Каждому – по заслугам его
Нравственные мучения тяжелее всех мук физических.
/Ф. Достоевский/
В субботнее утро всем коллективом девчонки устроили в харчевне генеральную уборку – мыли полы, скамьи, столы и окна. Сейфула, подготовив мангал к работе, взялся за метлу.
Лина в открытое окно:
- Саня, мне брат говорил, что заключенные на зоне – самый развеселый народ на свете: целыми днями анекдоты шпарят. Рассказал бы что-нибудь…
- Из приличного? Ну, хорошо… - Сейфула кашлянул, сдвинул брови, наладил акцент, изображая из себя суровое дитя гор. – Идет грузин по улице и видит двух девушек. Он их спрашивает: «Дэвушки, трахаться будэм?» Девушки отвечают: «Мы? Нет!». «Ну, хорошо, мынет, так мынет».
- Так это же Гиви! – воскликнула Лина, перед тем как сломаться в безудержном смехе. – Давай еще… Ой, не могу! Сейчас губа треснет…
Сейфула дал еще:
- В больнице у молодого хирурга все операции со смертельным исходом. Вызывает его главный врач: «В чем дело? Вы что, свой диплом купили?» Молодой хирург: «Обижаэшь, началнык, зачэм купил?! Мнэ его на Дэн рождэния подарили!»
На этот раз смеялись все – долго и громко, считая что эта тема близка Ираклию…
На автостоянку въехал тонированный джип. Из него выбрался Цепа – один без телохранителя; водитель остался на своем месте. Оценив обстановку быстрым взглядом, направил стопы в беседку, махнув Сейфуле – следуй за мной.
В беседке.
- У тебя есть телефон Гаврика? Свяжи нас – мне надо тему перетереть.
Кашапов достал из кармана мобильник, подаренный Ираклием, настроил, разыскал запись «ацуха», нажал «вызов».
Ответ не заставил себя долго ждать.
- Привет. Тут Цепа подъехал – базара желает. Ответишь?
Передал телефону главе городской мафии.
- Привет, братан! Такая тема – у тебя есть связь с Положенцем Южного Урала? Мои парни привезли ночью в багажнике Колуна. Не слыхал про такого? Бывший начальник местного УгРо, мент поганый, майор задроченый – это по форме. А по сути – беспредельщик натуральный: людей похищал, пытал, убивал… Дочку мою, сучара, старанил, меня шантажировал… В этом признался, но утверждает, что ничего не знает о дальнейшей её судьбе. В ментовском «спецсанатории», где её держали, пожар случился, а потом мочилово между ментами. За это его из органов и погнали… а дочка моя пропала бесследно. Я, когда спрашивал, зубы ему проредил, челюсть сломал, и ещё кое-что… Сам понимаешь – в таком состоянии я не могу его отпустить: только кончать, и труп в воду. Но помню приказ Положенца по области – без его добра ментов не мочить. Ты мог бы, братан, слово перед ним за меня замолвить? – так, мол, и так, безвыходная ситуация… Сделаешь? Ну, спасибо, сосед – с меня причитается! Конечно. Жду…
Во время этого монолога Кашапов сидел ошеломленный. Происходящее казалось совершенно фантастическим. Напоминало главу из детективного романа не очень высокого пошиба. Или бред. Или сон…
Цепа, закончив переговоры, положил телефон перед собой и уставился на него.
Сейфула:
- Колуна взяли? Это здорово! Мочить будете? Где и когда? Возьми меня с собой – хочу взглянуть этой твари в глаза.
Цепа кивнул:
- Сейчас дождемся звонка от Гаврика.
- А чего его ждать? Поехали – телефон с нами…
- Это верно, - согласился Цепа и, сунув телефон Кашапова себе в карман, сказал. – Поехали…
В двадцати километрах от города в распадке гор на полянке густого бора стояла охотничья сторожка у хрустального ручья. Охотников давно отсюда турнули городские бандиты, превратив комбинатовскую заимку в свой «спецсанаторий».
Бывший начальник УгРо майор Орешкин со связанными за спиной руками и заклеенным скотчем ртом сидел на собственных ногах, кривясь от боли. Вид его соответствовал описанию Цепы – «фонари» под глазами, распухшая скула…
- Сейчас мы тебя будем кончать, - объявил только что подъехавший главарь свой приговор и Сейфуле. – Будешь с ним говорить? Открыть ему пасть?
Кашапов покачал головой:
- Только в глаза взгляну.
Присел на корточки перед жертвой.
- Помнишь меня, майор? Ссышь смерти-то, а? Почему штанишки не влажные? Ну, ничего – сейчас усрешься…
И толпе повелительно:
- Народ – сверлим ямку, валим сосенку, тешем кол… Этого поганца мы жопой на него посадим.
