А. Агарков.
Трижды судимый
Заторможенный, как стриж в полете, я трудился над своими зачетами, когда в бухгалтерии Комитета появился этот парень. Звали его Алексеем Казанцевым. Чисто внешне он был самым обычным молодым человеком с оттопыренными ушами – скромным и немного застенчивым. Тем не менее глаза его были ясными – в них светился острый, пытливый ум.
- Ищу работу, – признался гость. – По коммерческой части.
Я припомнил его:
- Знаю тебя. Ты из «Агропромснаба», менеджерский отдел…
Он кивнул.
- Почему ушел?
- Уволили. У меня судимость. Условный срок…
Такое признание предполагает обязательные вопросы.
- А поподробнее…
- Хищение муки на «Злаке» по поддельным документам.
- «Агропромснаба»?
Казанцев кивнул. А я заметил – парень привык говорить о важных вещах не торопясь, словно бы нехотя или смакуя.
- На что же ты рассчитывал?
- У меня есть знакомая бухгалтерша на «Злаке». Она должна была удалить отпуск муки из компьютера. Не успела…
Зачем он мне это рассказывает? Ищет святого, наставляющего на путь истинный заблудших овечек? Да вряд ли. И если в его визите и притаилась какая-нибудь ядовитая крыса, то я её еще не учуял. Должно быть, психолог из меня неважный.
- Зачем мне рассказываешь?
- Раскаялся. Хочу честно работать.
- Не думаю, что Клипа примет, но доложу…
И председатель действительно скорчил недовольную гримасу на мою информацию:
- А оно нам надо? Человек, судимый за воровство…
- Говорит, что раскаялся.
- Ты ему веришь?
- Мне лично он показался нормальным. Хотя, кто его знает, что там, внутри… Чужая душа – потемки мрачные. Но если он действительно раскаялся в содеянном и жаждет честно трудиться, то лучшего специалиста нам не найти – агропромснабовская школа как-никак…
- Но у него же условный срок!
- Людям свойственно совершать ошибки, - заметил я, намекая на инцидент с прорабом Мешковым.
- Хорошо, - согласил Сергей Борисович. – Я позвоню Позднякову…
Причина появления Казанцева в Комитете была в следующем. Являясь заместителем председателя по коммерции, я ей практически не занимался – все мое рабочее время отнимали зачеты по налогам в областной бюджет. И тогда Клипа решил – мне нужен помощник по этой части. Менеджеру Ческидову хлопот хватает в ведомственном магазине. Снабженец Попов полностью отвечает своему функциональному призванию. Стало быть, нужен чистый коммерсант – и желательно, агропромснабовского уровня. Там менеджеры творят чудеса по части где-то что-то купить и перепродать в другом месте с выгодой.
В телефонном разговоре двух руководителей Алексей Федорович охарактеризовал своего изгнанника как весьма сведущего специалиста, способного многие дела решать самостоятельно. Проступок, приведший к судимости, признал недоразумением.
Вопрос принятия Алексея Казанцева в Комитет по делам строительства и архитектуре Администрации Увельского района был решен положительно.
Своего стола новому менеджеру в нашем офисе не нашлось. Но он был человеком подвижным и не любил кабинетной работы. Ему для документов хватило одного ящика моего стола.
А вот предложения, где что купить и куда продать с выгодой для Комитета, посыпались как из рога изобилия. Но увы, у нас не было средств для таких операций. Единственный источник товаров – результаты взаимозачетов, ограниченные однако масштабами области.
Должен сказать, что менеджер Казанцев не был лишен определенного лоска административных отношений. Завершив формальности устройства на работу, он в тот же день подошел ко мне:
- Какие будут указания, шеф?
- Не знаю, Алексей. Вот тебе список наших дебиторов: смотри и ищи – глядишь, что-нибудь нароешь на предмет, что у них можно взять и кому-нибудь это продать. Или, если у тебя остались дела посторонние, можешь сегодня пока отдохнуть. Особой спешки в работе нет.
- Да нет, все нормально, - улыбнулся Казанцев. – Все дела мои переделаны, а без работы я уже застоялся, как конь под седлом…
- У тебя семья есть? Так лучше детям посвяти сегодняшний день.
- Семья, конечно, дело хорошее, но без работы я чувствую себя одиноким. Вот не поверите, - сказал новоиспеченный менеджер.
- Ну, почему же? И мне работа не дает сойти с ума от скуки.
- В таком случае, шеф, мы с вами оба – несчастные люди.
