А. Агарков.
Маленькая Сицилия
От водопроводного участка нам в наследство досталось – два колодца с водой, насосами и безбашенками, колонка питьевой воды на улице и сарай холодный, типа склад-мастерская-инструменталка.
Вода, которую мы качали из скважины в гараже бывшего ПМК для котельной, была вполне пригодна и для питья. Мы немедленно эти две системы закольцевали и перекрыли вентилем до поры, до времени.
Горбач не пошел под меня. Он был пенсионером, и как только вышел приказ об объединении водопроводного участка с котельной, написал заявление на увольнении. Но вот за своего единственного слесаря пришел просить.
Тот странным был парнем.
Во-первых, внешне. Худой, высокий, с рыжими лохматыми волосами и ослепительной улыбкой большого рта и больших зубов. За эту улыбку прозвали его «Ромашкой».
Во-вторых, на работу он всегда являлся к девяти часам – ни раньше, ни позже.
Пробовал причину найти:
- Что происходит? Ты что, ребенка в садик отводишь вокруг болота?
Он улыбается, избегая моих глаз, то смотрит на свои ботинки, то куда-то в бок и молчит. Вот не пьет парень, не курит, от работы не отлынивает, на аварийные ситуации прибывает безоговорочно… А на работу приходит в 9-00.
Взялся за него Спешилов. Ультиматум поставил. Докладную на имя Кожевникова написал – я-то не увольнял. И бригадиру говорил:
- Ты его еще заставь лифчик носить. Нет, так не годится! С людьми надо работать.
Дмитрич фыркнул и отвернулся. Ромашка скис. Смотрит на нас со Спешиловым точно ночной зверек, застигнутый лучом прожектора.
Я Горбачу звоню.
- Валентин Константинович, может ты мне объяснишь, что происходит?
Он:
- Сейчас приду и покажу.
Именно так – «приду и покажу». Жду. Приходит Горбач.
- Одевайся. Пойдем со мной.
Пришли к дому Ромашки. Он неподалеку жил, в частном строении. И вся его усадьба как-то нелепо была сшита из металла – там листы стальные, тут какие-то прутья, сетка рабица, сетка панцирной кровати… Все некрашеное, ржавое…
- Откуда это?
- Из Вторчермета. Он каждое утро его посещает и все, что полезного себе находит, домой приносит.
- Так вот он где утрами пропадает.
Горбач кивнул. Взглянув на него искоса, спросил:
- Слушай, а он случайно клептоманией не страдает?
- А что это?
- Болезнь воровства. Человек не может не воровать.
- Нет, не страдает! – бывший «водяной» одарил меня гневным взором выцветших глаз.
Собака во дворе была привязана. Константиныч приоткрыл калитку, затем отступил в сторону, предлагая мне туда заглянуть.
- Ну и ну, - только и сказал, увидев огромную кучу металлического лома в углу двора. А потом. – Зачем он все это собирает?
Горбач нахмурился:
- Чтобы обратно сдать за деньги.
Среди прочего хлама увидел я ржавые задвижки. И пришла мне в голову интересная мысль. Говорю, вернувшись в котельную, Спешилову:
- Подошли ко мне в конце смены Ромашку.
Когда он пришел, я оделся и позвал за собой. Привел его к нему же домой. Смело толкнул калитку и вошел во двор. Ромашка засверкал на меня глазами, готовый разразиться ругательствами или упреками.
- Стоп, машина! – говорю. – Сначала выслушай меня. Прихвати с собой завтра на работу парочку таких задвижек. Я научу тебя возвращать им товарный вид, с которым их можно будет продать.
С тоскливой миной на лице Ромашка пообещал это сделать.
На следующее утро вместе с задвижками привел его в теплый бокс старой котельной – бывший гараж. Рассказал, что и как можно сделать из выброшенных на лом задвижек.
- Разбираешь, ржавчину паяльной лампой обжигаешь, окалину металлической щеткой зачищаешь, посадочные места притираешь, собираешь и покрываешь кузбасслаком.
Эту технологию я подсмотрел у парня из инструментального цеха АИЗа. Южноуральский арматурно-изоляторный завод заведовал всей канализацией города. А у этого реставрация запорного оборудования было поставлена на широкую ногу.
