Варадеро
И если ты любил в своей жизни женщину или страну,
считай себя счастливцем, и хотя ты потом умрешь,
это ничего не меняет.
/Э. Хемингуэй/
После завтрака собрались, погрузились в автобус и тронулись в путь.
Самое достопримечательное в дороге на север был мост Бакунаягуа, проложенный между холмами на высоте 110 метров над уровнем моря. Будто на крыльях (а всего лишь в автобусе) мы пролетели по нему над мангровыми болотами.
По дороге дивились на пальмы, жесткие длинные узкие и заостренные листья которых торчат в небо, отпугивая американских десантников и укрепляя обороноспособность республики. А может, то были кактусы?
Я рассказывал из того, что помнил:
- Вилла Дюпона в Варадеро стала первым городским особняком курорта. По сути именно с неё курорт и начался. В 1930 году богатейший американец французского происхождения Дюпон с выгодой для себя скупил земли фактически всего полуострова Хикакос. На 180 акрах девственные пляжи протяженностью восемь километров. Но дом был построен у скалистых отрогов Сан-Бернардино и призван служить зимней дачей американскому миллионеру. По тем временам ничего столь же шикарного и современного в этих местах не видали…
Наконец, Варадеро. На побережье отели выстроились в ряд, поджидая гостей.
Вилла Дюпона – двухэтажный (плюс мансарда и подвал) особняк на берегу океана. Здание окружала странная атмосфера – пронизанная ветрами странствий и покоем уюта. Словно старинный замок в современном стиле возвышался он на скалистом берегу, всматриваясь вдаль океана и зазывая на отдых усталых мореходов.
Я решился – либо сейчас, либо никогда. Быстрее всех взобрался по ступеням на крыльцо, повернулся и сказал торжественно, обращаясь к маркизе:
- Вот дворец, милая, который я хотел подарить. Он твой! Принимай гостей.
Все дружно захлопали в ладоши – то ли ей, то ли мне. А бабушка Даша тихо сказала с улыбкой:
- Благослови тебя Бог!
Она носила крестик на шее.
Гости разбрелись по комнатам и этажам. А я, взяв Иру за руку, нигде не задерживаясь, поднялся на террасу, где открывалась великолепная перспектива океана. И его ароматы навевали мысли о бесконечном сине-белом просторе.
- Ну, как?
- Шикарно! Отсюда я буду править миром.
- Серьезно?
- А почему нет? На Земле ведь никого кроме нас. И буду я жить по принципу – владеть так всем миром, любить королеву…
- Тебе по природе положено короля...
Маркиза критически меня осмотрела и неудовлетворенная отвернулась.
Потом мы все вместе пошли в подвал, где на барной стойке уже поджидали бокалы с великолепным коктейлем – вот уж напиток не для алкашей! Представьте сугроб в бокале и соломинка. Он тает, вы тянете – время идет, а вы все трезвее.
От души наслаждался уютом. Куба, Дом Дюпона, я и рядом любимая девушка – счастливый конец жизненных скитаний. Это ли не повод улыбаться? Я счастлив!
Все оставшиеся годы готов здесь жить, и никто не в силах мне помешать.
Едва сдерживался, чтобы не запеть от радости. Впрочем, с моими вокальными данными лучше не экспериментировать – народ может испугаться…
Бабушка Даша вертит перед глазами бокал с замороженным в снег коктейлем:
- Может, ложечкой его надо есть, как мороженое?
- Никуда я отсюда не поеду! – вдруг заявляет громко Ирина. – Это мой дом, и я буду жить в нем. Читать книжки в шезлонге на открытой террасе с видом на море. Представляете? – тихий шум волн, голубое небо над головой, щебет птиц, ароматы цветов…. Или шторм – море бушует, а ты любуешься. Здорово?
- Приглашай в гости, Ирок.
- А я вот сейчас пройду, выберу себе комнату, и вы заселяйтесь, где понравится.
Народ ещё потрошил винный погребок, а мы с Ирой пошли выбирать спальню.
Конечно, убранство комнат – никакого сравнения с отелем «Националь». Роскошь миллионеров, уют, чистота и комфорт. Единственный недостаток: вилла «Дюпона» теперь музей, и все кондиционеры из комнат убрали – лишь в баре остался для посетителей.
- Мне вот эта нравится, - определилась маркиза, потом попросила. – Принеси мой чемодан из автобуса. И знаешь что – выбери себе комнату. Я буду жить здесь одна.
Вот даже как! – мне осталось лишь усмехнуться горько.
