Лаборатория разума

 

 

 

Менты разные бывают

В тюрьме должно быть меньше тюрьмы.

/министр юстиции РФ/

Вернувшись в камеру Сейфула думал о майоре Орешкине – какой же он гад, порядочный циник: ничего святого в душе нет. Но дело сейчас не в нем – Кашапову не хотелось стать жертвой пусть даже и негодяя: он только что вышел после четырех лет отсидки на свободу и мечтал о жизни другой. Но за жизнь надо бороться – таков закон. Что предпринять?

Между тем, в полуподвальной камере было душно и мрачно. И неспроста – к ночи на маленький город в Уральских горах со всех сторон надвинулись черные тучи. Ударил гром, и дождь хлынул, как водопад. Он падал с неба не каплями, а целыми струями хлестал о землю. Молнии сверкали поминутно, гром гремел как скорый поезд в переходе под полотном.

Это удивительно, что в апреле! На такой широте и в мае редко бывают грозы. Но горы полны чудес. Местные жители говорят, что порой и в декабре над Таганаем может громыхнуть с небес. Дождя-то уж точно не будет – только снег, а вот гром… это да.

Или, скажем, в июле снег. Где это видано? А тут бывает… и очень часто на перевале. Держись, водитель тогда!

Конечно, Кашапов ни молний, ни дождя не видел – но куда же от грома спрячешься? Гром радовал его сердце. Гром неподвластный календарям. Он встрепенул его дух. А еще память…

Или я не потомок шаманов? – задал вопрос себе Сейфула. Так на свете не проживешь, если камлать не начнешь – еще такая мысль пришла и лишила покоя.

Возможно, угроза смерти, заключение и одиночество способны человека подвигнуть и не к таким эксцентрическим мыслям. Не будем сейчас гадать – что? да как? – а лучше понаблюдаем за Сейфулой в камере предварительного заключения.

Вернувшись с допроса от майора Орешкина, он перво-наперво на своих нарах уселся в позу лотоса – не знания школьные подсказали, а лагерный опыт.

Бывали в бараках и такие сидельцы – только не уважение они внушали, а вызывали насмешки. Сейчас некому было смеяться над заключенным Кашаповым…

Неогруженный знаниями хатха-йоги Сейфула таки понимал разницу между камланием и медитацией. Но для шаманских действий нужны бубен и костер, а главное – знать какие-то заклинания. Атрибутов у него не было, а заклинаний он не знал.

Он сидел в позе лотоса и слушал гром с небес. Душа его взывала к предкам…

И ещё одна ночь прошла, и день близился к концу, когда его вызвали на допрос в то же помещение «для бесед», где он встречался со следаком. А это была бетонная клетка с высоким и крохотным окном, столом и двумя привинченными к полу стульями. Пахло стандартно для мест подобных – мокрой тряпкой и никотиновой кислятиной.

Новый дознаватель был одет несколько необычно для захолустного городка, а уж тем более для сотрудника органов. Может, адвокат пришел?

Он достал из портфеля тонкую папку с документами, нацепил на нос очки и, глухо кашлянув, начал читать с листа:

- Кашапов Сейфула Борисович, восемьдесят девятого года рождения, уроженец поселка Роза, ранее судимый по статье сто восьмой, части второй УК РФ. Так? Я не ошибся?

Сейфула помедлил, поиграл желваками туго натянутой кожи лица.

- Батю моего звали Барыс.

- Ах, вот как… Ну, простите. Следователь, составившая протокол, очень усталая была, написала вас… вполне по-русски. Значит, вы «Барысович». Кстати, в ИТК, где вы срок отбывали, мне вас тоже назвали Борисовичем.

Кашапов не ответил. Чёрные глаза уставились в окно, где синел кусочек пронзительно-чистого неба.

- Кстати… - проговорил ведущий допрос задумчиво. – Коли уж об этом, подскажите – как ваше имя пишется: с одним «л» или двумя?

Сейфула снова скупо раскрыл твёрдые губы:

- С одним. Через «а» на конце. В Калачовку уже звонили?

- Ну, надо же мне было составить о вас впечатление… Зам по оперчасти вас хорошо характеризует. Немного до УДО не дотянули – весь срок отмотали и все-таки вышли…

- Ну да. Как вышел, так и пришёл. Один тут ваш… суетливый, уже заявил, что меня нет и не будет на этом свете, если признаку, им сочиненную, не подпишу.

Сейфула собрал мокроту во рту, осмотрелся по сторонам и… проглотил.