- Исполнять! – приказал Цепа и Сейфуле. – Я сам думал распять его. Но с креста души в рай летят. А вот смерть от кола в жопе – прямая дорога в ад.
Кашапов продолжал смотреть Орешкину в глаза.
- Твою судьбу я сразу увидел будучи в твоем кабинете – тогда ещё… Ведь я – потомок шаманов: у меня дар предвидения. Тебе не сказал лишь по той причине, что ты бы мне все равно не поверил. Теперь веришь?
Распахнув от ужаса глаза, майор отчаянно замотал головой.
- Жить хочешь? Увы, срок твое жизни истек.., - и поднялся с корточек: разговор был окончен.
За полчаса подготовка к казни майора полиции была завершена.
С него сняли штаны и трусы. Вставили в очко острие кола, ноги привязали к его древку. Потом эту искусственную комбинацию дерева и человека подняли с земли, нацелили комель в круглое отверстие, ручным буром просверленное в почве, и вздыбили вертикально.
Орешкин, не имея возможности кричать, отчаянно мычал, мотал головой, сучил ступнями... Потом как-то разом осел и притих.
- Кончился? – полюбопытствовал Цепа.
Один из бандитов ткнул ножом в обнаженную голень…
- Да нет, дергается ещё. Кто же от рваного очка помирает? Вот когда да кишок кол дойдет, тогда да…
Время не тратя даром, Цепа приказал справить тризну по безвременно почившему майору Орешкину…
Накрыли поляну. По стаканам разлили водку.
Первый тост атамана был от души:
- Так и не признался, поганец, что с моей дочерью сделал. Чтоб ты сдох! – и плюнул в сторону жертвы.
Убиваемый был ещё жив, когда Цепа засобирался в город.
- Значит так, ребятки – как окочурится наш майор, снимите и закопаете; кол сжечь; и чтоб никаких следов…
По дороге в город сказал Кашапову:
- Я всегда знал, что башкиры – народ жестокий. Не знал только на сколько…
Сейфула сидел довольный и мрачный.
- Телефон мой не забудь вернуть.
В харчевне новости поджидали.
Лина рассказала:
- Ираклий был – тебя спрашивал. Я сказала, что Цепа увёз. Он сам ящики на склад перетаскал и одному клиенту шашлык пожарил. Тебе записку оставил.
В ней была написано: «Срочно сходи по этому адресу – переговори с нашим будущим компаньоном. Зовут Маркевич Николай Иванович – доктор наук, бывший профессор МГУ, заслуженный геолог СССР…» и адрес.
Лина подсказала как добраться туда. Сейфула, перекусив, отправился в путь.
Домик с усадьбою на отшибе. Места знакомые – за огородом пустырь, за ним бывший, а ныне сгоревший ментовский «спецсанаторий».
Надавил кнопку звонка. Постучал в калитку. Никто не откликнулся. Дворовой собаки, похоже, нет. Что делать? Попробовал потянуть за веревочку – калитка распахнулась. И тут же за спиной раздался звонкий возглас:
- Мужчина, вам что, собственно, нужно?
Сейфула оглянулся – девушка лет двадцати шла по улице и направлялась, похоже, в этот самый дом. Он много видел красоток в жизни, но эта его удивила. Обычно такие, если носят куртки-штормовки, то внизу у них всё в порядке. А тут… такая вот куртка, потёртая, будто её хозяйка только что с путинного сейнера; под курткой – нечистая майка и обрезанные до колен джинсы. И в самом низу – босые ноги...
- Я вас спрашиваю! – повторила она.
Чистое лицо. Чистое – ни родинок, ни морщинок, ни прыщиков. Рыжие волосы, клубящиеся вокруг щёк. Кукольное личико, если вдуматься – но куклы обычно босыми не ходят.
- Вы здесь живете? – медленно, подбирая слова, спросил Кашапов.
Девушка смерила его взглядом:
- Допустим.
- А меня послали по этому адресу поговорить с человеком, который разбирается в поделочных камнях…
Его вопрос произвёл неожиданный эффект – девушка проскочила мимо и захлопнула калитку.
- Никаких камней! Никто тут в них не разбирается! Всё, до свидания!
Это не обескуражило Сейфулу. Скорее, немного удивило.
Он снова открыл калитку толчком.
- Слушай, красавица… я не шучу. У меня вот здесь адрес написан очень серьезным человеком.
Девушка отступила перед ним. Фырком сдула с лица волосы. Ловкие руки схватили тяпку с зазубренным лезвием.
