Каннибалы
Встречаются ли среди людоедов вегетарианцы?
/Е. Лец/
Утро я встретил, как пьяный моряк, в обнимку с прибрежным песком.
- Господин губернатор, - у матроса Шолтона был низкий, раскатистый голос; при его звуках в воображении возникали солнечные отсветы на бутылках с хорошим красным портвейном. Должно быть, с похмелья. Это был добродушный голос – казалось, будто его обладатель вот-вот засмеется.
- Слушаю вас.
- Мы на днях были на западном берегу острова и видели поразительную картину.
- Что там?
- Вам стоит взглянуть.
- Ну так пойдем, глянем. Помоги мне столкнуть в воду мое судно.
Подскочили еще два матроса, и вместе мы вытолкнули тримаран из песка.
- Интересная посудина. – удивился Шолтон.
- Сиди смирно и ни к чему не прикасайся – у меня все механизмы на тросиках.
Матрос послушно сел на указанное место в левом балансире и сложил на коленях руки. Вращая блок, я осторожно приподнял парус из плотного и прозрачного полиэтилена. Поймал легкий бриз и путешествие наше началось.
Легко скользя по глади воды, мы пересекли лагуну и через горловину вышли в океан. Шолтон смотрел по сторонам, я – вперед, огибая остров. Хоть ветер здесь был небольшой, волны на просторе разбегались высокие. Но тримаран был легок и устойчивее любого корабля – он резал водные барханы по самым верхушкам, минуя впадины между ними.
- Кажется, здесь, сэр, - сказал Шолтон, потом поднялся и посмотрел в противоположном направлении. – Да, здесь. Вон на горизонте материк темнеет.
Я развернул тримаран к нашему берегу. Мы причалили.
Затянули судно на песок, чтобы не унесло волной. Я покрутил блок, складывая парус в скатку на носу своего судна, а Шолтон уже кричал с берега:
- Здесь! Здесь! Господин губернатор, идите ко мне.
Подходя, я заметил отчаянный ужас в широко распахнутых глазах британца. От его вида и у меня по спине побежали мурашки. Потом взглянул на землю. Лужайка хранила след большого костра. А еще кровавого пиршества – вокруг были разбросаны человеческие кости. А черепа людоеды, наверное, прихватили трофеями.
- А вон еще! А вон еще! И еще… - бегал по побережью Шолтон, указывая следы пиршеств.
Краснокожие людоеды просто превратили это место в слет любителей человечины с пионерскими кострами. А немыми свидетелями были пальмы – выстроившиеся в ряд, будто преграждая дорогу незваным гостям вглубь острова.
- Как нам жить с таким соседством, господин губернатор? – отважился спросить Шолтон.
Я смерил его раздумчивым взглядом:
- Я подумаю. Ты не побоишься вернуться к хижине сушей один?
Не похоже было, что мое предложение привело Шолтона в восторг.
- Конечно, сэр. Со мною вот, - он похлопал ладонью по рукояти пистоля за поясом.
- Тогда иди и скажи капитану Феррану, чтобы явился ко мне в резиденцию, как только сможет. Все понял? Вперед.
Шолтон уверенно зашагал вглубь острова. А я подумал, что поторопился его отправить – надо было сначала столкнуть тримаран в воду. Однако, прилив мне помог.
Чем больше думал об артефактах каннибализма, тем мрачнее становился, осознавая, насколько же я еще далек от величия и мощи, которые испытывал, покорив моряков с помощью пчел.
Ожидая Феррана в своей «крепости», я решил, не теряя времени, обследовать «живую изгородь», что разрослась вокруг огороженного шатра из парусины – места моего обычного полуденного отдыха. Зная из рассказов матросов, что здесь полным-полно пчел, подступал к ней боязливо, не зная, как они меня примут. Обошел изгородь по внутреннему периметру и визуально обнаружил несколько пчелиных «ульев», похожих на кокосовые орехи. Они прилепились к стволам и толстым ветвям деревьев.
Мои исследования пчелиной колонии прервал дождь. Это не был тропический ливень – капли негромко барабанили по парусине шатра, в гамаке которого я возлежал, поджидая Феррана. Задремал…
Когда проснулся, солнышко выглянуло, и я подумал – хороший день для прогулки по острову. Открыл калитку частокола, извилистой (ну, практически, потайной) тропкой пробрался через живую изгородь, промокнув от капель на листьях, что оставил здесь дождь.
Оказалось вовремя – капитан Ферран уже примерял корабельный горн к своим губам, поглядывая на вход в пещеру.
- Я здесь, - улыбнулся я, выходя из чащи живой изгороди. Мы поздоровались.