После расселения по комнатам – во всех, кстати сказать, по одной кровати, но широченной, с двумя подушками – остались ещё свободные спальни, но никто не захотел со своими благоверными расставаться. Только вот мне не повезло.
Вечером сели на террасе играть в карты. Инициативу Марии Егоровны попеть песни, как прежде бывало, Ира решительно пресекла:
- Вниз идите, а мы здесь слушаем прибой.
Ну и сели родственники мои вшестером в «дурачка» играть. А Андрей Андреевич взялся учить своих дам игре в «преферанс». Четвертым за этим столом был я.
Дополнительно к картам столы накрыли соками, фруктами и бутылями «Гавана клуб». Пьем по-кубински – смешивая сок с ромом в бокалах, и мелкими глотками.
Ночной воздух пах океаном – будто напоен ароматом распустившихся на дне морском цветов неведомых (я убедил себя в этом) и остывающего песка. Слабый бриз вносил его к нам, не тревожа карт. Хорошо сидим!
Пульку мы завершили часам к пяти утра. Родственники раньше разошлись.
Ложась в широченную кровать, тихо душой констатировал – а счастье мое совсем рядом спит, но не со мной…
Ночь выдалась душной. Свежесть после прохладной воды душа улетучилась мигом – тело становилось с каждой минутой все более влажным и липким. От него уже разило потом – хоть снова иди и мойся. Лежал на темной от пота простыни, пытаясь уснуть, крутясь на кровати – поворачиваясь то на правый бок, то на левый, то на спину и снова туда-сюда. Временами пытался сесть, но тотчас падал на подушку и снова вертелся с боку на бок, мечтая о снеге.
Что угодно, лишь бы не быть беспомощным заложником этой жары. Ведь есть же на свете кондиционеры! Куба, как ты скупа на комфорт!
Окно распахнул, дверь открыл – все равно сквозняка нет. Сумеречная комната плавилась в духоте, и так томительно-тягуче ползли минуты, что казалось, прохлада ночи отодвинулась куда-то в необозримую даль. Будто на всю жизнь обречен я, лежать в этой влажной и душной полутьме, истекая потом. Напоминает адово пекло в наказание за преступление. Единственная разница в том, что в роли загробного палача выступает сама мать-природа, создавшая этот тропический рай.
Наверное, впервые с тех пор, как кончилось детство, почувствовал себя по-настоящему беспомощным. В голове странная пустота, и мир вокруг пуст: ничего не было прежде в нем, до этого дня пиковой температуры, и ничего не будет потом – только удушливая жара, пот градом и надсадное дыхание, не дающее легким облегчения.
Уснуть удалось, однако.
Когда проснулся, день новый переменился – был на удивление прохладным. И ветер гонял по океану с белыми гребнями волны. Пальмы изящно кланялись, напоминая тропический рай после адовой духоты ночи.
У местной правительницы возникла проблема. Обыскав все закутки, её верноподданные ничего съедобного кроме закусок в баре не нашли.
Вышел я на террасу подышать свежим воздухом, и тут величественный глас:
- Тебя долго ждать?
- Ты назначала мне свидание?
- Не кривляйся. Где здесь еда?
- Нас не кормили. И вообще тут музей.
- А где же мы будем питаться? Я папу в Гавану послала, и мама поехала с ним. А ты дрыхнешь такой беззаботный…
Ира прошлась по террасе.
А я посмотрел на неё совсем другими глазами. Передо мной была красивая молодая женщина. Но вместе с тем, весьма властная особа.
- Ты нарочно нас голодом моришь из-за того, что я не поселилась с тобой в одной комнате?
- Можно в город сходить – там полно магазинов.
К обеду вернулись из Гаваны фуражиры. Накормили всех.
Андрей Андреевич раздобыл где-то карту Варадеро и его окрестностей.
- Ну-с, в каких достопримечательностях ты бывал? Куда нас ныне поведешь?
- А поехали в пещеру Бельямар. Там нет столовой, но красотища.
Все посмотрели на маркизу.
- Поехали! – она тряхнула головой.
Надела белоснежное платье без рукавов с оранжевым воротником – довольно короткое и весьма обтягивающее, что подчеркивало прекрасные изгибы ее превосходной фигурки. Волосы уложила в высокую прическу, которая поразительно ей шла. На ноги кроссовки – таки в пещеру, не на бал.
- Вырядилась, - ворчала мама Тома на дочь. – Но ведь пещера та же шахта! Как начнет с потолка грязью капать – вот тогда посмеемся.
Однако маркиза так величественно на неё посмотрела, что мать тут же умолкла.
Пока ехали, я рассказывал то, что знал.
