Лаборатория разума

 

 

Мы едем в Петровку  

Жаль, что в рай надо ехать на катафалке!

 

 Ночь прошла…

В воздухе почти ощутимо висела интрига – чем заняться? за что браться? куда податься?

- Поехали в Петровку к маме с тятей, - сказала мама, накрывая на стол.

- Нет, - сказал отец. – Мы поедем в Петровку к Федору с Матреной.

- Но ведь, пап, я не смогу материализовать тех, кого не видел живыми.

- Ах, да…, - он посерьезнел, маска непринужденности исчезла с его лица.

- Чем тебе мои родители не угодили? – нахмурила лоб мама.

Вмешался я:

- Ну хорошо, поедем к бабушке с дедушкой – не надо спорить: там так здорово в их избушке!

А сам подумал – ночевать там не останусь: мне не вызвать в Петровке Ирину.

Прошедшая ночь была восхитительна!

Когда на Иришке не осталось живого места от моих поцелуев, и тело ее горело красным перцем во рту, она спросила:

- Это сильно больно, когда первый раз?

- Так, ты что, действительно… блин! …еще девушка?

- В морду хочешь?

- Нет. Хочешь, я тебя женщиной представлю? Ну, будто уже…

- Нет уж, пусть будет все так, как природой положено.

- Тогда ты сверху – аккуратненько, осторожненько... чтобы насилия не получилось.

Мы так и сделали – я лег на спину, а маркиза Ангарская села на меня верхом. Потом аккуратненько, осторожненько… через минуту она скакала на мне, как амазонка на мустанге. 

Утром она исчезла, обещав вернуться ночью. Пропустить такое рандеву я не в силах.

После завтрака мама озаботилась:

- Надо подарки какие-то прихватить – как с пустыми руками ехать?

- А то, что мы их из могилы вызволим, это, значит, не подарок? – проворчал отец.

Мама расстроилась:

- Про могилы не надо… как вспомню… Сыночка их из облака материализует – ведь правда?

- Правда, мама.

Был ветреный день, южный ветер гнал облака, которыми был затянут горизонт. Асфальт парил под лучами набиравшего силу солнца.

Я ехал так, чтобы преобразование окрестностей из неживых в обетованные соответствовало скорости нашего движения.

В Марково нам дорогу перебежала курица, за которой гнался петух.

- Гляди-ка, куры, - улыбнулась мама и тут же загрустила. – А у нас дома почему-то их нет. Почему сын?

- Заказа не было, - сказал и, чувствуя, что в данных обстоятельствах это звучит не слишком убедительно, добавил. – Не зря говорят: курочка по зернышку клюет, а весь двор в помете. Оно тебе надо?

- Хотелось, чтобы все было, как в прежней жизни, - со вздохом сказала мама.

- Ага, - проворчал отец. – Корову попроси – доить тебе некого.

- А ты же любил сенокосы, - парировала мама. – Всегда говорил, что от запаха свежескошенной травы к тебе возвращается здоровье.

- Да-а, - мечтательно сказал отец. – Свежескошенная трава пахнет здорово! По гостям накатаемся, наладимся, сын, на покос? – шалашик поставим, сети кинем, если озеро рядом: костер разведем, ухи сварим… Это же здорово!

- Так может, в Петровке? – у дедушки с бабушкой… Коровку вернем – я помню, как бабушка доила. И на покосе, помню, как с дедом были. Он мне тогда маленькую литовку подарил. Ты помнишь, пап?

- Да. Ты косить очень рано начал. Сколько тебе тогда было?

Все умолкли, задумавшись. 

И снова пустая дорога окутала меня словно теплое одеяло.

Я никогда не чувствовал себя глупее – то есть я прорвался сквозь грань Жизни и Смерти, творил чудеса по эту сторону и все равно ощущал себя нормальным человеком. О чем только я думал? Нет, по правде говоря, я не думал вообще – просто взял и достиг того, что достиг. Это было слишком нелепо, слишком по-человечески жалко и смехотворно, если бы все это мне приснилось. А ладно. Жизнь сама разберется. По крайней мере, мне не больно, а хорошо. И даже очень – вспомнилась ночь с маркизой.

Мы объехали Рождественку стороной, нырнули в низину Межевого озера, и вот она, на горизонте – петровская церковь. Последние несколько километров я проехал, вспоминая усадьбу маминых родителей и их самих.

Подъехали к низенькому дому, под самую стреху заросшему кустами сирени. Все вышли – я с улыбкой на лице, вызванной радостью, что не забыл все подробности этой усадьбы. Вот он, дедушка – тоже рад, разумеется.

