрел, дробь дырку пробила в обоях стены. И в следующее мгновение Света очутилась на постели, уже без двустволки – придавленная и распятая.

- Придется, жена, тебя еще раз изнасиловать, - озвучил Саня приговор. – Умирать, так знать за что.

- Отпусти, подлец, мне же больно! – выдохнула она.

- Ты представь себе: сейчас бы перед тобой лежал окровавленный труп. А лежит живой и здоровый муж. К тому же на тебе. Что приятнее, дорогая?

Она обмякла, перестала сопротивляться.

- Только не насилуй больше… пожалуйста.

- Да когда я тебя насиловал? – Саня лег рядом, продолжая удерживать её руки. – Хотя ты заслужила такое. Или нет? Ладно, все равно не стану. Полежу рядом.

- Мне в магазин пора.

- А во сколько хлеб привезут?

- Да скоро уж.

- Ну, полежим ещё чуток.

Я гадал – будет секс или нет? И в кого из них внедриться?

- Тебе не страшно было умереть? – спросила Света мужа.

- Ты бы не выстрелила.

- Но я же пальнула.

- Признаться, не ожидал.

Саня опустил её руки и начал ласкать груди.

- Говоришь, я тебя насиловал – почему же ничего не помню?

- Ты говорил, глюкануло вчера. Может, и утром? К врачу тебе надо обратиться.

- Тебе надо идти в магазин?

- Сейчас пойду, - сказала Светлана, но не вставала.

Некоторое время они лежали беззвучно и неподвижно, уже не касаясь друг друга. А напряжение витало в воздухе. Два хищника готовы были наброситься друг на друга, чтобы утолить вечный и ненасытный голод соития. Вопрос – кто первый начнет?

Я чувствовал, что сейчас произойдет, но все никак не мог определиться, в кого из них внедриться. Когда же Саня прошелся ладонью по телу жены от грудей по животу и ногам к ступням, и туда же полез с губами, встав на колени, я, откинув сомнения, внедрился в Свету…

Пережитых ощущений мне хватило на многие часы размышлений. Что заметил – яростный, бурлящий туман в душе возникал каждый раз, когда Саня и Света занимались любовью, независимо от того, в чьем теле я находился. Вероятно у них обоих была обостренная чувствительность, дающая им возможность воспарить над обыденностью в момент завершения полового акта.

А может быть, именно мое присутствие во время соитий забрасывало их в неведомые прежде высоты.

Однажды Света так и сказала, похлопав ладонью по потной мужниной груди:

- Ты будто заново родился.

А он ей, ответив поцелуем, меня процитировал:

- У нас новый медовый месяц.

Село Подгорное, сказать надо, имело вид не совсем привычный – три десятка домов стояли кучкой, остальные же разбросаны хуторами по окрестностям, которые были достаточно живописными – просто уголок Швейцарии. Такой чудесный вид ему придавал правый скалистый берег реки Увельки. Можно было Саню понять, вкладывающего деньги в развитие фермерского хозяйства в такой глухомани. Да и Свету не очень напрягало безлюдье.

Впрочем, им некогда было предаваться тоске. Она тянула магазин, гоняя на «Газели» за товарами и в Челябинск, и до Ёбурга самого… Он ремонтировал технику, пахал, сеял, выращивал ячмень по заказу пивоваров. И в планах у них было обзавестись скотом, птицей, рыбой…

Единственная слабина у Светланы, как я понял, её сын. Нет, мальчику нравилось жить в селе, но ему надо расти и учиться. Папа Саня ворчал:

- Что Каменка? Мой сын должен жить и учиться в престижном интернате где-нибудь в Челябинске или самой Москве.

Но денег на это пока не хватало.

Я не только срывал цветы оргазмов, но служил для супругов ангелом-хранителем,    являясь во сне и раздавая советы.

Свете – перестать из себя корчить покорно-послушную жену, брать бразды семейного правления в свои руки, гонять мужа до седьмого пота, компенсируя ночью пылкой страстью.

Сане – не зарубаться на лидерство, делать свои дела: кормить и защищать семью. Хотел было сказать – и множить её ряды. Но вовремя воздержался. Этот вопрос подлежал обсуждению – брать малышей из детского дома или искусственное зачатие? 