Открыли пещеру случайно пастухи, разыскивая пропавшую овцу. А исследовать и облагораживать для посещения туристами начали американцы сто лет спустя. Красота кристаллов стен и сводов потрясает. Удивительный пассаж природы – горный нарост «Колумбов плащ» высотой 12 метров. Раскошен и ошеломляющ игрой красок «Готический зал». Невероятной красоты сталактиты со сталагмитами, возраст которых более 40 тысяч лет….
Приехали. На входе разбомбили небольшую таверну с замечательными коктейлями и жаренными стейками на противне. Так и съели руками, не прибегая к услугам столовой посуды и инструментов.
Осторожно вошли под свод пещеры.
Вниз вели вполне цивильные ступени, вырубленные в скале, а где-то даже стальные трапы и мостики. Свод и стены выгодно подсвечены – игра красок в кристаллах действительно поражает. И завораживает.
Ира восхищалась:
- Вот это да! На рай похоже!
- Ты там была?
Потрясенная увиденным она только кивнула – мол, да.
Подошли к роднику, который питал подземное озерцо. По легенде купание в нем дарует если не бессмертие, то здоровье до самой смерти. Даже воздух рядом с ним кажется целебным.
- Ну, кто рискнет – все с себя снять и окунуться?
Никто не рискнул
Я рассказал то, что сам слышал когда-то – до революции пожилая американка из числа туристов решила искупаться; попросила отвернуться всех – мужчин и женщин; а когда повернулись, ее и след простыл – одна одежонка лишь осталась.
- Она старая больная миллионерка, да? – спросила Ира, широко раскрыв большие глаза.
- Наверняка, - согласился я и, опустив на серебряной цепочке серебряный бокал, набрал в него воды. – Кто хочет выпить из целебного источника?
Маркиза первая и подсуетилась.
- Покойницей не пахнет? – поинтересовался я.
- Да ну тебя! Пей – хуже не будет….
Андрей Андреевич где-то отломил кусок кристалла с ноготок и жене преподнес:
- На память вечную!
При этом поклонился и галантно приложился губами к ее ручке.
Мама Тома выглядела в тот момент американской миллионершей, только что вынырнувшей из воды – молодой и красивой….
- Даже курить не тянет! – восторгался Андрей Андреевич. – Вот что значит целебная вода подземного источника! Надо будет почаще сюда наведываться.
И снова трактир. И снова коктейли с горячими стейками, которые, обжигаясь, ели руками…
Ложась вечером спать, думал – от впечатлений пещеры Бельямар наверняка приснится волшебный сон. Однако, в ту ночь приснилась Ира. Мы вдвоем лежали на теплом песке пляжа под звездным небом, вслушивались в прибой и как бриз причесывает пальмы. Серебристый месяц плыл меж редких облаков.
На девушке ничего не было – она кокетливо прикрывала незагорелые груди локонами распущенных волос. Я смотрел на нее и не мог насмотреться: видел, как она прекрасна, чувствовал, как желанна….
Странность сна была в том, что я не мог открыть рта, чтобы сказать ей о любви. Изо всех сил пытался пошевелить губами, высунуть язык, в конце концов! – но все попытки оказались тщетны: губы словно нитками сшиты.
Это глупо – думал. – Как же могу сказать ей, что люблю, если не могу говорить. Для чего такой сон?
Однако он продолжался.
Облака затянули все небо. Месяц и звезды запутались в них и пропали – вокруг потемнело. Зато усилился бриз – и тихий прибой стал грозным штормом: с белыми барашками волны накатывали из черноты океана, грозя добраться и до нас.
Я хочу сказать Ире – пора убираться, но странная немота неотвязна.
Пытаюсь взять ее на руки и унести прочь, но то ли она ужасно потяжелела, то ли я вдруг ослаб – не могу поднять любимую с песка.
Внезапно огромная волна обрушивается на нас. Я поднимаюсь на ноги, все-таки беру маркизу на руки и бреду по дну с головой в воде, задержав дыхание. И не знаю – верное ли выбрал направление к берегу.
Внезапно вижу себя на суше, в нескольких шагах от линии прибоя с безжизненным телом любимой девушки на руках….
Ира умерла?
Я укладываю её на песок, бросаюсь к ее ногам – осыпаю поцелуями ступни, лодыжки и колени….
- Где, где твои ботфорты? Я у твоих ног! Я люблю тебя! К черту пари!
Ирка вдруг оживает, откидывается на песок в копну роскошных волос, выгибает тело в дугу.
- Господи! как хорошо!