- Входи! Если жизнью не дорожишь.
Сейфула хмыкнул. С интересом смотрел на девчонку. В её бессильной ярости что-то было от Вики – от ёжистости той, бескомпромиссной… И Сейфула вдруг понял – такие девушки ему жутко нравятся. Ну, прямо волчица у логова с маленькими щенками.
Усмехнулся.
- Завалишь?
- Надо будет, и завалю.
- А почему босая?
- Потому, что косая – не видишь?
- Не вижу. С глазами всё нормалёк. А вот ноги простудишь…
- Когда я простужусь, ты уже околеешь.
Сейфула глубоко вздохнул.
- Ладно… Давай не будем хамить. Меня к твоему сожителю послал его знакомый. Ты доложи ему – от Ираклия, мол, пришли. Прогонит он – тогда уйду.
Девушка придирчиво разглядывала его. Может быть, следы крови на одежде? Да нет, джинсовый прикид выстиран хорошо, отмочен в щелоке, чуть только побелел. Сменила гнев на милость.
- Ладно, сейчас спрошу…
В качестве верительной грамоты гость протянул записку Ираклия.
Рыжеволосая сходила в домик и скоро вернулась.
- Только недолго – папа болеет.
Но на пути в папину спальню была кухня. И там сидела Александрина…
Сейфула обалдел:
- Сандра?! Какими путями? Мы думали все, что ты погибла в сгоревшем доме…
Девушка бросилась ему на грудь.
- Пусть все так и думают. Только ты знаешь и никому не слова. Клянись…
- Клянусь, - пожал плечами Сейфула, поглаживая девушку по спине.
- Я открылась тебе, потому что люблю. Завтра я уезжаю в Москву – мне Таня поможет отсюда слинять. Она уже отдала мне ключи от своей столичной квартиры. Саня, бросай все – поехали вместе. Жить есть где, найдем работу – начнем новую жизнь…
- Я у ментов под надзором…
- Сбеги. Не хочешь? Приезжай, когда отвянут. Адрес Таня подскажет. Я буду ждать. Дай я тебя поцелую, - и припала горячим ртом.
Кашапов погладил девушку по крутой ягодице.
- Извини, милая, я по делу здесь.
- Иди, - махнула рукой Александрина на дверь в комнату. – Тебя там ждут.
Хозяин дома встретил его в инвалидном кресле, но держался гоголем. Седой, волосы вразброс, борода торчит двумя клоками, лоб иссекли глубокие поперечные морщины, а глаза сверкают. По форме носа и этим глазам, настолько характерным, что не спутаешь и в темноте, Сейфула безошибочно определил: перед ним – еврей.
- Вы от Ираклия, уважаемый?
Сейфула кивнул. Старик мигнул – понимающе:
- В таком случае к вашим услугам – Николай Маркевич. А девушка, которая встретила вас – моя дочь Таня. Ираклия я давно знаю… Как понимаю, вы и есть глава будущего предприятия?
Гость лишь пожал плечами – перспективы его бизнеса самому пока казались туманными. А доктор наук стрелял вопросами, словно вражеский снайпер, снимавший часовых на объекте.
- Ну, таки и не важно. Потом! Чего вы хотите – открыть мастерскую ювелиров или пустить на поток производство определенных изделий из числа неких украшений? Видите ли, любезный мой, у каждой задачи своя технология, свой набор станков, своя технологическая линия – это я вам скажу!
- А вы инженер или просто специалист по камням?
- Ну, молодой человек… Большим специалистом себя не мню – ни там, ни там, но понимаю и то, и другое… Вот этими ножками исходил весь седой Урал, уж поверьте мне! – старик похлопал себя по недвижным коленям, прикрытым старым пледом. – И до отсидки, и даже после… Нынче весьма склонен к любого рода сотрудничеству. Здесь, знаете, ли МГУ не котируется, а кушать иногда хочется…
Понравился еврей Кашапову – и умный, и грамотный, и несуетливый. Главное: глаза – они смотрели чуть-чуть хитро, с подковыркой, но без злого лукавства, и твёрдо, несгибаемо. Такие глаза видел он на пересылке у нескольких очень старых сидельцев, отправлявшихся по этапу дальше.
Сейфула немного подумал и решился:
- Вот если бы у вас имелось неограниченное количество полудрагоценных камней, вы бы как организовали дело?
- Каких камней?
- Ну, обыкновенных, поделочных – которые ювелиры в работу берут неохотно, но зато очень любят художники-мозаисты.
- Ай-ай, как кошерно… Как славно придумано. Неограниченно! Разных? Дайте подумать… дайте подумать…
Специалист откашлялся, вытер чистым платочком слезу с измятой морщинами щеки.
