Лаборатория разума

 

 

Тайна шаманов

Об этом человеке известно только,

 что он не сидел в тюрьме,

но почему не сидел – неизвестно.

/Марк Твен/

Интересно, чего люди больше боятся – какой-то опасности или шага в неведомое? Может, трусость его удерживает? Может, слишком много думает и от того ничего не делает? Настанет ли день, когда мечту свою Сейфула сможет назвать предприятием?

И еще… Как вести себя с хозяином? Кашапов по опыту зоны знал – как очень важно занять в бараке и на работе то место в коллективном насесте, которое ты потянешь. Недобор случится – дерьма нахлебаешься, перебор – сломаешься, и опустят куда ниже того, что ты стоишь на самом деле.

Как вести себя с Ираклием? Как показать ему, что роль шестерки на побегушках не Сейфулы. Этот хитрый грузин, конечно же, постарается подмять его. Кашапов помнил, как поменялись лик и речь Ираклия буквально на глазах – до согласия остаться у него работать и после. Как льстил грузин и уговаривал сначала, и как потом высмеял его башкирское имя.

Если Сейфула возьмет правильный с ним тон, ему и жить будет легче, и легче он поймет Ираклия – чего тот стоит? и стоит ли его посвящать в свои планы добычи бабла?

Когда в харчевне послышались голоса – приехал Ираклий с новой дежурной сменой – Сейфула, выйдя из закутка, глядел уже весело, как будто внезапно освободившись от какого-то ужасного бремени, и дружелюбно окинул глазами присутствующих. Но даже и в эту минуту Кашапов отдаленно предчувствовал, что вся эта перемена к лучшему была наигранной, и наблюдательному человеку ее распознать несложно.

В харчевне в эту минуту посторонних не было. С Ираклием приехали повар Лина, посудомойка Катя, похожая на цыганку, и две вчерашние путаны. Было шумно – девчонки делились впечатлениями.

Сейфула не привык к суетливому выражению своих чувств, но сейчас его вдруг потянуло в народ. Что-то новое происходило в нем, и вместе с ним ощущалась какая-то жажда людей. Он так устал на зоне от недоверчивости, от сосредоточенной тоски своей и постоянного мрачного ожидания неприятностей, что сейчас ему хотелось хотя бы одну минуту побыть другим – улыбнуться приехавшим, показать, что он несказанно рад и им, и солнцу, и новому рабочему дню.

Он все поглядывал на Ираклия и ждал приглашения начать разговор. Но тот как-то привычно и даже со скукой, а вместе с тем и с оттенком некоторого грузинского высокомерного пренебрежения разговаривал с Линой.

Несмотря на то, что ночью почти не спал, Сейфула не ощущал в себе усталости – даже наоборот, какой-то подъем в душе обозначился. Точно нарыв на сердце его, набухавший долгих четыре года, вдруг прорвался – свобода, блин, свобода! Он свободен теперь от порядков лагерных, от пайки скудной, от людской подлости и собственной ненависти…

Шаг за шагом от тюремного КПП он набирался этого ощущения – остановка автобуса напротив проклятых ворот в ад, душный «ПАЗик», шумный Челябинск, электричка, Анюта, Ираклий, харчевня «Вдали от жён» – казались теперь ему не случайным набором событий, а предопределением его судьбы. Именно так! И отсюда решимость – немедленно поговорить с Ираклием по поводу его лагерных соображений, как делать деньги.

Конечно, осторожность подсказывает – семь раз отмерь, а уж потом режь. Но зачем же, он спрашивал ее, все произошедшее за эти два дня с ним произошло? В какой степени случайна встреча с Ираклием? Не сама ли Её Величество Фортуна свела их, произведя свое самое решительное и окончательное действие на всю дальнейшую его судьбу? Точно нарочно поджидали Сейфулу эта харчевня и ее хозяин.

…Было уже около девяти часов утра. Ася с Викой уехали на маршрутном автобусе. Вновь прибывшие девчонки приступили к своим обязанностям, а Ираклий все еще о чем-то разговаривал с Линой, махнув рукой охраннику издали, справедливо полагая, что Кашапов от него никуда не денется. Но Сейфула всем существом своим в эту минуту как раз вдруг почувствовал, что у него совсем не осталось сомнений по поводу грузина-хозяина как компаньона в задуманном им предприятии.

Конечно, если учесть то, что такого случая он ждал долгих четыре года, то какие-то полчаса-час конечно не повлияют на успех замысла. Но Сейфула нервничал, в душе проклиная Лину с Ираклием за их мелочные подсчеты жалких копеек – это в ту самую минуту, когда идет речь о деле на миллионы.

