Лаборатория разума

 

 

 

Подарок Свирепого

Бандиты совершают сотни преступлений, а гибнут за одну ошибку.

Я не буду Вас утомлять, читатель, всеми теми техническими подробностями плотостроения, через которые мы прошли. Скажу только, что специалистов этого дела у нас оказалось двое – Райзин не зря трепался, что умеет все: он действительно знал и умел многое. Ворчал: «Зачем одноногого пригласили, я бы на двух управился». Вот умением и старанием этих людей дело началось, пошло и успешно завершилось через месяц после начала.

Я расскажу Вам о том, чем сам занимался. А занимался политикой. Много возникло непредвиденных нюансов, которые следовало утрясти.

К примеру, при всей своей интеллигентности (довольно высокой для военного) и демократичности взглядов капитан Чарльз Гудвин был законченным патриотом (идиотом?) своей страны.

- Предназначение Америки – править миром. Эта роль уготована нам, и ничто не должно стоять у нас на пути! – пафосно утверждал он по поводу и без, к месту или впустую.

Я пытался его урезонить:

- Вам бы страну от бандитов избавить, а вы на мировое господство замахнулись.

Но тщетно. И я пасовал:

- Мир от вас может спасти лишь один человек.

- Кто же? – напрягся комендант резервации.

- Тот, кто смотрит на вас из зеркала.

Мы теперь вместе работали над подготовкой транспортировки опекаемого им племени индейцев вниз по Миссисипи на плоту (толковые головы посоветовались, а капитан Гудвин настоял – мол, так ему удобнее всех держать под надзором – и решили вязать один большой). И общались волей-неволей.

- Вы когда-нибудь убивали индейцев, мистер Гудвин?

- Возможно.

- Не желаете говорить об этом?

- Верно замечено.

- Давайте договоримся так – пока индейцы живут в землянках резервации «Красное озеро», они подконтрольны вам; но как только краснокожие перейдут в вигвамы, установленные на плоту, они становятся моими людьми. И ни один военный, включая вас, не смеет поднять на них руку. Ослушника я выброшу за борт (к слову). Доведите мои слова личному составу.

- Вы уверены? – удивился комендант моей наглости.

Я взглядом ему дал понять – можешь не сомневаться.

- О вас, мистер Мару, ходит дурная слава – вы убили много людей.

- Обычно я только защищаюсь. Но бывает не убиваю, но лишаю зубов.

- Да-да, я слышал – вы и в драке большой мастак.

- По мне, так это гуманное правосудие.

- Интересно, - совершенно не заинтересованно произнес комендант резервации.

Как ни крути, но по документам Департамента выходило, что индейцы чиппева переходили в мое распоряжение. А в обязанности капитана вменялось – проводить переселенцев до нового места дислокации то ли с целью защиты от посторонних враждебных действий, то ли с целью недопущения подобных вдруг обретшими свободу краснокожими. Ни то, ни другое Чарльз Гудвин не мог утверждать наверняка, но искренне хотел верить во второе, как умирающий начинает верить в Господа Бога.

В течение всего периода подготовки плота и переселения краснокожих из сырых и вонючих землянок в уютные вигвамы из парусины он думал над этим вопросом, верил в свою правоту, и вот тебе на! – Анатоль Мару, предъявитель правительственного декрета, перечеркнул все его надежды стать главой экспедиции.

Капитан был гордым, но благородным и порядочным (относительно, конечно) человеком, а главное – исполнительным офицером. Смирившись с ситуацией, он отдал приказ ставить палатки для солдат в конце плота – отдельно от вигвамов…

Вождя чиппева зовут Нот Долгоногий. Впрочем, имя гораздо длинней (я сократил для удобства произношения), а вот погонялово (или фамилия?) воспроизведено без изменений. Живет он на свете чуть более сорока лет. И вот уже двадцать в неволе. Из оружия у него есть только сломанный пополам (естественно, лезвие) кинжал, который он носит в ножнах на поясе.

Мэри по секрету поведала мне, что вождь в совершенстве владеет приемами древнеиндейской борьбы и может пустой рукой убить любого человека. И ещё – он очень мужественный; но главное – предельно осторожный. Все племя беспрекословно ему подчиняется.