- Я вам так скажу. Наш Комбинат среди прочей продукции выпускает и универсальный клей для космической отрасли. Инертность ко всем агрессивным средам – потрясающая. Прочность соединения – изумительная. Сварку с носом оставит – проще изделие порвать в другом месте. Выносится с комбината под юбками бабами. Меняется на бутылку водки. Масштабы поставок не производственные, но для начала и этого хватит…
Старик прокашлялся. Руки его заметно тряслись. На лице, где не было кустов бороды, появились красные пятна – верный признак аритмии сердца и повышенного давления.
- Мое предложение. Я еще поработаю над вопросом концентрации клея – у нас ведь не будет космических напряжений, значит его можно разбавить до удобной консистенции... скажем, для работы путем напыления. Потом поколдую над технологией – чем и как? И, надеюсь, в скором времени у нас будет замечательный, никем не опробованный собственный бизнес. Ну, как?
- Не понял, - пожал плечами Сейфула. – Причем здесь ювелирно-художественная мастерская?
- Ах, ну да. – Доктор наук энергично закивал головой. – Где это можно применять? В этом вся соль! Наш несокрушимый клей и порошок из ваших кристаллов дадут великолепный эффект напыления. Потом создается бригада… ну, пару-тройку рабочих обучим… и начнем украшать наш город – витражи, витрины, стены домов и прочее-прочее. Это ведь очень красиво и достаточно дешево. И перспективно – все прежние мозаичные шедевры мира на фоне наших трудов станут просто баловством малышей. Мы добьемся подрядов на украшение станций метро. А? Каково? Эврика!
Насладившись эффектом недоумения обладателя полудрагоценных камней, заслуженный геолог перешел на таинственный шепот, будто тайну его мог кто посторонний подслушать.
- Но есть и другое применение… Представляете, как будут выглядеть маковки церквей, если мы ими займемся. Сейчас там краска, которая блекнет под солнцем, или сусальное золото, которое страшно дорого. С нашим напылением порошком из благородных кристаллов все они станут вечно красивыми. По крайней мере, деревянные маковки, обработанные этим клеем, переживут кирпичные стены самого храма. Представляете? И при этом они будут сверкать на солнце всеми цветами радуги. А как это будет смотреться здорово, если украсить благородными кристаллами, истертыми в порошок, внутренние стены дворцов и храмов…
Старик успел прищелкнуть языком и снова закашлялся.
Кажется, силы его были на исходе…
Сейфула, очнувшись от его вдохновенного рассказа о великолепии, дешевизне и вечности изделий обработанных космическим клеем и порошком полудрагоценных кристаллов, спросил:
- И зачем тогда нам нужны цех и станки?
Николай Иванович, отдышавшись от приступа астмы:
- Станки точно не будут нужны. А цех пригодится – как производственный участок и демонстрационный зал. Найдем спецов по дереву и жестянщиков – они нам сделают макеты маковок из жести и дерева… Есть мастера собирающие маковки церквей, как чешуйки из отдельных дощечек… до обработать каждую своим цветом… или в орнаменте… Вы представляете себе что будет? Иллюстрация сказки!
И опять Маркевич закашлялся. Потом отмахнулся. Вытер платочком пот со лба.
- Выставим их на показ и будем заказчиков искать. Думаю, служителям культа это все ужасно понравится…
Он говорил даже не хрипло – он просто давился словами.
Потом отдышавшись, тихо сказал:
- Теперь открою вам две страшных тайны – почему я прошусь к вам в компаньоны.
Он поманил к себе Сейфулу, и тот наклонился.
Змеёй зашипел заслуженный геолог СССР:
- Заказ от церкви нам обеспечен. Ведь патриарх Кирилл – мой друг студенческих лет. Мы и дрались с ним по пьяне, и к девкам ходили вместе, и о вере с политикой спорили без конца: он – слушатель духовной семинарии, а я – студент МГУ. Если нам встретиться сейчас, вы удивитесь – кто первый кинется навстречу с распростертыми объятиями… Или вы думаете, что попы – люди из другого теста? Я вот поправлю здоровьишко и обязательно к нему сгоняю. Уверен – мы сумеем договориться и даже получим заказ без всякого официоза: мы церкви маковки самоцветные, они нам наличку, нигде не учтенную…
Марчук подмигнул и замолчал.
Подождав немного, Сейфула спросил:
- А вторая страшная тайна?
Старый Маркевич вздохнул, будто размышляя – говорить или нет?