Если есть в мире справедливость, тогда это несомненно был момент воздаяния для меня. Прежде чем начать обниматься, мы, приехавшие из Увелки, насладились зрелищем человека, стоящего с открытым ртом, совершенно оцепеневшим от удивления и страха – дедушка Егор Иванович стоял в этой глупой позе, разглядывая нас. Наконец, он закрыл рот и распахнул объятия.

Вслед за мамой я ринулся во двор. Ноги сами несли меня, и я уже слышал голос бабушки:

- Да шоб тебя дожжем намочило! Нюська, откуда ты?

Милый бабушкин двор! – он заполнен природным уютом: невысокой травой-муравой, которая скрадывает любой мусор. Нацеловавшись с бабушкой Дашей, я обошел все его уголки – ничего не забыл: и дедушкино самодельное точило из раздвоившегося ствола дерева, которое я превращал мальчишкою в скакуна. В сарай заглянул, амбар и стайку – все опрятно, все как было в лучшие годы этой усадьбы.

Земляной пол сенец, где прохладно летом, а зимой холодно, выметен дочиста.

Не было кота – я не вспомнил бабушкиных кошек.

Весь следующий час ходил по усадьбе, возвращая ей все, что было и помнил. По огороду спустился к бане, которая топилась по-черному – так и есть. Вот они грядки. В Петровке вода – драгоценность: ее возят издалека. Поэтому грядки размещают у озера. Вышел на берег – мостик на месте. На нем стирают половики, а я мальчишкою прыгал в воду. 

Присел, задумался… Всегда приходил сюда, когда после смерти хозяина постройки все разобрали начисто, и усадьба превратилась в пустырь, заросший лопухами. Сидел на мостике и смотрел на прореху, зияющую пустотой, в уличном ряду домов. Не мог утверждать, что это была острая тоска, выбивающая из колеи, но грустно было ужасно.

И теперь я снова здесь: все, что было, восстановлено – будем праздновать и веселиться, не станем грустить. 

Вернулся во двор – все уже за столом.

- Тольке – дед всегда меня так называл. – Твоя машина? Богато живешь? Мать говорит – писателем стал…

- Со мной все в порядке – я прекрасно живу и без особого внимания к своему имени. Или жил до этого времени – пока не нашел калитку к вам. Писателям сколько платят? Дело не в заработках. Не многие профессии предлагают оплаченное время для самоанализа.

Не знаю понял ли дед меня, но он уже переключился на отца, с которым всегда вел нескончаемый спор на тему – что такое коммунизм? и нужен ли он человечеству? 

Возможно, это и к лучшему, что меня не расспрашивают – я дрейфовал в сером тумане волнения встречи и был не слишком смышленым и энергичным.

За столом уже выпили водочки под грибочки соленые. Мама с бабушкой запели – такие счастливые! А я вспомнил, что самая голосистая у нас Мария Егоровна – моя тетка. И тихонечко покинул кампанию.

Джип заводится бесшумно, а работает еще тише.

Я отъехал от двора никем не замеченный.  

Вот усадьба Леонидовых. Вот он двор, дом. Захожу….

Николай Дмитрич сидел на диване. Он по-прежнему выглядел самым долгоиграющим Генеральным секретарем ЦК КПСС – из-за своих густых бровей. По крайней мере, был похож на довольного жизнью мужчину преклонных лет. Около дивана стоял столик, а хозяин дома потягивал компот из виктории. Блюдо с грибным пирогом красовалось на столике.

- Эй, Анатолий, - позвал он, махнув рукой. – Прихвати стул.

Я взял в горнице стул и сел, схватив ломоть пирога. Леонидов смотрел на меня, как будто собирался возразить, но действительно, это было меньшее из того, что они могли сделать сейчас для меня. В конце концов, это я материализовал их из небытия своей памятью, и сейчас трачу на них свое время. Я заслужил весь пирог.

- Хорошо, что ты приехал к нам, - сказал Николай Дмитрич.

Я поправил его:

- Я приехал не к вам, а за вами.

Леонидов фыркнул, будто думая, что я пошутил.

- Ты считаешь, что мы должны ехать куда-то?

- Конечно, все вас ждут у бабушки – кампания дружная собралась.

- Анатолий у нас.., - сказала, войдя из кухни, и на мой подскок Мария Егоровна. – Сиди, ешь.

Ее муж нахмурил густые брови:

- Что ты имеешь в виду?

- Я имею в виду, что бабушка с дедушкой, мама и папа сидят за столом и ждут вас.

- Он шутит? – спросил Леонидов жену, подняв одну бровь.