Вот так, с её слов, не видя ещё, я зауважал этого человека. Как легко быть храбрым на виду у других! И часто люди бывают смелыми, когда на них смотрят другие. Но отвага ума, характера, выдержка – это качества великого воина! Главная его задача как вождя – не себя показать, а людей уберечь.

Полукровка Мэри в кругу соплеменников будто воспряла душой.

- Ты похорошела! – однажды заметил я без всякого намека на комплимент.

Она гордо вскинула голову:

- Возможно, потому, что я – чиппева. Чиппева умеют переносить все превратности судьбы. Их трудно повергнуть в уныние и лишить надежды. Пусть дуют ветры, пусть льет проливной дождь, пусть голод терзает – чиппева всегда остается чиппева!

Беда в том, что капитан Гудвин этого не понимает. Он не привык видеть индейцев без согбенных плеч, с открытым и гордым взглядом. И вот теперь два мира на одном плоту – один олицетворяет закон и порядок государства и сам же его осуществляет, другой, на свободу негаданно вырвавшись, жаждет её и не знает, как насладиться ею. Этих извечных врагов – закон и архаическое беззаконие – мне предстоит удержать в узде, чтобы не допустить беспрецедентного кровопролития на просторах Отца Рек (Миссисипи).

Было бы лучше, если я этот плот с индейцами спустил к своему острову по течению без всяких солдат. Но проклятый декрет Департамента приказал капитану – сопроводить! – и я вынужден подчиниться. А теперь – жди беды…

Я мастерски владею любым видом стрелкового оружия, умею драться с ножом и без... – но вот сумею ли уберечь от столкновения антагонистические силы, поселившиеся на плоту? Рыбак и охотник, бродяга лесов и прерий – сумею ли я быть дипломатом?

Озадаченный этой мыслью, решил побеседовать с капитаном.

- У нас с вами общая проблема, - сказал я с улыбкой. – Ответственность за людей.

Он ответил более пафосно:

- Мой друг, жизнь не баловала меня, но, уверен, когда меня не станет, обо мне скажут – он выдержал все.

- Тогда вам проще. У меня на совести – дети, женщины, старики… Как тут быть?

Он плечами пожал.

- Вы сами затеяли это, а я человек служивый – что прикажут, то исполняю.

- А если я вас попрошу на время оставить военную чопорность и отнестись к событию, как круизу – отдыхайте, загорайте, рыбачьте, купайтесь… Я гарантирую безопасность.

- А дисциплина? У меня приказ.

- Если вы снимите мундир, и свой мускулистый живот подставите лучам солнца – разве это нарушит устав?

- К чему вы клоните, мистер Мару?

- А к тому, что чиппева уже на свободе, плывут к своему острову, на своем плоту, а вы и ваши солдаты все ещё смотрите на них, как на заключенных. Далеко ль до беды?

- Вы мне угрожаете, мистер Мару?

- Предупреждаю – оставьте ваши тюремные замашки, расслабьтесь, отдыхайте. Будьте уверены – индейцы никуда не сбегут.

- А я уверен – краснокожим верить нельзя.

В это время подошла Мэри и легко вступила в наш диалог, услышав последние слова капитана.

- Я по матери чиппева – значит и мне вы тоже не верите?

- В мужских делах нет! – отрезал комендант резервации.

Такой тон и слова капитана больно задели самолюбие девушки. Она демонстративно повернулась к нему спиной и обратилась ко мне.

- Плыть на плоту гораздо удобней, чем ехать в повозке. Но надо молить Бога о хорошей погоде. Ведь на широкой реке может шторм приключиться. Как думаешь, Анатоль?

Чарльз Гудвин развернулся и ушел – решительно, по-военному.

Мэри, глядя ему вслед, сказала раздумчиво:

- Будь осторожнее – этот дурак может тебя расстрелять, обвинив в подстрекательстве к мятежу индейцев.

Я усмехнулся:

- Не припомню такого времени, когда меня не пытались убить. Наверное, мне суждено долго жить. 

- Но у него полсотни вооруженных солдат, а ты один.

- А вы, мои друзья, неужели оставите меня? А пять сотен индейцев чиппева?

- Но они безоружны.