Утром пошли на пляж.
Пеликаны были везде – неспешно пролетают в нескольких сантиметрах от спокойной глади воды безмятежного океана, плавают на его поверхности, шныряют по пляжу после отлива в поисках рачков, зазевавшихся рыбешек и другой добычи. Грациозные птицы буквально хвастались своими способностями.
Я всегда ассоциировал море с чайками – а тут пеликаны. Сколько их – сотни? тысячи? Интересно – где они гнездятся? чем выкармливают малышей?
Раз уж пеликаны в соседях – почему бы ни знать о них все?
Егор Иванович посетовал:
- Ружо не взяли…
Кому что.
Поехали на автобусе в город на вечерний киносеанс.
Был час, когда Варадеро зажигал рекламы и уличные фонари. Жара спала – время гулять и развлекаться. На улицах росли пальмы, цветы, а участки красной земли свободной от асфальта покрывала зеленая сочная трава. Дома и здания не такие роскошные как в Гаване, но все же красивые.
Кинозал небольшой – если учитывать то обстоятельство, что он единственный на весь город, переполненный туристами. Мест на двести, не больше. Курить можно – по ногам гуляла прохлада вентиляции. Свет не выключался – притушился немного, когда начался сеанс.
Здесь же бар небольшой – напитки, мороженое, сигареты….
Фильм так себе – как бы ни довоенного голливудского производства?
Мы сидели и болтали, мало обращая внимания на экран – лакомились мороженым и тропиколой….
После скучного фильма домой не хотелось.
- Давайте присядем, – предложила Ира, увидев ряд скамеек с покровом из пышных лиан.
Сели. Все чем-то заняты. Я откинулся на спинку и стал смотреть в прорехи лиан на звезды.
Наверное, на меня глядя, мама Тома лирично сказала:
- Звезды – это жемчужины неба.
- А жемчужины моря здесь есть? – спросила маркиза меня.
- Конечно есть, но надо на дне искать.
Мария Егоровна:
- Где их искать? В воду войдешь – сплошной песок.
- Это на пляже. Есть и другой берег – дикий, где скалистое дно, что в воду войти нелегко.
- Завтра покажешь.
Назавтра приехали на северное побережье полуострова Хикакос.
Увидев дно базальтовое да ещё в каких-то водорослях, где черте что может таиться, народ не стал рисковать. Отчаялись войти только мы с Андрей Андреичем – и то на четвереньках. А потом поплыли. Была бы волна и этого не удалось…
Дно действительно в россыпях сокровищ – кораллы, раковины и ракушки, морские звезды…. Андрей Андреевич кое-что подобрал, чтобы на берегу показать. А мне ничего не надо – в воду полез за кампанию. Я любимой дворец подарил, а она меня выставила за дверь. К черту все жемчуга мира! Просто лег на спину, вытянул ноги, раскинул руки – вода держит. А я прикемарил…
И вдруг истошные крики порвали окрестность.
- Акула! Акула! Мужики, скорее на берег!
Голосила тетка Мария Егоровна, заметив много мористее чей-то гребень в воде.
Вот и Андрей хрюкнул что-то… А я всё врубиться не могу – верчу головой, пытаюсь понять: чего народ баламутится на берегу? Напуганному и желающему просто выскочить из воды мне понадобилось несколько мгновений, чтобы понять – я не сплю, это не сон: теплый ласковый океан приготовил не ужасный кошмар, а беду настоящую. Мало проснуться, чтобы жизнь вернулась в нормальное русло – надо сначала ее спасти.
Когда старший брат моего зятя пенный бурун погнал перед собой, правя к берегу, всполошился и я. Поплыл вслед за ним, борясь с подступающим страхом, от которого деревенели мышцы. Безнадежно отстал и, наверное, стал целью номер один для голодной акулы. Почувствовал, как от ужаса каждая клетка тела дрожит, к горлу комок подступил, мешая дышать, а сердце бьется так сильно, что заглушает все остальные звуки.
- Акула! Акула! Акула! Толя, быстрей! – кричали с берега.
Да понял я и ударил в обе руки вольным стилем. Отличный финал жизни – погибнуть в зубах чудовища. Сожрет, переварит – никто не найдет. Вот дома-то убиваться будут. Впрочем, некому…
Мысль о том, что из воды в любой момент выскочит на меня смерть с разинутой пастью, пугала невероятно – когти страха, как зубья акульи вонзились в живот. Может, нырнуть, оглядеться и принять бой? – где-то читал, от акул отбиваются. Но не рискнул: водная стихия – не мой мир. И это заставило почувствовать себя еще более взвинченным. Где страшные акульи зубья – сзади? спереди? подо мной? Граница водной глади как черта – последняя черта жизни….
