интернет-клуб увлеченных людей

 

 

 

А. Агарков.

Взятки и взяточники

Поначалу было совершено много ошибок. Случайные встречи, малознакомые партнеры… Однако, в конце концов, у меня сложился определенный круг надежных клиентов. И вполне приличную сумму я ежемесячно обналичивал в хлебопекарне Еманжелинки.

Её владелица задумала открыть собственную пельменную. А для начала просто организовала в своей пекарне участок их лепки. Я взялся поставлять ей мясо из бывшего подсобного хозяйства «Южуралтрансгаза» в Березовке. Газовики понастроили там всего, понастроили… да и бросили. Теперь хозяйство трепыхалось самостоятельно. Денежная масса со счетов пропала, и берёзовцы, как и все смертные, перешли на бартер.

Я поставлял им глубинные насосы для скважин, сантехнику, электродвигатели и ещё много чего от Чернова а также из списка неликвидов… Торговать они так и не научились. Арендовали на задворках Южноуральска помещение под магазин для своей консервированной плодово-ягодной и молочной продукции, но, похоже, дела с розницей шли не важно: с охотой отдавали все, что ни попросишь, бартером.

М-да… заметно уже было по Челябинску, что на смену всей этой кустарщине – магазинчикам да ларькам – решительно шли супермаркеты, где есть все и гораздо дешевле. Мне приходилось работать в любых условиях – что-то менялось, я приноравливался и никогда не пытался все петли одеть на одну пуговицу. Но торговля, по всем приметам, преображалась. Уже явственно чувствовалось дуновение свежего ветра перемен…

М-да… с каждым днем жизнь становится все более интересной.

Где я бываю целыми днями? – как-то спросила меня мама. Я сказал ей – тут и там, навязываю свой товар под названием неликвиды. Мне кажется, со времен создания «Газпрома» это лучшее предприятие для вложения капитала. Хотя денег никаких не надо – достаточно владеть информацией: где, что и почем. От реализации есть отдача, и мы с мамой этим живем.

Короче, дела с неликвидами шли ни шатко, ни валко, хотя как торговый агент я не считал себя гением. Даже придумал девиз для ООО «Садко», не завышая свои способности – если вам нужна посредственность для поставок, вам нужен я. Думал и действительно верил в то, что писательством больше заработаю денег, если однажды возьмусь всерьез. Главное ведь в успехе литератора – это суметь убедить издателя. И если мне иногда удается впаривать неликвиды, значит, во мне что-то есть пробивное. Но ведь с успехом не будешь спорить, и я работал, работал… Как говорят – мечтай о большем и получишь, что надо.

Очень было приятно работать с людьми, материально заинтересованными в его результатах. Я это понимал, но не мог пересилить себя и начать давать взятки, как мне на них ни намекали. Даже снабженцам «Урал-цемента» отказывал, закрываясь своей легендой – мол, простой менеджер ООО «Садко» и сам тружусь за копейки; ищите выгоду свою, где хотите, а я буду следовать букве подписанного нами договора.

Нет, ну клоуны, ёшкин кот! – составить схему оборота и получить необходимое, у них мозгов нет; а вот чтобы выклянчить свою маржу, не выходя из кабинета – на это у них желания хоть отбавляй. 

И везде так – не только на цемзаводе.

Взять санаторий «Урал». Показываешь инженеру свои предложения:

- Что-нибудь есть интересное?

- Я бы взял вот это и это – под путевки, конечно.

- Или муку хомутининскую…

- Добро.

- Ну, так я везу?

И вдруг визави переходит на хохлацкую мову:

- А шо я за це буду маты?

Да в рыло тебе дать, взяточник проклятый! Совсем люди стыд потеряли. Я не очень хорошо о них думаю и не умею с ними ладить. Почему? По правде говоря, не знаю. В общем-то они мне все нравятся, эти снабженцы больших предприятий… поначалу. Внимательно выслушают и в предлагаемом разбираются. Но как дело доходит до реализации мена, у них жадность в глазах загорается – а шо я за це буду маты? А я не могу смириться – будто вместе с ними обкрадываю их предприятия.

Черт побери! Я не сама святость, но что-то ведь должно еще быть, кроме стяжательства? Или я не прав? Может, это совковая контузия во мне отрыгается или от Комитета последствия? Как бы то ни было – взяток я не предлагал и не буду. 

Другое дело мой приятель по бизнесу, теннису и футболу (здесь на уровне болельщиков-спорщиков) Саша Готовцев. Он взятки давал всем, с кем работал – даже если её не просили. Он считал их заслуженной премией, материальным вознаграждением за удачно проведенную сделку, необходимой маржой… Пытался меня просветить в этой области.