- У нас есть оружие! Мы для кого его везли, подвергая себя риску? Оно уже на плоту – стоит только раздать…

- Тогда тебя точно обвинят в подстрекательстве к бунту и будут преследовать на всей территории США.

Я согласен с Мэри – странствовать на плоту, спускаясь вниз по реке, куда удобнее, чем пылить по дороге – пешком, верхом или на повозке.

К примеру в центре плота мы соорудили печь для приготовления пищи, естественно всеми возможными способами обезопасив несущие бревна от возгорания. Рядом навес, под ним столы и скамьи – место для приема пищи. Мы не выдавали в каждый вигвам пайки, как это делали в резервации, а готовили сразу для всех и принимали пищу все вместе.

Я к капитану Гудвину подошел с предложением:

- Приглашаю вас и солдат к нашему столу – чего нам делиться: все свободные люди.

- Вы шутите, уважаемый. У нас разный расклад по продуктам.

Мгновение я не мог вымолвить ни слова.

- Ну, как хотите, господин капитан, - сказал, сдержав свое возмущение. – Продукты я закупил – в пути будем рыбачить и охотиться. А вашу протухшую конину жуйте сами или продайте фермерам для свиней и собак.

На лице Чарльза Гудвина застыла гримаса отвращения, и, как я подозреваю, не столько из-за того, что я сказал, сколько из-за того, как это было сказано. Бывший комендант резервации вдруг почувствовал, что это значит – потеря реальной власти. Он не привык, чтобы ему прямо и открыто излагали суровые факты. Его самолюбие было уязвлено. Он стоял, не в силах произнести ни слова, беззвучно шевеля губами. Меня эта сцена забавляла.

- Как же вы собираетесь кормить своих людей?

- Как кормить? Еще не знаю, но что-нибудь придумаем…

Ну, думай, думай…

- Так вот, господин капитан, нам предстоит долгое плавание. Если вы не поймете, что мы все в одной лодке, то путешествие для вас будет очень трудным. Только от вас будет зависеть, доберетесь вы до конечной цели или нет. 

- У нас есть ружья. Мы можем охотиться, - растерянно сказал Гудвин.

- А наши скво приготовят пищу из этой дичи – но для всех! Нам надо дружить, капитан. На пути длиной более двух тысяч миль может всякое произойти – неизвестно какие преграды нас поджидают. Сплав по реке в дикой местности – это вам не прогулка по Женевскому озеру.

Бывший комендант резервации выглядел очень растерянным – в его голове не укладывалась сложность создавшегося положения. Прежний опыт его явно сейчас не годился, а думать было напряжно – привык инструкциями руководствоваться.

Армия, конечно, имеет свои преимущества, размышлял я – дисциплина, строй, залп из ружей – но в ситуации подобной нашей один сообразительный ковбой стоит десятка исполнительных солдат. Посмотрим, чего стоят индейцы, полжизни пробывшие в заключении. Для них настало время радикальных перемен. 

А мне, как никогда, была нужна помощь друзей.

Я шепнул на ухо Дэну Фарго:

- Присмотритесь к солдатам, заведите друзей в их среде – возможно, придется заменить командира.

Он понимающе усмехнулся.

Мы почти готовы были к отплытию.

Ну и последние штрихи…

Вигвамы служили укрытием от дождя и солнечных лучей, а также для сна. В одном мы хранили продукты. В другом винчестеры, кольты и патроны, привезенные из Нового Орлеана к Красному озеру. Ящики тайком от всех перенесли с фургона и замаскировали под инструменты для сельскохозяйственных работ на далеком острове. Лишь бы капитан Гудвин не пронюхал… 

Плот был управляем. Причем рули (их было три) стояли не сзади, а впереди. Подгребая одновременно широкими веслами, рулевые должны удерживать наш ковчег на фарватере.

Что еще сказать? Ах да, у нас было две шлюпки, но в распоряжении капитана Гудвина. И привязаны были сзади плота – как раз у самых палаток солдат.

Рок Лиль не оставил нас – решил следовать до острова Мэри.

- А там видно будет, - заявил он.