В какой-то момент животный страх вдруг превратился в леденящий ужас. Охваченный паникой, запертый в черепе мозг отказывался вразумительно руководить телом – каждый его орган или конечность спасался сам (а), мешая другим. К примеру, глухие удары сердца сотрясали грудную клетку, затрудняя дыхание, и закладывали барабанные перепонки, мешая ориентации в пространстве….
С разгона врезался в базальт мелководья, оцарапав не только руки до локтей, но и грудь с животом, бедра. А когда поднялся на ноги, был удивлен собственному спокойствию – ведь еще несколько минут назад прощался с жизнью. Руки, однако, тряслись. Но силы были, чтобы жить дальше…
Андрей Андреевич с мамой Томой, обнявшись, стояли истуканами острова Пасхи.
Что это было – просто случай? знамение свыше? – важно понять! Кто знает, как такое случается? Почему колесо Судьбы вращается в эту, а не другую сторону?
Пока только ясно – я живу, а жизнь удивительна и прекрасна!
Ночью в мою комнату мышкой поскреблась маркиза. Убедившись что дверь не заперта, прошмыгнула ко мне в кровать.
- Я так перепугалась за тебя!
Мне кажется, мы занимались любовью до утра, не прерываясь – не помню, чтобы я спал.
Под утро, уходя, Иришка приставила пальчик к губам:
- И никому ни слова…
Как-то вечером отправились мы в пещеру пиратов. Нет, правильнее – в «Пещеру пиратов». Это было ночное кабаре в настоящем гроте. И возможно, что настоящие флибустьеры были его первыми посетителями. Каменный пол отшлифован, но девственное состояние стен и свода никто не трогал – уж они-то точно помнят пьяные песенки «людей Флинта».
Представьте: полумрак, накрытые столики и сцена с паутиной (рыбацкой сетью?) вместо занавеса, в которой запутались пауки, скелеты, русалки и прочая нечисть, пока из картона. За ней в центре игровой части стоял старинный сундук – наверняка с чем-то награбленным. Из темных углов пещеры мерещились злые красные глазки корабельных крыс, чудились подозрительные шорохи ползущих к нам ядовитых змей. Короче, обстановочка, что надо для веселенького вечерка. Уверен – и пираты будут. Надо скорее слопать и выпить все, что стоит на столе. А то, как бы чего….
За столом нас было четверо и в восемь рук быстренько уплели съестное, запив спиртным. Впрочем, Ире что-то не понравился мой аппетит:
- С тех пор, как тебя едва не слопала акула, ты плохо ешь!
- Ерунда! – сказал я, попытавшись сделать беззаботный вид. – Зато спал в ту ночь хорошо.
Даже при тусклом освещении грота было видно, как вспыхнули румянцем девичьи щеки.
Привычные звуки кубинской музыки – эхо усиливает ее звучание.
Жаль народ староват собрался – никто не горазд зажигать в танце…
Как-то встал пораньше, оделся и на пляж: побегать, искупаться и крепко подумать вот о чем. В нескольких километрах от Дома Дюпона в ряду прочих вилл расположена вилья (исп.) «Карибы», на которой я отдыхал в 1986-м году, будучи здесь. Там у меня приключилась самая настоящая неземная любовь.
Никому не рассказывал о том райском уголке, где есть и столовая. Я оставил его для себя. Тешил надеждой – представляете, эгоист какой! – что Галя Худякова из Ульяновска уже умерла, и я смогу её оживить молодой, красивой, любимой и любящей. Ведь с маркизой у меня что-то плохо теперь выходит. Не пора ли попробовать Галку вернуть, а из Ириной жизни уйти навсегда? Пусть целомудренно живет со своими подданными в Доме Дюпона. Я хочу секса здесь и сейчас…
И кто же я есть, если иду в поводу животных страстей?
Вот такой вопрос мне надо решить. Другими словами – ищу оправдание на уход. А если Галка ещё жива и не вернется ко мне, то потребуется и оправдание на возврат. Решение, которое я собираюсь принять, разрывало сердце мое – вечное противостояние с разумом складывалось не в его пользу…
В океан залез – вода нормально освежает, волна высокая качает. Прилег на спину, немножко помечтал, гляжу – а берег уж далече. Назад руками замахал. Когда в зону прибоя попал, понял, что попался – несет назад, и все дела. Тут только на флагштоке заметил черный флаг – нельзя было в воду входить.