- Что за нужда заставила вас вызвать меня, господин губернатор?
- Людоеды и пчелы… Не смекаете? Вы уже в курсе, что западный берег нашего острова облюбовали каннибалы для своих пирушек? Я подумал, что только пчелы могут исправить дурной вкус этих дикарей.
Ферран одернул капитанский камзол и внезапно усмехнулся.
- Как вы себе это представляете, сэр?
- Пчелы ведь не летают ночами. Ваши матросы снимут несколько гнезд и в мешках перенесут на западный берег – укрепят их там на пальмах и уберутся прочь еще до рассвета. Пчелы, понятно, не бросят улья и приживутся на новом месте. Ну, а когда явятся каннибалы, они их – чик-чик – покусав, перевоспитают. Хорошими станут дикари – как это уже было с вами.
Ферран переступил с ноги на ногу.
- Должно сработать. Если индейцы захотят с нами ладить, нам не помешают сторонники. Конечно, лучше дружить с ними, а не воевать. Мы могли бы их обучить владеть нашим оружием. А используя их навыки, мы сможем разработать новую, более надежную стратегию борьбы с королевскими флотами.
- Тогда за дело?
По дороге обратно сквозь живую изгородь я снова промок.
Ближе к вечеру к моей крепости вернулся Ферран с шестью матросами. Двое занялись костром и ужином, остальные обошли по периметру живую изгородь, примечая пчелиные гнезда. Я спустился к ним с двумя бутылками рома для поднятия духа.
- Это не опасно, сэр? – спрашивали меня.
- Не более, чем абордаж корабля.
Когда на остров явилась ночь и пала роса, матросы с Ферраном отправились за пчелиными гнездами, я остался у костра. Вскоре они вернулись, но спешили – в шести мешках у них был груз, и надо было его до рассвета доставить на западный берег.
Я пошел за лопатой в крепость, чтобы засыпать костер землей – не люблю оставлять огонь без присмотра.
И тут налетел шквал. Только представьте себе эту картину – ночной тропический шторм. На остров обрушился дождь. Потоки воды хлестали с неба, сверкали молнии, пушками грохотали громы. Мощные порывы ветра стегали дождевыми струями, занося их даже в мою пещеру. Повсюду вода – бурлит по поверхности, затапливает низины. Остров, казалось, нырнул в океан. Вода сочится по скале, вымывая песчаник и породу, вызывая оползни. Вода висит в воздухе в виде промозглого тумана, который даже молнии разорвать не в силах – они застревают в черных хлябях небесных, как стрелы громовержца.
Никто в здравом уме не высунул бы в такую ночь носа наружу.
Бедные матросы и Ферран.
Как же моряки противостояли шквалу?
Об этом думал на следующее утро, пока завтракал. Накануне вообще не стал ужинать. А к полуночи от шторма и голода закружилась голова. В тот момент можно было что-то перехватить, но не смог оторвать себя от созерцания разнузданного разгула стихии. А когда ураган ушел с острова, оставив в наследство дождь, решил лечь спать и позаботиться о поддержании жизненных сил утром.
Утром, едва приступив к еде, вдруг ощутил, какая угнетающая тишина стоит в округе. Куда-то птицы все запропали. Прибой не шумит. И в душе полная сумятица чувств. Конечно, следовало немедленно отправиться на поиски Феррана и его группы, но я тянул, боясь узнать нечто, чего знать совсем не желал. Одному Богу ведомо, что с ними могло случиться в такую ужасную ночь.
Вспомнил выступление Феррана на первом митинге Берегового Братства, посвященного основанию поселения на моем острове. «Я служил королеве и Англии, - сказал он. – А теперь хочу быть свободным человеком». Не может так судьба распорядиться, чтобы свобода этого мужественного офицера исчислялась днями.
Потом поймал себя на том, что маленький, но коварный паучок подсознания, пытается подготовить меня к очень неприятной вести, и отмахнулся – нужно заниматься делом. На остров напал ураган – всякое могло случиться. По сравнению с его последствиями все мои фантазии – пшик.
Позавтракав и снарядившись для похода, отправился на поиски в том направлении, куда вчера ночью ушли Ферран и матросы. Если бы ночной смерч застиг меня вот под этими огромными буками, отмечал дорогой, то здесь можно найти укрытие. Оглядывая деревья-исполины и кустарники между ними, искал следы пребывания людей.
Следов не было. Господи, ну почему же они не задержались здесь? Там, на пустынном берегу им негде укрыться. Когда же вышел на западный берег острова и увидел мешки, привязанные к пальмам, и дырки в них, через которые, как ни в чем не бывало, влетали и вылетали пчелы в поисках и доставке нектара, то проникся уверенностью – Ферран руководствуется вдохновением свыше.