Итак, все готово…

Мы все на плоту. На берегу толпа жителей города и фермеры, работавшие с нами, машут, прощаясь, шляпами. На флагштоке в центре плота чуть-чуть от ветерка колышется флаг с тотемным знаком чиппева – красный силуэт орла на голубом фоне. И еще один на корме – звездно-полосатый символ США.

Все ждут команды – вот брякнет рында, и шлюпки потянут плот к истоку реки.

Но я иду к капитану Гудвину.

- В чем дело? – тот недоволен.

- Не хочу рисковать. Мы забыли исследовать русло, и пока не поздно, надо выслать разведку.

- Как вы себе это представляете?

- Дайте мне одну шлюпку – я пошлю индейцев с Дэном Фарго.

- Индейцев без солдат я с плота не отпущу!

- Что за чушь, капитан?!

Гудвин поиграл желваками и выдал:

- Плывите сами – вам я шлюпку доверю.

Делать нечего – надо воспользоваться предложением.

Чук и Гек на веслах, Дэн Фарго за румпелем, я на баке отправились исследовать исток Миссисипи, чего ума не хватило сделать раньше. Впрочем, обстановка речная на глазах меняется, а что может случиться за месяц, только Бог знает. Так что разведка необходима…

Стараясь держаться ближе к берегу, мы вошли в протоку. Ширину её прикидывал на глаз, глубину измерял лотом. Русло было, ограниченное камышами, а вот за ними тянулись болота. Нам надо было исследовать несколько проток, чтобы определить, по какой безопаснее двигаться плоту. И кажется, с первой же повезло… 

Была она не слишком извилистой. По моим прикидам наш длинный плот вписывался в повороты. Течение не быстрое, ветра нет – погода и обстановка благоприятствуют.

Через час пути проход, по которому плыли мы, заметно расширился, превращаясь в нормальную реку с твердыми берегами – они густо поросли ивняком.

Мне кажется, путь надежный найден. То же самое утверждают мои товарищи.

Заметив полоску земли, мы подошли к берегу. Сошли на твердую почву передохнуть, хоть и не очень устали гребя по течению. И вот отсюда мы заметили судно, которое шло против течения – два больших лопастных колеса по бортам двигали его вперед. Кто же крутит их? Чудеса! Черный дым из высокой трубы столбом поднимался вверх.

Пароход! Я слышал, что на Востоке люди катаются на паровозах, но никогда их не видел. Теперь на тебе – на воде…

Судно приближалось медленно и грациозно.

На палубе мы заметили какое-то движение. Люди!

А что, надо было обезьян увидеть?

Торговцы следуют в Белтрам? Может быть. А может, и преследующая нас банда Свирепого? Им есть за что мстить нам. Если это так, надо бы своих предупредить да и весь город тоже – такие головорезы никому не подарок. Но как это сделать? Обогнать веслами гребные колеса не предоставляется возможным. 

Что предпринять? Сидеть и ждать? Разве когда-нибудь я жил тихо-мирно?

- Садимся, гребем – следом идем, - отдал приказ.

Ночь приближалась. Видимо, на пароходе не было лоцмана – со знающим человеком они бы прошли беспрепятственно до самого Белтрама даже ночью. Но они бросили якорь посреди протоки едва засумерничало – осторожничают.

Темноты дождавшись в прибрежных кустах, мы подошли к самому борту и пришвартовались к гребному колесу. Бандиты были более чем беспечны, и это меня не удивило – потому что это действительно были люди Свирепого, и шли они по мою душу.

Разувшись, раздевшись, в одних штанах я решил пробраться на пароход и послушать – о чем они там говорят. Тихо прошелся палубой – часовых-наблюдателей нет. Завернул за надстройку и нос к носу столкнулся с незнакомцем.

У него было преимущество предо мной – он уже держал в руке обнаженный кортик.

- Кто ты? – зловеще произнес незнакомец. – И какого дьявола здесь делаешь?

- Я на берегу в плену у индейцев. Вас увидел – решил сбежать. Вы возьмете меня с собой?

- Индейцы здесь?

- На болотах полно, сэр? 

- Они могут на нас напасть?

- Когда я сбегал, не собирались.

- Если ты правду сказал, я, возможно, и помогу.