Бывший комсомолец в школе и армии Кашапов на зоне стал суеверным. В каждом событии он склонен был видеть таинственность и присутствие каких-то особых влияний и совпадений. Дожидаясь внимания Ираклия, он попросил у новой официантки Кати чаю, сел к столу и крепко задумался. Странная мысль проклевывалась в его коротко остриженной голове, как цыпленок из скорлупы. Это очень здорово, что Ираклий – цыган грузинский или цыганский грузин: его связи и там, и там будут способствовать успеху дела.

Допив чай, он почти час просидел без движения. Между тем, Ираклий и Лина сели в машину и куда-то уехали. И только тогда Сейфула догадался, что можно пойти и с наслаждением прилечь. Скоро крепкий, свинцовый сон налег на него, как придавил. Катя, вошедшая к нему в половине первого, едва разбудила:

- Обедать будете? Пока в зале пусто…

На столе было не густо – в смысле пищи второго срока. 

- Клиентов мало было, - будто извиняясь, сказала Катя. – Есть суп вчерашний и борщ свежий, котлеты, сосиски, в гарнирах картошка и макароны. Говорите, что будете…

Кашапов попросил тарелку супа. За одним столом вновь собрались все обитатели харчевни.

- Знакомиться будем?

- Александр, - пробормотал Сейфула, придержав ложку у рта.

Путан новой смены звали Алия и Александрина. Похожие. Большие. Рыхловатые. С широкими лицами и обилием косметики. По лицам видно – глупые девки… Им поболтать было невтерпеж – узнать: откуда он? как попал сюда? женат ли? где семья? Ну, и так далее…

А Сейфула, основательно расправляясь с супом, вел мучительную внутреннюю борьбу – что это? знамение судьбы? почему она вновь уводит от него Ираклия? может быть, это знак, что тот не стоит компаньонства? Кашапов был практически готов все рассказать хозяину о своих замыслах, и сомнений не было несколько часов назад – а сейчас вот опять подкатили целою бездной мелочей. Вроде бы все предусмотрел, обезопасив себя, но Ираклий не Гаврик; это грузин и цыган в одной тарелке: продаст и купит, чтобы снова продать – такова их суть.

М-да… Мысли, сомнения, тревоги… Как тут выдержать? Плюнуть на все и оборваться к «ацухе», в остервенении на себя самого. А между тем, казалось бы, весь анализ союза с Ираклием, был закончен положительным решением еще утром. А в полдень опять пришли сомнения, в которых виновно его суеверие – как будто кто-то остерегал Сейфулу; тянул за руку с неестественной силой. Точно он пальцем попал в мясорубку, и его всего начал втягивать в расширяющееся жерло винт Архимеда.

Он вспомнил «ацуху» Гаврика и его наставления – мол, бизнес затеять несложно, гораздо труднее защитить его от воров; предпринимателю более чем кому-либо необходимы рассудительность и осторожность; деньги, когда они вдруг приходят, вызывают затмение рассудка и упадок воли.

Еще на зоне Сейфула решил, что лично его деньги никак не испортят, ибо он не будет тратить их на себя – каждую пришедшую копейку обратно в дело; а уж когда отойдет от дел, тогда можно и… позволить себе, что душа пожелает.

На свои волю и рассудок Сейфула надеялся очень крепко…

- Пойдем, Шурик, нас игноряют, - сказала Алия и поднялась.

Сейфула резко голову вскинул – Шуриком тоже иногда его называли; но не в этот раз. Путана по имени Александрина поднялась, бросив на него обиженный взгляд. Обе вышли из харчевни и отправились к беседке в углу стоянки, которая служила днем курилкой, а по ночам местом свиданий.

- Воображалы, - проворчала Катя и стала собирать со стола посуду. – С Викой проще дежурить. Вы познакомились?

- Она замечательная! – сказал Сейфула, вспомнив прозрачноглазого худого бесенка.

Он подумал, что, может быть, Катя спасет его от сомнений и мыслей – поднялся и принялся ей помогать собирать посуду и уносить ее в мойку.

- Ах, оставьте, не надо этого! – вспыхнуло краской ее смуглое чернобровое личико.

Действительно, нелепо… - опомнился Сейфула. – Сейчас она подумает, что я за ней собираюсь ухаживать!. Бросил свое занятие и вышел из харчевни. Клочки и обрывки каких-то мыслей так и кишели в его голове.