- Я бы скорее нас назвал счастливыми трудоголиками.
- Смотрю, шеф, вы – жизнерадостный человек.
Ответил ему улыбкой, ибо тут меня потянуло на хвастовство.
- Я ведь инженер по образованию и журналист, а здесь возглавляю менеджерский отдел – так сказать, не по профилю работаю. Но быстро учусь. Если захочу чему-нибудь научиться, все равно своего добьюсь. Ну, и Сергей Борисович, конечно, здорово мне помог.
- Он очень хороший человек.
- Я и не говорю, что плохой – однако требовательный. А как на твой взгляд – кто из них круче: Клипа или Поздняков?
Вопрос на засыпку, между прочим. Но Казанцев выкрутился:
- Каждый хорош в своем деле.
Хороший ответ. Я ждал другого – мол, Поздняк такой сякой, могила ему сырая.
- Ну, тогда для начала такое задание. У нас на Магнитогорском металлургическом комбинате еще осталось немного денег. Надо посмотреть, что из них можно вытрясти и продать. На металл они не особо щедры. Говорят, что все льют под заказ, а не на склад. Но и там может что-нибудь заваляться…
Казанцев бросил взгляд на часы.
- Конечно, шеф, я вполне могу этим заняться.
- Тебе машина нужна?
- На разведку скататься? Как-нибудь доберусь – попутно с друзьями или на автобусе.
- Билеты сохраняй – потом отчитаешься за командировочные.
М-да, время идет, а мы не становимся умнее, а только старее.
Это к тому, что Казанцев появился в Комитете ещё раз в тот же день, но уже после шестнадцати часов, когда вся наша бухгалтерия работу закончила. У него было напряженное и довольно неприветливое лицо. Сказал, что отбывает в Магнитогорск на попутной машине по моему заданию и ему нужны официальные документы от Комитета для получения с ММК материальных ценностей. И опять я не учуял запашка притаившейся крысы, а ведь он был – было в поведении менеджера что-то нервозное, совсем не сопутствующее простой поездке в Магнитогорск. Ох, уж этот ум задним числом!
Оформлять было некому.
- Ладно, что-нибудь придумаю, - сказал Алексей, еще сильней помрачнев лицом. – Мне бы только бланк официальный Комитета и доверенность с печатью.
То и другое я ему выдал – бланк даже подписал за председателя и печать поставил, достав её из ящика стола Валентины Владимировны.
Казанцев уехал в ночь.
На следующий день Алексей позвонил в бухгалтерию из Магнитогорска.
- Не теряйте меня, - сообщил он. – Я задержусь здесь на пару дней.
- Что-нибудь случилось?
- Вовсе нет, - ответил Казанцев. – Записался на прием к Генеральному директору ММК, и завтра он меня примет. Надеюсь вернуться с хорошо ликвидным товаром.
- Коли так, ты просто чудо!
- Разумеется, - сказал он.
Три дня пролетели незаметно, и вот уже Казанцев маячит в окнах бухгалтерии, которые выходят во внутренний двор Комитета. По его отмашке туда вползает огромная фура. Ну и дела! Что ж, придется сказать, что в мой отдел попал очень оборотистый менеджер. В конце концов, должно ведь и нам когда-нибудь повезти.
Несколько минут спустя дверь в бухгалтерию открыл сам герой. В руках у него была литровая банка консервированных ананасов. Казанцев вскрыл её ловко – крышка была с винтовой резьбой – и водрузил на мой стол.
- Угощайтесь, девчата!
Бухгалтерши к угощению слетелись как мухи на мёд.
К ананасам Алексей добавил накладные на груз. В ней были обозначены консервированные фрукты на очень приличную сумму. Фрукты вместо металла!
- Ты это взял переуступкой долга?
- Ага.
- Как же тебя угораздило на порядок превзойти сумму задолженности ММК?
- Под обязательство возместить. Ну, а что мелочиться? – гнать, так машину. Да вы не беспокойтесь, шеф – все продам и рассчитаюсь. Комитет будет с прибылью.
Глаза у моего менеджера были красными от усталости, под ними темные тени, щеки бледные и небритые. Трое суток на ногах и в дороге.
- Надо бы разгрузить, шеф, - устало попросил Казанцев.
Я пошел к председателю – доложить о прибывшем грузе и попросить народ на разгрузку. При этом попытался переполнявшему душу мажорному настроению придать черты человека, которому все на свете уже надоело.