Он сказал это намеренно – прощупывал. Потому, что в голове смешалось – под тёмно-русой волосяной щёткой, удивительно быстро отросшей за  месяц после последней стрижки, сейчас шла напряжённейшая работа. Кашапов соображал, куда клонит новый его собеседник – хоть и не представился он – и как вести себя Сейфуле. Это был уже четвёртый человек из ментовки, с которым ему пришлось встретиться за эти дни. И, что самое удивительное – дудели они все в разную дуду!

Та баба-следовательша, которая его допрашивала первой, всё грамотно сделала – сняла показания, успокоила даже. Да ей самой очевидна была невиновность Кашапова – не дура таки.

Затем мужик с большими залысинами – скучный такой. Он о сбитом вообще ни слова не проронил! Зато вытащил, словно фокусник, из папки заяву какого-то терпилы, которого Кашапов якобы спустил с лестницы харчевни и при всех обложил матов.

Было бы там, откуда спускать…

Сейфула понял – стопроцентная подстава. Выдерживают его, маринуют, готовят что-то ещё серьёзнее. Поэтому и не выпускают, поэтому и заявление всплыло.

Эпизод по сто третьей он отрицал напрочь, прекрасна зная, что этого не было, и быть не могло…

При этом, казалось, что следователю с плюшевыми ушами и залысинами вообще всё равно – признается подозреваемый, или нет, найдутся улики или придётся снять обвинение. Он, будто на самолет торопясь, задал формальные вопросы, кашаповские отнекивания записал, об ответственности предупредил, папку с делом захлопнул… и был таков.

Даже нисколечки поколоть не попытался – святое дело для следака. Что ещё больше уверило Сейфулу в мрачности грядущего…

Потом появился этот Орешкин. О чём Кашапов с ним беседовал в кабинете с портретом президента на стене и вспоминать не хотелось…

А сейчас этому – что надо? он с каким интересом к Сейфуле подвалил?

И заодно ли он с тем, с кем Кашапову пришлось составить не самый лучший разговор в его жизни?

Новый дознаватель печально усмехнулся. В тусклом свете лампочки линзы его очков прожекторно сверкнули.

- О, как оперативно в вашем городе работают правоохранительные органы. Это не следователь ли Порошин? Я знаю, что ваше дело к нему попало...

Кстати, простите! – он слегка покраснел. - Я сам-то не представился. Кольцов моя фамилия, Иван Васильевич – старший следователь по особо важным делам Следственного Комитета Российской Федерации.

Ого! Вот он «важняк» - сидит напротив…

Сейфула ответил такой же, только кривой усмешкой.

Хорошо, что представился – дорого стоит. Да не в этом дело. Этот странный мужик, не похожий на других следаков, начинал ему нравиться – какой-то он ненастоящий, что ли.

Ну, какой следователь будет носить на работе вельветовый пиджак – да ещё такой, коричнево-красный? Значок какой-то на лацкане – сроду он никаких значков, кроме ромбиков высшего юридического, на следователях не видел…

Бородка рыже-тараканья, а вот глаза интересные: глубокие – утонуть можно – печальные и внимательные серые глаза.

Однако характерная зековская подозрительность пересилила минутную симпатию.

Сейфула напустил на лицо придурковатую улыбочку – так часто «базарил» в Калачовке с «кумом».  

- Чем же моя персона заинтересовала Следственный Комитет? Мне плакать или смеяться, гражданин начальник?! Или тот алкаш, машиной задавленный, шибко важная персона? – Сейфула перевёл дух, резко заключил. – Но даже и в этом случае я не бил его, а перенес в харчевню с дороги. Чтоб совсем не размазали фурами. Хоть иголки под ногти суйте, стоять буду на своем. К тому же свидетелей целый полк…

Сейфула решил играть прежнюю игру и даже не заговаривать ни о чём, кроме того эпизода, с которого всё началось и который лёг в основу его дела, нарождающегося тут же, на глазах. И, хотя отвечал с традиционным для зэка показным безразличием к своей судьбе – прикидывал и примеривал каждое слово, взвешивал. Стоять на своём надо. Ни про какую бабу убитую, ни про что другое он не знает и знать не желает!

Кольцов то ли слушал его, то ли нет – пробегал глазами протокол, исправлял что-то. И вдруг поднял руку – худую руку с диковинной перьевой ручкой. Дорогая, наверное, с золотым пером.

- Секундочку, Сейфула Барысович. Тут вот какое дело... Я к вам не по вашему задержанию. И, честно говоря, ещё даже с товарищем Порошиным не говорил – только со старшим следователем Нестеровой, которая вас задержала... с ней разговаривал. И она вам верит, а у меня даже мыслей нет... – «важняк» посмотрел в упор. – Меня интересует, вы к нам сюда как добрались? На первом допросе вы сказали - электричкой. Так?