Ну что ж… Все прекрасно! Дело сделано и, похоже, никто не пострадал.
Развернулся и отправился вглубь острова – к тому месту, где на берегу лагуны Береговое Братство основало свое поселение. Я знал кратчайший путь и следовал по нему, никуда не сворачивая. Всюду сверкала зеленью и разноцветьем тропическая растительность. Дикие козы пересекали мой путь. Неплохо бы для охоты на них заиметь шотландскую овчарку. И все-таки – как красив и обилен мой остров!
Береговое Братство застал за авралом – моряки готовили судно к поднятию на берег для очистки днища. Ферран наблюдал за ними, сидя на раскладном стуле, и костяшками пальцев правой руки массировал себе бедро.
Поприветствовали друг друга.
- Что с ногой? – поинтересовался я.
- Ерунда. Ушиб, - поскромничал капитан.
Но сведениями о выполнении моего поручения поделился охотно.
- Все сделали, как приказали и благополучно вернулись домой, - закончил он.
- А штормяга- то был о-го-го, - посетовал я.
И снова Ферран весьма скромно:
- Морякам не привыкать.
Я решил оставить лирику.
- Теперь будем ждать гостей на остров. Надо выставить на берегу наблюдателей, чтобы оповестили о визитерах. И когда пчелы сделают свое дело, мы к ним выйдем на предмет установления дружеских отношений.
- Хорошо, господин губернатор, так и сделаем. И вас предупредим, когда дикари прибудут, а мышеловка захлопнется.
Блестяще, - подумал я. - Фрагменты встают на свои места. Моряки со мной, каннибалов заарканим, и можно будет…
Отобедав у Феррана с Мадлен, отправился домой, полный радужных планов и надежд.
Из моей пещеры открывался впечатляющий вид на восток – восход солнца, тропический лес с цветными полянами во всей красе своей делали мысль о проживании здесь скорее привлекательной, чем наоборот. А вот с вершины горы, в которой была пещера и притулилась «крепость» моя, можно было обозревать весь остров в хорошую подзорную трубу. Из пещеры на вершину ведет тропа, спиралью огибая скалу. И хотя местами она очень крутая – особенно на самом последнем отрезке – для привычного человека все это сущие пустяки. Тем более для меня, поднимающегося на вершину регулярно два раза в день.
С горы открывался вид и на тот участок острова, куда повадились каннибалы.
Лежа на вершине, поглядывая во все стороны, а чаще на западный берег, я думал о людоедах. Их неправильно считают убийцами – ведь убийцами движет ярость или корыстные побуждения. Неправы те, кто предполагают, что себе подобных едят из чувства голода. Людоедство – это культура, привитая испокон веков. Каннибалы считают, что получают ум и силу съеденного врага. Это, если хотите, культовая церемония, а не просто празднование победы. Именно для нее и совершаются набеги на чужие поселения.
Прежде чем убить и поджарить свои жертвы на костре, индейские шаманы выкрикивали магические заклинания, а остальная толпа дикими плясками поддерживает атмосферу обращения к божеству. Каннибалы приносят в жертву Всемогущим Силам кровь своих пленников, а мясо съедают сами. Без крови вряд ли какое из Божеств готово слушать просящих. Зато после жертвы и трапезы не только прибудут ума и силы, но и надежды на лучшее появятся. В это они безусловно верят.
Я бы хотел помешать им совершить ритуал, если они появятся снова. Жертвы можно попробовать спасти, если шугануть дикарей не с суши – в этом случае их будет еще больше, а с моря. Скажем, на тримаране, обогнув остров, выскочить, из автоматического оружия наделать шуму – каннибалы, побросав пленных и лодки, скроются в чаще, а там пчелы… Такой план мне казался вполне реальным и абсолютно бескровным.
С вершины горы я мог увидеть пироги гостей задолго до того, как они пристанут к берегу, и успеть отрезать им путь в океан до начала жертвоприношения. И еще – мне надо предупредить Феррана о моем плане, чтобы не получилось несостыковки.
До обеда пролежал на верхушке горы, а потом поднялся и пошел вниз. Спуск был не очень опасным, хотя достаточно крутым. Тропа уже обретала очертания, утрамбованная моими ногами. Прежде чем достичь террасы пещеры, она трижды по спирали обогнула скалу. И наконец, я дома.