Когда через секс втроем – впрочем, два тела и две души сливались в оргазме: одну я отключал на время – в семье фермера все устаканилось, выяснилась причина Саниных глюков: он подкаблучник. И Свете не надо было далее строить из себя послушную жену – командовала супругом как немецкий фельдфебель ротой. И муж её более не заморачивался о своих правах, с нетерпением ожидая ночи.

А у меня появилась тема для размышлений – не пора ли нам на Земле вернуться к матриархату, как виду власти? Теперь мне кажется, это единственный способ удержать человечество от безумия и хаоса, от жестокости, цинизма и безверия, от войны всех против всех. По-моему, в современном обществе возникает диссонанс между личностью и властью. Личность с младенчества и до совершеннолетия формируется женщиной – сначала матерью, потом воспитательницами детского сада и, наконец, учительницами школы. В институтах, кстати, тоже полно преподавательниц… И, наконец, появляется жена, которая берет бразды семейного правления в свои руки. Закладывается определенный вид психики, мироощущения. На его основе возникает конфликт мужчин с патриархальной властью. Так может, отдать от греха подальше всю власть женщинам – пусть себе правят. Не будет войн, революций, а только мир во всем мире…

Мне хорошо было в этой семье, будто заново созданной мною. Подкормив свое тело и дождавшись грозы, я возвращался к Сане и Свете вкусить радости плотской любви и снабдить их мудрыми советами ангела-хранителя. Они признались друг другу, что видят вещие сны…

Циник Лозовский, завидуя моему воодушевлению, предупреждал:

- Анатолий, охолонись – влюбишься в барышню, что будешь делать долгой зимой? С горя повесишься! Совет тебе дам, как в женщине не раствориться. Сходи с ней однажды в туалет, и все пройдет. Поверь мне…

Люблю ли я Свету?

Все, что мне надо от женщины, в ней есть – и красота, и сексуальность, и в меру ума… Чувствую, если бы она знала меня и захотела, я не нашел воли к сопротивлению. Мои визиты к ней за продуктами превратились в муку. Её близость, аромат духов сводили с ума. Грань между явью в такие минуты и тем фантомным состоянием, когда прилетал сюда, была тонкая и зыбкая, как паутина бабьего лета – не надо усилий прикладывать, чтобы порвать её. И я еле сдерживался от признания. Почему-то раньше и в голову не приходило, что все это тоже из области тонких материй.

После встреч наяву словно из омута выныривал: шел полем и вслух матерился – благо некому было слушать. Получалось, что не в состоянии противиться её обаянию: фантомом лучше получается. А ведь следовало проявить свой характер, невзирая ни на какие материи. Иначе от этой зависимости и совместный поход в туалет не спасет!

У меня как-то возникла мысль – если Света и Саня договорятся об искусственном оплодотворении, можно ли им подкинуть мою сперму? У меня бы в этой семье появился собственный ребенок. Но как это сделать?

Ничего умнее не придумал, как от имени ангела-хранителя в вещем сне посоветовать это Свете. Но, если она загорится… К чему нам заморачиваться на докторов? Простой половой акт тайком от Сани – и все дела.

Несколько дней я прожил сам не свой. Эх, знал бы Лозовский, какие мысли у меня в голове, и чего они мне стоят! Знал бы, как немеет и дрожит возбуждением душа, какими слезами она обливается, сколько требует сил, чтобы сдержаться.

А профессор – бездушный циник, скотина! – знай себе посмеивается. У него таких нет проблем.

Даже поклялся самому себе, что если что-то со Светой пойдет у нас не так, возьму в магазине водки, напьюсь и набью Лозовскому морду. За все!

Я и сон потерял.

Но однажды на рассвете, несмотря на длительную бессонницу, вдруг почувствовал себя неожиданно хорошо, как в забеге на длительную дистанцию, когда приходит второе дыхание и включается резервы организма, и решил – все, иду в магазин объясняться! И пошел было да вдруг вспомнил – я же со Светой ещё не говорил, не внушил ей в вещем сне, что ей надо отдаться пожилому туристу с Титичных гор, что приходит за хлебом и крупами. Вот блин!

А грозы все нет!