- Анатолий, - сказала тетя моя. – Мы не были в этом доме столько лет. Только-только вошли… Пирог испекла… Сначала съешьте его.

- С собой заберем, - сказал я, жуя. – Пели песни, про вас вспомни и замерли с открытыми ртами – того и гляди, мух набьется туда.

- Не бреши, - отмахнулась тетя Маруся.

Николай Дмитрич покачал головой:

- Марусь, но раз ждут надо ехать. Ты там что подогнал?

- Современный транспорт – вы на таком еще не ездили. Хотите? – прокатимся вокруг озера, на село посмотрим, правда, народу пока никого.

- Господи Иисусе, - сказала Мария Егоровна в восхищении. – С тобой действительно не соскучишься. Анатолий, посмотри на нас.

Я действительно посмотрел на мою приглядную в любом возрасте тетю и ее мужа. Честно говоря, они не выглядели ужасно упрямыми, но…

- Мы так соскучились по дому. Если б ты знал…

- Но, дорогие мои, я вас создал не на минуту. Можете верить – вы вернулись совсем. И жить будете здесь до тех пор, покуда жив я, и работает мое воображение. Мы соберемся сейчас вместе, посидим за столом, выпьем, попоем, а ночевать вы вернетесь сюда – тут идти-то… Собирайтесь, вас ждут.

- Пожалуйста, Толя, - тетя Маруся даже слезу смахнула, отлично зная, что мне очень трудно ей отказать, когда она использует это слово.

- Мать, да ладно тебе, - сказал твердо хозяин дома. – Раз ждут, надо ехать. Водочки прихвати. И пирог заберем.

Она пересекла комнату и встала передо мной.

- Помнишь, я всегда говорила, что ты многое в жизни можешь.

Положила руку на мое плечо и понизила голос почти до шепота.

- Ты вернул нас с Того Света. Спасибо тебе.

- Ошибаетесь, тетя Маруся, это я к вам забрался на Тот Свет. Я только материализовал вас и ваш дом своей памятью, а гостем здесь я, а не вы. Поехали – там наговоримся, и вы все поймете.

В конце концов, прихватив кое-что из продуктов, мы загрузились в джип и помчались по центральной улице вокруг озера, узнавая и обсуждая пустые дома.

Огромное облако оглушительной тишины над Петровкой висело.  

- Люди-то где? – удивилась Мария Егоровна.

Хороший вопрос. Я уже думал над ним и вот что придумал. Мне не заселить памятью ни Увелку, ни Петровку тем населением, каким они жили. Дай Бог материализовать ближайших усопших родственников и заселить ими несколько соседних строений – ну, скажем, в Петровке – чтобы никому не было скучно. Только вряд ли они захотят бросить свои дома.

- На кой черт тебе люди? – спросил жену Николай Дмитрич. – Не с кем полаяться?

- Да будто бы! – поджала губы тетя Маруся.

Ну вот и приехали! У некоторых просто отсутствует представление о том, как устроен загробный мир. Ужасно и глупо, согласен. Я понял этих грустных людей – свой дом, свой двор, свой огород, своя стайка и своя корова. Счастье – когда это все свое.

Круиз по селу не смог поднять настроение ни мне, ни моим пассажирам. Но езда дала возможность поразмыслить и разобраться в значении всего произошедшего за день. Выяснилось, что одна простая фраза все время звенит у меня в голове, перескакивая с извилины на извилину. Казалось, она живет собственной жизнью. Чем больше я в нее мысленно вслушивался, тем больше смысла находил. А по ту сторону смысла она превращалась в некую искушающую мантру. Стала ключом к мыслям о создании колонии мысленно материализованных людей на Том Свете.

Эту фразу сказала мама: «Хотелось, чтобы все было, как в прежней жизни».

Конечно, кое-что я могу, но всю прежнюю жизнь вернуть – вряд ли.

Итак, Петровка – две семьи здесь уже есть. Осталось убедить маму и папу сюда переехать, в чем я все больше сомневаюсь.

Все перебор. Нужно отвлечься, иначе всего этого не рассортировать. Я никогда еще не был так одинок, находясь в кругу своих родственников. Казалось, сама идея существования калитки между Тем и Этим Светом и проникновение через нее поют рапсодию Великого Чуда, которая должна бы зажигать мое сердце и заполнять сосуды хмельным чувством благоговейного трепета. Что, однако, никак не увязывалось с моим теперешним состоянием.  