- Да будет тебе известно, что каждого человека можно купить. И проще всего это можно сделать подарком.

- Взяткой? – удивился я.

- Называй это так. Прежде, чем начать сотрудничество с предприятием, я изучаю его сотрудников – кому за что и сколько нужно дать, чтобы дело пошло.

- И подарок твой окупается? – вопрос слетел с губ непроизвольно, но я имел ввиду взятку.

- Как ты полагаешь?

Готовцев задумался, а затем улыбнулся:

- Расскажу тебе такой случай. Подмазал я одной даме в «Облкурорте» и получилась у нас схема партнерства – продаст она любую путевку за деньги и задним числом оформляет договор мены со мной на путевки в санаторий «Урал», которые я ей ранее тоже сдал для реализации, и денежки от её продажи мои. Тихо, чисто, со вкусом… Слушай дальше. Приехал однажды, поднимаюсь на второй этаж, а мне навстречу летит по лестнице какой-то «чебурек» с Кавказа. А сверху с площадки в него метнул мешок урюка заместитель начальника «Облкурорта» Бархатов – прямо на голову. Да еще матом обложил. Это он так взбеленился от предложенной взятки. Так что к нему не стоит заходить с подарками…

- Да я вообще против этого дела… Но ты говоришь, Бархатов – заместитель начальника «Облкурорта», а кем же тогда Селянин Алексей Борисович там работает?

- Так там у начальника два зама – Селянин и Бархатов.

А я и не знал…

В остальном мы друг друга с Готовцевым всегда понимали. И оба прекрасно знали, почему выбрали именно эту стезю.

У Александра был компаньон. Но уезжая надолго куда-то – например, на юг отдыхать – он поручал мне контроль или доработку намеченных на этот период его операций. Не знаю почему. Может, с компаньоном у них такие отношения были, может, больше доверял моей компетенции. А я соглашался и исполнял все, что он поручал:

- во-первых, не за так;

- во-вторых, интересно для опыта.

Ну и Готовцев всегда выручал, когда я обращался к нему – так сказать, в порядке коммерческого товарищества. И конкуренции меж нами не было – у него свои темы и методы, у меня свои.

Саня мне нравился, и было за что его уважать – не смотря на то даже, что он сам себя считал неотразимым красавцем и более отважным героем, чем был на самом деле. 

Расскажу такой эпизод…

Мы возвращались с ним из Челябинска на его машине. Торопились… На увельском  стадионе «Олимпийский» в эти дни проходило первенство России по футболу среди сельских команд. Кто только к нам ни приехал – и Московская область, и парни с Кавказа, и… Ну, короче вся Россия представлена лучшими из лучших в своих федеральных округах. Наш «Злак» играл на правах хозяина. Мы торопились на его матч…

Вдруг какой-то мужик на глаза попался – стоит на обочине и отчаянно машет. Саня притормозил.

- Подбросьте, ради Бога! – просит незнакомец.

- Если по пути нам, садись, - говорит Готовцев.

Мужик сел и рассказал такую историю. Он – казахстанский поданный. Привез из своего хозяйства говядину. Договорился по телефону с какими-то мужиками из нашей области, загрузил полный прицеп к легковой машине мясом и поехал с сыном в Россию. 

Встретились с партнерами в условленном месте. Такой лесок интимный – с трассы машин не видать. Челябинцы говорят:

- Садись к нам, поедем к директору на переговоры.

Гость из соседней страны оставил в лесу машину и мясо под надзором пацана и отправился с незнакомцами за коммерческой выгодой. Привезли его в Еманжелинск, представили какому-то господину. Тот сначала чаем угостил, о том и о сем поговорил, а как разговор дела коснулся, так цену опустил, что гость иностранный кинулся к выходу. А хозяин вслед ему гогочет:

- Ну и вали себе пешкодралом – никто назад не повезет.

Мужик от Еманжелинска до трассы бежал – километра два или три, однако. А как дошел в рассказе до места: «А тут вы… спасибо вам», то заплакал.

- Ты чего, мужик, сырость разводишь? – спрашивает Саня.

- Так они же – бандиты. Меня заманили, сына, наверное, убили, машину и мясо забрали. Да шайтан с ней, машиной… и мяса не жалко. Сына жадность моя погубила. Как на свете теперь жить?