Сейфула лениво потянулся. Так же лениво, полублатной скороговорочкой выдал:

- Так. Я ж в Калачовке кантовался, под Челябинском. Как откинулся - на автобусе в город. Потом да, электричка. Да не доехал я до той станции, куда билет брал. Бабенка одна понравилась, а я ей. Вот и задержался в этих краях… - задержанный прищурил глаза, давая понять, как ему было хорошо с ней. - Потом с грузином, с Ираклием познакомился. Он работу предложил – я остался. Да не бил я того мужика, гражданин начальник. Что я, с катушек слетел? На хрен он нужен мне...

И Сейфула выпрямился, откинулся на жёсткую спинку, демонстрируя железобетонную уверенность.

Так-так-так, значит, этот всё-таки туда же подводит… Дата ему нужна. Но ему и алиби Кашапова нужно – а зачем?! Того майора алиби как раз не интересовало. Оно скорее мешало ему, даже если бы Сейфула положил на стол билет на электричку– так он бы его в урну смахнул. А этот вот копается…

Чёрт, да что же происходит? Что они в него вцепились-то с двух сторон?!

Кашапов по лагерному опыту знал – надо держаться одной версии. Это работает – это самый верный способ выжить и не ссучиться на зоне. Если ему что «намотать» хотят, сейчас этот «важняк» беситься начнет – кружить-выкруживать. Если нет – спросит, как всё было.

Точно!

- Ну, хорошо, хорошо... – пробормотал Кольцов задумчиво. - Билет вы наверняка не сохранили.

Сейфула фыркнул – на кой он мне, мол?

- А кто-то может подтвердить ваш приезд на электричке именно 17-го апреля, как вы изложили на допросе? Может быть, та «бабёнка»?

И снова серые глаза магнетизировали Сейфулу, снова пытались забраться глубже – раздвинуть створки той раковины, где он прятался.

Кашапов понял – не интересует этого следака сбитый мужик. Ни капельки. Его что-то другое волнует – но что? Почему он так крутится вокруг семнадцатого? Почему именно эта дата? Опять эта баба, зверски убиенная, на которую майор Орешкин пытался подписать?

Настороженность объяла Сейфулу, полностью контролируя все его реакции. Он ощетинился – даже мертвящий холод в затылке появился. Но соображать это не мешало…

Неизвестный Сейфуле труп появился до семнадцатого. Вот тут у них неувязочка –  хотят приклепать его к убийству, а не получается. Поэтому и появился здесь этот ласковый «важняк»…

И опять что-то не то. Если он заодно с Орешкиным, то не должен так себя вести. Не должен про свидетелей выспрашивать. Им-то как раз надо – чтобы без всякого алиби Кашапов остался.

- Вы что-то другое мне шьёте, гражданин начальник? Мне нужно будет алиби?

Пусть он думает, что никакой предыстории не было. Что Сейфула ни с кем не говорил – и обо всём узнал только сейчас. Надо показывать искреннее удивление – на двести процентов искреннее… И тогда он треснет, проколется, не справится с наверняка загодя полученным заданием.

Если оно было, это задание…

Не давая следаку вставить вопрос, Кашапов быстро заговорил – снова быстро, снова повинуясь выработанной за годы отсидки привычке:

– Значится, так – семнадцатого откинулся со шконки, на автобусе в Челябинск, потом вокзал, электричка, женщина... Анна Михайловна в ней, случайно знакомая... Я ночевал у нее в домике на даче, в каком-то садовом кооперативе.

- Точнее не помните. Адрес? Название кооператива?

- Нет. Но, гражданин начальник, это на раз можно поднять. По дачкам пробежаться… Потом удрал от неё в ночи, испугавшись, что прилипну и навсегда останусь…

У Сейфулы запершило в горле: он вспомнил сладкое, как патока – нет, скорее, как пастила, тело Анны, её вздохи в ночи, свою дикую дрожь и тряску от первой женщины за последние годы, охватившее его исступление.

А Кольцов воспользовался паузой:

- Испугавшись? Кто же от счастья своего бежит? Мне просто интересно.

Кашапов насупился.

- Она мне понравилась, даже очень… Но ведь я – бывший зэк, а Анна такая чистая и светлая… Одним словом – учительница. А у меня похоти через край. Вот если бы в постель не легли, тогда бы мог и остаться… если предложила.

- Говорят – женщины все загадочные. А тут мужик… - усмехнулся Кольцов. – А дальше что?