Ветра нет, солнце высоко, и духота кажется невыносимой, будто уж лето на дворе. А ведь всего-то апрель, и может охолонуть неожиданным заморозком, грозно прикрикнуть с неба: не расслабляйтесь, мол! Да и вон, в ольхах за шамилевской будкой мёрзнет ком снега, упрямо не желающий сдавать южноуральской весне… Хоть бы каплю дождя – пыль прибить. Она вместе с запахом асфальта и отработанных газов машин забивают глотку. Два беспрерывных потока машин катят туда-сюда – наверное, растаял снег на перевале – открылась трасса на всем протяжении. Ну, слава Богу – глядишь, и клиент повалит…

Ираклий приехал один в четвертом часу. На лице его сияло удовольствие.

- Ну, как ты? Поговорим?

Он пригласил Сейфулу к столу, предложил рюмку коньяку и сам с ним выпил – закусывали дольками лимона.

- Мне у тебя очень нравится, - сказал Кашапов. – Но это не то, на что я рассчитывал. Есть у меня кое-какие мыслишки, и хочу я теперь их тебе изложить.

- Как улучшить службу охраны? – Ираклий наплескал в рюмки еще коньяку. – Говори.

Но Сейфула повел речь совсем о другом.

- Род наш старинный и ведет свое начало от языческих шаманов Кашапов. Мне это дед Сейфула рассказывал. В честь него и меня назвали, хотя мама была шибко против.

- Ты мне решил историю вашего рода-племени рассказать? Зачем?

Сейфула пожал плечами и с деланным безразличием посмотрел в окно. Небо было без малейшего облачка, ветра не было, и над трассой поднималось марево от нагретого асфальтом воздуха и выхлопных газов. Хоть бы какая-нибудь подсказка природы – рассказать все Ираклию или таки промолчать?

Кашапов решился:

- Из поколения в поколение, от отца к сыну передается тайна шаманов нашего рода…

Ираклий, показалось, проникся его словами и подался вперед:

- Клад? Заклятие? Что за тайна?

Сейфуле показалось, что он как будто ножом отрезал фал, который удерживал его лодку у причала – и вот она закрутилась, и вот ее понесло прямиком на стремнину…

Ему было шестнадцать лет, и он только что окончил девятый класс, когда на шахте во время взрыва метана погиб его отец, Барыс Кашапов. После похорон дед Сейфула сказал: «Отпросись у матери, соври что-нибудь – ты мне нужен будешь дня на три». Сам он со снохою своей не общался и, если бы не общее горе, то еще сто лет не сели бы они за один стол.

Сейфула-внук наврал матери о рыбалке с ночевками на далеком, но рыбном озере, куда он хочет отправиться с друзьями. Был отпущен, и с дедом отправился прямиком в Ильменский заповедник имени Ленина. В лесу возле запретной территории провели первую ночь. С утра бросок на Ильменский хребет, где Сейфула-дед показал Сейфуле-внуку малозаметный вход в удивительную пещеру. После узкого входа, заныканного в густых кустах и прикрытого огромным стволом от старости и ветра упавшей сосны, открылся удивительный грот высотой гораздо выше человеческого роста. Но не это в нем было удивительного – его стены, пол и свод сверкали разноцветными огнями в свете лучей китайских фонариков.

- Что это, дед? – удивился внук. – Драгоценные камни?

- Не то чтобы очень, но вполне дорогие, - поведал степенно Сейфула-дед. – Присядем, я расскажу тебе кое-что.

Эту пещеру давным-давно случайно открыл Кашап – шаман одного из башкирских родов. А может быть, он ее угадал-нагадал, поскольку не бродягой слыл, а мастером удивительных камланий – слава о нем слыла далеко. С него и пошло: из поколения в поколение тайну ее могли знать только двое Кашапов – самые старшие в роду мужчины. После крещения Кашапы стали Кашаповыми и с камланием завязали. Но Сейфула-внук знал, что дед его по всей округе слывет чудаком и знахарем, многие к нему за советом ходили. Только мама звала его колдуном и никогда не приглашала в гости к себе.

- После смерти Барыса, твоего отца, ты теперь после меня старший Кашап – тебе и тайной владеть наравне со мной. Я расскажу тебе, как делать деньги из этих камней.

Дед не слыл богачом даже в поселке горняков – жил одиноко в маленьком доме, одевался неброско, не пил, не кутил. Но единственному сыну Барысу на свадьбу трехкомнатную квартиру подарил с мебельной обстановкой. Мать все эти годы, сколько помнил себя Сейфула, твердила: «Отдам-отдам, не хочу зависеть от колдуна». А отец лишь посмеивался в усы – видать, знал, откуда ноги растут щедрого свадебного подарка.