Я сидел за столом во дворе у бабушки, где уже налобызавались две сестрицы и матушка их, пожали руки и охлопали плечи тесть и два зятя его, а теперь все сидят и едят, и пьют, и говорят безумолку. Грустно лишь мне. Казалось бы, все сделано правильно – честно заработаны аплодисменты за хорошую работу. И каким милым сюрпризом оказалась вот эта встреча близких родственников за одним столом.

А когда пройдет вот это все – что они будут делать на пустой земле, разбредясь по своим домам? Почему-то эта мысль отравляла мне торжество. Я даже думал, что меня стошнит. Даже мама заметила.

- Не пей, сыночка, больше, - шепнула она, ущипнув легонько меня за локоть.

Я покачал головой. Иногда мне трудно поверить, что она так наивна.

- Мама, а что если мы останемся жить у дедушки? Смотри, как тут весело.  

- А как же наш дом? Я думала, ты коровку подгонишь – будем пить молочко.

Теперь настала моя очередь моргать и удивляться.

- Ты оставишь бабушку с дедушкой одних в пустой деревне? Давай заберем их с собой в Увелку.

- Невозможно. – ответила мама. – Да они не поедут. Здесь вон Маруська с Николаем. Здесь их изба и хозяйство.

- Ха-ха, - сказал я без особого веселья. – В этом все счастье? Вы всю жизнь копались в навозе и туда же хотите вернуться? Ведь у нас есть возможность объехать весь свет – все посмотреть, везде побывать. Я был на Кубе – мне легко представить ее красоты и чудеса, пальмы, отели, море и набережную. Неужели ты не хочешь позагорать на песочке тропического острова? К черту Увелку! Я хочу путешествовать.

- Ну, покатайся, а потом приезжай. Мы тебя будем ждать. – сказала мама.  

С наступлением сумерек Леонидовы ушли домой. Я предлагал их довезти, но они отказались. Вышли со двора, сплели локти и запели, пошатываясь, побрели домой.

Начали укладываться и мы. Отец с мамой на кровать, что в сенцах. Дед Егор Иванович на кровать, что в избе. Бабушка на печку.

- А ты полезай, - говорит она мне, - на полати. Помнишь парнишкой спал?

Помнить-то помню, и как сухари в дырку из мешка таскал тоже помню, но лучше я сегодня в машине. Она у меня комфортабельная.

- Ну, загоняй ее во двор, - дед предложил. – Сейчас стол уберем.

- Да на улице со мной что случится? – село-то пустое.

- Поди по девкам собрался? – предположила мама. – Веди себя прилично: ты выпивший и в возрасте приличном.

- Когда нужно, я могу быть таким же порядочным, как церковная кошка, - успокоил я маму. – И права ты – не по возрасту мне за девками гоняться.

- Они сами к нему приходят, - брякнул отец, хитро усмехнувшись; должно быть слышал нашу возню с Ириной.

Спать я, конечно, не собирался, и когда в избе свет погас, завел мотор и, не включая фар, вырулил на дорогу. Я вернулся в Увелку скорее, чем доехали до Петровки. Вошел в кухню, свет включил…

Картина маслом – на коврике из оленей шкуры, которым застелена коробка пылесоса, лежат два котенка, свернувшиеся в один калачик. Что за чудо Великого Маниту?

Я беру в ладонь маленький пушистый комочек… Ну, конечно же это моя маленькая Маркиза, дорогая вернулась из черного небытия.

- Маркиза, как я рад тебя видеть! А кто это с тобой?

Беру в ладонь второй комочек – нет, не знаком… ай нет, знакома. Как глазки увидел сразу вспомнил – это же Принцесса, дочь Маркизы. Настенька ее выбрала и так назвала. Не смогла удержать ее – аллергия. А потом судьба ее была совсем трагичной. Отдал вроде порядочной женщине, а та ее на свалку выкинула. Господи, как люди бывают жестоки!

Ты вернулась ко мне, моя маленькая. Помню, как ты обрадовалась после ночи, проведенной у Насти – увидав свою маму, своих братиков и сестренок, ты подпрыгнула, оттолкнувшись от земли всеми четырьмя лапками. Было так здорово это видеть. А я отдал такую кроху на злую судьбину…

Уткнувшись носом в два пушистых комочка на моих ладонях, пьяно всхлипнул.

- Вот что, мои дорогие, давайте-ка вместе на диван завалимся и вздремнем минуток шестьсот.

Покормив котят молоком и вискасом, тут же придуманными на скорую руку, застелил постелью отцовский диван, разделся, лег и пристроил любимчиков себе подмышку. Они дружно замурлыкали, сон навевая.