- Вернулся на полустанок. Побрел по железке. Город начался. В одном из первых домов старик приютил на ночлег – грузина Ираклия тесть. Вот на эти два-три часа хождения по железке у меня алиби нет…

«Важняк» залез во внутренний карман красного пиджака, достал портсигар. Закурил сигарету, угостил Сейфулу.

- Вы курите? Ну, тогда угощайтесь…

Достав из другого кармана смятую пачку, пепельницей положил на стол.

- Фамилию Анны Михайловны не спрашивали?

Сейфула закурил, заметив, что пальцы его дрожат. Вот проклятый «важняк», умеет же в душу влезть. Странный тип. Может, вообще, не комитетский? Может, опер какой его дурит – перелохматился по такому случаю?

Чёрт, но не бывает таких оперов – в природе не может быть. Да и на зоне таких нет. Не видел он ничего подобного...

Теперь Сейфула понимал так – этот, представившийся следователем-«важняком» про то же, что и майор Орешкин, да только подходец другой. Может быть, это то самое из широко известной конфигурации «добрый – злой»?! Излюбленный метод многих следственных бригад – сначала страху да жути нагнать, унизить, а потом дать размякнуть под добрым словом, внимательными глазами: пожалуйста, курите, не холодно ли в камере…

Кашапов глубоко затянулся и обронил:

- Помню платформу… и могу от нее дорогу показать до домика. Названий не помню, начальник! Но она учительница точно.

- Учительница? Предмет какой, не говорила?

- Нет! – отмахнулся Кашапов. - Я давно о такой бабе мечтал... Она тихая, ласковая. Простая и одинокая. Короче, как в той песне поется – вот и встретились два одиночества... Что тут плохого? А вы мне не скажете, что за дело копаете? Вдруг мельком что-то видел. Так разве вспомнишь, не зная о чем…

Сейфула сделал хитрый ход – перетянул инициативу на свою сторону. Обычно в допросах этого не выходит – следак давит, прёт буром, ловит на мелочах… Но этот – необычный – пришёл спрашивать, узнавать что-то важное для себя. Ну, и хорошо – посмотрим, что скажет. А мне надо понять – он с этим Орешкиным заодно, или каждый свою линию гнет?

Между тем Кольцов снял очки, будто утомившись – сунул в нагрудный вельветовый карман… Не будет больше ничего писать? Встал, отошёл к окну. Облокотился локтем о крашеную стену.

- Понимаете, Сейфула Барысович, вот какая штука... Вряд ли вам придётся за погибшего Хохлова Эм Эн отвечать. Я с судмедэкспертом говорил – характер травм свидетельствует о наезде. И свидетелей против вас нет – это я вам честно говорю.

Кашапов ответил мелким смешком – хорош следак: карты сходу раскрывает, что твой адвокат…

А Кольцов, не замечая этого саркастического хехеканья, продолжал неторопливо:

- Но я, по опыту жизни думаю: вы – лакомый кусок для местных оперов. Судимый! Сидевший! Вышедший! – он резко обернулся. - И что-то мне подсказывает, что на вас хотят "повесить" одно из своих нераскрытых дел...

Следователь подошёл к столу, руки упёр в его железную плиту; руки с тонкими пальцами пианиста, списки, а не пальцы; и манжет белоснежный, под карминно-красным рукавом.

- То, что «повесить» хотят, никакого к этому сбитому-избитому отношения не имеет.

- Что тогда? – дерзко и быстро перебил Сейфула.

- Например, зверское убийство молодой женщины, произошедшее, ориентировочно, двенадцатого или тринадцатого апреля. Вот почему я вас так пытаю про дату приезда и его свидетелей... Вы понимаете меня?

Тут всплеснул Сейфула руками. Ай-ай, как он разволновался! Он же ни сном, ни духом… Он же только сейчас все осознал и так далее. Годы лагерные Сейфулу научили играть – там и не такому научишься, если жить захочешь. А жить до смерти хотелось, и не в камере, не отсиживая по сто второй – полновесную десятку с гаком.

- Так как же они на меня повесят такую чушь, если я только семнадцатого вышел?! Документы же есть, справка… Я что из зоны сбежал, замочил эту гражданку, опять вернулся, справку получил и откинулся по-нормальному?! Они, ваши опера, совсем что ли тронулись? Да какой же им суд поверит?

Сейфула тыкал окурком в смятую пачку, ронял пепел на пальцы, обжигая их, но боли не ощущал. Мозг обжигала другая мысль: всё-таки вкатают ему «сто вторую», часть «Г» - даже ведь с особой жестокостью, а это от восьми до пятнадцати… Ничего он сделать не сможет, против него – Система Власти. Менты всем кагалом напали.