Тут же, в гроте на полу валялся в беспорядке горняцкий инструмент – кирка, молоток с добрую кувалду, обушок, которым, Сейфула-внук догадался, вырубают из породы самоцветы.

- Посвети, - приказал дед и сноровисто вырубил несколько камней; рассовал их в два рюкзака. – Хватит, не будем жлобиться – вдруг придется тикать от объездчика.

- Запомнишь место? – спросил дед, когда выбрались из грота. А когда покинули пределы заповедника, еще раз спросил:

- Запомнил дорогу? Один доберешься? Ну, тогда домой…

Только в домик деда они попали лишь на следующий день, заночевав еще раз в лесу. Рассматривая самоцветы на солнечном свете, Сейфула терзал деда вопросами:

- Откуда ты знаешь цену им? Может быть, это настоящие драгоценности и стоят баснословных денег.

Дед, отдохнув на диване часок-полтора после дороги, снова был полон сил.

- Смотри сюда, внук, и учись.

Он достал из посудного шкафа чугунную ступку и пест, положил в нее зеленого цвета камень и начал крошить. Раздолбив его в песок, показал внуку:

- Видишь, что с малахитом стало? А драгоценный камень, типа алмаз-изумруд-рубин ты ни за что в ступе не искрошишь. Понял?

- Понял. Только зачем тебе порошок? Камнем он красивее был. Распилить, обточить, вставить в оправу – вот тебе и перстень. Дорого можно продать.

- Может быть, - усмехнулся Сейфула-дед. – Школу закончишь, выучись на ювелира. Камни у тебя будут, профессию освоишь и станешь миллионером. А пока…

Потомок шаманов ссыпал зеленый порошок в мешочек из плотной ткани.

- Есть у меня знакомый… художник икон или, как он себя называет, богомаз. Смотри, какие он замечательные картины делает, - Сейфула-дед кивнул на стену.

Там действительно висели две замечательные картины, выполненные не красками на холсте, а разноцветным, сверкающим в лучах солнца или лампочки, минеральным песком на доске. И еще икона в углу…

Давно Сейфула-внук пытал деда – откуда они у него?

- Всему свое время, - улыбался тот.

И вот это время пришло.

- Теперь ты знаешь где и как камни брать, в песок толочь, а адрес мастера, который будет его покупать, за иконой хоронится. Отойду я в загробный мир, достанешь бумажку, найдешь человека и будешь безбедно жить. Только пообещай мне… Закончишь школу, отслужишь в армии и обязательно сразу женишься. Девицу сам ищи по душе, а уж квартиру я вам подарю… А потом напрягай ее – пусть хоть кажный год рожает, но чтоб сынок был обязательно. А обмишурится девками раза три – гони и другую бери…

Пообещал Сейфула. Только вот беда – пока он служил в ракетных войсках, скончался дед. Он рвался на похороны – старшая сестра Таисья телеграмму прислала – но кто же его отпустит: был бы отец, а то дед…

Потом дембель, работа на шахте, пьянки-гулянки, драка с последствиями… тюрьма. Не успел Сейфула наказ деда исполнить…

Долго думал на нарах лежа, и вот он чего достиг. То, что было у деда – дедово. Он Сейфула-внук размахнется по-современному. Тайну грота с каменьями, как и было завещано, только сыну откроет, которого у него пока нет. А вот дело поставит на широкую ногу. Одного мастера - да жив ли он? - ему мало: сеть художественных мастерских по Уралу, а то и по всей стране, работающих на песке поделочных камней. А еще команда ювелиров, промышляющих полудрагоценными минералами. И магазины, конечно, будут его. И о цыганах он думал, лежа на нарах – умеют они впаривать товары прямо в электричках или на улицах-площадях городов…

Во главе этой империи будет стоять он – Сейфула Кашапов, потомок шаманов, наследник их тайны.

Глядя в засверкавшие жадностью глаза Ираклия, Сейфула в заключении своего рассказа твердо сказал:

- Денег не надо мне – не предлагай. Я хочу в каждом из предприятий, работающих на моих камнях, иметь пятьдесят процентов участия. Как ты смотришь на эту затею?

Грузин молчал, переваривая все услышанное. Сейфула усмехнулся – свет для него перевернулся, что ли? Не хочет на побегушках быть у своего охранника? А компаньоном?