Мы, конечно, оторопели. Потом Готовцев мне говорит:

- Ну что, Анатолий, поможем товарищу? Готов с бандитами сразиться? Что тебе выдать – гаечный ключ или монтировку для драки?

- А у них-то, наверное, пистолеты, - высказал я последний довод против неуместного героизма.

- Тогда нам кердык, - согласился Готовцев.

- Не сгущай, Саня, краски.

- Сама жизнь их сгущает. Лично я в полной боевой готовности к смерти с того времени, как стал самостоятельно переходить улицу. Смерть от пули бандитской всяко разно приятней, чем от старости. Или от пилюль врача. По мне, как врачи, так и болезни – две стороны одной медали или две шайки неуклюжих воров, которые сговорились, чтобы добычу меж собою делить. А ты, смотрю, напрягся. И это у тебя от того, что занимаешься бракованным товаром.

- Неликвиды – не подразумевают брак. Но ты прав по поводу нам грозящего, а твоя затея больше похожа на самоубийство.

Саня помимо настольного тенниса и футбола (по телевизору) увлекался еще культуризмом и был  парнем крепким. Может быть, от избытка мышечной массы возникло у него желание сразиться с бандитами? А желания песню спеть о том, как прекрасно встретить смерть в сражении с врагом, у него еще нет?

Я окинул приятеля пытливым взглядом, ожидая услышать от него нечто из ряда вон выходящее. Однако Готовцев не работал в райкоме партии и не имел высшего марксистско-ленинского образования, чтобы толкать в народные массы героические речи перед смертельной битвой. Он просто смотрел вперед и вел машину.

Неужели мне суждено погибнуть из-за глупой жадности неизвестного мне казаха славянской наружности? Я чуть было не прослезился от безысходной жалости к самому себе и был абсолютно уверен, что даже если нам будет сопутствовать удача и бандиты нас не подстрелят, никогда больше не сяду в машину к Готовцеву. Справедливость, как известно не всегда торжествует в этом мире и, если, благодаря счастливой случайности, мы останемся живы, то, пожалуй, вообще брошу коммерцию – буду выращивать лук в огороде и продавать на базаре. Можно сказать, я так молился и давал зароки, отводя от себя злую судьбу…

Спросите – где твоя хваленая храбрость, моряк-пограничник? Отвечу с высоты своей мудрости – храбрым может быть человек, у которого есть выбор. Готовцев мне его не оставил.

Как замечательно умирают коты и кошки от своей старости. Однажды рявкнут на всю квартиру почти человеческим голосом – мол, откройте дверь, я ухожу в Долину Вечной Охоты. И безвозвратно уходят, и трупа никогда не найдешь – будто действительно куда-то переместился не только душой, но и бренной тушкой.

С болью в сердце представил себе, как мой пробитый пулями труп будет разлагаться на солнцепеке, никуда не перемещенный вслед за отлетевшей душой… 

Но существо человеческое – субстанция архисложная. Когда одна часть его празднует труса, опасаясь за жизнь свою, другая непрочь поприкалываться над товарищем, попавшим в эту же ситуацию.

- Саня, можно задать тебе два интимных вопроса?

- Валяй.

- Первый. Предположим, тебе больше не повезет, и по какому-нибудь нелепому стечению обстоятельств бандюки тебя укококают. Кому ты оставишь свой бизнес, машину и прочее все остальное? - я даже улыбнулся в предвкушении ответа.

- Поскольку я сейчас за рулем, а ты в пассажирах, этот вопрос можно считать беспредметным – не так ли? Тебе не уйти от пули бандитской, если я уткнусь в баранку с прострелянной грудью…

- Вовсе нет. Я утаил от тебя маленький секрет – я верю в своё бессмертие, и это мне помогает. А по закону подлости хорошие люди погибают всегда раньше плохих. Ты ведь меня плохим считаешь, как бывшего аппаратного работника райкома партии, так что первый на выход – ты…

- Ха! – фыркнул Саня, но, немного подумав, согласился. – Значит так… Квартира останется моей семье, машина достанется компаньону, ну а бизнес бери себе, если потянешь, конечно…

- Думаю, что потяну.

- Возможно. О чем еще хотел спросить?

- Об «Урале». Кому ты путевки за наличку продаешь и на сколько гнешься в цене?

- Нет, этого я тебе никогда не скажу.

- Я с санаторием тоже работаю, хотя большей частью за муку хомутининскую. А к путевкам пристрастилась моя семья – может, я у тебя их буду покупать, если дешевле окажется. Но было бы также интересно знать – за сколько люди берут путевки не из первых рук?