- Где взять кузбасслак? – спросил слесарь.
За кузбасслаком отправился я к Кожевникову. Владимир Михайлович благожелательно выслушал меня и спросил:
- Что ты собираешься делать с восстановленными задвижками?
- В комхоз сдавать оптом за оговоренную цену. Ну, а уж вы – куда хотите.
- Бочку кузбасслака я вам на участок дам, но потом вычту по договору из стоимости задвижек. Присылай «попрошайку».
Первые две задвижки получились у Ромашки на загляденье – самому понравились.
Но из теплого бокса его выжил Константиныч, который, наконец, принял мое предложение возглавить мастерскую по ремонту личных автомобилей. Горбач известным был мастером на всю округу – к нему частенько обращались автовладельцы. И Константиныч ремонтировал машины для души, но только летом. А вот с теплым боксом и нашей помощью дело было поставлено на поток круглый год.
Но и Ромашкина тема с восстановлением задвижек не канула в Лету. Под это дело мы утеплили мастерскую водопроводного участка, провели туда отопление и снабдили необходимым оборудованием – наждаком, стационарным сварочным столом, небольшим токарным станком… Закрутилось дело! О Боже, какой же я молодец!
Первую партию – около тридцати задвижек – поставили по договору в комхоз. А потом стал подыскивать более щедрых покупателей.
Ромашка по-прежнему являлся на работу в 9-00, неся в руках какую-нибудь металлическую фиговину, годную к восстановлению. Прямиком отправлялся к себе в мастерскую. Откуда его вытаскивал, если был нужен, Спешилов.
Все свободное от аварий рабочее время – а это была его львиная доля – люди наши трудились в автомастерской у Константиныча, в столярке у Гладышева, где тоже потоком пошли заказы на табуретки-столы-стулья, рамы и двери или с Ромашкой на участке восстановления и изготовления различных металлических поделок – например, водонагревательных титанов для ванн. Тут и электрикам нашлась работа. Конечно, не за здорово живешь.
Мы со Спешиловым разработали прогрессивную схему материального поощрения всех участников подсобного производства, и все кто трудился – а задействованы были все кроме женщин – получали солидную добавку к зарплате котельщика. Настолько весомую, что дежурившие в ночь мужики, отдохнув, приходили на участок, чтобы зарабатывать для семьи бабки.
Обид не было. Схему дележа дополнительных денег мы сначала с бригадиром обдумали, потом меж собой обсудили и, наконец, вынесли народу на критику. Все замечания и пожелания были учтены и утрясены. У нас даже казна была предусмотрена общая – для развития производства и материальной помощи в случае необходимости. Вообщем, работали. А вот «козла» забивать стало некому…
На Новый Год всем ребятишкам Восточного микрорайона сделали отличный подарок. За интернатом на футбольной площадке поставили елку большущую с горящими ночью гирляндами и залили каток. Порой, до полуночи не стихал там ребячий гомон в каникулы…
Но пойдем дальше.
А дальше в моих планах были школа, детский садик, военкомат и ветлечебница – взятые на техническое обслуживание. К этой цели я готовился исподволь. Уговорил прораба комхоза Шевелева дать мне несколько уроков по оформлению сметной документации. Николай Григорьевич был моим одноклассником и, когда учился в строительном ликбезе, частенько обращался ко мне за помощью в расчете курсовых проектов. Теперь я обратился к нему, и Коля любезно согласился ввести меня в круг посвященных.
Только мы присели в его кабинете, входит Кожевников.
- А чем это вы тут занимаетесь? – позвольте спросить, господа товарищи…
Шевелев почему-то начал заикаться, а я прямо сказал, как и привык:
- Хочу освоить смежную профессию сметчика, а Николай Григорьевич мне в этом вызвался помочь.
- А не мог бы ты мне объяснить, для чего тебе нужны эти знания? – спросил Кожевников, присаживаясь к нашему столу.
Я поплел:
- Каждый культурный человек должен знать, что почем производится…
- Тока не врать!
- Хорошо. Скажу правду. Хочу взять на техническое обслуживание все административные здания микрорайона Восточный – школу, садик, военкомат и прочие…
Директор комхоза явно не на шутку задумался. А потом изрек:
- Николай Григорьевич, каждый культурный человек должен знать, что почем производится… Короче, я собираю всех ИТР, а ты прочитаешь лекции им по поводу смет и примешь зачеты – чтобы каждый умел.