Сквозь эту судорожную морзянку мыслей, мельтешение их с трудом пробивалась упрямо одна – если его колют на эту бабу, то почему говорят об алиби и его невиновности? Нелогично, противоестественно… Ни в какие игры ментовские не укладывается. И логично выходит только одно – «важняк» хочет ему помочь. По неизвестной, небывалой, невозможной причине… но хочет.

Кольцов молчал, разглядывая макушку Кашапова. Потом скривился болезненно:

- Ну, это комментировать не буду. Про суд… Человек опытный вы, на зоне и не таких историй поди наслушались…

Кашапов зубами скрипнул.

Кольцов осёкся. Галстук поправил…

Да и галстук у него необычный. Чёрный, но в алую клетку. Крупную. Яркий галстук. Не носят такие мусора.

Следователь сделал новую паузу. Затушил свою сигарету, выкуренную почти до фильтра.

- Ладно, это оставим пока. Я хотел у вас вот что узнать – в вашей харчевне что-нибудь говорили о необычных клиентах проституток? Что-то вообще такое, необычное, в жизни – мимо уха проскакивало?

Кашапов сидел тихо – он все еще переваривал мысль о суде.  Вот если его притянут – а притянуть могут – то калачовское начальство в угоду местным ментам даты документам может переписать? Настоящую справку Орешкин заныкает и предъявит «липу».  Хотя хороший адвокат камня на камне не оставит от такой ментовской диверсии. Настоящий адвокат… Только где его взять? На Ираклия нет надежды. Эх, как жаль, что до Гаврика не добрался – « ацуха» бы постарался отмазать его от нового срока. А один на один со сворой ментов – дело гиблое, не устоять... Кто он, Кашапов? Он – никто. Он выброшен за борт обществом, он расходный материал, как говорил этот майор поганый…

Сейфула прочистил горло:

- Кхе… Круто замешал, начальник. Круто. Я всё понял.

Наморщил лоб и шлепнул ладонями по столу. Черт! Жизнь приучила Сейфулу мусорам не верить. Никогда и ни за что. Но «важняк» Кольцов его не колет,  совсем не колет – это же видно.

Кашапов поднял глаза, глухо проговорил:

- Чувствую, вы за правду… и мне не враг. Притом не местный, а из Москвы... Из столицы же вы?

- Почти.

- Ну, вот. Если местные опера мне подставу готовят – вы за меня?

- Я за соблюдение закона и за поиски истины. Но вы мне не ответили. Что-то необычное, необъяснимое для себя за эти дни встречали – о чем-то слышали, может быть?

Кашапов помедлил. Рассказывать этому следаку то, что ему показался весьма подозрительным тесть Ираклия – старый сиделец – не хотелось. А в остальном…

- Да нет, начальник – все как всегда и везде: никаких инопланетян.

- Понятно.

Снова холодом потянуло в их отношениях.

Чтобы разрядить обстановку, Сейфула попросил:

- Можно еще одну сигаретку?

- Берите.

Сейфула закурил, щёлкнув поданой плоской зажигалкой.

- Вам ведь не предъявили обвинения? – спросил Кольцов, начав собираться.

- Вроде нет.

- А срок задержания когда кончается?

- Сорок восемь часов? Да где-то ближе к ночи сегодня.

- Я сейчас загляну к начальнику ГОВД. Если еще не уехал с работы, напомню о ваших правах. Ну, или дежурному подскажу, если он еще приказа не получил – пусть по телефону разыскивает начальство и получает «добро». Будут артачиться – напомню о своих связях в Москве. Вас обязаны выпустить – хотя бы под подписку о невыезде из города. Вот так.

Сейфула помедлил, ухмыльнулся прежней наглой улыбочкой – на автомате – этому обещанию «важняка» не поверил. Впрочем, может быть, он и зайдет, и напомнит… Но чтобы после угроз Орешкина его просто так выпустили – не верилось…

- Ну а не выпустят и, если вы еще раз ко мне соберетесь, прихватите что-нибудь похавать. В КПЗ никого не кормят, ибо считают – заключенных здесь нет: одни алкаши, которых выпускают после вытрезвления и под протокол. Вот так, гражданин следователь Иван Васильевич...

- М-да… порядки. Ну, ничего, разберемся…

Кольцов складывал в жёлтый портфель папку, блокнот…

Портфель тоже дурацкий – не деловой. Вызывающий цвет, как тыква спелая…

Внезапно глаза Сейфулы задержались на чёрной перьевой ручке, и он облизнул пересохшие губы.