- Вы сомневаетесь в правдивости моих слов? Если так, будьте мужчиной – прямо назовите меня лжецом и помолитесь Богу.

- О-хо-хо… - мужчина с кортиком засмеялся. – Да, вижу кровь у тебя горячая: даже плен не исправил – сразу готов драться. Ну, а я совсем не такой – дерусь, только когда загоняют в угол или за золото. В былые времена из-за баб, правда, дрался – но это в прошлом. Они не стоят того.

- Чем же вы живете сейчас? – спросил я с более миролюбивым настроем.

- В этой позабытой Богом стране можно только одним заниматься – грабить награбленное. Больше здесь делать нечего. Пойдем-ка на камбуз, я покормлю тебя и с удовольствием послушаю треп о твоих похождениях в плену краснокожих. А потом постараюсь убедить, что лучше нашего ремесла нет в мире занятия. И если ты захочешь с нами пойти грабить город Белтрам, я дам тебе кольт и рубаху. 

Я указал пальцем на его оружие.

- Зачем же вам кортик?

- Солонинки себе отрезать хотел. Всегда ночью жрать хочу.

- А я подумал – ночью, на палубе, без оружия… короче, боитесь…

- Я боюсь? Ну, ты, парень, выдал! Мне доводилось сражаться и на море, и на суше всяким оружием и со всяким сбродом. Да что говорить – тебя могу удавить одной рукой.

- А попробуйте.

Он сунул кортик в ножны и попытался вцепиться мне в шею. Отбив его руку, я ударил кулаком в солнечное сплетение. Он хрюкнул, упал на колени и ткнулся мне в чресла носом.

- Ну-ну, приятель, - я за плечи встряхнул его. – С вами все в порядке?

Он поднялся, прокашлялся, сплюнул за борт и протянул свою лапищу:

- Ваше имя, приятель?

- Анатоль Мару.

- Тот самый, которого мы… Вот угораздило!

Мужик мне понравился.

- Жить хотите? А мне служить? Что вам у Свирепого ловить?

- Ну, не скажите! У того сила. Он ничего никому не прощает.

- Так давайте в четыре руки проучим этого негодяя.

- Чревато.

- Боитесь?

Верзила пожал плечами.

- Рано или поздно Свирепого повесят. И вас с ним рядом. У меня же вы можете стать деловым человеком – разбогатеть, семью завести… Решайтесь или я вас сейчас убью.

Тот снова пожал плечами, взор потупил и произнес еле слышно:

- Согласен.

- Идем со мной.

Мы подошли к гребному колесу, за которым шлюпка притаилась. Я взобрался на лопасти:

- Дэн, слышишь меня? Во всю мочь гребите сейчас к плоту – предупредите капитана Гудвина, что к Белтраму движется пароход с бандитами Свирепого из Вашингтона. Пусть готовит ловушку…

Увидев лодку, во всю прыть рванувшую против течения, мой негаданный друг на пароходе бандитском стал разговорчивее.

- Я с вами – договорились? Вы настоящий Анатоль Мару и действуете как он. Куда Свирепому до вас. Да будет так! Командуйте, я следую за вами – и увидите, что я вас не подведу.

- Вот и отлично! Сейчас на камбуз – я тоже, кстати, проголодался.

Еще хотел расспросить его – сколько их? где расположены? экипаж парохода нанят или входит в состав банды? – чтобы иметь представление, что здесь творится. А с его информации я вдруг загорелся желанием захватить пароход в свои руки – ведь он прямым ходом туда и идет.

Внезапно на камбузе пришла мысль.

- Пайк (его так звали – Пайк Харрис) кто-нибудь из ваших знает меня в лицо? Вы говорили об этом?

Тот привычно пожал плечами.

- Да вроде бы нет.

- Расскажи, как разместились ваши люди – кто, где и сколько? Свирепый здесь?

- Нет.

- Сколько вас всего?

- Со мной было девятнадцать.

- А экипаж парохода – из ваших людей или нанят?

- Ни то, ни другое – ходят под дулами: они испанцы. Мы захватили «Санта Барбару» под Веракрусом.

- И в Штаты угнали? Потом прямиком сюда? Сколько же шли?

- Месяц примерно по Миссисипи, или чуть больше.