Готовцев оторвал одну руку от руля, сложил её четыре пальца в кулак, а большим провел по своему горлу.

- Хоть горло режь не скажу – коммерческая тайна дороже всего.

- Здравая мысль насчет горла, - согласился я и вздохнул, подумав: может, бандиты не будут в нас стрелять, а как-нибудь безболезненно прикончат финками или шнурками от ботинок удавят?

Саня скептически посмотрел на меня и кивнул – будто угадал мои мысли.

- Не беспокойся, Анатолий, об этом. Не исключено, что мы все погибнем и проблема с моим наследством для тебя отпадет.

- Ага! – просиял я и похлопал приятеля по спине. – Давай напоследок пари заключим – полторашку пива ставлю против «Злака»: он сегодня проиграет.

- Ставка принята, но вопрос – ты настолько рационален, что будешь болеть против своих?

- Нет, болеть я, как и ты, буду за наших, но к теме пари подхожу философски. Проиграют наши – получу бесплатное пиво в утешение. Выиграют – на радостях и полторашки не жалко. А у тебя сплошное уныние – и проиграл, и за пиво платишь…

- Слова, Анатолий, пустые слова. Лапшу будешь вешать на уши своей бабушке. Просто ты – беспринципный человек, который пива ради желает поражения своим.

Вот и поговори с таким…

Между тем, мужик показывает на поворот с дороги:

- Вон в том лесу я сына оставил.

Саня сворачивает, с тревогой думая о том, что нас ждет впереди. Мы едем грунтовой дорогой. Ну, блин, сейчас начнется. А может, уже опоздали и кроме трупа ребенка там никого нет? В любом случае – события разворачиваются не по сценарию дня.

- Сейчас в нас начнут стрелять, - бодрым голосом прокомментировал Готовцев поворот с трассы, и на лице его расплескалась улыбка. – Приготовься, Анатолий.

- Нет, лучше я приготовлюсь к бегству, - и отстегнул ремень безопасности.

М-да… Сейчас мне предстоит лицезреть последние минуты жизни Александра Викторовича Готовцева, бывшего моряка-черноморца, а ныне мелкого, но успешного предпринимателя. Ни грамма не сомневался в том, что они (минуты эти) будут ужасно героическими и в русском стиле: ведь Саня – потомственный казак.

Последние метры… Я с трудом сглотнул слюну. Мне показалось, что в нашей машине запахло смертью и насилием.

Но все оказалось пристойно за стайкой берез – прицеп, накрытый брезентом, машина, в которой спит юнец. Мужик выскочил и к нему, а Саня развернулся и дал по газам. Он сейчас немного напоминал обескураженного Робинзона Крузо, обнаружившего, что выброшенная волной на берег острова бочка с ромом оказалась пуста…

- Ну, - нарушил молчание Готовцев через несколько минут после выезда на трассу, - как себя чувствуешь?

- Как чучело, соломой набитое.

- Тогда прикрой окно, чтобы тебя ветром не сдуло.

Никаких сюрпризов больше не было, но к началу матча мы чуть-чуть опоздали.

Возвращаясь к пережитому, такие мысли блуждают… 

М-да… вот тоже коммерция: рискнул мужик – сунулся, не подготовив сделку, не подстраховавшись. По такой жаре мясо быстро протухнет – рад будет сбыть собачьим кормом, если совсем не выкинет. Вот на что рассчитывали еманжелинские деляги. А тот с перепугу – бандиты! бандиты!

М-да… Пропало мясо! Были бы деньги в кармане, можно было купить по дешевке. Впрочем, можно было направить мужика к моей знакомой пельменьщице в Еманжелинке. Но теперь уже поздно.

Вспомнил, как сам возился с кашами и арбузами, потом с сырами Еткульского молочного завода. Готовцев припомнил, как пролетел со сбытом целого «шиньона» сливочного мороженого.

- Наелся тогда на всю оставшуюся жизнь.

Наверное, девизом негоциантов вроде нас с Готовцевым должны стать слова: «Сам хоть лопни, но продукт не должен пропасть». А не лучше бы нам податься наемниками в Югославию? У них на щитах с древних времен начертаны замечательные слова, олицетворяющие цели простых участников войн: «Входя в чужой дом, мужика кокни, бабу чпокни, а потом ищи, чем карманы набить». 