Окинул взглядом берег – на пляже ни души. Я был наедине с океаном – один на один и со своим отчаянием, и со своими проблемами. Очевидность схватила за глотку – стоило только подумать о новой возможности счастья, как Судьба тут же ткнула меня мордой в дерьмо: унесет в открытый океан, на дне которого навсегда успокоюсь, оставив тщеславные мечты.
Ситуация казалась абсурдной и глупой. Ледяные когти страха царапнули внутренности – сердце, душу. Но паниковать нельзя – надо выбираться. Здравый смысл и желание выжить подсказали тактику: когда волна накатывает и тянет за собой, я наверху – барахтаюсь, ей помогаю тащить себя к суше; когда вода назад отхлынивает (как иначе-то сказать?), я за дно цепляюсь. У Робинзона камни были, а тут сплошной песок – трудно удержаться. Но кумир мой в шторм попал, я же – в его начало.
Несколько минут борьбы, и настигла усталость….
В глазах повисла туманная завеса, воздуха катастрофически не хватало – казалось, грудь вот-вот разорвется от желания глубоко вздохнуть. Меня волокло по песчаному дну, и новой волны, чувствую, не дождаться. Почти теряя сознание, вынырнул на поверхность и стал жадно глотать воздух, пропитанный соленой пеной, не переставая беспорядочно барахтаться среди подвижных дюн, правя к берегу.
Казалось, усилия мои тщетны.
Прошел все этапы отчаяния – когда желание бросить сопротивление стихии становилось почти неодолимым. Эта мрачная и неравная борьба с океаном мнилась абсурдной: неизбежность поражения пересиливала – хотелось отказаться от всего, опустить на дно и обрести покой.
Вымотанное тело нещадно болело и требовало капитуляции, жаждало покоя. А глубины в просторах океана манили, и зов этот могучим был – волны с ветром звучали в унисон, словно обещая освобождение, словно убаюкивая завораживающей песней античных сирен. Вода в глубине казалась умиротворяющей, как заботливая мать, как обещание радости – если прекращу бултыхаться, тихонько погружусь на дно, как в эйфорию счастья или в королевство тайной смерти.
Однако инстинкт выживания всякий раз брал верх над безволием и заставлял продолжать борьбу. Еще воля к жизни помогала, хотя каждое движение отяжелевших рук и ног становились мукой: казалось, они переворочали тонны воды; казалось, что морская соль разъедает кожу….
Сколько времени длится борьба?
Время потеряло значение…. все потеряло значение…
Был момент, когда почти совсем лишился сил, и решил, что пробил мой последний час – готов, был жизнь отдать, лишь бы муки прекратить хоть на мгновение.
Буря смутных, рваных, беглых мыслей затопила мозг – абсурдные, неуместные видения возникали перед глазами. Мое животное начало требовало своего права на страх, на трусость, панику.
Закрыл глаза и почувствовал тупое облегчение – словно разом оборвал все связи, словно все потеряло смысл.
Никогда не думал, что стихия может быть такой коварной. В ушах стучало – плюнь на все, отдайся воли волн и отдохни, а Судьба сама спасет тебя. Утешительная мысль для человека, который нуждался в утешении….
Устал… к черту!.. все по барабану… мама, прости!
Но опять сработал инстинкт самосохранения и, включив последние остатки сил, нечеловеческим усилием преодолел навалившуюся слабость, чтобы не уступить соблазну отказаться от борьбы и спокойно умереть.
Суша приближалась очень медленно – а силы таяли, а нервное напряжение росло… еще усилие… еще немного перетерпеть…
И даже серо-грязный свет ненастного утра слепил, когда, в конце концов, вырвался из плена волн и выбрался на сушу – а может, проблемы начались с глазами?
Пал на песок – лежу. По телу пробежала дрожь, и чуть не вырвало – в горле застрял вязкий комок слюны. Со страху ли, с усталости – икать начал. Слезы, смывая соль с ресниц, попадали на губы, и я почти с неземным счастьем их глотал.
Жизнь прекрасна! Лежи и плач от радости! Куда же теперь спешить?
Усталость крепко навалилась – голова кружилась, каждую мышцу пронизывала боль, ноги казались ватными и вряд ли удержали в вертикальном положении: размял, называется, искупался. Такое ощущение, что я сейчас – гость в собственном теле.
Но не лежалось – сдуру иль со страху попытался встать, чтобы убежать подальше прочь от линии прибоя, которая кидалась в меня пеной! Силы еще не вернулись в стопы, и мне показалось, что я ступаю в пустоте ногами, мне не принадлежащими. Два-три шага – и рухнул на песок. Стоять, ходить и двигаться придется, видимо, учиться – будто заново родился, выбравшись из чрева океана.