Пока спускался, планы поменял – решил добраться до Феррана на своем быстроходном судне, а потом под парусом сходить к месту пиршества людоедов и засечь время. Береговое Братство сейчас в хлопотах по подъему корабля на берег. Мне хотелось поделиться с капитаном своими планами и посоветовать снять наблюдателей с берега: любая пара рук не будет лишней. Хотя вряд ли он меня послушает. Начнет протестовать, найдет эту идею безрассудной. С дикарями шутки плохи, если проморгаю я и пчелы. И, пожалуй, он будет прав.
Пообедав, лабиринтом пещеры спустился к воде. Был час отлива – плавсредство мое полностью стояло на песке. Перецепив крюк троса лебедки, стащил тримаран в воду. Подгребая веслом, вышел из-под свода пещеры на морской простор. Коралловый барьер резал волны, но ветер поймать было можно. Что я и сделал, приподняв парус. Потом направил тримаран в проход между рифами. При невысоких волнах, пусть даже встречных, этой щели было достаточно, чтобы пройти, подтянув балансиры.
Через четверть часа я был уже на чистой воде и приличной волне. Судно слушалось руля, как хорошая жена мужа. Я развернул его вдоль берега в сторону входа в лагуну.
Узкий вход, берега крутые – на одном из них сидел моряк Берегового Братства и курил трубку. Увидев меня, он поднял ладонь к шляпе – наверное честь отдал:
- Лопни мои глаза, если это не господин губернатор собственной персоной держит курс к нашему кораблю.
Я поднял руку его приветствуя.
- Что ты тут делаешь?
- Сторожу, однако. Капитан приказал.
Ну и ну…
Прошел почти месяц как это судно вошло в лагуну моего острова и изменило его жизнь. Месяц назад Аугусто Ферран со своими матросами ступил здесь на берег, и с тех пор все стало другим. По крайней мере для меня. Моя мечта о создании свободной (пусть даже пиратской) республики в Новом Свете начала осуществляться. Конечно, без пчел бы не обошлось, об удивительных качествах которых я прежде не подозревал.
Появилась первая хижина будущего поселения Берегового Братства – в ней жили капитан Ферран и Мадлен. Сейчас он сидел с мрачным лицом и наблюдал, как две шлюпки, снуя от берега к кораблю, разгружают его от всех грузов и снастей, чтобы уменьшить осадку.
- Что случилось? – спросил я его, когда причалил и подошел.
- Кораблю стоит поменять такелаж, - вздохнув, ответил капитан. – Надо было прежде смотаться в ближайший порт, где это все можно закупить. Но опять же – на что купить? На судне нет ни гроша.
Я начинаю привыкать к мрачным словам Аугусто Феррана. Став капитаном, и, видимо из-за ответственности, он пророчил разные несчастья – мол, они уже поджидают нашу затею.
Мадлен, приняв его покровительство, расцвела и все время была весела – тормошила угрюмого спутника жизни и говорила, какой он глупый: всё так прекрасно! Это как бы стало ее обязанностью – ободрять капитана, заставляя его видеть светлую сторону любого события. Когда Ферран заявлял, что он что-то не может сделать, Мадлен вмешивалась и говорила ему, что он может все что угодно – все, что захочет. И мне казалось, что капитан может двигать горы, потому что его возлюбленная в него верила.
- Деньги есть у меня. Денег я дам. Нет, даже не так – я схожу на своем тримаране на Тортугу и куплю все, что потребуется. Подготовь список. Но сначала мы должны решить проблему с людоедами. У меня есть план…
Увидев меня на берегу, из хижины пришла Мадлен. Она тоже была печальной, приветствуя меня. После того как Ферран, став капитаном, взял ее под свою защиту, я никогда уже не слышал, чтобы в словах этой красивой и мужественной женщины хоть раз были нотки обреченности. Она никогда ни на что не жаловалась. К тому же Мадлен никогда ничего не требовала. Казалось, ее единственное желание – быть рядом с Ферраном. Капитан что-то делал, а Мадлен всюду ходила за ним и говорила, что он может это сделать. Они были отличной парой: его мрачность и пессимизм сочетались с её скромностью и верой в него.
Увидев Мадлен, непохожую на саму себя, я присел к капитану. Да, придется признать, что бывают в жизни такие ситуации, когда и пчелы бессильны. Тем не менее, Феррана я посвятил в свой новый план нейтрализации людоедов при помощи наших крылатых союзников на острове после моей шумовой атаки с моря. Теперь главное – чтобы моряки Берегового Братства не перестреляли в джунглях испуганных дикарей. Но и сами не стали жертвами их неожиданной контратаки.
До того, как в моей жизни появились Ферран и Мадлен, а также матросы с их корабля, я жил одиноко на обустроенном по своему разумению острове и всегда думал о себе как о довольно-таки удачливом человеке. Но о таком сюрпризе, как исцеляющий души пчелиный яд, я даже мечтать не мог. Наверное, Всевышний пришел на помощь, когда стал буксовать мой разум.