И он приснился…

Солнце было огненно-красным, а по васильковому полю бежали длинные тени облаков. В глазах у девчушек в пестреньких сарафанчиках, что вели меня за руки через поле, отражались лучи заходящего солнца. Они очень похожи – мама и дочка одного возраста: и глаза, и улыбки, и одеяния…

Куда они меня ведут? В глазах у них искренняя мольба. Наверное, в вон тот зеленый прохладный рай, что огорожен кустами краснотала?

Солнце скрылось за облаком. Прохладный ветерок шевелил волосы девочек и рябил васильковый ковер, по которому мы шли.

Малышки звонко смеялись. Только дети бывают так счастливы и беспечны. Взрослым остается им завидовать.

Я огляделся. Поистине райский уголок. Не припомню, что видел его в реальной жизни. Васильковое поле было прекрасным даже в тени набежавшего облака и радовало глаз своей естественностью. За густым тальником должна быть поляна. Туда девочки тянут меня…

Смех малышек отвлек меня от созерцания окрестностей. Они отпустили мои ладони и побежали вперед наперегонки…

Утром я соскочил с дивана чуть свет – мне надо успеть в Петровку до того, как там все проснутся. Что делать с котятами? С собой взять? Дома им, конечно, будет спокойнее. Налил в чеплашечку молока, выдавил «вискас» из двух пакетов. Ждите, милые, вечером я опять приеду.

И тут вдруг вспомнил, зачем я сюда так стремился сюда. Вот блин! – напился и все забыл. Заглянул в свою спальню. Ну, конечно, маркиза Ангарская, вся разобиженная, лежит в моей кровати и сверлит меня глазами.

- Здравствуй, Ира!

- Привет, Анатолий, - гостья скинула с себя одеяло и скрестила голые ноги.

Разговор предстоял серьезный.

- Где ты пропадал? – в голосе не слышалось и намека на сочувствие.

- В Петровке был.

- В Петровке? – эхом отозвалась маркиза.

- Да отвез своих родителей к родителям мамы. А заодно и тетку с мужем воплотил.

- Тетку с мужем? – продолжала вторить Ира.

- Угу. Мы посидели все за столом. Было грустно и весело.

- Ты грустил и веселился?

- Совершенно верно. Стол поставили во дворе… Представляешь, он у них конотопской травой зарос – сидишь словно на лугу.

- И ты там пробыл день и ночь?

- Ага.

Ни стыда за ложь, ни уколов совести за отсутствие этого стыда я не почувствовал. Может быть, Ира появилась недавно, а не спала одна в моей кровати всю ночь? Сумей я разжалобить ее, буду возможно прощен. Но если она меня ждет с вечера и слышала мой приезд, то дела мои плохи.

- Ты забыл, что мы условились встретиться? – по-прежнему холодно спросила маркиза, однако лед в голосе начал таять.

Я вдруг понял, что Ира появилась в моей кровати в тот самый миг, когда я вспомнил о ней – ночью ее здесь не было. У меня появился шанс.

- Оставь, пожалуйста подозрения. Они как набросились на меня и не хотели отпускать. А потом мы в добавок напились… - печальной фразой я сокрушил ее строгость.

- Как ты сейчас себя чувствуешь? – после долгой паузы осведомилась она.

- Прекрасно.

- Прекрасно?

- Я в отличной форме. 

- На сто процентов?

- На сто десять? Могу доказать, если ты позволишь мне рядом прилечь.

Это было все, что она хотела от меня услышать. По лицу ее поползла улыбка.

- Ложись, - сказала она, расслабившись.

- Ух, как у меня чешутся руки тебя помять! – сказал я, раздеваясь.

Она потянулась ко мне, торопясь получить в свои объятия мое тело.

Я почувствовал прилив сил и настроения – ложь моя осталась незамеченной. Никогда еще неправда не приносила мне столько радости…

Пока отдыхали от бурной страсти, обдумывал, что делать дальше. Я намеревался забрать Иру с собой в Петровку. Мне было безразлично, как будет воспринят там наш мезальянс – шестидесятисемилетний старик и двадцатилетняя девушка. Точно так же меня не волновала опасность предстать в глазах родственников этаким чудаком, проводящим каникулы на Том Свете. Надо было уговорить Иру.

- Миленький, пусть это будет выглядеть неприлично, но я с тобой хоть куда поеду. Невыносимо ждать и встречаться от случая к случаю – жить так жить! Что мы там будем делать? Сено косить? За грибами ходить? Корову доить? Я на все согласна.

С трудом представлял себе маркизу, дергающую корову за вымя. Или с литовкой. Или с граблями. В крайнем случае, с лукошком…

Так, все согласны, пора уезжать.

