Когда Бог наводил порядок на земле, авиация была в воздухе.
Земля обетованная
Я решил, что пытка длилась достаточно долго и больше не стоит себя терзать. А вечером отец достал бутылочку из своих запасов, и мы распили ее на троих. Меня не расспрашивали, я не рассказывал – просто сидел и кивал обычному домашнему разговору, ощущая впервые за последние дни чувство близкое к ощущению довольства собой.
Китаец Сунь Цзы очень умный мужик, не смотря на то, что давным-давно умер. Он написал книгу «Искусство войны», и одно из его наиболее интересных утверждений гласит: «Когда с вами случается что-то ужасное, если правильно смотреть на вещи, то всегда есть способ извлечь из этого выгоду». А? Каково? Это вам не народная мудрость утверждающая – если жизнь вам подсовывает лимон, сделайте из него лимонад и утолите жажду. Нет, это нечто иное. Это очень практичный совет, который может пригодиться в самой критической ситуации.
В данный момент у меня такая. Прежде чем рвать когти на Север, в непроглядную даль неизвестности, я вспомнил о старом и добром китайце Сунь Цзы и попробовал представить – как бы он поступил на моем месте? Естественно, он был генерал и атаковал бы противника конницей. Хоть и нет подо мной коня, основные принципы его постулата не изменились и вполне приемлемы к любой ситуации.
Итак, я вернулся в родительский дом, поужинал с ними, выпил, посмотрел телевизор и лег спать с твердым намерением завтра встать и пройтись до лиственниц – бегать мне пока еще рановато. Это начало дня, а потом я поеду в Южноуральск на Фарфоровый завод.
В шесть часов я поднялся и до леса вприхромку допрыгал. Но буквально с опушки меня начала преследовать сова – раз за разом, вылетая из темноты и пикируя мне на голову. Она и шапочки не коснулась, планируя на меня, но волосы вставали дыбом каждый раз. Тем не менее, лиственниц я достиг, а тут уже и рассвело – сова удалилась в свое дупло. Однако, бестактная птица – разве так встречают ранних гостей?
Надежда всегда умирает последней. Но я подумал, что мой визит на фарфоровый – это очистка совести перед Судьбой и Светачковым. А следом, возможно, будет большой скачок на Север.
Итак, я ехал на ЮФЗ, настроенный на немедленный отворот-поворот – и времени много прошло после звонка Светачкова, и настроение было такое.
Директор завода уставился на меня:
- От Светачкова? Да, действительно был звонок. И место еще вакантно. Покажите-ка мне ваш диплом.
Прочитал:
- Двигатели, приборы и автоматы. Факультет что ль такой?
Немного обидевшись, я сказал:
- Да. В Челябинске его называют факультетом широкого профиля. Выпускники его все директора: от Успенского кладбища до ресторана «Арктика».
Собеседник не принял шутки:
- Ну, директор у нас слава Богу есть, а вот механик в массозаготовительный цех требуется.
Нажал кнопку селектора:
- Милочка, пригласите ко мне Артемия Федотовича и главного инженера.
Я мысленно встряхнулся и задался вопросом, что же случилось с моим разумом, способным решать любые проблемы? Я отчетливо помню, что когда-то был умным.
Вошел главный инженер – судя по костюму и галстуку. Мы все трое сидели и молчали – ждали четвертого. Артемия Федотовича, кажется…
Наконец, он вошел, и я почувствовал, как ледяные пальцы смерти слегка коснулись моего лба. Это был мужчина насмерть убитый работой – именно так! Если его представить символом пролетариата, то жуткая получилась бы картина. Лицо испачканное и заросшее щетиной, всклокоченные волосы, комбинезон до блеска натерт мазутом, грязные руки со сбитыми ногтями висели граблями – и мне показалось, приводились в движение с механическим скрипом.
Мы встретились глазами, и мир на мгновение замер, достаточно долгое, чтобы почувствовать, как ледяные капли пота выступили у меня на лбу.
- Вот, Артемий Федотович, ваша замена, - представил меня директор.
- Дети есть? – спросил механик массозаготовительного цеха.
Я кивнул.
Он устало сел на одно из стульев в ряду у стены, еще раз кинул на меня взгляд и махнул рукой:
- Работай.
Господи! Скоро и я стану таким – грязным, обросшим, тупым, да таким, что вряд ли смогу самостоятельно завязывать шнурки на ботинках – с дерьмом вместо мозгов.
Директор мрачно посмотрел на меня и, не смотря на мой кислый вид, приказал:
- Идите оформляйтесь в отделе кадров.
Я покачал головой:
- Трудовую забыл.
- Ну, тогда завтра.
Сдавая пропуск охраннику, на его: «Ну, как приняли?» ответил:
- Предпочитаю пожить подольше.
Но и он в долгу не остался:
- У нас лоботрясам делать нечего.
Что такое механик цеха, я могу представить по прежней работе на ЗСО. В его профессиональные обязанности входит безупречная работа всех станков. Помню однажды ночью в мою бытность мастером на «Станкомаше» Володя Дружинин, мой бывший соратник по стройотряду «Ассоль», а ныне настоящий заместитель главного механика завода, закинув галстук за плечи и закатав рукава белоснежной рубашки, с двумя подручными доставал из нутра разобранного станка его «гитару» - набор шестерен, кто не знает. Нахрен бы мне такая работа сдалась. Мне вообще ручки пачкать нельзя – аллергия на СМС и ГСМ (наследие флотской службы).