Моряки с судна, бросившего якорь в лагуне моего острова, были злыми и хитрыми, как ядовитые змеи, мечтающие лишь об одном – набить карманы деньгами и просадить их в портовых тавернах. Их жестокость и цинизм не знали пределов – они убили собственного капитана и изнасиловали всем экипажем его беременную жену. Конечно, в общей толпе кто-то был хуже, кто-то лучше, но после того, как с ними поработали дикие пчела острова своими жалами, все стали как на подбор – трудолюбивыми, дружными и порядочными. Просто пчелиный улей в человеческом облике…
Точно такую же процедуру – излечение пчелиным ядом – мы с Ферраном замыслили произвести с каннибалами, время от времени посещающими наш остров.
Мы обсудили мой план, и капитан с ним согласился. Обещал предостеречь моряков от излишней жестокости и беспечности. Но Ферран наотрез отказался снять наблюдателей со своих постов.
- Береженого Бог бережет, - заявил он.
Прошло несколько дней. Мы побывали с Ферраном на берегу ожидаемой высадки каннибалов и обнаружили вместо шести пчелиных гнезд семь. Клянусь, они размножаются быстрее, чем кролики. Хотя была вероятность приблуда нового роя. И место было не самое лучшее – продуваемое всеми ветрами и не самое цветущее на острове – а вот смотри-ка же, прижились.
У меня с собой была баклажка с ромом. Мы прилегли на песок пляжа в тени пальм так, чтобы смотреть на море. Сделали по глотку.
- Интересно, как долго может продлиться наше ожидание? Вы уже подняли судно на сушу? Самое время идти на Тортугу за новым такелажем, а я торчу здесь.
- Будем делать все по-порядку, - ответил Ферран. – И судно чинить, и гостей ждать.
Он больше ничего не сказал, но я все равно услышал – за такелажем тоже надо бы отправиться. Но я не мог отдать свой уникальный тримаран в чужие руки. Да и без него наша задумка лишить дикарей возможности бежать морем не возможна. Я решил пока не думать о Тортуге.
- Полагаешь, у нас есть возможность дождаться дикарей в ближайшие дни?
- Судя по состоянию остатков пиршеств, они появляются здесь раз в месяц – примерно столько и не были после последнего визита. Так что…
- Со дня на день надо их ожидать, - закончил я его фразу. – Как настроение у моряков?
Он даже не стал притворяться, что не понял.
- Я уже говорил: сейчас в команде железная дисциплина, - капитан улыбнулся. – Лучших матросов флот не видел. Кроме того, я всегда рассчитываю на ваш авторитет, господин губернатор.
- Я просто везунчик – жил и не знал, какие дела творятся у меня под боком.
- Не нужно недооценивать себя. Ваша резиденция – настоящая крепость.
- М-да. И про пчел ничего не знал. А ведь они, по-сути, охраняли меня.
- Возможно. Но я сейчас не про это. У вас много такого мудреного оружия? – он кивнул на мой кольт в кобуре.
- Ферран?
- Извините, господин губернатор. Я с мыслью о предстоящих походах. Если нам придется сражаться со всеми флотами европейских государств, бороздящих Карибское море, мы должны быть лучше их вооружены. Ведь не веселый после ремонта предстоит нам променад в море, а тяжелый и, возможно, кровопролитный поход.
- Верно. Я позабочусь об оснащении судна более мощным вооружением, чем у ваших противников. Но все-таки мне бы хотелось победить врагов малой кровью. Например, с помощью пчел.
- Как это? – не сдержавшись, выпалил Ферран, утратив на миг капитанскую сдержанность.
Он не должен был волноваться и удивляться – эти качества делали его глупо выглядящим. Судя по выражению, появившемуся затем на лице Аугусто, он понял, о чем я подумал, и смутился. Ну да ладно, сейчас мы вдвоем, и к тому же я – губернатор острова, а он всего лишь капитан судна.
- Надо придумать как, - сказал я. – Может быть, брать с собой в море улья?
- А чем они там будут питаться? – теперь Ферран посмотрел на меня так, что я почувствовал себя дураком.
- Когда решим проблему с дикарями, я пойду на Тортугу за новым такелажем и возьму с собой на борт тримарана улей пчел. В качестве эксперимента.
Ферран провел рукой по лицу, будто снимая паутину:
- Не боитесь быть атакованным ими?
Я посмотрел на него искоса:
- Вот и посмотрим, как пчелы себя поведут. До сей поры меня ни разу не трогали.