Но во дворе меня ждал еще один сюрприз – из большой будки выскочил небольшой песик и начал ластиться, виляя хвостом.

Моряк! Да моя же ты прелесть! Тот самый Моряк, что любил ездить с отцом на мотоцикле, сидя на его бачке. Ты поедешь с нами кататься в машине? Да, конечно, поедет! Он ужасный любитель путешествий. И приключений…

- Они тоже хотят, - сказала Ира и указала на окно горницы.

На подоконнике два котенка – причем Маркиза смотрит с тоской своими расчудесными глазками, а Принцесса стучит лапкой в стекло – возьмите нас, мол, возьмите с собой. И как забрались туда? Наверное, по шторе...

И, правда, зачем оставлять двух маленьких котят в большом пустом доме? Гулять так гулять! В сарае нашел большую плетеную корзину, с которой никто никогда не ходил за грибами – уж больно она крутобока. Застелил ковриком из оленей шкуры и усадил туда малышей.

Ире вручил:

- Приглядишь за ними, чтобы не разбежались по машине.

Я с детских лет тянулся к животным – считал их преданность и верность неподдельной. Вот дружба между людьми – это в основном вопрос стратегии: дружат лишь с теми, с кем это выгодно.

Мы расселись так – на переднее пассажирское кресло села Ира с корзиною на коленях, Моряк запрыгнул в заднюю боковую дверцу, я ему окно опустил – не выпрыгнет: пес проверенный. А я…

Ира просящее заглянула в глаза:

- Может, поменяемся? Видишь, как на тебя смотрят котята? Как они просятся к тебе.

- Ты хочешь за руль?

- Ментов же нет. И коробка автоматическая – такую машину водить одно удовольствие. Я осторожно…

- Ну, садись.

Мы поменялись местами.

- Видишь, всего две педали – газ и тормоз. Давишь на тормоз. Переключаешь рычаг направления движения «вперед»… вот так. Отпускаешь тормоз. Машина сама тронулась. Теперь можешь добавлять потихоньку газ… И смотри на дорогу.

Котята в корзине набросились на мою ладонь – и лизали, и кусали, и царапали ее. Моряк высунул голову в окно и посматривал по сторонам. Ира вела машину. Я улыбался сбывшимся мечтам…

С пасмурного неба упали капли – кажется, будет дождь.

- Ты наколдовал? – спросила Ира.

- Да будто бы. Мы в Петровке на пикник собрались, и дождь нам совсем не ко времени.

- Да пусть помочит, - согласилась она. – Пойдем за грибами. Эй, приятель, убери-ка голову – я стекло опущу.

- Его Моряком зовут. Иди ко мне.

Пес спрыгнул с заднего сидения и, просунув голову между кресел, спрятал ее у меня под мышкой.

- Ну, семья вся в сборе? – Ира покосилась на нас, улыбаясь.

- Нет, еще коровы Белянки не хватает.

- Нет уж, нет уж – машина на нее не рассчитана.

Прошло полчаса. Дождь не собрался или остался позади. Наша водительница весело болтала обо всем, что только приходило ей на ум. Потом решила меня оторвать от молчаливого размышления. Общение сокращает дорогу.

- Ты где подобрал этих котят? По-моему это бесчеловечно отрывать их в таком возрасте от мамы.

- Ты не поверишь – это мама и дочь. А тебя не напрягает, что я совсем старый, а ты такая молоденькая?

- Ну уж не совсем ты и старый. Седые волосы можно покрасить. А что касается всего остального – со временем я до этого тоже дорасту.

- Лет через сорок.

- Это просто морщины, любимый мой. Просто морщины. У многих людей есть морщины. А потом, может быть, со временем они и пройдут.

- Ты думаешь?

- Ну, здесь же Тот Свет. Все как бы наоборот. Я уверена – здесь ты начнешь молодеть.

- В самом деле?

- Точно. А потом, во время близости возраст мужчины и женщины слагается в одно целое: твоя мудрость и мой темперамент, а после делится пополам – мы встаем с постели ровесниками.

- Я как раз собирался спросить – как ты себя чувствуешь?

- Мне было здорово!

- А сейчас?

- В сон клонит. Но это погодное.

- Ты чувствуешь слабость? Вот что значит близость со стариком!

- Не пори чушь! А то как дам сейчас по газам – держи шапку!

- Может, приляжешь отдохнуть – я порулю.

- Да все у меня в порядке. Просто давление низкое, и хочется зевать.

После непродолжительного молчания я сказал:

- Рад, что мы с тобой все-таки вместе. Пусть столько лет прошло, но мы вместе.