- Дочка моя единственная, ненаглядная моя Татьяна Николаевна, схоронив свою маму – а мы разошлись сразу после суда – университет бросила и прибежала из Москвы. Говорит: «Не хочу зависеть от государства. Будем жить вместе и питаться подсобным хозяйством». Огород уже есть. Спиннинг купила – рыбу на речке ловит. Из моей пенсии откладывает на ружье – хочет еще заняться охотой. Тоже мне – богиня Диана! Никакого сладу с девкой нет – учебу забросила, на работу не хочет… Вот и хочу я ей после смерти свое дело оставить. Или долю в нём… А если у тебя действительно есть пещера, полная самоцветов – дело я раскручу.
Старик помолчал еще немного и удивительно окрепшим голосом сообщил:
- Вобщем такие мои условия – трем концессионерам по тридцать процентов прибыли, а не делимые десять на развитие производства… Ираклий согласен. Ты как?
Кашапов вместо ответа подал ладонь для пожатия.
- Тогда везите камни, молодой человек. Стоит на них посмотреть, прежде чем отправляться к Кирюше…
Во дворе Татьяна встретила гостя спокойным и снисходительным вопросом:
- Ну, поговорили о камнях?
- Поговорили.
- Наверное, не о тех, которые в почках?
Девушка засыпала совковой лопатой щебень из кучки за опалубку отмостки, опоясавшую старенький домик, поставленный без фундамента. Как говорится – мертвому припарка, но чуток поддержит гниющие бревна. Кучка щебня маленькая была совсем – на глазах Сейфулы и закончилась.
- А может, вы мне с другими камнями поможете?
- С какими?
- С этими! – Таня кивнула на щебень. – Тут недалеко – на территории бывшего пионерлагеря такого добра гора Магометова. Только тяжело одной тачку катить.
- У вас квартирантка есть молодая – могла бы помочь.
Не сразу сообразив о ком это он, девушка печально ухмыльнулась:
- Ей совсем не стоит светиться.
Сейфула снисходительно улыбнулся.
- Замечательный у вас отец! Ради него я готов на все… Только ради него!
«Ацуха» Гаврик так поучал – сделай доброе дело, если оно карман не тянет и горло не дерёт; сделай, облегчи душу перед Страшным Судом. А после казни майора Орешкина душе было не слишком уютно…
Кашапов повесил на гвоздик у крыльца джинсовую куртку.
- Где ваша тачка?
Таня повела его за дом, где кривым бруствером вытянулся длинный сарай. Тачка оказалась исполинской: настоящая шахтерская вагонетка – стояла на мощных колёсах от мотоцикла «Урал».
Сейфула пошутил:
- Ну, мать, давай так – туда я, оттуда ты. Договорились?
Покатил он тачку по обочине улицы, называвшейся, кажется, Спортивной.
Спортивного тут было мало – тянулись неприступные заборы, калитки с надписями о злых собаках. По обе стороны от асфальта – никакого тротуара, только мелкая гравийная сечка да хлюпающая грязь. Везде уже подсыхало, а тут, у обочины, ещё стекали с проезжей части ручьи…
Потом было поле…
Татьяна махнула рукой на коричневые ворота перед рощей берез и елей:
- Вон лагерь «Тимуровец».
Весь путь в кузове тачки погромыхивали две лопаты – совковая и штыковая. Сейфуле досталась совковая – Таня орудовала штыковой, с хрустом втыкая лезвие в гравийную кучу. Без перчаток работала, руки не берегла – как и ноги, впрочем, тоже. Скинула штормовку, осталась в футболке.
Работали ударно, без перекуров – короб двухколесной телеги с верхом закидали.
Кашапов впрягся, Таня несла на плече лопаты.
Сейчас он почти не разговаривал. Не до того было – пыхтел.
Она восторгалась:
- А вы – богатырь! Могу баню вам истопить… Остановимся на перекур?
- Некогда! – прохрипел Сейфула.
Таня посмотрела на Кашапова очень прозрачным, кисейным взглядом. Тем не менее, холодным и будто бы сбривающим волосы с макушки.
Оставшиеся две сотни метров до дома они проделали молча.
Опорожнив тачку перед опалубкой отмостки, Кашапов откатил её на прежнее место. Вернулся за курткой и закурил.
- Что ты про баню мне говорила? Вместе пойдем или как?
- Хотите на девушку голую взглянуть?
- Не откажусь.
Таня окинула его оценивающим, кивнула:
- Хорошо, поняла. Давай дальше на «ты»… Может чаю на травах для начала?
Но Сейфула отказался – и от бани, и от чая.
- Поздно уже. Мне пора на работу…
Таня заглянула в глаза насмешливо:
- Значит, ни чая, ни бани? Укатали Сивку крутые горки?