С легкой руки Кожевникова дважды в неделю в его кабинете собирались инженерно-технические работники, а Николай Григорьевич читал лекции о составлении сметной документации. Я их добросовестно посещал и записывал в тетрадь все то, что на практике могло пригодиться. Зачет Шевелеву сдал успешно.
И потом подошел к Кожевникову по поводу своей задумки. Выслушав меня, Владимир Михайлович спросил:
- И что тебе от меня надо?
- Типовой договор комхоза на техническое обслуживание, с которым я мог бы подойти, скажем, к директору школы.
- А дальше что?
- А дальше так – Гайдуков заключает с комхозом договор, увольняет свои службы сантехника, электрика… и в случае аварии обращается к нам. Мы ремонтируем, я пишу смету. Гайдуков подписывает, и она попадает в бухгалтерию комхоза. Скажем, их будет несколько. Они копятся-копятся в течении месяца, а потом – бах! – школе выставляется общий счет. Половину предъявленной суммы вы отдаете исполнителю – то есть нам, а остальное вам на налоги, оплату бухгалтерии и директору премии… Выгодно всем.
Я улыбнулся. Кожевников нет.
- Уволенные из школы специалисты точно тебя убьют.
- Не собираюсь жить вечно, но сколько отпущено хотелось бы интересно.
Гайдуков принял мое предложение кривой усмешкой.
- Оно мне надо?
- А ты выгоду посчитай.
- С вами не будет заморочек?
- Обязательно будут, если не согласишься. Я людей в твою школу на аварию больше не дам – пурхайтесь сами со своими спецами.
- Вы бы лучше расширитель с крыши убрали, и больше ничего не надо.
- Обязательно уберем, но только летом.
- А если вдруг ночью обнаружит в школе охранник аварию – что мне делать тогда без своих спецов?
- В котельной ночами находится дежурный слесарь. Если он сам не сможет вам помочь, соберет аварийную бригаду. В беде не бросим. Так что с договором?
Гайдуков подписал. С остальными было еще проще. В садике сразу же обратились за помощью. У них не было своих специалистов, а неисправностей накопилось много.
На практике все происходило так.
Нуждающиеся в помощи звонили в котельную дежурному оператору. Он, принимая звонки, записывал информацию в журнал. Та доводилась до Спешилова, и бригадир организовывал ремонт, посылая на объект одного-двух-трех специалистов в зависимости от сложности аварии. Выполнив поставленную задачу, они возвращались в котельную, отмечали в журнале свои успехи и докладывали мне – что было сделано – или оставляли записку. По полученной информации я писал смету и нес ее на подпись руководителю объекта. Подписанный документ отправлял в комхоз. Ну, а тот выставлял счет. У себя в журнале все это фиксировал – с указанием суммы и навара. Конечно, бывали разногласия с бухгалтерией, но решаемые…
Так и электриков мы подтянули к общему делу.
Разогревшись на ремонтах – средних и мелких – стали задумываться о капитальных в летний период. Обсудив с Дмитричем наши возможности, отправился с предложением к руководителям всех предприятий и организаций микрорайона. Предложил свои услуги по проведению капитального ремонта или замены тепло и водоснабжения, канализации, кровли и крыши, фасадов зданий, комнат и кабинетов, благоустройству территорий…
Они выразили готовность с нами сотрудничать. Дело за малым – будет ли финансирование? Мельница «Стандарт» и ветлечебница высказали желание провести теплотрассы – первой на врезку в их существующую отопительную систему, второй в гараж. Я пообещал сделать сметы.
Сходил расстояние замерил, парочку дней посидел, написал расчеты и отнес к Шевелеву на дегустацию. Николай Григорьевич мои сметы одобрил. В «Стандарте» Алябьев, посмотрев, сказал: «Подумаю». Но что-то в его голосе указывало – раздумья Василия Ивановича не следует слишком переоценивать. А в ветлечебнице с суммой согласились без ропота – ждем лета.
По вопросу ремонта жилого фонда сходил к Кожевникову и Шумакову.
Владимир Михайлович плечами пожал:
- Будет день, будет пища…
Виктор Григорьевич удивился:
- Что, тебе нечем заняться в котельной?