- Что у тебя с глазом? – поинтересовался Клипа.
- По-моему дело дрянь! С периодичностью каждые три года у меня воспаляется радужная оболочка – острый иридоциклит называется. Врачи не могут установить причину, но пока зрение спасают. Завтра поеду на приём и похоже, что лягу надолго. Пока вся эта муть перед зрачком не рассосется. Предстоят очень болезненные уколы в веко. Ситуация неприятная…
Я вам еще не рассказывал, но эта зараза ко мне привязалась в бытность мою авиатехником на аэродроме. Увельский фельдшер в глазном кабинете не сумел распознать причину боли и покраснения ока – лечил от коньюктивита. И чуть до бельма не долечил. Слава Богу, в Южноуральске врач-офтальмолог Меркулова оказалась пообразованней – и диагноз верно установила, и лечение нужное прописала. Сама ставила уколы в орбиту, а медицинская сестричка в веко. Блин, даже рассказывать противно, как это больно и неприятно. Полгода тогда провалялся в больнице, но таки спасли мне глаз от бельма. Потом опять та же беда. И вот в третий раз за последние десять лет. Такие дела. Я изложил вам коротенько всю сагу о моем любимом иридоциклите – если так можно выразиться, в чистом виде без всяких прикрас.
- И что сиё означает? – спросил председатель, сложив ладони домиком.
- Месяц, а может больше, меня не будет на рабочем месте.
- У тебя нет долгов по зачетам?
- Да вроде бы все, что намечали, я провел.
- Ну, тогда лечись на здоровье. Качественное лечение – это искусство. Не нужно в таких делах торопиться – всему свое время.
- Да уж… Советовать легко, а вот следовать правильным советам куда труднее, - улыбнулся я. – В любом случае, спасибо.
- Ты уж постарайся там, - Клипа протянул мне руку, прощаясь.
- А вот это приятно, - заметил я.
- Что приятно? – не понял председатель.
- Приятно чувствовать заботу начальства о себе. У меня уже давно не было ощущения, что я кому-то нужен в Комитете…
В больнице конечно скукотища, а также волнение за зрение левого глаза, который вдруг мглой затянуло, и еще боль от неприятных уколов в веко… Но отдых и нервная разрядка душе крайне необходимы – что-то устал я за последнее время. К тому же, многое надо обдумать в спокойной больничной обстановке – накопилось в душе всякой всячины. Не от того ли – иридоциклит приключился? Ведь говорят – все болезни от нервов.
Возможно, этот стационар мог бы стать точкой отсчета новой жизни, перемен к лучшему, если только удастся справиться с демонами, поселившимися в душе. Осознав это, я сразу повеселел. Благодарю тебя, Господи, благодарю! Ведь все, что происходит, от Бога!
И вот я в стационаре.
Хотя из нашей палаты вид открывается на широкое поле и лес за ним, условия в ней я не назвал бы комфортными – таки восемь человек вместе. Когда открывают окно, раньше свежего воздуха прилетают звуки – чириканье воробьев, собачий лай, далекое стрекотание вертолета, приглушенный шум машин. Стояли солнечные малооблачные погожие деньки. Раскинув над Южноуральском бирюзовой голубизны небо, природа словно бы посылала городу нежный свой поцелуй.
Там, за окном, жизнь бьёт ключом, а мы повинуемся распорядку дня и правилам принятия процедур с лекарствами. Философия выздоровления проста – на всё воля Божья. Так мне объяснил лечащий врач Лаптев – пожилой, но не без юмора мужик. Кто в данном случае Бог, думаю, вам понятно. Впрочем, его жизненное кредо можно определить и несколько проще – что хочу, то и ворочу. Но у меня его сильная личность неприятных чувств не вызывает: лечит и лечит правильно – что еще надо?
Отыскивая мотивы иридоциклита, Лаптев отправил меня в стоматологический кабинет. Зубодер отыскал нездоровый зуб и тут же лишил меня его. Думаю, изрядно поторопившись – не дал ему даже и поболеть. Ну, наверное, теперь дела с мутью в глазном яблоке пойдут на поправку.
Продемонстрировав офтальмологу щербинку в зубах, я так и спросил его об этом.
- Довольны, док?
- Вы что, больной, пытаетесь мне язвить? – буркнул Лаптев.
- А я всем и всегда язвлю, - признался я. – Такой у меня характер.
- Это весьма неприятная черта.
- Уверен, что обе мои жены – бывшая и настоящая – согласились бы с вами.