- Саня, тебе никогда не хотелось замутить что-нибудь из области производства или горной добычи? – спросил как-то Готовцева, припомнив уроки Васильева. – Я, конечно, не геолог, но огнеупорные глины, строительные или формовочные пески… они просто под ногами лежат – нагнись и возьми. Урал – богат полезными ископаемыми. Кроме нашего края только на Кавказе есть ещё щебенчатые карьеры. Вложиться однажды и всю жизнь жить этой темой. Ведь камень, он неисчерпаем – он до самого центра Земли. Взрывай да выскребывай – всего-то возни, а отдача старицей!

- Нет, это не мое, - Саня отрицательно покачал головой.

- Некому взятки давать?

Но у Готовцева своя версия:

- Не люблю заморачиваться с трудовым коллективом. Сам задумал, сам исполнил – деньги все твои. А наймешь рабочих… получишь мрак. Чтобы быть в шоколаде, людей надо эксплуатировать.

- Это как посмотреть! Может, работу людям дать… Будут считать тебя благодетелем. И вообще, предприятие можно организовать на демократической основе – по колхозному принципу: собрались, поспорили, подрались, выработали решение и приняли. На тебе, как на руководителе, никакой ответственности…

- И на черта мне это надо?

Саня, он – молодец: не курит и не пьет, игроманией не страдает; живет по принципу Президента Ельцина – всё в семью... Если и позволяет себе спиртное, то это жигулевское пиво с солеными фисташками. Он – здравомыслящий человек и спорт предпочитает азартным играм на деньги, а вдохновение черпает из классической музыки. И я чувствовал, что в душе мой приятель одобряет романтизм и сентиментализм. В этом плане Готовцев был редким исключением из всей плеяды новых русских негоциантов, знакомых мне: проповедовавших подозрительность, жадность и скептицизм – и в большинстве своем безнадежно тупых.

Вслед за Саней я тоже пристрастился к качковым снарядам-тренажерам, а в теннис играл даже лучше его…

Да что я, в конце концов, хуже какого-то там Магомета, к которому гора то шла, то ни шла? Вслед за Готовцевым повадился вечерами на машине, прихватив с собой дочь и её подружку, ездить в спорткомплекс «Злак» - тогда это еще было бесплатно.

Как-то возвращаемся потемну каждый в своей машине. В салоне у меня дочь с подружкой. Сам я распаренный после тренировки, жажда мучит – отхлебываю из горлышка кока-колу и болтаю. Еду медленно-медленно, будто растягивая удовольствие общения с дочерью.

Саня вперед умчался. Но успел заметить, как из патрульной машины ДПС выскочил гаишник с полосатой палкой и помчался мне наперерез. Остановил…

- Ты чего так медленно едешь?

- А что, есть знак-ограничитель нижнего предела скорости? Я не заметил. Не покажите где я его пропустил?

- Если машина неисправна, надо ехать по обочине с включенной аварийной сигнализацией.

- Да нет, с машиной все в порядке – просто некуда торопиться.

- Значит, ты пьян.

- С чего вы взяли?

- Так я же вижу – морда красная, запах изо рта сивушный…

- Я с тренировки, пью кока-колу… Вы понюхайте – вон бутылка.

- Ничего я нюхать не буду. Поехали в скорую на экспертизу. Или я сейчас протокол составлю.

- Что я пьяный за рулем? Значит, права заберешь и машину? Нет уж – поехали на экспертизу. Только сначала давай так – я девочек домой отвезу и вернусь. Можешь рядом со мной посидеть: здесь недалеко – всего два квартала.

- Пешком дойдут.

Меня ситуация начала доставать, и я перешел на личности.

- Послушай, Хорев, не строй из себя крутого мента. Мы ведь оба с тобой коренные увельцы, друг друга знаем с самого детства. Если думаешь, что я убегу, то ты возле дома моего окажешься раньше меня. Кончай выступать. Девочек отвезу и вернусь.

- Нет, ты сейчас пойдешь со мной. Смоешься, спрячешься, отлежишься – потом никакая экспертиза не докажет, что ты был пьяным за рулем.

Схватил меня за руку и тащит к своей машине. А я задираюсь:

- Что, приятель, деньги срочно понадобились? По нужде на охоту вышел?

- За оскорбление при исполнении существует статья...

- Никто кроме тебя не слышит и не докажешь в суде. Поэтому, пользуясь случаем, попытаюсь выяснить: вот кто ты на самом деле по жизни – мент поганый или хорек вонючий?

- Ну, пипец тебе!

Я напряг мускулы, ожидая удара полосатого жезла по ребрам. Но удара не последовало – мы уже подошли к машине ГАИ. И пипец оказался не мне. В это самое время напарник хорька вонючего принял суровую информацию – кто-то где-то кого-то, кажется, переехал… и все патрульные наряды немедленно должны прибыть туда. 