- Почему нечем? Очень даже есть чем. Теплотрассы кое-где надо заменить. Но это, если трубы дадут. Бак расширительный обещал директору со школьной крыши убрать. А куда его поместить? Надо вышку для него строить. И опять же – если будет материал и техника для строительства. Трубу старой котельной Гареев требует убрать. Но без техники там никак. На технику деньги нужны. Сфинансируют – уберем. Несколько колодцев над задвижками хотим возвести, чтобы отрегулировать и закрыть на замок. А то бывает, шалуны перекрывают, чтобы соседям досадить. И опять нужны цемент, кирпич и строительный песок…
- Ну, вот видишь, - обрадовался Шумаков. – Работа-то есть…
- Да есть, конечно. Но чем больше её будет, тем лучше. Но одном объекте нет материала, идем на другой. А если сидеть и ждать, можно все лето прождать и ничего не сделать. Хуже простоев только пьянство…
- Государственно рассуждаешь, - похвалил Шумаков. – Ты давай-ка мне это все запиши. Будем думать, где найти деньги.
Я так и сделал.
Кожевников многое, практически все, знал о делах в котельной Восточная. Знал и помалкивал, иногда поощряя. Где-то в начале весны приспичило ему в отпуск пойти. В его кресло взгромоздился на время главный инженер Расулов – полковник в отставке и бывший военный комиссар района.
Он, должно быть, давно приглядывался ко мне и моим делам. Только за Кожевниковым пыль осела, заявляется в котельную с проверкой. Сам ни бельмеса не понимая в теплотворном процессе, выпросил у Кузакова специалиста с Центральной котельной и прихватил барышню из своей бухгалтерии.
Нежданно нагрянули, буквально гудя от нервной энергии. А на меня поглядывали голодными акулами из аквариума с острова Кубы. Ну, а мне оставалось просто стоять, стараясь не двигать ни одной лицевой мышцей и при этом выглядеть мило.
- Ну, показывай, чем у тебя люди занимаются.
А люди у меня заранее инструктированы.
Специалист из Центральной котельной спрашивает оператора:
- По сколько часов работаете в смену?
- По двенадцать, - говорит Любовь Васильевна.
- Покажи журнал подпиток.
Она предъявила. Проверяющий полистал.
- Почему заполняете сутками?
- Нам начальник так приказал, - выкручивается Люба.
- Это еще с Ильина пошло, - оправдываюсь я. – Он требовал ежесуточного отчета.
- Ну а тебе сложно сложить в одну две по двенадцать смены?
- Как приказали, так я и делал.
- Не порядок это…
Вот поганый мужик! Расулов молчит, а этот въедается.
- Склад покажи свой.
- Он закрыт. Кладовщица дома.
- Не порядок…
Твою мать! – мысленно выругался я, а вслух сказал:
- На полставки работает. Живет рядом. Приходит по вызову. Могу вызвать. Надо?
- Нет.
Идем дальше. Бытовая комната слесарей и сварщиков пуста.
- Где народ?
- На объектах.
- На трассах что ли? Пойдем, посмотрим – чем они там занимаются.
На трассах нам никого не найти. А в школу и садик могут и не пустить. Но меня ситуация уже заводит. Говорю:
- Это вы, как крысы сидите в своей Центральной котельной. А у меня на плечах школа, садик, военкомат, магазин и ветлечебница…
Эту недоброжелательную о себе информацию представитель ЦК переваривает, поигрывая желваками. Фирменное выдает:
- Не порядок.
На втором этаже административного корпуса потребовали открыть пустующие кабинеты. Я открыл, и мы попали в благоухающий зеленый рай с волшебными ароматами.
- Это что за кильдым? – вскрикивает Расулов.
- Не порядок, - качает тупой головой спецпредставитель ЦК.
Я горячусь, пытаясь доказать, что это административный корпус, а не котельный зал – здесь такое не возбранимо.
- У вас же самих в бухгалтерии на окнах стоят горшочки с цветами.
- Там в горшочках, а здесь в ящиках, - делает глубокомысленное замечание Расулов и добавляет. – Приказываю немедленно убрать! Ты меня понял?
Черта с два! – подумал я, а вслух сказал:
- Уберем, конечно.