Губы врача сами собой растянулись в улыбке.
- Посмотрели бы вы на себя со стороны, - сказал он. – Зрачок во весь глаз, а он еще дым пускает из задницы.
- Тем не менее, удалять зуб, чтобы вылечить глаз, считаю не только бесполезным, но и глупым занятием.
- А разве бесполезно и глупо – не одно и то же? – удивился Лаптев.
- Можно делать бесполезные вещи, но при этом не выглядеть глупо.
- Что касается вашего положения, больной, то к нему можно отнести оба этих эпитета. Ибо спорить с врачом – бесполезно и глупо. Хотите еще что-нибудь обсудить?
Я отрицательно покачал головой.
В стационаре пару раз навестил меня Алексей Казанцев.
- Как дела идут без меня?
- Да все нормально, шеф – половину продуктов уже раскидал. Через наш магазин неплохая идет реализация – берут ящиками под зарплату: цена-то оптовая… Ваши жена с дочерью приходили и тоже взяли. Оставить для матери?
- Ну, оставь. А лучше, если сможешь, завези к ней домой.
- Конечно смогу – не беспокойтесь, шеф. Лечитесь на здоровье…
И где-то к концу пятой недели пребывания в стационаре Лаптев пообещал меня выписать. Я был на осмотре в его кабинете. Заглянув в мой зрачок через микроскоп, он заключил:
- Ну вот, совсем другое дело – мути почти не осталось. Действие атропина пройдет и ваши зрение восстановится на все сто. В понедельник вас выпишу.
- А может, сегодня?
- Спешка нужна лишь при ловле блох.
Но я почувствовал неодолимое желание поскорее очутиться на работе и окунуться в дела Комитета. Из кабинета врача отправился к сестре-хозяйке и выпросил свою мирскую одежду. В душе ликовало чувство трудового энтузиазма. И все получилось так, как случилось. Поэтому никогда не следует недооценивать возможностей, которые предоставляет его Величество Случай.
Я не взял с собой туалетные принадлежности, оставив их в палатной тумбочке. В субботу думал сходить в баню. А в воскресенье планировал в гости к семье и сестре. В понедельник вернусь в больницу на выписку – тогда и заберу всё своё. Сегодня же – пока ещё время рабочее – отправился в Комитет.
Выйдя из здания стационара, с наслаждением вдохнул свежий прохладный осенний воздух, в котором чувствовался терпкий запах устилавшей газоны прелой листвы. Все вокруг было подернуто легкой дымкой – наверное где-то жгли костры. Несмотря на желание поспать – а было время послеобеденного сончаса – настроение замечательное. Еще раз с удовольствием полной грудью глотнув воздух осени с запахами прелой листвы и дыма, отправился на остановку автобуса.
Почему не знаю, но в последнее время офис нашего Комитета день ото дня становился все более грязным и неухоженным, и мне все больше казалось, что вся его былая слава центра культуры и хорошего вкуса нашего района остались навсегда в прошлом. Вот и сейчас не очень приглядный у него вид – пол затоптан грязью, воздух пропитан пылью. Народ какой-то толпится. Дела решать пришли или отношения выяснять? Мне вдруг пришло в голову, что однажды сюда ворвутся люди с кирками и лопатами, требуя свою зарплату.
Однако в бухгалтерии нашей как всегда безукоризненно чисто и тихо. В воздухе плавал аромат кофе и домашней еды. Все были на своих местах и занимались работой.
Девчата обрадовались мне, как поводу поболтать.
- Анатолий Егорович! С выздоровлением! Как вы похудели однако.
Я похлопал себя по впалому животу.
- Ничего, пока еще держусь.
Дамы не унимались:
- На вас же в буквальном смысле одежда весит как на вешалке.
- А я не свою надел. В самоволку примчался – тут не до выпендрёжа.
- Хотите чаю, Анатолий Егорович?
- Нет, спасибо.
- Есть бутерброды с колбасой, – предложила Валентина Васильевна.
- Я сыт. Не беспокойтесь.
- Его там пончиками закормили, - съязвила Лена Ческидова.
Прошел на свое место. А в коллективе бухгалтеров все еще продолжались прения.
- Нет, Анатолий Егорович очень сильно исхудал.
- Это естественно – так всегда бывает: больница не санаторий…
В верхнем ящике моего стола, поджидал сюрприз – счет за отпущенную «Злаком» муку на сорок тысяч рублей. О, Господи! Мука! Кому она надо? Неужто Клипа забыл, как трудно проводить зачеты для «Злака»?