- Сколько в экипаже парохода человек?

- Девять, сэр – было больше: кого убили, кто-то сбежал.

- Мы сможем их убедить бунт поднять?

- Я не говорю по-испански.

- Тогда вдвоем. Не дрейфь – убивать не будем твоих товарищей, только повяжем… Пошли по кубрикам. Где главарь прикорнул?

- Вы настоящий Анатоль Мару!

Мы поднялись из камбуза и снова спустились вниз – теперь уже в спальные помещения. Пайк Харрис шел не таясь. Я босоногий бесшумно следовал за ним, словно призрак. Внезапно он остановился, предостерегающе подняв руку. Повернув голову, прошептал:

- Каюта капитана. Теперь здесь наш босс отдыхает и его закадычный дружок.

- Берем, - тихо сказал я и легонько толкнул его в лопатку плеча.

Дверь была незаперта. Пайк тихонечко стал открывать её, но внезапно раздался громкий голос предводителя шайки, захватившей корабль:

- Кто там скребется, черт возьми?!

- Это я, сэр, Пайк Харрис, - сказал завербованный мною бандит, широко распахивая дверь в капитанскую каюту.

- Еще мгновение, Пайк Харрис, и я бы гроша ломанного не дал за твою жизнь.

Он действительно стоял в нижнем белье у стола в центре каюты, но с кольтом в руке. Чего тебе?

- Тут у нас гость с берега – просится к вам.

Я выступил из-за широкой спины Пайка, поклонился атаману бандитов, а потом взглянул ему в глаза:

- Я, сударь, Анатоль Мару и прошу вас – кольт уберите. Иначе, без всякой жалости перережу вашу благородную глотку и выброшу за борт на корм рыбам. Вы хорошо меня поняли? Теперь вы никто и ничто! Запомните это, если жить хотите. Я беру в свои руки власть на этом корабле.

Главарь бандитов стоял, смотрел на меня и тупо хлопал ресницами удивленных глаз. Кольт из рук не выпустил, но ствол его смотрел на пайолы.

- Ну, живо! Оружие на стол и свяжите своего любовника!

Второй бандит с ложа не встал, но удивленно спросил:

- Что происходит, Поль?

Главарь от кольта избавился, дружка своего перевернул на живот, руки за спину заломил и связал простыней.

- Пасть ему чем-нибудь залепите.

Пайк из рубашки сделал кляп, в рот сунул приятелю атамана, а рукава завязал на затылке.

- Теперь голубчику Полю руки свяжи, - приказал я ему. – И пошли по кубрикам.

Кольт уже был в моей руке.

Мы прошли по жилым помещениям и связали всех бандитов. Причем, команды – бросить оружие! руки за спину! – отдавал главарь своим подчиненным.

Ночь была в самом разгаре, когда из машинного отделения мы освободили заточенных туда испанцев.

- Разводите пары. Мы снимаемся с якоря и идем в Белтрам.

Капитан парохода оказался жив. У него были мягкие манеры и тихий приятный голос. Мы познакомились.

- Мистер Диего, становитесь к штурвалу, следуйте против течения, ориентируясь на берега. Мимо озера мы не проскочим.

Всех связанных бандюков во главе с атаманом испанцы по моему приказу побросали в форпик и закрыли его.

- Они там задохнуться, - подсказал капитан.

- Вам их жалко?

- Законы божьи отрицают смерть нелепую.

- Хорошо, капитан, они ваши – можете развязать их и вернуть им оружие.

Ни то, ни другое испанец не сделал, но приказал открыть люк для вентиляции и поставил двух часовых с лопатами.

В ходовой рубке при тусклом свете свечи (чтобы не слепить капитана, ориентирующегося в темноте на берега) мы сели с Пайком Харрисом распить бутылочку за победу.

- Как вам все здорово удалось, мистер Мару! – восхищался мой завербованный соратник. – Я слышал о ваших способностях. Я понимаю – это гипноз. Но скажите мне – я под воздействием тоже или все делал добровольно?

Я тюкнул свой стакан о его:

- Успокойся, Пайк. Ты добровольно перешел на сторону закона, и виселица тебе не грозит. Я помню свое обещание и буду использовать тебя там, где ты более всего пригодишься и быстрее разбогатеешь.