- В следующий раз - обязательно.
- Ну, ты тогда заходи… Обещание в силе. Спасибо за помощь.
- Да не за что.
Он повернулся.
А она окликнула:
- Погоди, богатырь…
Когда повернулся к ней, недоумевающее, девушка стремительно подошла – обняла его за плечи широкие худенькими руками, прижалась к его губам своими.
Поцелуй в благодарность. Ох, и проказница!
Сейфула опустил свою лапу на ее ягодицу и придавил.
Таня с визгом отпрыгнула.
- Ты что творишь?! Больно же! И синяк, наверное будет…
- А тебе голышом на подиум? Переживешь…
И довольный собой пошлепал в харчевню.
На следующий день, плотно позавтракав, собрав тормозок на сутки в дорогу, Кашапов курил в беседке, поджидая Ираклия – тот обещал подкинуть охранника до границы Ильменского заповедника на своем авто. Операция «Камни» началась…
Дорогой владелец харчевни:
- Как тебе третий концессионер? Берем? По-моему, весьма уважаемый человек и заслуживающий доверия.
Сейфула молча кивнул, соглашаясь.
Ехали проселками и остановились у транспаранта на обочине:
«Внимание! Ильменский государственный заповедник имени В. И. Ленина. Вход и въезд посторонним строго воспрещен. Объект под надзором егерской охраны».
Ираклий остановил машину.
- Завтра я буду ждать тебя здесь до самого вечера, - сказал грузин, пожав Кашапову руку, и пожелал на дорогу успеха в предприятии и богатства в личной жизни.
Странно, но это у него получилось естественно, даже как-то легко и весело.
- Помолчим на дорожку?
Да, все у грузина Ираклия получалось весело и легко – что будет с Кашаповым?
Дорогу к заветному гроту Сейфула помнил хорошо – все ориентиры налицо: ничто не поменялось за прошедшие десять лет. Он отмечал это автоматически, следуя знакомым маршрутом.
Мысли текли сами собой…
Интересно, Ираклий ему доверяет или пойдет подглядывать? Может, нанял лазутчика, и тот крадется сейчас следом? Как проверить – есть ли хвост?
Он шел и прислушивался к каждому шороху. Шел и оглядывался – не мелькнет ли следом чья-нибудь тень. Такова цена подозрительности.
Потом все-таки пришел к выводу: Ираклий – человек серьезный, нацеленный на крутой бизнес. Пытаться вести какие-либо хитрые игры ему нет смысла. Так что…
Все-таки, войдя в густой подлесок, он целый час просидел без движений, поглядывая в ту сторону, откуда пришел. «Хвоста» вроде не было.
Тогда Кашапов поднялся и решительно направился к гроту по прямой.
Однажды он шел этим путем с дедом Сейфулой. Когда это было? Много лет прошло с того дня. И целая жизнь прошла… Дед уж в могиле. А он потерял семью – матушку родную и сестер. Они словно сошли с ума – им престиж семьи дороже родственных уз. Это ли не безумие?
«Мокрушники» сидели вместе с ним. И что? Этим татям писали матери. И родственники приезжали на свиданку. А он, Сейфула – позабыт-позаброшен им любимыми родными. Престиж в обществе для них дороже…
Кашапов умел задавать себе честные вопросы и давать на них честные ответы – даже тогда, когда ему не хотелось ни спрашивать, ни отвечать…
Уже после суда он не строил иллюзий по поводу отношений с близкими родственниками – они вычеркнули его из своей жизни. Ну что тут поделаешь? Так уж случилось. Он понимал, что это – тупик. Тупик объективный, и никто не знает из него выход. И никто не виноват, кроме него самого…
Но легче от этого понимания не становилось.
Ясно было, что стань он после отсидки хоть героем России, мать и сестры всегда его будут считать падшим человеком. Падшим от слова «падаль». Характер у них…
А Сейфула?
Он и мысли не допускал стать после зоны, если не героем России, то хотя бы героем Труда. Он хотел просто жить – любить жену, растить детей и делать деньги… по возможности, честно.
Вот и получается тупик, как ни кинь…
Не в жизни вообще, разумеется, а в некой трудноописуемой психологической атмосфере отношений с родственниками…
Грот был на месте. И сосна завалившая его вход – только хвою порыжевшую сбросила да основательно поросла мхом. Кусты малины добавились, надежно прикрыв черный зев от постороннего взгляда.
Кашапов, спрятавшись поодаль в зарослях акации, достал из рюкзака тормозок.
Пообедав, старатель решил отдохнуть – спешить уже некуда.