Прихватив улику, отправился ругаться к председателю.
- Кого я вижу! – обрадовался Сергей Борисович. – Как твой глаз?
- К черту глаз! Это что? – положил счет перед председателем. – Для чего мука?
- Не знаю, - растерянно произнес Клипа, окинув бумагу взглядом.
- А я знаю. Ты оставил все машины Комитета без заправки ГСМ. Когда еще теперь удастся провести зачет для «Злака»?
- Почему я? – отбивался председатель. – Я ни «добра» не давал на реализацию долга мукой, ни приказа.
- Тогда кто?
- Ну, наверное, твой отдел. Где ты бумагу взял?
- Алексей…
Мы посмотрели с председателем друг другу в глаза, одновременно постигая случившееся. Я без сил опустился на стул.
- Казанцев, сука… опять за своё.
Сергей Борисович позвонил в бухгалтерию:
- Валентина Владимировна, Казанцев где? Как появится, пусть зайдет ко мне.
Через полчаса в кабинет председателя заглянул вышеназванный менеджер.
- Вызывали, Сергей Борисович? О, здравствуйте, Анатолий Егорович! С выздоровлением!
- Это что? – показал ему Клипа счет на муку.
- Это? – Казанцев взял бумагу, посмотрел и густо покраснел. – Сейчас объясню.
- У тебя тридцать секунд, чтобы все объяснить, - тихо сказал председатель. – Постарайся, чтобы они не пропали даром.
- Сейчас, сейчас… - сказал подозреваемый, на лице которого выступила испарина; он вышел из кабинета и пропал.
Через час напрасных ожиданий его объяснений председатель дал мне задание – выяснить все подробности операции и, если возможно, аннулировать сделку.
Увы, мука уже была вывезена по письму и доверенности, оформленной на Казанцева… но не нашего Алексея, а его младшего брата. Я поехал на «Злак», копию с доверенности снял. На обратном пути водитель Чунтонов мне говорит:
- Знаю я этого шибздика. Давай заскочим к нему домой и в Комитет с собой прихватим.
Сказано – сделано. Младший Казанцев стоит пред председателем – этакий нескладный юноша в мешковатой одежде, слишком юный, чтобы быть преступником. А впрочем… Парнишке было семнадцать лет, лицо его покрывал мягкий персиковый пушок. Однако взгляд был острый, внимательный и… испуганный.
Клипа предъявил ему копию документа.
- Кто оформлял доверенность?
- Не знаю, - плечами пожимает перетрусивший недоросль. – Мне её брат дал. Подогнал машину, сказал: «Возьми паспорт, получи на «Злаке» муку». Я получил…
- Выходит – брат подставил тебя?
- Да, конечно! - Лицо несчастного юноши выражало полное замешательство: было видно, что он совершенно запутался и ничего не соображает. – Пожалуйста, объясните мне, что все-таки происходит?
В кабинете председателя наступила тишина. Все присутствующие переваривали информацию. Потом начались разбирательства.
Никто в бухгалтерии доверенность эту не оформлял. Она даже не зарегистрирована в соответствующем журнале.
- А печать откуда? – играл желваками председатель.
- У меня в столе лежит, - пролепетала главный бухгалтер.
- Кабинет свой, уходя с работы, вы, конечно, не закрываете и значит, каждый желающий имеет к ней доступ. А где она должна быть?
- В сейфе… - Валентина Владимировна чуть не плакала.
Чунтонов спросил председателя, кивнув на получателя краденой муки:
- Что с этим делать? Давайте в милицию его сдадим – посидит в заложниках, пока старший брат не явится.
Клипа рукой махнул:
- Отпустите.
Юрий Павлович мне:
- Давайте выведем во двор и морду ему набьем.
Тема ГСМ – его больной вопрос. Но мне было жалко пацана, и без него уже все достало – голова вот-вот взорвётся и разлетится на куски. Как хорошо-то было в больнице! Мне вдруг туда снова захотелось…
Председатель Комитета написал заявление в органы по поводу кражи муки. Милиция попыталась задержать расхитителя, но Алексей Казанцев подался в бега. Его объявили в розыск и, видимо, поставили домашний телефон на прослушку. Позже нам сообщили, что Казанцев звонил жене из Казахстана. Вот он где прячется!
Месяц спустя, в Комитете появились владельцы консервированных фруктов – бизнесмены из Магнитогорска. Оказывается, Алексей взял продукты на реализацию по письму и доверенности Комитета. Срок вышел – расчета нет.