Ираклий и на ухмылку его не ответил – сидел напротив, пристально глядел на хранителя древней тайны и молчал, забыв про коньяк. Кашапов сам налил – ему и себе. Замахнул одним глотком, рюмку поставил и посмотрел на хозяина. Тот не двигался.

Наконец он открыл рот и полуобернулся к Катюше, торчавшей за стойкой бара.

- Неплохо бы перекусить нам…

- Сейчас Ираклий Нузгарович. Чего пожелаете? – борщ, суп, котлетки, сосиски… Пельменей сварить? Шашлыками у нас Сашок занимается, - она кивнула на Кашапова.

- Давай, что готово.

Катя мигом накрыла стол – два борща в полупорционных тарелочках, котлеты с сосисками и к ним макарон еще пару порций. Поставила апельсиновый сок в бокалах.

- Я, брат, целый день не ел: все в делах и бегах, - пробормотал Ираклий набитым пищей ртом.

Сейфула заметил перемену его настроения – уже брат? – годится, и сам взялся за ложку. Каким-то странным, почти звериным чутьем, чувствовал, как весь напрягся Ираклий, решая, как ему поступить. Оба молчали, оба вкушали, но Кашапов ни на минуту не отрывал от хозяина своего встревоженного взгляда.

Доев борщ, Ираклий отодвинул тарелку на край стола и будто только теперь заметил настойчивый взгляд охранника. Налил опять коньяка и сказал:

- Да ты, брат, не так прост, как кажешься.

- Да уж… - процедил Сейфула и отвел взгляд в сторону.

- Нет, правда! – заволновался грузин. – Почему именно половинная доля, а не тридцать, скажем, или семьдесят процентов? Из каких соображений ты исходишь? Откуда твоя алгебра взялась? Ничего не понимаю! Сеть ювелиров, мастерских, магазинов – это ведь деньги, которых у тебя нет. И труд, в котором ты ни хрена не смыслишь.

Кашапов снова уставился в глаза Ираклию.

- Мне плевать, что есть у меня, чего нет… Не возьмешься ты, поеду к другану – он найдет нужных людей.

Грузин горячился:

- Ну, давай говорить разумно. Принесешь ты яшму или малахит – мастер вставит минерал в золотую оправу; продадите перстень – тебе половина? где справедливость? Ты знаешь цены драгоценных металлов и поделочных минералов? Ответь-ка, лагерный академик.

Но Сейфула не сконфузился:

- Я говорю о прибыли, а не затратах и выручке.

А вот Ираклию было нечего возразить – он опять повернулся к бару.

- Катенька, пива нам принеси.

Девушка принесла две бутылочки холодного чешского пива, предварительно откупорив их. Хозяин харчевни выпил залпом, не отрываясь, как будто тушил огонь в груди. Сейфула пил, смакуя. Он высказался, ему стало легче – четыре рюмки коньяка стукнули в голову, а сейчас по спине пошел легкий и даже приятный озноб. Наверное, от холодного пива.

- А как, брат, ты узнаешь эту самую прибыль, если у тебя будет сеть мастерских и магазинов, да еще футбольная команда ювелиров? – спросил Ираклий; глаза его подобрели.

- Найму бухгалтера.

Грузин усмехнулся чему-то, одному ему понятному.

- Хех… Ну, да. Только бухгалтер у нас один, и тот – лучший. Трифель. А Трифель тебя сам наймёт, если захочет…

- Трифеля твоего не знаю и знать не хочу. Но дело обустрою.

- Понял, понял… То-то и оно – одному с этим делом не справиться. Не проще будет ограничить свое участие в деле поставкой камней?

Сейфула задумался. Вопросительно посмотрел на грузина.

- А ты войдешь в него?

- Да уж, брат, заинтриговал – и телом, и делом приму участие; деньгами и связями… а как же еще!

Сейфула посмотрел на него:

- Не наобум же? Расчеты какие-то будут – взял-обработал-продал – что почем? какой выхлоп? с чего моя половина? Потом я камни принесу, посмотрю как сработает каждое звено. Если все нормально, возьму за эталон – дальше проще будет.

- Голова! – усмехнулся Ираклий.

- Деньги я не буду забирать. Может, тебе же и отдам на развитие дела. Главное, чтобы не было воровства, и все были в шоколаде. Так я думаю строить свой бизнес.

- На тебе руки не нагреешь! – развеселился Ираклий.

- Это мой принцип – за честь уважать, за воровство… обижать.