Лежал почти в беспамятстве, скорчившись на песке – выжатый до полного предела.
Но подспудно отравленная мысль таки нашла место в уме – не выхолостил ли страх перед стихией из меня мое эгоцентричное видение мира, субъективное ощущение самого себя?
Где был мой пресловутый контроль эмоций?
Победа над стихией вызывала сейчас двойственное ощущение – и радость, и досаду одновременно. Спрашивал себя – не создает ли контроль эмоций способ скрывать страх за ширмою бесстрастия. Другими словами – отважный ли я человек или трус разумный?
Сколько лежал, приходя в себя? – не помню: время застыло или зависло навсегда.
Но оно шло, и мне удалось, в конце концов, собрать воедино растрепанные чувства. Когда ощутил в душе относительное спокойствие, поднялся. Усталость тоже отступила – ушли тяжесть, судороги, боли, и раздражение кожи морской солью, оставив лишь икоту.
Новые силы вливались в мышцы, в кровеносную систему….
Встряхнулся, сбрасывая последние лохмотья физической усталости, мешавшие двигаться. Поднялся на ноги и попрыгал на месте, восстанавливая кровообращение.
И тут же подкатила волна энтузиазма, как продолжение предыдущего состояния паники и отчаяния. Словом, не скоро ждать душевного спокойствия.
Когда добрался до виллы, по небу ползли низкие тяжелые тучи, предвестницы дождя. Ветер с моря бесцеремонно гнал их к берегу. Волны с ревом обрушивались на затвердевший песок пляжа и убегали обратно, оставляя за собой языки пены. Влажный воздух пропитан запахом йода. Первые капли дождя морской ветер швырнул мне в лицо.
К полудню буря разыгралась с неистовой силой. Черные тучи почти совсем расправились с дневным светом. Порывы ветра были такие, что, казалось, крышу с виллы вот-вот сорвет. В каких-то нишах они порождали низкий и могучий рев, нагоняющий тоску. Каскады дождя обрушились на усадьбу – реки воды текли по асфальту и по натоптанным дорожкам усадьбы, струи хлестали по окнам, которые вздрагивали от неистовых поцелуев ветра. Гром громыхал, а молнии кудрями вились в мрачном небе – их света хватало, чтобы читать в полумраке комнаты: электричества вдруг не стало.
Три дня бушевала буря. Три дня мы никуда, и здорово проголодались.
Когда шторм, наконец, свалил на север, победакурить в США, мы отважились на большую прогулку.
Выехав из Варадеро, увидели ужасные последствия тропического шторма – прибрежная пальмовая роща пала в битве с непогодой. Величественное и печальное зрелище – деревья не сломались: их вырвало (вымыло большими волнами?) с корнями и разбросало по побережью. Многие, наверно, в океан снесло.
Ярко-синее прежде небо теперь бледнело – словно трехдневный шторм смыл с него краски. В придорожных канавах еще не высохли лужи.
На холме Плайя-Хирон остановились посмотреть, как на большом панно Фидель Кастро из танка пальцем указует подчиненным – кого мочить. В перспективе: залив Свиней – место высадки плохишей из Майами в год наезда.
Проехали город Матанзис….
Только не надо на ошибках меня ловить въедливым википедистам – пишу, как переводчик говорил. Когда-то в пору Великих географических открытий подошли сюда каравеллы, как бы ни самого Колумба. Краснокожие обрадовались – Бледнолицие бородатые Боги прибыли из-за Большой Воды. По всем селениям гонцов послали. Народ к берегу повалил – всю ночь костры жгли и плясали в честь дорогих гостей. А Бледнолицые и бородатые все не так истолковали: мол, большие силы подтянулись – быть битве великой. Чуть рассвело, развернули каравеллы бортами к суше и дали залп, второй да третий по спящим уплясавшимся. Жертв было много. Прозвали этот берег с той поры «Матанзис» – что в переводе означает: место массового убийства. А потом город вырос – Матансас, центр одноименной провинции.
Действительно, как это так? – жить на Кубе и не окунуться в воды моря флибустьеров?
Названия городка не помню. Пляжа нет – песочек есть, а дно каменистое, навроде того, где мы жемчужины искали. Кабинок для переодевания тоже нет.
Короче, кто хотел, разделись на песке и пошли купаться, в чем приехали.
Вода в Карибском море теплее океанской у нашего побережья.
Оседлав дыхание ветра, по небу клубились, будто нарисованные облака. Красота!