Доведя меня до каления белого, комиссия торжественно отъезжает, так и не обнаружив ничего существенного. А именно – мои подпольные производства. Но шок от их посещения был такой, что сердце забилось где-то в макушке. Негаданный визит Расулова энд приспешников дал мне массу пищи для размышлений…
Дня через два Шумаков вызывает. Кладет предо мной докладную записку. В ней комиссия в составе главного инженера Расулова… и так далее, произвела проверку котельной Восточная. Обнаружила следующие недостатки… На основании которых был сделан вывод: начальник котельной Агарков А. Е ситуацией не владеет и подлежит увольнению по статье о несоответствии занимаемой должности. И три подписи.
И все это было так неожиданно, что я чуть со стула не рухнул.
- Круто они со мной, - пробормотал уголком скривившегося рта.
- Ага, - согласился Виктор Григорьевич.
- И что теперь делать?
- Исправлять недостатки, - говорит Шумаков. – Месяца хватит?
За глаза! Через месяц всяко разно Кожевников выйдет, и Расулов, полковник дребанный, никогда с головой не друживший, свою докладную в жопу засунет. Мне уже говорили девчонки из бухгалтерии, что мой оклад выше чем у главного инженера комхоза, и его от этого жаба черная люто гложет.
Перед остановкой котельной на летней период, а точнее 21-го апреля произошло у нас одно неприятное ЧП.
Если рассказывать по порядку, подходит ко мне столяр Гладышев:
- Анатолий Егорович, мне исполняется шестьдесят лет. Разреши поляну в котельной накрыть. Очень нравятся мне ребята в коллективе нашем. Так что, позволь проставиться.
А надо сказать, что с пьянством-то мы завязали накрепко. По крайней мере на рабочих местах. Дмитрич строго следил за этим. Лишь в канун Нового года накрыли общий стол для всего коллектива в большом кабинете на втором этаже административного корпуса, переместив все ящики с насаждениями на время в малый. Неплохо гульнули. По пьяной лавочке мы с Любашей опять слюбились – на брудершафт пили, танцевали и целовались. Потом остались ночевать в котельной и всю-то ноченьку по полу елозили, подстелив какое-то барахло.
Помню, Васька Ротанов тогда напился и зубастой улыбкой всех приглашал к брудершафту – за дружбу, мол, и так далее… Меня пытался воспитывать:
- Такая у нас традиция, начальник!
Будто он меня принимал в котельную, а не я его. Но сварщик и мой избавитель от дохлой крысы продолжал:
- Как гласит поговорка – в дерьме все одного ранга. А места грязнее, чем здесь, на славной котельной Восточная, пожалуй, не сыщешь.
Все присутствующие прыснули. А Василий, как клоун, развел руками.
Интересно, на что намекает? На свои безуспешные ухаживания за Любой? Да еще, наверное, пытается показать, что у опущенной овцы Ротанова волчьи зубы.
И вот снова перспектива организованной попойки. Только мне с Любашей ничего не светит: в этот день именины у дочери – обещал присутствие и, конечно, надо быть в форме.
- Виктор Васильевич, я не против, только со Спешиловым согласуй.
Бригадир приходит:
- Гони, Егорыч, деньги на подарок юбиляру.
- Из общей казны?
- Конечно.
- Сколько?
Он сумму озвучил. На следующий день я ее принес.
Только Танюша пол помыла в административном корпусе, явились Гладышев Виктор Васильевич и молодая, очень красивая женщина – его дочь. Стали они стол в бытовой комнате накрывать всевозможными яствами и выпивоном. В назначенный час народ начал прибывать – принаглаженные, в галстуках…
И сынок нашего юбиляра явился – точная копия своего отца в тридцать пять лет. Покатые плечи, мускулистые руки, только голова наполовину лысая – сам-то Василич, как Никита Хрущев, поблескивал черепом.
Я внимательно за гостем наблюдал. При херувимской внешности школьного учителя пения имел парень легендарную биографию – десять лет заключения в зоне строгого режима. Поди, банки грабил в молодые-то годы. В точности никто не знал. Жил он в далеком городе, а отсидев, вернулся в дом отчий.
Итак, расселись. Спешилов к юбиляру подступает с подарком в руках, мне предлагает:
- Анатолий Егорович, скажи речь пламенную.