- Гражданин начальник… а весточку можно с вами передать?

- Кому? – не удивился Кольцов.

- Моим. В харчевню!

Следак смотрел на него изучающее – ручку и блокнот задержал в руках.

- Вы же понимаете, что я прочитаю эту записку?

- Понимаю. Да не вопрос, начальник. При вас напишу – читайте. Просто, чтобы девки не кипешились. Да Ираклий побеспокоился… Может, похавать притащат чего…

- Пишите.

Он положил блокнот в клетку и ручку перед Кашаповым.

Тот начал писать, но пером никогда не пробовал.

- Не сломайте перо, пожалуйста… - тихо попросил Кольцов. – Легче надо… не давите, она сама пишет.

Получилось. Даже как-то с завитушками.

«Важняк» убрал вещи в портфель.

- М-да… вы скупо рассказали о своих наблюдениях. Те парни, что повстречались вам на дороге, куда пошли от харчевни – в какую сторону? По виду – студенты или работяги? Поверьте, мне это очень важно знать.

- Они шли мне навстречу по обочине... А я стоял лицом туда... Город справа... Ну, в общем, если стоять на съезде к харчевне, и чтобы она была с правой руки… то они шли мне навстречу. А куда звонить побежали, я не видел – в каморке остался, со сбитым. И по виду и по базару студенты точно – они про стипуху говорили, мол не хватит на развлечения в "Эдеме".

Кольцов морщил лоб сосредоточенно.

- И ещё один вопросик задам, Сейфула Барысович. А вот тот, которого вы называли суетливым, и он давит на вас... это часом не майор Орешкин, начальник местного УгРо? Просто любопытно мне.

Отвечать – не отвечать? Может, это тоже элемент проверки? С другой стороны, если бы «злой» и «добрый» заодно действовали, добрый бы вряд ли такой вопрос задал… Он бы и строил всё на противопоставлении – видишь, там так, а я с тобой эдак. Вот сейчас тебя к тому обратно отправлю, мало не покажется – а у меня всё культурненько…

Что-то сломалось внутри, щёлкнуло. Мысль, упрямо шедшая против всего общего хода, победила.

Кашапов дёрнул ртом. Была не была. Если он сейчас сдаст того, этот по-другому запоёт. Например, сбросит масочку свою, заорёт – мол, а тебе ведь говорили, падаль! Соглашайся! Прямо тут соглашайся, подписывай! Этой вот ручкой, перьевой…

- Орешкин – точно. И майор – верно. Все на цырлах перед ним тут ходят: видать – большая шишка! Он сначала-то не назвался, а потом, когда распалился, стал орать: «Ты, сука лагерная, запомнишь Орешкина». Представился, типа…

И… ничего не произошло. Собеседник его как будто только что услышал новую фамилию – и не отреагировал: показалась малознакомой. Ничего не предпринял. Ни малейшей попытки склонить к тому, к чему склонял Кашапова начальник уголовного розыска…

Необъяснимо.

Сейфула вздохнул. Хорошая беседа получилась, содержательная. Снова расслабился на стуле – и обратил внимание, что Кольцов изучающее рассматривает его рубаху и штаны.

- В камере холодно?

- Да нет. Тут одежонку принесли. И бушлат кинули, я там оставил.

- М-да. Ладно. Держитесь. Всё, что могу вам сказать. А насчёт еды – да, я понял... Завтра позвоню, поинтересуюсь – если вас не выпустят сегодня, то что-нибудь поесть принесу. Вы что любите… из разрешённого, конечно?

Сейфула печально усмехнулся:

- Все и побольше, -

Кольцов ответил такой же ухмылкой:

- Понял, принял… - он шагнул к дверям и остановился. - А женщину вашу я найду. Обязательно. Анну Михайловну.

Сейфула вполголоса буркнул – будто себе, а не кому-то еще

- Анюту...

- Держитесь. Счастливо.

- Спасибо. Вы типа как доктор - пришли, поддержали, обнадежили... и ушли.

Кашапов намеренно употребил блатной жаргон – конечно, никакого врача он не имел в виду. «Доктор» - это адвокат. И если следак не кабинетный фуфлыжник, он это знает.

По глазам понял – знает, не удивился.

Только весело – очень весело для этой синюшной клетушки со спёртым духом, бросил:

- А я ещё приду и задам им перца!

И ушёл – в коридоре послышался его голос: "Конвой!".

А Сейфула смотрел на стол. Там, рядом со смятой пачкой-пепельницей с окурками, горкой лежали сигареты из портсигара. Наверное, все оставшиеся – семь штук!