- Повезло тебе, - говорит Хорев. На лице его застыло выражение досады, злобы и глубокого разочарования. Он, казалось, был потрясен до самых носков своих форменных ботинок, что меня придется отпустить после нашей с ним перепалки.

- А тебе нет! – я все равно напишу прокурору, что ты с меня взятку требовал. Пусть разберется и тебя вздрючит…

Я действительно собирался пройти эту самую экспертизу и настрочить кляузу в прокуратуру. Говорят, ментов иногда наказывают за подобные инсинуации. Добавил бы от себя вымогательство… Ну и что, что не было сказано – подразумевалось. А с ментами жить – по ментовски выть…

Наверное, неделю после этого инцидента за руль не садился – все боялся хорьковой мести. Потом смотрю – таки встречались – он морду хмурую воротит. Я подумал: не все скоту праздник – и снова в машине стал ездить.

А Саня Готовцев на следующий же день меня поддел:

- Что менты тебе предъявили? Сколько выцыганили? Эти ребята четко знают, с кого сколько брать. По их штрафам можно судить о достатке человека. Так сколько ты им заплатил?

Больше всего на свете мне сейчас не хватает именно его шуток.

- Так знакомый попался – поболтали о том, о сем.

- Это с Хорьком-то? Ну и друганы у тебя, Анатолий. Прямо стыдно в одном салоне с тобой сидеть. И о чем можно болтать с ментом? У гаишников две традиционные темы: штраф, который он сейчас выпишет, и вопрос, который он хочет от тебя услышать. Ну, типа: «Может, договоримся, начальник?»

- Ну, зачем же ты так о человеке? – отбивался я. – Каждый зарабатывает, как умеет.

- Вымогательство на дорогах – это хреновый способ зарабатывать себе на жизнь.

- У некоторых просто нет другого выбора.

- Чтоб меня просквозило! – фыркнул Готовцев. – Выбор всегда есть.

- Но ты же любишь взятки давать.

- Только не этим ублюдкам.

Пикировка начала забавлять.

- Ну, ты, Саня, как баба гулящая – этому дам, тому нет. Просят, значит, надо давать.

- И сколько вчера у тебя попросили? Или вы с гаишником поцеловались и расстались?

Вот зануда! У меня было два диплома, свое дело с печатью и штампом, две жены – одна красивей другой, двое здоровых детей… Готовцев должен был завидовать мне. Но, увы, это я завидовал ему – целеустремленности его и обстоятельности. Его трудно чем-нибудь смутить, и он не любил бахвальства. Кроме того, у нас с ним неизъяснимое духовное родство – каким-то шестым чувством один знает, что думает сейчас другой. Однажды об этом вслух заикнулся, но Саня ответил на это в присущем ему ироничном стиле:

- Это верно: паршивые овцы – друг другу родня.

Но зря он так. Не поймите меня превратно, но Саня был хорошим приятелем, и я испытывал к нему братские чувства. Мое восхищение им не поддавалось выражению – просто хотел нравиться ему чуть больше, а любить бы его чуть меньше. Вот и все.

Готовцев, когда мы с ним познакомились, работал в «Агропромснабе» - возил товары туда-сюда и мечтал о своем деле. Наконец, однажды «отпочковался»… Немного под фермера покосил, потом вплотную занялся коммерцией. И, надо сказать, неплохо у него получалось. А с компаньоном они вскоре расстались – по-доброму, без скандала, разделив совместно нажитые активы.

Больше всего на свете Саня любит изображать отсутствие интереса к чему бы то ни было – по-моему, это от флотской службы. Моряки, вернувшись из дальнего похода, любят прошвырнуться по бульвару в клешах, изображая незаинтересованность к прекрасному полу – мол, нам по барабану: ждали вы тут нас или ждете…

Каждый год, заработав деньжат, он уезжает с семьей отдыхать к Черному морю.

- Тянет душа морская? – полюбопытствовал я однажды.

- Есть у меня такое сомнительное качество, - признался Готовцев.

Я хотел поспорить, но не стал – в его словах была своя правда. Сам бы тоже скатался в Анапу – посмотреть на часть, где служил, ну и в море, конечно, искупаться: тогда-то, увы, не пришлось. Но пока финансы не позволяют.