- И не будет, - заверил Клипа. – Вы как и мы стали жертвою махинатора. Возбуждено дело, его ищут… найдут – спросите. А пока забирайте то, что осталось. Ваш товар не был у нас оприходован.
И он был прав. Какими путями Казанцеву удавалось реализовывать товар по счетам Комитета одному Богу было известно. Он хранился на ведомственном складе, но не был оприходован как наша собственность. И бухгалтера не имели права выписывать на него счета и накладные. А выписывали. М-да… Прокол за проколом и по этой части!
Магнитогорские парни неумными были – попытались запугать заместителя Главы района по строительству:
- Мы бандитов пришлём на разборки.
Клипа взялся за телефон:
- Звоню в милицию – на секундочку задержитесь.
Они ретировались из его кабинета. Зашли ко мне, визитку оставили:
- Если поймаете мошенника, позвоните нам.
- Конечно. Но если у вас есть связи с Кустанайской мафией, вы его быстрее поймаете там.
Через несколько дней пришла из Магнитогорска фура и забрала со склада остатки консервов. Хорошо что бизнесмены не заглянули в наш ведомственный магазин – там их товар на полках стоял. Но побывали в Увельском РОВД и настрочили заявление.
Приняв его в разработку, сыскари отдела по борьбе с экономическими преступлениями прислали повестку мне на очную ставку с пострадавшими. Когда ставил в известность председателя, что уезжаю в Магнитогорск под конвоем ментов, он встретил и проводил меня весьма мрачным взглядом. Похоже, Клипа меня тоже подозревает в воровстве. Ну, блин, час от часу не легче…
Наш круиз в Магнитогорск ничего не дал. Взглянув на меня, Генеральный директор коммерческой фирмы (а не ММК, как мне врал по телефону Казанцев) мотнул головой:
- Это не тот. Этого я не знаю.
Вот и все! Стоило ли жечь бензин и тратить рабочее время? Иногда не плохо бы и подумать, если, конечно, есть чем. Эх, менты-болтуны…
Время шло. Инцидент вроде бы зарубцевался. Мы нашли возможность загнать «Злак» в долги, и наши машины опять заправлялись.
В жизни всегда побеждает тот, кто умеет ждать. А что нам еще оставалось делать? Бывает, правда, что выжидать приходится слишком долго – так долго, что человек, в конце концов, просто умирает. Но тогда ему уже на все наплевать. И на него, кстати, тоже.
Сначала прошел слушок, что Казанцев убит в Кустанае бандитами. Потом поползли слухи, что беглый преступник вернулся домой и гуляет по Южноуральску, как ни в чем не бывало. Клипа позвонил в милицию. И действительно, день спустя, воришка был задержан у своего подъезда и заключен под стражу до суда.
Суд был скорый и правый – дали Алексею два года, теперь уже не условных.
Я звонил в Магнитогорск по этому поводу, но никто из коммерсантов, обманутых Казанцевым, на суд не приехал.
Некоторое время спустя, седелец наш подал аппеляцию на пересуд.
По этому поводу меня вызвали на допрос. Проводила его моя давняя знакомая Ольга Егорова – весьма упитанная барышня с глуповатым выражением лица и губами толстыми и розовыми, будто мясной рулет. От неё веяло потом, дешёвыми духами и лицемерием. Егорова вроде бы улыбалась мне, но глаза выдавали циничную неприязнь. Очень мне эта улыбка тогда не понравилась. Она намекала – мол, у меня на тебя кое-что имеется, дорогой. Но я сначала не обратил на это внимания и чуть было не поплатился. С моих слов было так неверно записано, что я отказался подписывать протокол – все слова мои были напрочь извращены. Получалось даже в её бумаге, что я признаю соучастие в краже Казанцева…
Вот это лажа! Сразу почувствовал себя на пределе, и что мои нервы вот-вот не выдержат. Тем не менее, прямо и пока вежливо спросил:
- Что это ты тут нацарапала? Зачем тебе это надо?
На вопрос ответил Евгений Ефремовцев, другой знакомый мне офицер:
- А ты разве не знаешь? Казанцев написал на тебя телегу – он, мол, только исполнитель, а все махинации придумал ты и руководил им.
- Вот сукин сын!
- Покажи заявление, - говорит Ефремовцев Егоровой.
- Не положено, - окрысилась та.