Я поднимаюсь со стаканом в руке.
- Виктор Васильевич, вчера ты сказал, что нравятся тебе наши ребята. А ты-то сам как к нам в жилу пришелся – спокойный, разумный, порядочный, работящий… Ты пример всему коллективу. За тебя дорогой!
Все поднялись со своих мест и потянулись к юбиляру – посудой стукнутся.
Я пригубил из стакана и сел. Гладышев заметил мой манёвр:
- До дна. До дна. Не уважаете?
Я сподобился на мучительно-вежливую улыбку, еще немного хлебнул, снова стакан поставил.
- Прости, Виктор Васильевич, больше не могу. Прямо отсюда иду на день рождения дочери. И как же я буду дышать на малышку перегаром? Ведь мы встречаемся лишь по большим праздникам.
- Э-э-эх! – горестно выдохнул Гладышев и сел на свое место во главе стола.
А встала дочка его и со стаканом в руке танцующей походкой направилась ко мне.
- На брудершафт с вами хочу выпить.
И куда деваться? Пришлось встать, сплести руки, допить из стакана и поцеловаться.
Красивая она очень! И улыбается призывно… Интересно – замужем или нет?
Василий Ротанов дурашливо крикнул:
- Горько! Горько!
И все поддержали. Даже сам отец-юбиляр. Она потянулась ко мне. Я взял ее за плечи и с удовольствием поцеловал…
Веселье продолжилось. Все пили, ели, говорили… Включили музыку, и начались танцы. Я под шумок выскользнул из-за стола. Поднялся на второй этаж. Закрылся в душевой и облился холодной водой. Очень мне не хотелось идти к дочери поддатым или с запахом. Хоть вот так освежиться…
Отсутствовал минут двадцать. Возвращаюсь в бытовку, а там картина Репина – «Приплыли» называется. Кстати, есть такая? А то все говорят, а я точно не знаю.
Короче, котельщики мои побиты. Стенают и охают с расквашенными рожами Слепченко, Дудоров, Резников и Строгонов. Василий Ротанов лежит в отключке.
Спрашиваю Любашу – она с фингалом:
- Что случилось?
Та:
- Да Гладышева сынок постарался…
А случилось вот что. Танцевали-плясали – гость наш, Гладышев-младший, случайно магнитофон задел спиной. Любин магнитофон… Она практически добродушно:
- Осторожнее надо… Ты что, как козел, скачешь?
Всего-то и сказала, а он ей кулаком в лицо.
Пять наших мужчин-рыцарей ринулись на обидчика самой прекрасной дамы котельной. И Гладышев младший их всех отдубасил.
Оглядел поляну – здесь, похоже, я уже лишний – и пошел из котельной.
Под окном лаборантской на клумбе сидит Гладышев-старший и плачет:
- Ах, сын-сынок, опозорил меня…
Я на корточки присел:
- Виктор Васильевич, с вами все хорошо?
- Прости, начальник, за сына маво.
Я невольно поежился.
- Да-а, бить женщин не есть хорошо.
Сзади шаги. Я поднимаюсь. Вот он, гроза всех котельщиков – Гладышев-младший, персоной нон-грата.
- Прости, батя, но есть слова, которые простить нельзя. Домой пойдем?
Отец машет ему рукой:
- Уходи отсюда. Глаза бы мои на тебя не смотрели.
Гладышев-младший, меряет меня взглядом на предмет – мол, тоже считаю, что он козел или хочу посчитаться за Любин фингал? – потом поворачивается и уходит. Я провожаю его взглядом и вижу девочек моих – Тамару и Настеньку – переходящих мостик через теплотрассу ему навстречу.
Вот за них я готов с кем угодно драться – думаю и спешу за ним следом – только попробуй их тронь, урка поганая!
Но они благополучно расходятся, и Настенька бежит в мои объятия.
Я поднимаю её на руки и целую щечки, лобик и носик.
Она тормошит меня за уши:
- Папа, в магазин пойдем?
- Конечно, пойдем!