- Твои глаза совсем не изменились.

Повернул к себе салонное зеркало и недоверчиво посмотрел в него:

- Ты думаешь?

- Ну, по крайней мере, они нормальные, пока ты не начинаешь щуриться. Можешь поверить мне на слово.

Я повернул зеркало в прежнее положение.

- Ира, мне надо сказать тебе одну вещь. Я случайно проник сюда. Оживил тебя, своих близких… Не знаю, сколько пробуду здесь и чем буду заниматься. Но обещаю, если это в моих силах, буду рядом с тобой столько, сколько ты этого захочешь.

- Анатолий…

- Возможно, время моего пребывания ограничено. Возможно, силы, рулящие здесь, играются с нами. Но мне хорошо с тобой здесь и сейчас. А завтра будь что будет…

- Это не так, - она протянула руку ко мне. Обняла за шею и привлекла мою голову к своей груди. – Если ты смог попасть сюда, если ты смог найти меня – значит, все у нас будет хорошо. Иначе и быть не должно.

Я поднял голову, и мы поцеловались. Она улыбнулась.

- А вот сейчас мы дошли до того, что тебе не понравится.

- В смысле?

- Всем мужчинам это не нравится. В народе это зовется залет. То есть, я хочу от тебя ребеночка.

Следующую минуту (или несколько?) я откашливался, смотрел в корзину на спящих котят, чесал в затылке, что-то мурлыкал себе под нос – короче, делал все лишь бы не смотреть Ире в глаза, как подобает мужчине. Хотя вообще-то и она была не лучше. Вместо того, чтобы преследовать меня грозным взглядом, она зарделась и начала накручивать прядку волос на указательный палец, глядя перед собой и держа баранку руля одной рукой. Наверное, если бы нас оставили в покое, Ира увела бы авто через кювет в чисто поле. Но после того, как мы несколько минут эдак потянули резину, нас грубо прервали.

Кто? – догадаться нетрудно. Моряк залаял, когда заметил, что джип одной парой колес съехал в кювет и следует, как шлюпка под парусом при боковом ветре. Надо сказать, вовремя он голос подал – очень большой был риск, что мы перевернемся или, перескочив кювет, врежемся в столб.

После этого инцидента, Ира, крепко сжимая руль, вела джип в сторону Хомутинино. В медгородке я заметил трейлер – и почему бы его не прихватить с собой?

Я не знал, что и думать о только что озвученном желании маркизы, и изо всех сил пытался вести себя правильно. Неужели это возможно? Если да, то что это тогда значит – я на Том Свете или он уже стал для меня Этим?

Наконец мы в Хомутинино, в медгородке.

- Сумеешь подрулить? – кивнул ей на трейлер. – Ну, давай тогда я.

Закончив рулежку, пошел цеплять к джипу дом на колесах. Ира следовала за мной, на ходу пытаясь узнать, для чего нам стал нужен этот трейлер. На неопределенный ответ просто стала у меня на пути.

- Так для чего? Ты просто скажи. 

- Для комфорта. В Петровке готовятся на пикник – мужики собираются спать в шалаше, а дамы где?

- Я тоже хочу спать в шалаше.

- А женщины старше вряд ли – им экстрим ни к чему.

Маркиза подбоченилась, выражение ее лица говорило «в точку», вслух же она произнесла:

- Пикник это куда?

- В лес. На природу. На рыбалку. На сенокос. По грибы и ягоды… Вобщем, подальше от дома. 

Ухмыльнувшись, Ира тряхнула прической:

- На природу, так на природу.

Увидев, что я закончил крепление трейлера к джипу для буксировки, она круто развернулась и направилась к машине, бросив через плечо:

- Рулю я.

Маркиза села в джип, завела мотор – без необходимости, но с удовольствием газанула. Меньше чем через минуту мы выехали на асфальт и помчались в Петровку через Дуванкуль с Рождественкой.

- Давай подъедем к берегу озера. Я хочу послушать прибой. Он всегда успокаивает и укрепляет нервы.

- Ты расстроился по поводу моего желания?

- Нет. Но раз мимо едем, почему не заехать, пользуясь случаем?

До берега мы не доехали – пошли пешком. Моряк помчался гонять чаек, хлебать воду и бултыхаться. Котята все еще спали в корзине, и я ее оставил в машине.

На берегу было удивительно тихо – ни ветра, ни прибоя. Даже чайки летали без крика, вспугнутые беспокойной собакой. Но и эта тишина пролилась бальзамом на мою душу. Наслаждаясь ею, глубоко вдыхал грудью воздух, пахнущий водным простором. Противоположный берег Дуванкуля терялся где-то вдали.