Когда он успел их выложить?

А потом – этот следак. И эти разговоры странные… Так вот, что, оказывается: следак ищет убийцу, а майор – козла отпущения.

И от того, кто из них победит в этой схватке, зависела сейчас жизнь Сейфулы.

Выпустили задержанного Кашапова под вечер, в надвигающуюся тьму.

По улице гулял ветер, на удивление – тёплый, несмотря на конец апреля. Ветер этот срывал кончики с лиственных куч, бросал трухой в лицо. Чужой, короткий в рукавах бушлат Сейфула распахнул – было душно.

Да, он на свободе, но под подпиской о невыезде – по поводу той галиматьи с заявлением гражданина, которого он якобы спустил с крыльца харчевни. И потому радости нет – какой-то осадок мутный. От того, как прессовал его майор Орешкин и как беспокоился за него «важняк» Кольцов…

Спасибо ему – отстоял права Сейфулы!

Но не зря, видать, душа беспокоится. Шестым чувством Сейфула ощущал – ничего ещё не закончилось.

Он ни о чем не думал, да и не хотел думать, но грезы вставали одна за другой – мелькали обрывки мыслей – без начала, конца и связи. Как будто он впадал в полудремоту на ходу. Мрак ли, тёплая сырость или ветер, завывающий в проводах, вызывали в нем лишь одно желание – жрать-жрать-жрать! Он хотел сейчас одного – поскорее добраться в харчевню и набить брюхо настоящим горячим мясом. С косточки...

Еще днем сегодня увидел он гроб во сне, а в нем случайная попутчица по электричке – Анна Михайловна в белом платье с покойно сложенными на груди, точно выточенными из мрамора, руками. Строгий и уже окостенелый профиль ее лица был полон беспредельной скорби и великой жалобы…

Ему захотелось ее найти – немедленно, прямо сейчас. Ведь она говорила, что живет в городе. Но он не знал, где её искать.

Который теперь час?

Он спросил, и случайный прохожий, слегка шарахнувшись от его фигуры, торопливо бросил: «Восемь уже!». Эге, так скоро настанет полноценная ночь…

Сейфула шел по городу наугад, не зная в какой стороне харчевня. Из здания ГОВД спустился по улице к трассе, вроде как определил направление – по заводским трубам. Перешёл дорогу и потопал мимо серых, в пятнах, пятиэтажек, за которыми серела всё та же промзона.

Он не знал, что сейчас идёт мимо городского торжища, мимо барахолки, которая уже к двум часам дня вымирала, оставляя после себя в городушках прилавков мусор, вонь, рваные картонные коробки, раздавленные лотки от яиц и пустую тару. Нормальные люди не заходят сюда после девяти, пробегают это место, спеша. Даже нарваться на алкоголика, собирающего пустые бутылки, или на компанию выпивох – ничего хорошего не сулит.

И Сейфула бы прошёл, не услышь он плач. Плач доносился из этого полумрака базара, кое-как освещённого и был – детским. Конечно же, направился туда. В тусклом свете уличных фонарей шарился среди прилавков – чертыхался, поскальзываясь на очистках и корках…

А потом увидел её – вжавшуюся в деревянный короб, как гробик. Девочка лет пяти, голоногая, в ботиках без шнурков, в легком пальтишке. Несмотря на теплынь, она продрогла – не первый час, поди, на ветру…

Он огляделся в недоумении – как так, неужели он один слышит этот плач? почему никто не нашёл её раньше?!

Значит, так было Небу угодно.

Малышка даже не испугалась, когда Кашапов к ней подошел – посмотрела на него большими черными глазенками, изредка всхлипывая. Лицо девочки, под каштановыми волосиками, стриженными «под горшок» – бледное и изнуренное.

Сейфуле мысль пришла – а  ела ли она сегодня?

Кашапов стал расспрашивать – кто она? где живет? кто родители ее и как их найти?

Девочка вдруг оживилась и быстро-быстро залепетала что-то на своем детском языке. Из чего Кашапов понял, что девочка убежала из дома, когда ее мама по попе отшлепала, а теперь она бы рада вернуться, да не знает куда идти.

- Кто ж тебя так напугал?

Действительно, чего она это забилась в деревянную конструкцию? От кого пряталась? Но тут ребёнок вздрогнул и замолчал, замкнулся.

Сейфула, улыбаясь, ещё спросил:

- А где ты шнурки от ботинок посеяла?

Ответ тоже обескуражил – девочка завязывать их не умела, спутывала, вот мама и отобрала… Сказала – сама будет вставлять и завязывать.

Сейфула вздохнул:

- Ладно… Давай вместе поищем твой дом. Ты не против?