- Я хочу жить честно и работать с вами.

- Считай это своим долгом. А вам, господин капитан, не хотелось бы мне послужить? Чей пароход? Кому принадлежит?

- Точно не мне.

- Тогда можете не продолжать. Я забираю его себе – как приз от стычки с бандитами. Останетесь вы на нем мне служить?

- Как платить будете, сеньор.

- Договоримся. И знаете, дон Диего – заработать деньги не так уж сложно, поверьте мудрому человеку, коим я себя мню. Главное – сохранить их, чтобы правильно тратить. А для этого надо жить в нормальной обстановке. К утру мы будем в Белтраме. Это отличный город французских традиций. Походите по улицам, загляните в отель мадам Николь… вам понравится. Вот и я хочу на своем острове построить город, где будут жить хорошие добрые люди. Переезжайте ко мне, дон Диего, вместе с семьей, и вы не пожалеете.

Капитан вдруг ответил не то, что я хотел от него услышать.

- Слова красивые, синьор Мару, но поступки ваши… Зачем вы хотели удушить людей в форпике?

- Я не знал, что там нет вентиляции.

- И сейчас – пятнадцать человек (троих, не поддавшихся внушению, я пристрелил при пленении) в таком тесном помещении: они с ума сойдут и искалечат друг друга.

- Ничего, потерпят – немного осталось.

- У вас есть женщина?

- Думаю, есть.

- Только женщина делает мужчину жестоким или милосердным…

- Да вы романтик, кэп!

Помолчав, подумав, добавил:

- Она полукровка. Её мать индианка.

- Вот откуда ваша жестокость!

- Вы так думаете?

- Не сомневаюсь.

Ах, Мэри, Мэри…

- Женщины приносят одни несчастья, - встрял Пайк в разговор. – Не забывайте об этом, джентльмены, и будете в шоколаде.

Я отчасти и сам это понимал.

Харрис, наверное, захмелел – в рассуждения вдруг пустился:

- Не понимаю, чем так бабы мужиков заводят. Они же все одинаковы – не хочешь эту, пользуйся той. Красивые, некрасивые – все они увядают к старости и превращаются в сварливых гарпий. Вот золото – это да! – во всех жизненных ситуациях сверкает. Если оно есть у тебя, твои женщины всегда будут молодыми.

А ведь Пайк прав!

Рассвет нас застал на выходе в озеро. На его глади не было ряби. Кричали, кружась над водой, чайки. Солнце золотило горизонт.

Потом открылись плот и город. Людей ни там, ни там не видать. Какую ловушку задумал Гудвин? Как бы он нас не перестрелял.

- К плоту мы можем пришвартоваться? – спросил капитана.

- Удобней к причалу, - ответил тот.

- Давайте к причалу.

Памятуя ночной разговор, спросил дона Диего:

- Как случилось, что вы стали моряком? Вы рассуждаете, как образованный человек из высшего общества.

- Это долгая история – когда-нибудь расскажу. Мне дали хорошее образование, и, было время, я даже занимал видное положение в обществе. Теперь по сравнению с тем я никто и ничто. Но зато счастливее меня не найти человека на свете – я влюбился в море на всю оставшуюся жизнь...

Хотелось еще расспросить, но швартовка отвлекла капитана от разговора.

- К нам гости, - повернувшись, сказал мне дон Диего.

По причалу шли пять человек – официальные лица города. При оружии был только шериф. Остановились у трапа. Я вышел из рубки:

- Прошу на борт, господа! 

Я так и не понял, что Гудвин задумал, высылая навстречу бандитам все руководство города, да ещё без оружия. Возможно это был их совместно разработанный план. А сейчас у городских чиновников ступор на лицах – никак не могли понять, почему на борту парохода встречаю их я, а не люди Свирепого.

Не веря своим глазам мэр Белтрама окликнул меня:

- Это вы, Анатоль Мару? Почему вы на палубе, а не связанный в трюме?

- Потому что вязальщики сами связаны и в форпике сидят.

- Вы один захватили пароход?

- Нет, с его экипажем. Вот, джентльмены, представляю – капитан судна дон Диего Эстебан.