- Все когда-то бывает в первый раз, - он повернулся ко мне и, клянусь, чуть не прожег меня насквозь взглядом. – А без вас, господин губернатор, все наши задумки пойдут прахом!
В тот день проснулся довольно поздно и после тревожного сна. Проснулся желчный, раздражительный, даже злой и с ненавистью посмотрел на пещерный свод. Раньше он мне сказочным альковом казался, а теперь имел жалкий вид грота – сиречь норы земной. Выход ее к океану через лабиринт разрушал замкнутость пространства, создавал чувство незащищенности и даже опасности по причине неосвещенности. Жутко порой становилось от мысли, что оттуда – из темноты через лабиринт ходов – кто-то вдруг выйдет и ударит меня ножом. Я уж не раз подумывал об охраннике. И не собака мне нужна, которой не подняться от палатки внизу к пещере по ущербной и заросшей кустами вертикальной стене, а кто-нибудь половчее.
Мебелью мне в пещере служили стол самодельный, два стула, полка на стене с книгами, шкаф посудный и, наконец, топчан, устеленный козьими шкурами, которые и одеялом служили в прохладные дождливые ночи. Часто ложился на них я совершенно ногой в душные безветренные ночи. Рядом на тумбочке свеча в подсвечнике – читал иногда, когда не было настроения спать.
Обычно проснувшись, спускался лабиринтом к морю и купался, чтобы взбодриться. При сегодняшнем состоянии духа даже есть не хотелось. Может, таки искупаться для аппетита? А потом подумал – лучше подняться на пик скалы (тоже нагрузка!) да посмотреть, не появились ли уже каннибалы? И тревожное предчувствие вдруг сразу сжало сердце.
Труба подзорная дрожала в моих руках, когда я спиральной тропкой взбирался в гору. Сильно сердце билось, и волновались мысли. Ну, вобщем…
Поджидаемые нами гости были на берегу. Ночью они пришли на пирогах или на заре? Наверное, только что – ибо поставленные капитаном Ферраном наблюдатели уже, конечно бы, сообщили мне.
Ну, вот сейчас мы вами и займемся, - бормотал про себя, ухмыляясь и злобно торжествуя, чувствуя заранее успех наших планов. – Великолепно! Великолепно!
Я специально подогревал в душе злобу к дикарям на случай непредвиденных жертв – людоеды, мол, людоеды. И она закипала во мне все сильней. И если бы теперь каннибалы вздумали сопротивляться нашим планам, я их всех поубиваю в назидание… не знаю кому.
Либо вы станете людьми, - продолжал я, следуя за вихрем мыслей, крутившемся в голове, - либо нахрен нужны совсем. Впрочем, все эти мысли были не новые, внезапно возникшие, а давнишние и наболевшие. Давно они уже терзали мое сердце. С того самого дня, как я узнал про каннибалов, посещающих мой остров, зародилась в душе эта тоска, нарастая, копясь, принимая форму ужасного вопроса, который мучил мои сердце и ум, неотвратимо требуя решения.
И вот каннибалы на берегу! Ясно, что теперь надо не тосковать, не страдать пассивно, а действовать-действовать-действовать, причем, решительно – ибо вчерашние планы и мечты стали сегодняшней реальностью.
Потом пришла мысль – что же Ферран? Сообщили ему наблюдатели о прибытии гостей? Готов ли он уже действовать по заранее согласованному нами плану? Не получится ли разнобоя? Вопрос о капитане и его моряках теперь тревожил меня даже больше, чем собственная безопасность при участии в операции. Какой-то зловещий смысл угадывался в отсутствии вестей от него.
Нервная дрожь моя перешла в какую-то лихорадочную – почувствовал даже озноб, как будто мне стало холодно при тропической жаре за пространством пещеры. Но как говорится, глаза боятся, а руки делают – за это время успел погрузить на тримаран два гранатомета типа «муха», автомат Калашникова с запасными магазинами, ракетницу и несколько свето-шумовых гранат. Нацепил пояс ковбойский с двумя кольтами.
Таким образом, когда спустил свое судно на воду, был готов к походу и бою, вооруженный до зубов. Из фляжки, тоже висевшей за спиной на ремне, отхлебнул глоток рому, чтобы унять дрожь в руках. Но почувствовал тяжесть в ногах и сильный позыв ко сну. Нервы, блин...
Выходя на простор океана, я представил такую картину. Каннибалы сидят кружком у костра, жрут человечину. Я выскакиваю с автоматом: «Хенде хох, паразиты!» А их вождь спокойно встает и гостеприимно протягивает мне поджаренный кусок: «Хочешь, пришелец?» А у меня голодный блеск в глазах.