Евгений сам взял документ из папки материалов и протянул его мне:
- Читай.
- Буду жаловаться на вас! – вскричала Егорова и бегом из кабинета, рискуя растерять филейные части.
С удивлением прочитал заявление Казанцева. Оказывается, он, несчастный, стал жертвой моих махинаций – это я ему оформлял документы и ставил печати (а ведь верно, блин!), а он просто исполнял мои указания и теперь незаслуженно отбывает срок. Классически: он – козел отпущения и святой страдалец, а я – исчадье Ада, его сильно поимевшее и подставившее. Обвели его, несчастного, в Комитете вокруг пальца, как последнего осла. Потому, наверное, скоро вырастут у него длинные уши и хвост, если правосудие не вмешается…
Я действительно помог ему оформить документы в Магнитку – печать поставил, закорючку черкнул. Но вопрос решался о небольшом долге металлургического комбината. А прохиндей Казанцев на эти бумаги умыкнул у какой-то коммерческой фирмы целую алку консервированных фруктов. А с мукой вообще расправился без меня – ведь я же в больнице тогда лежал. И это же я его накрыл. Ну дела! Не знаешь, где вляпаешься…
Вместе с разобиженной Егоровой пришел начальник милиции Петухов.
- Что тут у вас? – спросил строго. Потом, разобравшись, пожал мне руку и буркнул ябеде. – Ничего страшного, пусть прочтет.
А Евгений сказал назидательно расстроенной сослуживице:
- Иногда неплохо включать мозги. Конечно, если они не заплыли жиром…
И меня позабавила ситуация – ведь у навета Казанцева абсолютно нет доказательной базы, а вот Егорова… Я улыбался про себя, наслаждаясь её смятением – меня всегда радуют неудачи тех, кто строит мне гадости.
- Вам однако не позавидуешь, - с приличной долей ехидства сказал, обращаясь к поникшей толстухе. – Оправдать Казанцева и очернить Комитет не хватит у вас ни ума, ни силенок. Ведь не я был вам нужен, а Комитет – верно? И, кстати, кто вам всё это заказал?
Егорова закусила губу. Я видел однако, что с гораздо большим удовольствием она перекусила бы мне вену на шее. Единственно, мне кажется, почему «мисс толстушка» Увельского РОВД сдержалась и промолчала – мой точный выпад об очернении Комитета. Видимо, действительно был заказ. И кто же за этим стоит?
- Сожалею, что так получилось, - вздохнул я, покидая неуютный кабинет. Хотя вовсе не сожалел.
Вообщем, действительно ничего страшного не произошло. Новый суд состоялся. Молодая, очень красивая и строгая судья добавила Казанцеву еще полгода к имеющемуся сроку. И все дела…
Когда ввели его в зал суда, голова Казанцева была втянута в узкие плечи, словно на него давил груз стыда – другого объяснения придумать я не сумел. Но, может, это мои фантазии. В общем, мне стало жаль его. Если бы карты легли по-другому, возможно, афера его прокатила. Вот появись я в Комитете не в пятницу, скажем, а в понедельник – счета преступного мог бы и не увидеть. И у подельницы Казанцева в «Злаке» было бы время удалить сделку из Компьютера. Никто и не заметил.
Прошлое заседание прошло спокойнее – Казанцев ничего не отрицал, совсем соглашался и кивал головой. В этот раз лицо его, ко мне обращенное, пылало ненавистью. Широко открытый рот напоминал пасть змеи, нацелившейся на добычу. Но увы, навет его не прокатил. И тогда подсудимый, лицо которого стало лиловым от прилившей крови, вскочил, повернулся в мою сторону и стал изрыгать ругательства одно непристойнее другого. Короче, дешевый концерт или страсти наружу…
Ну, это уже его дело. Или, как говорит английский народный эпос, его могила.
Была и еще причина для моей жалости – вид у него был совсем больной: его, похоже, лихорадило. Немного позже наши общие с ним знакомые сообщили, что Казанцев на зоне трудится в очень вредном производстве – даже если кони не бросит, выйдет не совсем здоровым человеком. Выходит, и в наше время подлинной демократии и свободы во всех её проявлениях не очень-то экологично быть заключенным. Такая уж забавная наша жизнь в новой России… Только не говорите никому – мало ли чего.