Как в лучшие годы, подумал я. Когда шахты остановили и перестали воду откачивать, озеро сильно обмелелело, а берега были видны.

Ира сняла кроссовки с носками, босиком пошла по линии прибоя, высматривая разноцветные камушки. А ко мне подступили раздумья. Какой смысл постоянно думать, что я не из этого мира, что мир этот не мой? Надо просто жить и радоваться тому, что он есть. Заделать Ирке ребеночка – если получится. Вот будет научная сенсация! – он живой, она – плод его памяти…

Наконец, Петровка, дедушкин дом. Только открыл калитку, Моряк шмыгнул во двор и радостно залаял. Голос отца произнес:

- Морячок! И ты, моя радость, здесь.

Мама стояла на пороге избы, босая, в бабушкином халате – мука на руках, рукавах, животе. Лицо ее просияло при виде меня.

- Ты куда пропал? Утром встаем – тебя нет. А я вот стряпаюсь в дорогу. Съезди за Мареечкой и Николаем – они ведь тоже что-то готовят. В машину загрузите харчи, чтобы в руках им не нести. Ой, а это кто с тобой?

- Это, мама, моя невеста.

- Какая молоденькая!

- Уж какую судьба послала.

Я поставил корзинку с котятами в самом углу двора. Они уже проснулись и во все глаза выглядывали оттуда, не решаясь выпрыгнуть. Сунул им теплый блин, который выпросил у мамы, и налил в чеплашку молока. Подозвал Моряка:

- Вот только посмей их обидеть!

Кажется он меня понял.

- Поедем за родственниками, - позвал я маркизу.

Ира постеснялась сесть за руль, и машину вел я.

Леонидовы тоже стряпались, собирались, готовились, но были еще не готовы. Я открыл багажник машины.

- Ставьте сюда ваши кастрюли, а мы пойдем погуляем.

И позвал Иру в церковь. Она была в современном виде – уже отреставрирована и открыта. Мы прошли от центрального входа к алтарю. Воздух здесь был спертым и прохладным.

- Попа бы сюда, - сказал я. – Мы бы с тобой обвенчались.

Но церковь была пуста. Я взял Иру за руку и сказал торжественно, как только мог:

- Благословляется союз тел, душ и умов – отныне наша пара благословлена Богом.

Мы повернулись друг к другу и целомудренно поцеловались. Многое связывает нас: любовь, а с ней растет и доверие; интимная близость, а с ней приходит тепло уверенности; страсть, а с ней возникают мгновения радости. Два сердца бьются в унисон, два ума думают одинаково – триумф совершенства отношений нам предрешен. Да, любовь меж нами была – большая, всепоглощающая. Я уже не мыслю без маркизы свою здешнюю жизнь. В чем я был не уверен – продлится ли это вечно? 

Тихая церковь давала возможность отвлечься. Мы разглядывали иконы и памятные надписи на стенах в свете дня, пробивавшимся сквозь ажурные окна. Прочитали Десять Заповедей, и каждый про себя посчитал сколько из них успел нарушить. Полюбовались мозаикой на потолке и искусной резьбой на деревянном распятии. Позвал Иру на колокольню, но звонить в колокол она запретила – незачем баловаться! Посмотрели, потрогали и снова спустились. Вышли в теплоту летнего дня. У коттеджа Леонидовых наш джип все еще стоял с задранной вверх дверцей багажника, и не было заметно никакого движения.

Ира взяла меня под руку, и мы тихонько пошли туда.

- Вы в церкву ходили? А я думала в магазин. Взяли настойки бутыль, - тетя Маруся кивнула на ведерную емкость. – Но разве же этого хватит?

- Давайте заедем.

Подъехали к магазину – и он не закрыт. Родственники мои шмыгнули туда и вернулись с ящиком водки. Вслед за ними из магазина в багажник машины перекочевали пакеты с колбасами, сырами, консервами и приправами. Не считая кастрюль и салатниц, целой ванны ватрушек и строя банок солений, прихваченных дома. Гулять так гулять!

Я хотел пошутить.

- Дядь Коль, за товар уплатили? Нет? Воровством припахивает.

Он ответил вполне серьезно:

- Жаль, что ты вышел из того возраста, когда надирают задницу.

Когда захрустели шины по гравию перед домом дедушки, там уже во всю шла погрузка продукции в трейлер. Дверь его была распахнута настежь.

 

 

 

 

                                                  

 

Добавить комментарий

ПЯТИОЗЕРЬЕ.РФ