Здесь же в кафе под открытым небом мы плотно пообедали за три дня диеты.
Следующая остановка в питомнике крокодилов. Зоопарк для народа оживлял, океанариум – почему бы и аллигаторов из памяти не выудить?
Автобус дверь открыл, народ выгрузился, я махнул рукой – там! Все сыпанули – ну, чуть ли не бегом. Припали к сетке ограждения:
- Где? Где крокодилы-то? Кто-нибудь видит?
За узкой полосой земли болото. От берега до камыша чистина метров сто. Лысухи плавают гурьбой. В гурьбу согнали их рептилии, у которых из воды торчат лишь ноздри да глаза. Тихонечко плывут рядком, тесня пернатых к берегу. Все ближе, ближе – птицам больше некуда деваться. Они побежали на прорыв, махая облинявшими крыльями, а им навстречу огромные из воды пасти – хлоп! цап! – кто проскочил, а кто на корм пошел….
И снова неспешная облава.
Я подхожу. Народ ко мне:
- Где крокодилы?
- А вот они – лишь руку протяни.
Возле сетки (с той стороны, конечно) на расстоянии буквально вытянутой руки лежат неподвижно, зубастые распахнув пасти… можно подумать, что бревна, однако.
Народ шарахнулся от сетки. Мария Егоровна истошно завизжала.
Я объяснил:
- Они так спят.
Под мостиками, по которым мы ходили, в загородках кишмя кишат молоденькие крокодильчики – мал-мала-меньше.
Я объяснил, какой республике доход от экспорта изделий из кожи рептилий.
- У местных индейцев поверье было, что мясо крокодилье повышает мужскую потенцию. Ученые сейчас пытаются это доказать. Если сумеют, Куба утонет в шоколаде!
Потом долго плыли на речном теплоходике по каналу среди густых зарослей.
Почему речном? Осадка низкая – сижу на баночке у борта, а рука в воде.
Маркиза пугает:
- А вдруг крокодил за пальцы схватит! Или змея…. Или…
- Хочу цветок тебе сорвать.
Но не сумел. Сидел, очарованный и околдованный мангровыми зарослями берегов. Потом заметил взгляд Ирины – в нем крылось что-то трагическое: возможно, девушка мечтала о чистых чувствах, острых, как алмаза грани – а я лишь о сексе все. Возможно, она догадалась о моих тайных помыслах на предмет разлуки…
Индейская деревня. Музей под открытым небом. Хижины из тростника, фигуры из, … наверное, гипса – все в натуральную величину. И мальчик с палкою, охотящийся на птицу. И три старца в хижине у потухшего очага.
Вот, говорят – индейцы научили мир курить. Но плохо мир учился: мундштук трубки у аборигена в нос засунут…
Пройдя по мостикам индейскую деревню, вышли к ресторану под открытым небом. Впрочем, нет – беседкам с крышей, но без ограждений сбоку. Птички гнездятся в них и, летая над столами, метят пометом – приятного, мол, аппетита, двуногие и бескрылые!
Мы пообедали.
Дикие серые утки, за которыми дома бегал по болоту с двустволкой, возле беседок плавают, выпрашивая подачку. По мостикам лысухи ходят, словно курицы. Дрозды летают, попугайчики, еще какие-то птички райские ….
Что говорить, Куба – остров пернатых!
А вот сороки нашей белобоки, нет – она осталась на другом краю планеты….
Утро чудесным было – недушным. Легкие, изящные, как на картинке, облака плыли наперегонки за горизонт. Птицы заливались повсеместно, тревожа сердце.
Я поднялся в мансарду оглядеть окрестности и попрощаться с виллой Дюпона. Увидел окраину города и девственную пальмовую рощу, и желтый пляж, и синий океан…
У меня опять захватило дух от этих красот. Какая-то частица моей души прикипела любовью к острову в Карибском море – его культуре, жаре, природе. Наверное, нигде на всем белом свете нет чудес, подобных этим!
Те, кто стремится к мудрости, едут в Тибет, Индию, Китай. Кто хочет борьбы, азарта, подвигов, ищут их в России, Штатах, в «горячих точках» планеты. Кто хочет счастья и умиротворения, селятся в таких вот райских местах.
Хемингуэй, к примеру, а?
Недаром со времен Колумба идет борьба за этот остров. Испанцы, французы, американцы… наших ребят могилы в селениях и на мемориальном кладбище.
Красота и свобода – за это только и стоит биться.
Как античные кентавры говорили когда-то – клянусь своим левым копытом!
Только тупые янки кладут жизни за доллары.