Прилег, положив рюкзак под голову, и уснул…
В пещере тоже ничего не изменилось за десять минувших лет – и обушок горняцкий на месте, другой инструмент под ногами; самоцветы в стенах и своде сверкают по-прежнему всеми красками радуги в свете китайского фонаря…
Отец мой когда-то здесь был – вспомнил Сейфула покойного Барыса Кашапова. И дед Сейфула… И их предки – шаманы...
Тайна грота в роду Кашапов передается из поколения в поколение. Всегда её знали только двое. Теперь он один остался и его задача – в ближайшем будущем завести семью, родить-воспитать сына и передать тайну рода. Нельзя от корней отрываться. Это желание помогало ему выжить на зоне. Сейфула был сильным человеком. Он превозмог все, что было с ним в жизни, и не сломался. Четыре года он платил за свою ошибку тоской, бессонницей, одиночеством – у него была цель.
Теперь задача – наковырять из стен самоцветов, набить мешок и…
Логика подсказывала, что каждая лишняя минута, проведенная в запретной зоне, увеличивает риск обнаружения. Может, эти чертовы егеря на службу собак себе призвали, от нюха которых трудно укрыться. Не стоит считать охрану заповедника лопухами – профессионалы опасны всегда.
Вывод напрашивался – быстренько камней набрать и тикать…
Все тихо в гроте сокровищ. Воздух чист и свеж – без запаха затхлости.
Потомок шаманов зафиксировал это машинально. Мозг работал над другой мыслью – а может, здесь заночевать? Может, тщательнее поискать не самоцветы, которые на виду, а более драгоценные камни… Или… Что-нибудь же должно остаться от шаманства его предков. Свитки с заклятием, бубен, убранство…
Сейфула вспомнил, как мечтал об этой минуте долгие годы на калачовских нарах. И вот он здесь! И – что? Просто набрать камней и уйти?
Луч фонаря пробежался по стенам грота.
Интересная, однако, конструкция в чреве скалы – круглая словно юрта кочевника. Такую ни водой родниковой не вымыть, ни тектоническими движениями горных пород не сотворить. Такую можно только вырубить кайлом или… заклятием.
Сейфула пошел вдоль стены навстречу своей странной судьбе, в которой еще не было ни счастья, ни удачи – одни только надежды. Шел от жизни из одних потерь и верил – таки есть на свете какая-то тайная справедливость.
Щебень породы хрустел под ногами. Луч фонаря скользил по стене – наткнувшись на самоцвет, резал глаза, отражаясь; вспыхивал тысячами искорок в сплошной темноте. А потом мелькнуло видение в этой радужной игре самоцветов – глаза с огромными зрачками взглянули на него из глубины веков. Старатель замер…
Чтобы немного успокоиться – перевести дух, так сказать – Кашапов отошел от стены и посветил себе под ноги. А вот это черное пятно – наверняка след бывшего костра. Возможно, что много лет назад кто-то из его предков здесь камлал, стуча в бубен и прыгая вокруг огня.
Искать! Надо искать! Что-то должно остаться в гроте от его предков.
Или сначала камни набрать, а потом искать следы шаманов – спокойно, без горячки: еще почти сутки в запасе. Двадцать четыре часа. Тысяча четыреста сорок минут. Приблизительно восемьдесят тысяч секунд… Оп! А сейчас уже меньше…
Соблазн близкой тайны притягивает, манит, шепчет в ухо – Сейфула, ты где?
И все-таки он нашел что искал – небольшой сверток: долгополая старинная башкирская рубаха, расшитая диковинными птицами, бубен (бубен!),каменный нож с деревянной ручкой из обсидиана (жертвенный, подумал потомок шаманов) и замысловатый убор из перьев – Кашапов не сразу и догадался, что это для головы убор.
Все было в превосходном состоянии – то ли воздух сухой содействовал, то ли какое заклятие предков… Да вот кстати, очень бы хотелось Сейфуле найти в свертке свитки с заклятиями, но увы…
Тем не менее, потомок шаманов натянул на себя древнюю рубаху, на голову украшение из перьев, взял в руки бубен и сел в центре грота, по-башкирски поджав ноги. Чего-то ещё не хватало…
Царапнув каменным ножом по руке, шесть раз обмакнул палец в кровь и нанес по три вертикальные полосы на щеках. Теперь он полностью готов к общению с предками…
Кашапов закрыл глаза, но тут же мелькнула мыслишка – а надо ли это делать? Ему что – плохо живется в нынешнем времени? Он сейчас стоит на дороге в верном направлении – свое дело, деньги, перспектива… И явился в этот грот отнюдь не камлать. Так зачем ему память прошлого?