Отношения наши с председателем Комитета дали трещину. И можно понять Сергея Борисовича – даже если я и не соучастник краж, то именно тот человек, кто предложил кандидатуру Казанцева к нам на работу. И действительно, чем же его зам руководствовался, рекомендуя судимого за воровство на ответственную должность? Наверное, в моем решении любопытства было больше логики. Ну, а по поводу самого Казанцева, невольно думал – этот человек знает, что я, как свидетель, солгал суду: ведь это именно я продемонстрировал ему место, где лежит печать Комитета и даже поставил её на двух документах, используемых им для аферы. То, что это была глупость, а не злой умысел, мало оправдывает меня.
Впрочем, общаясь с такими людьми, как мой бывший менеджер Казанцев, поневоле становишься циником и переоценщиком жизненных ценностей. Я знаю, что никакие деньги не могут компенсировать человеку свободу. Но встречаются еще типы, которые надеются на удачу. Жаль мы мало успели пообщаться с Казанцевым – наверное, много интересного бывший менеджер мог бы мне рассказать о своих взглядах на жизнь. Ведь не дурак.
И кстати, мне он тут признавался, что знакомый бухгалтер на «Злаке» готов был для него удалить из компьютера преступную сделку – а вот на суде об этом ни слова не сказал ни первый раз, ни второй. Воровская честь или родственные связи? А может, задел на будущее сохранил? Почему я промолчал? А никто и не спрашивал…
Вот надо же, парень имел то, о чем другие только могут мечтать – отличные деловые качества, вполне обаятельную внешность и престижную работу (и в Агропромснабе, и у нас) – и, тем не менее, это не остановило его перед воровством. Может болезнь такая – клептомания, кажется, называется.
Никак не пойму, что творится сейчас с молодежью – вроде не пьют, не балуются наркотиками – им бы работать и работать над своей карьерой, а они в бандиты идут или воры. Совсем не глупые с виду парни собою кладбища заполняют и тюрьмы. Видимо, слишком импульсивные – зачастую совершают поступки, не обдумав их как следует.
И Казанцев этот – пришел ко мне, все рассказал чистосердечно (?), как покаялся, и попросился на работу. Я поверил. Клипа проверил. Поздняков, вроде как, подписался под его порядочностью. Он нас что – всех троих вокруг пальца обвел? Ну и ну… Станиславский, блин, преступного мира! . И откуда только взялся этот жулик по жизни – словно возник из ничего, как кролик из цилиндра фокусника, а сумел довести до белого каления весь Комитет. А еще раньше Агропромснаб…
И хоть навещал он меня в больнице, мне почему-то не хочется наносить ответные визиты к нему в тюрьму.
Но что делать? Жизнь продолжается. И порой встречаются люди, которые и на смертном одре могут сказать – всё хорошо! Мне до этого далеко. После описанных выше передряг, чувствуя свою вину за Казанцева, ощущал одновременно и тревогу, и беспомощность. Чтобы не испытать разочарования, я и не надеялся на скорое прощение председателем моих грехов. А прежде чем отвечать на его вопросы, старался досчитать в уме до десяти, чтобы не ляпнуть что-нибудь сгоряча…
Одному только Богу известно, что теперь думает обо мне Клипа. Вобщем-то у председателя острый глаз – он всегда отличался умением видеть то, чего другие не замечают. Хотя такие надежды не очень-то утешают. В них явно чего-то не хватает. Впрочем, я сильно измотан, чтобы думать еще и об этом. Но ведь случаются в жизни и чудеса. И вот одно из них вижу в зеркале…
Кажется, у меня опять начинается острое воспаление радужной оболочки глаза. Черт! Не прошло и полгода, как выписался из больницы. Что происходит? Нервы подводят? Голова буквально кругом идёт. Как бы совсем не сбрендить. Говорят ведь, что безумие – это всего лишь способ заглянуть в будущее. И, знай мы будущее, пожалуй, кто угодно из нас сошел бы с ума. Главное в жизни – как можно дольше не позволять будущему вторгаться в настоящее…
Разглядывая в зеркало покрасневшие глаза, старался определить – в каком больше жжет. Одно утишает – мути пока еще нет. Авось, пронесет. Было бы здорово!
Попытался улыбнуться своему отражению, но улыбка вышла грустной.
Время такая штука – то резко ускоряется, то замедляет свой бег. Чувства мои на гранях этих переходов всегда обострены до предела. Поневоле взмолишься – Боже, даруй мне милость принять безмятежно то, чего изменить нельзя, мужество изменить то, что изменить возможно, и мудрость отличить одно от другого!
Проходят месяцы и годы, пока все возвращается в нормальную колею.