Подарок ко дню рождения дочери уже куплен Томой и мною оплачен. Взяв дочь за руки мы идем в магазин за гостинцами…
Набегая на берег, волны с шипением удалялись. Я лежал на мягком и теплом песке – приятно расслабленный, наслаждаясь радостной вялостью. И медленно приходил в сознание, хотя тело еще сопротивлялось – тело мое было в сладких грезах на Кубе. Шум волн перестал звучать как нежное шуршание и начал напоминать негромкое тиканье часов. Я повернул голову, чтобы посмотреть на тикающие волны. Лениво задумался – зачем они это делают? А рука машинально включила ночник…
Проснувшееся уже сознание смотрит на часы, некогда подаренные нам с Лялькой друзьями в день свадьбы, и констатирует – уже три, пора вставать.
А тело еще готово стряхивать с себя песок вместо одеяла. В полупроснувшемся мозгу снова стали всплывать красочные картинки тропического острова. В спешном порядке от них избавляясь, я отчаянно замотал головой.
Куба! Мне снова снится Куба – как наваждение, как кошмар. Тропический остров, где я был счастлив.
Сходил на кухню, умылся и, вернувшись в свою спальню, плюхнулся на стул. Посмотрел на часы – начало четвертого. Достаю из ящика небольшого столика и открываю общую тетрадь. Ну, на чем вчера остановился?
Обычно я просыпаюсь сразу. И то, как теперь буквально продираюсь сквозь трясину сна, создает очень странное чувство усталости. Был бы июнь на дворе, я в таком состоянии сейчас лучше сбегал в лес. А потом сел за рукопись. Но апрель на дворе, и в четвертом часу еще темно. Куда бежать – ноги ломать?
Возвращаюсь на кухню, завариваю кофе. Сажусь за столик в своей комнате, отхлебываю горячий напиток и говорю сам себе:
- Господь да благословит ваш труд, великий писатель Анатолий Агарков.
Чем больше я размышляю о писательской карьере, тем больше она мне нравится. Бросить бы все к чертям собачим, уехать куда-нибудь на дачу – сон, прогулки на природе и книги; больше ничего на свете не надо. Но увы, приходится думать о делах насущных. И работать, работать, работать…
А работа такая, что крутиться приходится, на ходу уворачиваясь от наездов начальства и пролетариев. Судя по повествованию – быть может, скажите – у тебя это неплохо получается. На самом деле, мне не по вкусу, когда за мной без конца гоняются. Особенно, когда понимаю, что у преследователей в одной руке вилка, а в другой солонка. Частенько слопать меня пытаются, будто я поджарка из бекона…
Еще отхлебнул кофе, обрадованный пробуждением здравомыслия. Настрой – это самое важное в творчестве…
Раскрыл тетрадь, прочитал последнюю из написанных страниц. Мысленно похвалил себя, чувствуя, как сон стремительно уходит – неплохо звучит; да что там – славная работа, товарищ писатель; продолжайте творить в том же духе…
Пишу историю своего детства – рассказ за рассказом, сюжет за сюжетом. Память возвращает меня в те года, когда беззаботен был и счастлив. Когда много читал и мечтал, преобразуя мир несовершенный. Я отправлял себя в дальние страны – на необитаемые острова, на быстроходные парусники, к зарытым сокровищам, в индейский вигвам. На космических кораблях бороздил немыслимые пространства космоса. Влюблялся в прекрасных богинь Древней Греции…
Одно было общее у всех приключений. Мир, мною созданный, после боев и походов обязательно становился уютным. Весь народ, задействованный в сюжете, становился послушным и трудолюбивым. А главное – заинтересованным в результатах моих идей.
К примеру, в одиннадцать лет с большим воодушевлением посмотрел фильм «Три мушкетера» с Милен Демонжо в роли миледи. Немного подумал, переосмыслил сюжет и вот что получил в результате.
Место действия из Франции переместил на Сицилию – надо сказать, острова с их естественными рубежами вообще моя слабость. Средневековое общество разделил на касты, организованные по цеховому принципу, где каждый отвечает за каждого – ну, типа: один за всех и все за одного! Как мушкетеры кричали. Каждая представлена в парламенте, призванном управлять странной – ну, там, развитие промышленности, сельского хозяйства, торговли и прочая-прочая-прочая…
Демократия в любом случае нужна для того, чтобы все завоеванное и достигнутое не легло прахом после моего ухода из проекта (из жизни? – ну, о том еще рано говорить). Вот закрутил я механизм – все дальше, ребята, сами. Цель показана, задача поставлена – за работу!