И это тоже жал дело пчелиных – дикари стали добрее, но привычек своих кровожадных не изменили. Может, такое случиться?
Я ухмыльнулся – все может быть, и взял курс к западному побережью острова.
Мне хотелось ясно и просто убедить себя самого, что оружие, которое прихватил с собою, будет применено во имя правого дела, а не с целью убийства и разбоя. Но опять же – как карта ляжет: если возникнет ситуация, то для защиты собственной жизни я отниму её у другого. Пусть это даже будет наивный дикарь…
Убить одного или двух… или сколько потребуется, чтобы восторжествовало правое дело, когда все остальные люди племени станут на путь справедливости и добра, путь свободы и противостояния экспансии бледнолицых выходцев Старого Света – это нравственно или нет? По-моему, да!
Опять же судьба приговоренных к закланию и съедению тоже не безразлична мне – их надо спасти!
Впрочем, как вы уже наверное поняли, к индейцам я не питаю вражды – скорее наоборот: я бы очень хотел видеть их в рядах своего воинства, освобождающего Американский континент от нашествия бледнолицых. Я уверен, хоть и считают их дикарями, они переживают всякое угнетение так же болезненно, как и мы. А что человечину едят – отучим… Ведь с нами добрые пчелы острова Флибустьеров!
Тем временем, цель моего похода приближалась.
Я шел вдоль берега. Мачты у меня не было, парус прозрачный – думаю, мне удастся подкрасться незаметно к пирующим каннибалам достаточно близко. Я уже с особым вниманием приглядывался к линии прибоя, надеясь увидеть черные пироги краснокожих на белом прибрежном песке.
И вот, наконец, я у места. Вижу их лодки утлые, вытащенные на песок. Еще дальше среди белых дюн костер и прыгающих вокруг дикарей. Строй королевских пальм, где матросы Феррана подвесили мешки с пчелиными ульями. И далее густой тропический лес, где тревожный гомон обезьян и птиц был ответом на вопли индейцев, справляющих свою кровавую тризну.
Я опоздал? Уже началась? Ну, мать вашу так!
Направил тримаран круто к берегу и закрепил румпель фалом. Взял в руки автомат Калашникова и дал очередь вверх. Подумал: мало этого – надо бы во что-нибудь снаряд всадить из гранатомета. Вот будет шума!
Хотел в пирогу. А вдруг там пленники? Водил, водил стволом… потом гляжу – дикарей как ветром с берега сдуло. Костер горит…
Пошел к нему, когда тримаран плавно вспорол своими тремя форштевнями береговую черту. Вид брошенной трапезы поверг меня в состояние уныния и брезгливого отвращения. Справятся ли пчелы с такими кровавыми привычками у этих дремучих людоедов. Если нет, тогда – смерть… Зрелище, открывшееся мне у покинутого в спешке костра, вынесло приговор в душе.
А где подсудимые? Уж не сражаются ли они сейчас с матросами капитана Феррана?
Я вдруг с полной ясностью осознал, что план мой по приручению дикарей с треском провалился. Вот на что я рассчитывал, дав команду развесить на пальмах пчелиные улья? Думал – добрые пчелы, разобравшись кто перед ними, переделают их в нормальных людей. Как бы ни так! Почему они раньше такого не делали? Ведь каннибалы частенько посещали сей остров и возвращались к себе людоедами. Почему пчелиных колоний здесь поблизости нет? Да все очень просто – их на юру ветер уносит в океан. Безвозвратно, между прочим…
А я что наделал? Распугал дикарей. Где они теперь? Прячутся в сельве и точат на обидчика свои каменные ножи? Ну, быть сече великой… Блин!
Я обследовал брошенные пироги на берегу, но ни в одной не увидел живой души. Мертвых тел, кстати, тоже не обнаружил.
Такая картина! Не было неприятностей, так я их создал – людоеды в тропическом лесу: пойди найди их! Мысль эта мутила рассудок…
На что я рассчитывал, дурья башка?! Что от грохота выстрелов они все упадут ниц и начнут меня молить о пощаде? Как бы ни так! Хоть я и не убил никого, но, убежав, индейцы явно дали понять – они становятся на тропу войны. А ведь непростые ребята, эти карибы. Не зря их именем море назвали. Они в страхе держали много столетий своих собратьев по цвету кожи, но скромнее характером. Да и белым они долго сопротивлялись, никак не желая в рабство…
Что же делать теперь?
Где наблюдатели Феррана?
Пойти к нему в лагерь, бросив здесь без пригляда тримаран или вернуться под парусом в свою «крепость»?
Решил подождать, а заодно узнать, почему же каннибалы облюбовали сей берег? Неужели по причине кратчайшего расстояния от своего?