Несколько раз бывал у Сани в квартире, но не заметил, как это принято у моряков, морской атрибутики на стенах – ну там, бескозырка, гюйс или ходовой флажок с корабля. У меня кроме флага все в сундучке. Бушлат долго хранился, а потом кто-то выпросил на разок одеть – я уж и не помню кто – но бушлат не вернули. Это все больше, чем ностальгия или эстетика. В реликвиях моряка заключена часть его души…

Во время разговоров в наших совместных поездках (а бывали они достаточно часто) я без конца распространялся о том, что самостоятельная жизнь – это лучшее, чего я достиг за последние десять лет. Она учит справляться с одиночеством.  Учит ответственности и независимости. Учит познавать оборотную сторону свободы – когда бабу снимаешь не потому что можно, а потому что надо…

- И тогда в игру вступает очарование партийного функционера? - усмехнулся приятель.

- Увы, нет. Женщин теперь интересует ни что у меня в штанах, а что в их карманах. И что тут можно поделать, если они ничего не смыслят в мужчинах? Платить приходится…

- А ты хочешь, чтобы тебе платили? 

- Неплохо было бы, но вряд ли дождусь. Ну, разве когда рак на горе свистнет.

Между прочим, на трассах появились путаны – от очень страшных, до ничего… Тоже веяние нового времени.

М-да… Женщины, женщины… После неудачи с бывшей коллегой по редакции я ощущал себя в общении с ними косноязычным и неуклюжим, словно ко мне вернулись мои семнадцать лет. Но не в плане прилива сил… 

Ну, да Бог с ними!

Моя любовь к одиночеству, видимо, развилась от «часа Пикуля» - слишком много заглядывания внутрь себя, где сплошной монолог без диалогов. Дома за письменным столиком я с ним пока справляюсь, но днем на людях, оно мне зачастую портит настроение.

И почему таки Валентин Пикуль выбрал ночь, а я с него взял пример? Объяснял это тем, что ночью никто не мешает, ничто не отвлекает – время наивысшей производительности. С годами появилась другая версия: ночь – время высокой мечты, а утром она заканчивается, и наступает реальная жизнь. Видит Бог – с мечтами мне лучше живется, потому что ничто никогда не является тем, чем кажется. И я уже сильно подозреваю, что именно «час Пикуля» охладил мою страсть к женщинам.

Это, как Саня любил повторять:

- Мои клиенты платят не мне. Они платят за мой товар.

Философия бизнеса, так сказать.

Я, конечно, его поддел, памятуя ранее сказанное:

- Ты больше времени тратишь на то, чтобы понять, кому целовать задницу и как её целовать, чем на рекламу своих товаров. Какая-то средневековая коммерция, когда без подарка никуда, - при этом чуть сильнее, чем следовало, похлопал его по спине. – В те достославные времена ты был бы лучшим послом Руси в Золотую Орду.

Я ненавижу эту свою черту – быть скрупулезным в расчетах. Не знаю, родился я с этим или во мне говорит партийная совесть, но долги свои отдаю сполна – вплоть до последней копейки. И того же жду от своих партнеров. Четкий и честный расчет по итогам любой операции или же признание за собой долгов дает мне ощущение душевного комфорта. Пусть не сейчас, пусть когда-нибудь мой дебитор обязательно рассчитается – главное, чтобы сумма долга была ясно озвучена или занесена на бумагу. И когда это отсутствует, я начинаю вести тихую войну со своими подозрениями. Подозрениями, которые вобщем-то меня не красили.

К сожалению, эта черта, от которой хотел бы избавиться, время от времени подпитывалась благодатными для неё и неприятными для меня фактами. Попадались люди в моих вояжах и поисках клиентуры, которые непрочь были заморочить мне голову и извлечь себе пользу в одностороннем порядке. У данной заморочки была и обратная сторона. После проглоченной обиды возникало желание отомстить, и уже я строил планы, как бы мне обидчика заморочить и извлечь из этого маржу. Это не самые лучшие мысли для гордости!

И Саня о том же образно.

- Я даже с компаньоном своим расстался, потому что люблю работать один. Видишь этот плоский участок? - он погладил свой лоб. – Я заработал его, когда бился головою об стену. Но зато усвоил твердо, когда надо остановиться, доверяя партнеру.

Готовцев не верит, что любую боль и особенно душевную можно смягчить алкоголем. Об этом мы с ним частенько спорили. Он съездит в Курган или Челябинск – весь день за рулем – приезжает домой, падает на диван и засыпает: так он снимает стресс. Мне бы у него поучиться. Но я вообще не люблю садиться за руль – только лишь по необходимости. В дальних поездках предпочитаю пользоваться общественным транспортом. А стресс снимаю бутылкой водки. После двух-трех стопок начинаю заниматься самоедством, а уж потом приходит облегчение, когда мозги совсем окунаются в туман. И даже в тошнотворном похмелье следующего дня ощущаю движения уходящего стресса.