- Ну, хорошо. Если мы станем компаньонами, я должен тебе кредит выдать – на что-то ты должен существовать, пока с предприятия прибыль попрет. Сколько попросишь?

- Нисколько не надо. Я не собираюсь работу бросать. Вторая половина прибыли твоя – вот и работай за нее: ищи людей, договаривайся… я пока здесь послужу. А как цепочка срастется, пробежимся вместе по ней и проверим – кто, чего и почем? Потом камни… Ты ведь отпустишь меня на три дня?

- Ушлый ты, Сейфула, потомок шаманов.

- Я над этой темой четыре года ломал голову; всех расспрашивал, никому не сказывал – даже корешу своему.

- Хитро, брат, хитро! Ну, посмотрим, что выйдет.

- А почему не сможет выйти?

- Да слишком ты уперся в долю свою. Можно проще – принес камни, продал, прогулял… ну или там дом купил, женился, на юг скатался…

- Мне нужен свой бизнес…

- Бизнес нужен? Хорошее дело. Здесь много таких было. Да только окоротили быстро… - вдруг зловеще проговорил Ираклий, а потом лениво, будто между прочим, спросил – А ты… себя обезопасить не хочешь?

- А смысле?

- Мент тут приехал. За день-два до тебя. Прокурорский, из Челябинска. Может, за тобой?

- А может – за тобой?

Сейфула прямо взглянул в тёмные глаза. Не любил таких подходцев, с давлением. Но Ираклий даже жилочкой не дрогнул.

- Нет. Не за мной. У меня всё подвязано, брат. У нас тут Система… А вот ты – новый. Заметный. Так не за тобой ли, не по старым делам-то твоим?

Кашапов не успел ответить. Дверь харчевни открылась, и вошел средних лет человек с осторожным и брезгливым выражением лица. У входа остановился озираясь, как будто спрашивая взглядом – куда это он попал? Обшарил глазами Ираклия и Сейфулу.

Сообразив, должно быть, что больше ему нужна девушка за стойкой бара, повернулся к ней. Несколько смягчив выражение лица, и вежливо, хотя и не без строгости спросил у Кати:

- Я смогу у вас пообедать?

- Да, пожалуйста, вот меню.

Посетитель взял плотную обложку, в которую был вложен распечатанный листок и прошел к свободному столу.

Ираклий сорвался с места вдруг:

- Ну ладно, поехал я. Кое с кем встречусь, поговорю… До завтра, брат.

Они крепко пожали друг другу руки. На стоянке хозяин прихватил Алию, укатил. Вошла Александрина – села поближе к посетителю и попыталась завести разговор. Она периодически напускала на лицо томное выражение, потряхивала полной грудью в вырезе дешевенькой кофточки, демонстрировала белые пышные локти… Но гость, заказав себе чашечку кофе, тупо и задумчиво смотрел перед собой.

Александрина уже успокоилась и стала поглядывать в окно, когда вдруг он сам обратился к ней:

- Послушайте, вы проститутка?

Девушка с нескрываемым изумлением повернулась к нему. Вероятно, таковой она себя совсем не считала.

- Вы, впрочем, не конфузьтесь, - запоздало сказал посетитель, поняв, что брякнул что-то не то. – Просто мне женщина нужна… Я вот пришел… Не найдется ли у вас время для меня, если вы работаете по этой части?

Александрина очаровательно улыбнулась.

- А деньги у вас есть? Я беру по штуке с клиента – и все можно, кроме анала… Впрочем, если у вас квартира с ванной, то можно и так.

Посетитель по-прежнему был робок:

- Я думал, у вас условия есть. Я пришел… Мне нужна женщина… Так как?

- Ну, не знаю, - Александрина огляделась вокруг. – Обычно мы в машине работаем. В беседке сейчас светло: не дай Бог, мусор какой увидит с дороги – мне кранты, у меня уже есть привод за это дело. Еще раз, грозили, и срок…

Она еще раз огляделась.

- Катюша, можно мы в зале, в углу притулимся? Никого же нет.

- Щас! – со злобой сказала Катя. – Этого мне только и не хватало. Идите в тайгу за дорогу или в сортир, взяв билетик.

- В уборной я не хочу, - пролепетал посетитель.

- Саня! В бендежку свою пусти – ночью сочтемся.

- Идите, - пожал Сейфула широкими плечами.

Час спустя Александрина вышла из каморки – вся в поту и пошатываясь.

- Блин, уездил! Сначала у него не вставал, теперь кончить не может… Засранец!.. Маньяк-извращенец!.. Скотина!.. Тварь!.. Сань, иди набей ему морду, пятихатку отбери и прогони.