Наконец-то гости решились взойти на борт.

- Шериф, в форпике джентльмены очень жаждут вашего общества – ждут, не дождутся.

Блюститель порядка заглянул в люк на баке и скуксился духом, оттуда идущим.

- Мне солдаты нужны.

- А где капитан Гудвин?

- Он засаду устроил в отеле мадам Николь. Мы должны были гостей с парохода туда проводить.

- Отличный план! Очень жаль, что я его испортил вам. Ну что ж, господа, проводите меня туда – мистер капитан, должно быть, заждался.

Шериф не захотел уходить с парохода с пустыми руками. Снова сунувшись в люк форпика, он крикнул:

- Кто здесь главный? Выходи!

Голова Поля (дальше не знаю как) появилась из люка. Охранявшие члены экипажа помогли ему выбраться. Шериф ткнул ему дулом кольта между лопатками:

- Вперед!

Проходя мимо меня, главарь бандитов процедил:

- Мы ещё встретимся, Анатоль Мару. Я перережу тебе глотку – дай только срок.

- Даже не надейся, приятель, на срок: твое место – виселица.

- Ха-ха-ха! – рассмеялся он. – Много желающих было меня повесить да мало их в живых осталось. 

Капитан Гудвин спрятал солдат в жилых комнатах второго этажа, а сам, прикрыв гражданским плащом офицерские эполеты сидел за столом с кружкой пива в темном углу салуна. Николь была за стойкой и о чем-то весело щебетала с ним.

Войдя первым в помещение, мэр города громко крикнул:

- Николь, накрой нам стол за счет муниципалитета! Капитан Гудвин, отправьте своих солдат на плот – бандиты повязаны, опасность городу миновала. Празднуем, джентльмены, нашу победу и славим Анатоля Мару. Гип-гип, ура!

Все вошедшие за ним прокричали мне осанну.

Николь мигом накрыло стол выпивкой и закуской.

Сели, выпили… В это время солдаты ушли. А я начал клевать носом – веки отяжелели от всех приключений бессонной ночи.

- Я пожалуй, тоже пойду – сил нет, так спать хочу. Просто до смерти… 

Никто из присутствующих не возражал.

Проходя мимо бандита Поля, набивавшего брюхо под надзором шерифа, изобразил ему кистью руки петлю на шее и язык высунул набок для убедительности. Он в ответ свой жест, как прогноз моей судьбы – чиркнул ребром ладони себя по горлу. Веселый парень!

На плоту друзья обступили меня:

- Как ты? Как один сумел захватить пароход? Он теперь наш? К черту плот?

- Все расскажу – дайте немного поспать.

Мэри с тревогой в глазах взяла меня за руку:

- Ты не ранен? Пойдем в наш вигвам – я буду беречь твой сон.

Названная жена моя жила с несколькими незамужними индианками.

И когда я лег в пустующем сейчас жилище, пристроив голову к бедру Мэри, на плоту воцарилась полная тишина. Или это уже снилось мне…

Я проснулся, когда встало солнце следующего дня. Мэри не было со мной, а на плоту царила суматоха. Пароход к нему пришвартовался, и солдаты Гудвина, сворачивая палатки, перебирались на новое место.

По какому праву?! Кто разрешил?

А впрочем, черт с ними! Пусть тащат буксиром наш плот, главное – что на нем не будет теперь солдат! Ай да Гудвин, сукин сын!

Тем не менее, я поднялся на борт парохода и затеял свару с его капитаном.

- Диего, разве вы не у меня на службе? Разве я отдал приказ – принять на борт пассажиров? А где пленники форпика? – я смотрю вы стражу сняли. Что происходит, черт возьми?!

Капитан поклонился мне с достоинством и так же ответил:

- Пленников под конвоем солдат увели к шерифу. Вон тот офицер пароход оккупировал, и все последующие распоряжения идут от него.

- Вы ему служите или мне?

- Вам, сеньор. Но в данный момент судно опять конфисковано.

- Кем?

- Мной, - передо мной вырос капитан Гудвин.

- А вы кто такой?

- Офицер правительственных войск Соединенных Штатов Америки!

 

Добавить комментарий

ПЯТИОЗЕРЬЕ.РФ