Походил туда-сюда и обнаружил небольшой ручей пресной воды, незамеченный прежде нами с Ферраном. Вот и разгадка!
Прохладной и вкусной водицей утолил свою жажду.
Посижу-подожду – кто-нибудь да появится: не сбежавшие каннибалы, так наблюдатели капитана. Заманчиво было в тени под пальмами, но и опасно: кругозор снижается и заснуть от усталости есть риск – а дикари-то рядом, подползут из-за тех вон кустов и не станут разбираться, желаю я им добра или нет.
Вернулся на тримаран, раскрыл зонт и в его тени уселся ждать и наблюдать.
В сон клонило. И в какой-то момент, видимо, я отключился. А когда очнулся, солнце уже миновало зенит. Вечера в тропиках стремительные, а безлунные ночи очень темны – пора подумать о ночлеге и ужине. Обед не в счет – я его провоевал…
Что делать с пирогами?
Три варианта:
- оставить на месте – дикари удерут и вернутся большим числом
- бросить в них по головешке из костра: пусть сгорят к чертовой матери – жалко (хоть и чужой) труд;
- перегнать в свою крепость?
Этот вариант показался мне предпочтительным. Столкнул тримаран в воду. С пирогами было проще – на волнах прибоя связал их вереницей, прикрепил к своему буксиру, приподнял парус и, поймав ветер, направился в обратный путь.
После трудов ратных я дьявольски устал, но заснуть не мог. В голове роились всякие мысли, и особенно тревожил вопрос – что же делать теперь с каннибалами?
А если их, как местных жителей, совсем не берут пчелы? Что тогда? Война на уничтожение до победного конца? Ведь выпускать их с острова нельзя, ибо они приведут следующим набегом многотысячные толпы людоедов – и прощай моя мечта о создании вольной республики флибустьеров. Я-то, может быть, и спасусь в своей «крепости», а вот Феррану, Мадлен и матросам грозит неминуемая гибель.
Война до победного конца… Мечтал я её начать за освобождение континента от бледнолицых захватчиков Старого Света, а получилось, что стал врагом аборигенов Нового. Блин! Дружба кошки с собакой…
Да, невеселые мысли бродили в бедной моей голове, пока я ворочался на своем ложе, устеленном козьими шкурами, пытаясь заснуть.
Вместе с густеющим мраком в воздухе над моей колючей «оградой» появились светло-голубые огоньки, метавшиеся во все концы как угорелые. Это были светлячки – крохотные и безвредные обитатели тропических лесов. Яростное гудение, жужжание и стрекотание порвали тишину ночи – то были сверчки и цикады. Им вторили жабы где-то в лужах, образовавшихся после недавнего ливня. Легкий бриз приносил ароматы – сладкие, от цветущих растений, и дурманящие, от гниющей листвы…
Такова ночная жизнь сельвы.
Веки у меня слипались, и я впадал в сонную одурь. Но тревожные мысли, метавшиеся в голове подобно светлячкам, не давали мне спокойно уснуть. Я поминутно открывал глаза и таращился в темноту непроглядных джунглей – не крадется ли кто в мою «крепость»?
В эту ночь время ползло как улитка.
После полуночи цикады стихли. Зато появились новые звуки – неведомо кем издаваемые рыки и вопли, визги и уханье…
Когда на небе появилась луна, в проникающем всюду свете её сельва преобразилась не в лучшую сторону. Волосы у меня встали дыбом, а сердце в тревоге замерло, когда вдруг увидел длинную, скользившую сквозь заросли к моей «крепости» тень. Она то останавливалась, словно прислушиваясь к окружающей обстановке, то опять бесшумно двигалась вперед. Кто это? Неужто каннибалы уже отыскали мое убежище и теперь подкрадываются отомстить?
В «Арсенале» у меня есть снайперская винтовка с оптическим прицелом ночного видения. Но глаза от напряжения стали слезиться. Да и мне почему-то страшно стало покидать свое ложе – так и лежал, будто пригвожденный к месту чьим-то злобным взглядом.
Моему разгоряченному воображению представился громадный индейский воин, крадущийся в ночи с каменным ножом в руке.
Вот тень пропала из виду.
Я долго вглядывался в темноту и прислушивался к её звукам, сжимая кольт в руке и утешая себя мыслью, что это видение вполне может быть плодом моего разгоряченного воображения. Потом меня одолел сон…
Наутро, отбросив страхи, лабиринтом спустился к морю и искупался в его воде. Спокойно вздохнул и поверил в себя, когда почувствовал под босыми ногами мягкий прибрежный песок, а бриз освежил мне лицо.