Кашапов вошел в свою каморку. Голый мужик в полумраке выглядел белым полотном на топчане.

- Так, одеваемся и с вещами на выход.

Клиент засуетился:

- А как же… Ну, как же… Да я…

Сейфула распахнул дверь:

- Я что сказал?

Наспех одевшись, мужик выскочил из коморки, а потом из харчевни.

Александрина, пиво прихлебывая, встретила охранника вопросом:

- Ну, что деньги взял?

Сейфула руки развел:

- На ничью согласились – один-один.

- Твою мать… Ну, не жди меня ночью.

Кашапов внимательно посмотрел на неё. От жадной обиды она моментально сдулась – будто увял шарик, приготовленный для грядущего первомайского торжества. Набрякли мешочки под глазами, стали видны комки туши на ресницах, и губы даже как-то поползли, как раскисшие в тепле пельмени… Вспомнил Вику – вот то – да! Там плоть, звенящая, яростная, живая. Без всякой «штукатурки». И вдруг спросил:

- Ты чем промышляла… до этого?

- Училась! – рявкнула девушка, собирая свои нехитрые манатки.

- Где?

- В педагогическом. На филолога! Между прочим, я курсовую по Гёте писала, понял-нет? Тьфу, урод… Не смей меня тронуть! Пошли вы все!

Она выкатилась их харчевни, оставив приторный запах дешёвых духов. Сладковато-цветочный – явно не «Красная Москва».

Над харчевней, заливисто ревнув сигналом, сверкая огнями окон, промчался поезд…

После ужина Сейфула прилег отдохнуть. Но раньше сна пришли воспоминания…

«Ацуха» Гаврик внушал, прославляя криминальное Движение:

- Теперь к власти в России пришли мы. Раком страну поставим и долго будем иметь – самозабвенно, истово… пока обиды свои не утолим и карманы не набьем под завязку. Теперь мы можем все! Теперь все наше! А народ был всегда проституткой – ложился под любого, кто у власти…

У отсидевших на зоне не оставалось никаких иллюзий: принцип жизни один – либо ты, либо тебя…

С Гавриком Сейфула корифанился больше трех лет и многое перенял. Этот невзрачного вида мужик лет сорока с большим лишком имел за спиной четыре судимости, почти пятнадцать лет лагерного стажа. Многое повидал – не боялся ни зековской финки, ни дубинок вертухаев. Любил повторять – каждый выбирает свою судьбу сам…

Однажды им вдвоем с Сейфулой пришлось противостоять пятерым озверевшим кавказцам. Бились ножами, бились кастетами, и кулаками, и ногами… Бились насмерть, не жалея себя, а уж тем более врага.

Злость немного сносила голову, но Кашапов чувствовал себя в своей стихии, когда тело само принимает решения. Страха не было вообще – в драке, пусть даже смертельной, всегда действуют инстинкты. Одного он вырубил ударом ноги в колено – инвалидом на всю оставшуюся жизнь упал тот на землю. Другого убил ударом кулака в кадык и подобрал его нож с мокрой травы. Гаврик, подмятый огромным погонщиком ишаков, хрипел на земле, взывая о помощи. Сейфула всадил сыну гор в горло нож по самую рукоятку. Двое оставшихся на ногах кинулись прочь…

За «колючкой» они доверяли друг другу. Теперь пришло время осмыслить – до какого предела простирается это доверие? Абсолютное ранее, не оставлявшее других вариантов…

Внимая «ацухе» Кашапов выглядел спокойным. На его простом крестьянском лице не отражалось никаких эмоций. Все, о чем ведал солидный сиделец, лежало за пределами зоны и пока никаким краем Сейфулу не задевало. Жадность, зависть, похоть, гордыня  - пороки движущие миром – на зоне обретали свою плоскость: скорее житейскую, чем деловую.

Час прошел. Сейфула не спал. Он падал в тот глубокий, почти бездонный колодец, который называется памятью. Ему было тоскливо. Он мог бы остановить это падение, но не хотел. Память из глубины лет предъявляла ему лица людей – живых и мертвых. Мать, сестер, отца, деда…

Он попытался сконцентрироваться, проанализировать те события, которые привели его на нары. Мысли плыли, звучали чьи-то голоса, мелькали лица… В большинстве хорошо знакомые, но он их не узнавал. Пока не высветилось среди всех лицо матери на суде. С каким презрением она смотрела на него…

Мысленно Сейфула сказал сам себе – вот ты и вышел на свободу, а к маме домой не хочется...  