Девочка согласно закивала головой.

Сейфула снял с себя бушлат, закутал в него ребенка, с головы до ног – поднял этот невесомый куль на руки.

- Куда идем?

Девочка указала пальчиком направление движения и через минуту, согревшись, уснула.

Кашапов угрюмо задумался.

Вот еще вздумал связаться! – пенял себе, понимая, что человек, подозреваемый в маньячных деяниях, в данную минуту совершает действия весьма двусмысленного характера.

Он посмотрел на доверившегося ему ребенка. Девочка согрелась в его бушлате, и бледный румянец разлился по ее щечкам. Она спала крепким и блаженным сном.

Ветер вдруг разом стих. В сумерках на город с гор надвинулся густой, молочный туман.

Кашапов шел, наугад выбирая направление. С досадой он рассматривал дома, гадая – не в этом ли живет бестолковая мама маленькой девочки или кто-нибудь из его знакомых по работе в харчевне?

Фонари светили тускло. Окна скорее больше гасли, чем зажигались.

Сейфуле невдомёк, но в этот час большинство жителей города  мечтали лишь об одном – выспаться после трудового рабочего дня. Телевизор включили… и на боковую.

Он миновал очередной перекрёсток – с правой стороны потянулись гаражи.

Грязная, издрогшая собачонка пристроилась к Сейфуле в арьергард.

Пусто на улицах.

От плотного и промозглого тумана Сейфулу стало слегка знобить…

А потом судьба сжалилась над ними. По крайней мере, над мужчиной с ребенком. От стайки женщин, шедших по противоположной стороне улицы навстречу, отделилась одна и направилась к ним. Остановилась. Сначала онемела от радостного изумления, потом схватила Кашапова за свободную руку.

- Саня?! Ты кого… Какими путями… ты как здесь? – воскликнула она, от радости запинаясь в словах. – Не узнаешь, что ли? Я же Нина! Помнишь – ты кофе поил меня ночью в харчевне на автостанции?

Каштановые короткие волосы, мягкое круглое лицо…

Да ведь эта та самая ночная гостья с транзистором на шее, что шла одна ночью по дороге из села в город.

- Нинка! – окликнули ее подружки. – Ты идешь или остаешься?

- А идите вы к черту! – она крикнула им в ответ и махнула рукой.

Снова обратилась к Сейфуле:

– Ты чего молчишь? Я вчера после работы к тебе заходила. Мне сказали, что тебя арестовали… Ой, а кто это у тебя на руках?

- Да вот, заблудились, - Сейфула смущенно пожал широченными плечами. – Может, подскажешь дорогу в харчевню? Я в городе вообще не ориентируюсь…

- Зачем в харчевню? Да неё далеко. Пошли ко мне – девчонки в кино потопали, будем в комнате одни.

Подруги, действительно, ждать их не думали – быстро исчезли в глубине улицы.

А Нина, прихватив Кашапова под руку, потащила его в ту сторону, куда он и шел. Места были незнакомые…

Нина на ходу щебетала:

- Что за прикид на тебе? Ой, ну да, там такая девчонка худая сказала, у вас кого-то машина сбила, а тебя раздели и забрали. Я вообще ничего не поняла. Ты-то при чём?

- Так… Ошибочка у ментов вышла.

- О, Господи! Ну, понятно. Хорошо, хоть, отпустили. Насовсем?

- Ну, да.

- И то ладно. А кто на руках? Ну-ка, покажь. Ой, кроха какая! Твоя?

 

Комментарии   

#20 RE: Менты разные бываютBryangaf 21.05.2022 07:44
смотря где
#19 RE: Менты разные бываютMichaelcrono 20.05.2022 16:14
кто бы сомневался
#18 RE: Менты разные бываютAntoniodob 18.05.2022 19:47
прикольно
#17 RE: Менты разные бываютAntoniodob 17.05.2022 22:19
це все ......., але дуже смешно
#16 RE: Менты разные бываютJerryTus 11.05.2022 03:58
И что с того?
#15 RE: Менты разные бываютWilliamgof 05.05.2022 06:37
Не думаю
#14 RE: Менты разные бываютWilliamgof 04.05.2022 05:21
правда что ли?
#13 RE: Менты разные бываютDavidloyah 03.05.2022 17:59
полицаи чем хуже?
#12 RE: Менты разные бываютJosephser 03.05.2022 01:15
И не только менты
#11 RE: Менты разные бываютPeterBep 01.05.2022 07:52
А кто одинаковый

Добавить комментарий

ПЯТИОЗЕРЬЕ.РФ