От этих сомнений Сейфула почувствовал холодок между лопаток. А потом ему стало по-настоящему страшно. Ведь сейчас он стоит перед самым главным выбором в своей жизни – кем и как ему дальше жить: стать бизнесменом или шаманом?
Ах, если бы не маньяк, убивший Нину и угрожающий другим женщинам…
Кашап никогда не был ни трусом, ни паникером. Слабак не может остаться на зоне самим собой. Отбор здесь покруче, чем в теории господина Дарвина. Слабого либо уничтожат, либо лишат человеческого звания. Сейфула был крепок, жесток, хладнокровен – настоящий потомок шаманов. Он был собран, и только мечта завести свое дело выбила его из колеи. А в последние дни шкурой чувствовал опасность – чье-то незримое присутствие рядом. Проклятый маньяк!
Мысли вразброд… Снова чего-то не хватает. Уверенности в правоте выбора? Ах, нет – костра! Для камланий шаману обязательно нужен огонь.
В чем же дело? Не выходя из пещеры Кашапов наломал сухих сучьев много лет назад упавшей сосны. Сложил костерок в самом центре грота – запалил. Ему не нужны ни тепло, ни дым – только маленькие языки огня, в сполохах которых потомок шаманов надеялся увидеть ответы на свои вопросы. Это был последний шанс…
Аромат горящей смолы кружил голову…
Ну где же вы? – обратил Сейфула свой мысленный взор в глубь огня.
Вдруг что-то щелкнуло в костре – взметнулись искры к своду грота, и Кашапов явственно услышал голос, зовущий его снаружи. И далее совсем чудеса пошли – будто не сам Сейфула, а его душа выпорхнула из грота и поднялась над горой.
Сюда, сюда – манил странный зов. – Следуй за мной… Сейчас ты его увидишь…
Сейфула летел… Голос звал… Ночь царила над землей. Яркая светила луна.
На лесной полянке над очередной жертвой сидел тот, которого в городе звали маньяк. В руке у Кашапова жертвенный нож…
Удар! Визг-рев существа – и вот оно уже корчится в муках.
Сейфуле очень хотелось взглянуть на женщину – кто она? Не дай, Бог, знакомая или любимая… Но душа вдруг стала непослушной, потом бессильной и, наконец, совсем растворилась в ночном воздухе…
Эту историю мне рассказал один приезжий мужик солидных лет. Он поставил палатку на берегу озера Горького и безвыездно жил два месяца – загорал, купался, мазался грязью… А я дважды в день окунался в лечебную воду – мы не могли не пересечься.
Разговорились. Узнав откуда он к нам приехал, удивился:
- У вас же Зюраткуль под боком – жемчужина всего Урала.
- Наш Зюраткуль по сравнению с вашими озерами – помойная яма, - был ответ.
Такая постановка вопроса мне льстила. Отпустив ему комплимент, получил приглашение на бутылочку у ночного костра. Вот тогда гость и рассказал мне эту историю о Сейфуле. Закончил такими словами:
- После бесследного исчезновения бывших майора УгРо и сидельца Кашапова по городу поползли слухи: мол, один из них был маньяком, а в схватке погибли оба. Мнения разделились ровно наполовину – одни считали мента маньяком, другие наоборот. А я поздней осенью в прошлом году, охотясь на боровую дичь, в глухом месте наткнулся на два скелета. Один точно человеческий, а другой – козлоногого существа, с рогами на черепе, вытянутом в волчью пасть и абсолютно человеческими руками.
- Что же это могло быть?
- Не знаю. И так глядел, и этак… Нож из камня нашел, сломанное ребро грудной клетки в районе сердца… Представляется такая картина – харя эта бабу терзала, а некто третий его замочил.
- Интересно.
- Интересно вот что. Скелеты я, конечно, закопал, а нож к рукам прибрал. Только после этого стал ко мне являться пропавший Сейфула – просит: «Ацуха, верни мне нож». Да я разве против! По подсказкам из сна добрался до грота. Там нашел корешка бывшего – не сгнившего, нет, а усохшего в мумию. Положил ему нож на бубен. Выпил водки из фляжки за упокой души и решил – помирать сюда вернусь.
- Так что же с ним стало?
- Как что? Угорел к чертовой матери? Кто же в пещере костры разводит?
Водка вскружила мне голову:
- А меня с собой возьмете? Я тоже человек одинокий и хоронить меня будут за казенный счет.
Бывший «ацуха» Сейфулы, глава миасской мафии и смотрящий за трассой Челябинск – Уфа до самой башкирской границы, а ныне со смаком живущий пенсионер посмотрел на меня снисходительно и ухмыльнулся:
- Нет, не возьму – зачем ты нам там?