- Евреи не пьют! – сказал мне однажды Готовцев. – Разве ты об этом забыл?

- С чего ты взял, что я – еврей?

- Хитрый больно.

- Ага. Комендант студенческого общежития, где я был председателем студсовета, называла по той же причине хохлом – и фамилию переделала на Агарченко.

Валяйте, зовите меня циником, но мне что-то с трудом верится, что хитрость может быть национальной чертой. Или наглость, как у цыган. Или жадность как у армян… Впрочем, я могу быть не прав. И среди русских деляг такие встречаются, которые просто умоляют считать их простаками. А когда это случается, съедают облапошенного вместе с потрохами.

Взять моего бывшего коллегу по аэродрому прапорщика Полякова. С виду тупой-тупой, но палец в рот не клади. Это я их с Готовцевым свел, а потом наслушался упреков. Не от Валентина, конечно. «С такими друзьями врагов не надо», - сказал как-то Саня о бывшем прапоре. В тот момент я понятия не имел, насколько пророческим оказалось его замечание.

Поляков плотно оседлал тему настольных ламп и толкал их повсюду и за все. Несколько раз это были мои неликвиды. В итоге товарообмена Валентин остался мне должен немного. Совсем немного, чтобы можно было напрягаться…

В моих списках неликвидов были его настольные лампы и наборы металлорежущих инструментов – сверла, лерки, метчики и прочая дребедень. Тут у меня возник долг перед Южноуральским ПАТО – небольшой, совместимый с задолжностью Валентина. Вот я и говорю снабженцу автопредприятия:

- Полякова знаешь? Инструмент нужен? Съезди к нему, выбери, что захочешь на сумму долга.

И выписал ему доверенность.

Позже встречаемся:

- Ну что, в расчете?

- Если бы. Зря скатался – Поляков ничего не дал и заявил, что это ты ему должен.

Поехал к Валентину разбираться. Полдня просидел в машине у ворот – мобильников-то еще не было в обиходе, пришлось приехать без звонка и ждать. Наконец подъезжает – маленький такой, глазками рыскает…

- И за что я должен тебе, приятель? – спрашиваю сердечно.

Он отвечает:

- А помнишь, как-то сделка у нас намечалась и не состоялась? Не поменяли мы как-то с тобой настольные лампы на моющее средство.

- Конечно, помню. Сделку мы с тобой обсудили, в цене не сошлись – кто пострадал?

- Это называется «упущенная коммерческая выгода». Я рассчитывал на тебя, а ты не согласился. Поэтому с тебя штраф.

- Ни хера себе! Но если на это посмотреть с моей позиции – то ведь и ты не согласился на мои условия, значит, и я упустил коммерческую выгоду. Стало быть, с тебя тоже штраф.

- С тебя штраф, с меня штраф – значит все счеты по нулям.

- Вот даже как? И из-за такой ничтожной суммы ты готов потерять лицо коммерсанта?

- А что это я его потеряю-то? – насупился Валентин.

- Ну, я сейчас по нему кулаком заеду.

Поляков попятился:

- А ты знаешь, кто мой компаньон? Власов Володя…

Власов был южноуральским криминальным авторитетом. Разборки с бандюками мне не нужны.

- Ладно, Валентин, живи уродом.

И напророчил. Какие-то внутренние боли так скрутили бывшего прапорщика Полякова, что он стал ходить боком, прихрамывая. Сработал, видимо, принцип природной справедливости – за все надо платить. А я считаю – Бог наказал.

Но это случилось немного позже. А тогда… отступив перед авторитетом Власа, готов был рвать на себе волосы. Сумма, конечно, ничтожная, чтобы о ней так убиваться. И Поляков сам – ничтожество. Я это подозревал с армейской поры. И было просто обидно…

Почему же связался с ним? Почему не прислушался к своим внутренним подозрениям? Я клял собственное тщеславие и обиду за то, что так переживаю из-за какого-то недоноска. И почему-то в этот момент поймал себя на том, что скучаю по беззаботной работе в советской армии. Ностальгия. Тогда все казались в доску своими.

Интересно – новые времена сделали Полякова таким беспринципным вором, или он всегда был таким? Видимо жизнь всех людей разделила на тех, кто пользуется, и которых используют. Обидно, что такой недоумок мною попользовался.

Будем мудрее…

 

Добавить комментарий