Начну по порядку.
Я – представитель конституционной монархии; другими словами – король, верховный главнокомандующий всех вооруженных сил страны; а еще магистр парламента, подписывающий все им принятые законы.
Как видите, моя власть ограничена. Да и не хочется во все вникать: есть парламент – пусть работает. Мое дело в чистой харизме – народ меня обожает и празднует мой день рождения, как главный национальный праздник страны. С другой стороны, любовь всенародная меня защищает от попыток безумцев, решивших свергнуть королевскую власть или сменить её представителя – то бишь, меня.
На содержание короля в бюджете страны заложена определенная сумма. Так что не бедный я.
Пройдемся по кастам.
Первое после короля, конечно же, дворянское сословие – всякие там герцоги, графы и бароны с маркизами; ну, можно князей еще добавить. У них имеются родовые поместья, которые по закону нельзя купить или продать, а можно только управлять ими. Дворяне направляют своих представителей в парламент. На свои средства они формируют, вооружают полк мушкетеров, приказы которым отдаю я, их монарх. Эти ребята несут охрану короля и его покоев.
Банкиры, владельцы заводов и прочих других крупных предприятий объединены в свою касту – то есть денежная элита страны. Имеют своих представителей в парламенте и содержат национальную гвардию, которая следит за порядком в стране.
Каста представителей мелкого бизнеса – владельцы лавок, мастерских, забегаловок и прочего – кроме присутствия в парламенте на свои кровные содержат артиллерию и флот (если их бизнес связан с морем) страны…
Ну, и так далее. Пастухи кавалерию вооружают и содержат; крестьяне – пехоту.
А я этими силами веду успешные войны за независимость и процветание.
К чему это все рассказываю?
А вот… Раз Шумаков не хочет приватизировать котельную, хочется мне в микрорайоне Восточный организовать маленькую Сицилию. Чтобы все крутилось, вертелось и развивалось без моего участия, но приносило мне доходы. Что-то навроде вечного двигателя по производству денежных знаков.
Ладно, венки, цветы и рассада – это все лирика для души. Но сама котельная, автомастерская Горбача, восстановительный участок Ромашки и ремонтная служба по вызову – все это приносит мне реальный доход. И не только мне. Парни бы так не упирались, не будь они заинтересованы в результатах труда.
Что дальше? Где и на чем можно еще заработать? Хищная целеустремленность не дает мне покоя. Спешилов, Горбач, Ромашка у меня при деле и используют свои способности на все сто. В ком еще из наших людей можно разбудить деловую жилку? Какую еще зацепить идею?
Любовь Васильевна предупреждала, что на лето возьмет отпуск без содержания и будет в городе белить и красить подъезды. Почему в городе? Разве у нас в микрорайоне нет подъездов? Разве их не надо белить и красить?
И есть, и надо, и наверняка ремонт будет – только как эти пироги не пронести мимо рта? Шумаков вон считает, что котельщики должны заниматься котельной и трассами. А то забывает, что летний день долог и многое можно успеть. Сам, говорят, и сеет, и пашет на своем фермерском участке. А где растить урожай тем, у кого вся земля своя под ногтями и больше нет других угодий?
У нас тут под боком пруды, оставленные деятельностью ЧРУ и некогда даже зарыбленные им. Может, заняться рыбоводством?
В жилых двухэтажках подвалы пустуют. Помнится, некогда в одном даже целая контора размещалась могучего ПМК-442. Потом они административное здание себе построили и переехали.
В этих подвалах можно многое организовать. Например, кафе или видеосалон… качалку для качков, фитнес клуб для женщин – за деньги, конечно.
В двухэтажной семейной общаге коридорного типа много брошенных комнат. Этой зимой мы в трех таких отрезали отопление. Отремонтировать, отопление восстановить и на что угодно можно употребить эту площадь.
Идей много. Нет главного – людей, способных за это взяться увлеченно и заинтересованно. Кадры решают все! – как тут партию не вспомнить…
Ну, ладно. Пора на пробежку – за окном уж туман прорезался.
Ни строчки не написал сегодня – все мечтал и думал.
Работа сжигает время. Пора на пенсию уходить.