Мама, мама… Кашапов знал, что его мать-учительница была по жизни неплохим психологом, для которого взгляд и жесты человека говорят зачастую больше, чем слова. Как впрочем, и дед Сейфула. Но старый Кашапов был самоучкой, потомком великих шаманов. А его сноха основывала свои выводы на научных разработках академиков – читала книжки.

Ему, заблудшему сыну, никогда не скрыть свою обиду на мать и сестер – ни спрятать за радостными словами, ни закопать в родственных объятиях. Их навсегда разлучили суд и конвой…

Первая встреча Сейфулы с Гавриком произошла в Калачовке, после приезда туда с пересылки. «Ацухе» нужны были крепкие парни в бригаду бетонщиков. Гаврик выглядел матерым лагерным паханом. А Сейфула перед ним ощутил себя салажонком, шкетом, бакланом, впервые переступившим порог лагерного барака.

За два года совместной отсидки «ацуха» Гаврик из Кашапа готовил себе замену. И когда освободился, рекомендовал начальству лагерному на свое место бригадира Сейфулу. Теперь все бетонщики называли «ацухой» Кашапа и исполняли его волю. Но понимали, что прежний и нынешний бугры – хищники разной масти.

Лагерный закон учит строго: слабого нагни. Ситуация поставила мастера драки и поножовщины в роль функционера на партсобрании – мол, благодарю коллектив за оказанное доверие и обязуюсь… А сам бил в морду нерадивым.

Бил… А потом его вызвали к Хозяину. Такой хоккей нам не нужен – сказали ему в кабинете начальника лагеря. И Сейфула присмирел…

Воспоминания, воспоминания…

Захотелось выпить… А вот пить нельзя – он на службе и в любой момент может быть востребован. Впрочем, ни в молодости до службы, ни после неё Кашапов не увлекался спиртным – так, за кампанию, и не каждый день… Другими словами: выпивал он не часто и в меру – не было ни времени, ни интереса.

И сегодня не будет пить – мало ли чего утроба попросит. Он не привык ходить на её поводу.

А водка… будь она трижды проклята! С неё все и началось! Продолжилось дракой, а закончилось нарами.

Теперь он на свободе – с другими мыслями и настроем. Принесу камни из дедушкиного грота в Ильменском заповеднике, раскручу дело до прибыли. А уж потом с какой-нибудь хорошенькой и чистой девушкой спляшем тарантеллу под венцом…

Сделаю все, как дед завещал! – сам себе сказал Сейфула.

От деда мысли перекинулись на Ираклия.

О великая сила землячества! За тысячи километров от солнечной Грузии тебя везде и всегда встретит дружеская поддержка соплеменников, будь ты грузином. А это много значит в современной России, где все против тебя. Тем более, если ситуация предполагает крутые коммерческие операции. И если ты совершишь ошибку, то гарантированно сядешь на нары, если заинтересованные грузины не помогут.

Ираклия он, кажется, зацепил. Теперь задача – отстоять свою долю. И для этого у Сейфулы есть туз козырный в рукаве – Гаврик, который в полста километрах отсюда в солидном городе областного подчинения занимает пост смотрящего.

А Ираклий пока ничего не знает…

Подумав об этом, Сейфула улыбнулся.

Криминальный мир… авторитеты… положенцы… воры в законе. Сколько вокруг этого накручено всяких сплетен, слухов, страстей. С развалом Советского Союза криминальное Движение его не развалилось, а функционировало по-прежнему. Почему? Потому что Движение не Советский Союз. Оно замешена на бабле, а не зачуханной идеологии Маркса и Ленина.  

Так объяснял Гаврик.

Только Сейфуле это ни к чему. Не хочет он быть вором в законе. Его мечта – собственный бизнес, семья, сын, которому можно и нужно доверить древнюю тайну шаманов Кашапов.

А с Движением он тягаться не будет. Он уверен – криминальный мир и бизнес могут сосуществовать параллельно, питая друг друга и дополняя. Они, в принципе, живут одинаковыми законами. Бандюки не вмешиваются в бизнес, пока тот отстегивает положенный процент. А грызня «крыш» предпринимателей не интересует – кто выше, тому и платят. Наверное, у Ираклия грузинская. Но если будут жлобиться сыны древней Колхиды, лягу под Гаврика – так думал Сейфула в полумраке своей комнатушки…  

 

 

 

Добавить комментарий

ПЯТИОЗЕРЬЕ.РФ