Но отказаться на заводе показалось мне невежливым – я сослался на отсутствие трудовой книжки и просто смотался. Люди постоянно терпят поражения, и мне стало не привыкать. Я устал до мозга костей, сбит с толку и даже, что хуже всего, кем-то запуган. Неудачи преследовали меня, как собственная тень в солнечный день. Меня это уже выводит из себя. Настанет ли когда-нибудь конец всем этим страданиям и боли? А, ну да! Существовать это значит утопать в страданиях – безумие в стиле мы-все-умрем-но-ты-первый. Ну, а я в ответ должен сказать – старый мул еще может полягаться.
Все, отлягался… Стою на остановке, жду автобус в Увелку и не знаю, что дальше делать. Люди вокруг – им не было до меня никакого дела. А мне тоже до них…
Я люблю размышлять. Размышления хороши для души. Кому-то нужны время и место, чтобы без помех поразмышлять. А мне они не нужны – отключился от окружающей среды и думай себе на здоровье. Я задумался…
Начну с того, что я вовсе не уверен, что у меня есть душа. Если она все-таки есть, то о чем она думает, позволяя мне громоздить ошибку на ошибке? Раз просвета глупости моей нет и не видно, значит души у меня нет. Такой вот безрадостный вывод. Ну, а поскольку души у меня нет, значит, я бездушный человек. Сейчас обматерю кого-нибудь, и мне стыдно не будет.
Я поводил глазами – с кого бы начать? Зачем, к примеру, торчит на остановке автобусов курсант Челябинского Высшего Военного Авиационного Командного Училища Штурманов третьего года службы? Нечего ему тут торчать – я решил немножечко позадираться.
- Как одену портупею, все тупею и тупею.
Курсант окинул меня взглядом и оступил на два шага в сторону – псих, наверное, решил.
- Дай закурить! – потребовал я.
Он угостил сигаретой.
- Спички.
Подал. Воспитанный будет командир.
- А куда нахрен едешь?
- В воинскую часть.
- Машина будет?
- Сейчас подойдет, - он посмотрел на часы.
Меня вдруг осенило.
- Слушай, командир, а у вас там гражданские работают?
- Вы имеете в виду авиационными специалистами? Да, в ТЭЧи.
- Ну, а я, скажем, с дипломом ЧПИ ДПА смог бы там найти работу?
Я даже диплом достал и предъявил – он пробежался глазами.
- У вас же написано «Двигатели летательных аппаратов» - значит, к нам.
- Значит, я с тобой сейчас сяду в машину? Меня не прогонят?
- Садитесь, конечно. Если кто спросит, скажите, на работу в ТЭЧ полка.
Вот это здорово! Теперь бы еще она была – я имею в виду работу.
Я уже считал курсанта своим лепшим другом. Когда воинская машина с кунгом подошла, я ему, а он мне подавали руки при посадке. Сели, поехали. Что делать дальше, я не знал. Но это и не имело никакого значения – главное, я что-то делаю. Машина ехала в воинскую часть. Вот так просто: Жизнь продолжалась – она дала мне надежду.
И я схватился за нее всей душой, которой у меня, как выяснилось, не было.
Зарекался… Мне бы научиться идти по жизни, опустив голову, одеваться в серое и терпеть насмешки – я теперь все стерплю, лишь бы была работа! И почувствовал какое-то шевеление в груди – нечто вроде нарастающего удовлетворения, чувства, что все идет как надо, сейчас и до скончания века. Ко мне пришло озарение – что я прибыл в гавань, которую долго искал. Пораженный этим чувством правильности происходящего, я посмотрел на курсанта. Он мне говорил:
- Вам лучше выйти на КПП. Там рядом ТЭЧ. А в ТЭЧи спросите. Если нужны специалисты, в штаб направят.
Я вышел на КПП и посмотрел на мир, который снова стал таким, каким ему положено быть. Нет больше серости! Жизнь вернулась во всем своем многоцветии. Я не сомневался, что все наладится – это просто вопрос времени.
Технико-эксплуатационная часть авиационного полка – сокращенно ТЭЧ полка. Люди все в техничках и без погон – я не знаю, к кому как обращаться. Поэтому иду дальше, думая, что ко мне обратятся сами те, кому надо. Все чем-то заняты…
Ага, в курилке народ смеется. Когда народ смеется, кто-то рассказывает что-то забавное. И тут я увидел одноклассника Вовку Полия – это он рассказывал анекдот. Я подошел.
- Привет.
- Привет.
- Мне сказали, что у вас в ТЭЧи на работу берут гражданских. Ты не в курсе?
- Да как же! У нас Егорыч гражданский в группе вооружения специалист. Идем познакомлю.
Мы пошли. По дороге Полий рассказывал:
- Егорыч – специалист по прицелам и может любой телевизор починить. Обращайся – он безотказный.
Макаров Александр Егорович сидел верхом, оседлав табурет, и длинным-предлинным гайковертом (типа отвертки, но с шестиугольным набалдашником на конце) тихонько постукивал по самолетному прицелу, который наводит бомбы на цель.
- Тихо, идет регламент! – торжественно прокомментировал Полий озабоченность служащего советской армии Макарова.
- Что бы ты понимал в колбасных обрезках! – хмыкнул Егорыч и с любопытством посмотрел на меня.
- Представляю – мой одноклассник Анатолий Агарков, ищет работу в воинской части, пришел проконсультироваться к тобе: сколько получают и где.
Егорыч солидно меня оглядел.
- Ну, не меньше двухсот. А больше настолько – какой присвоят разряд. Ты где-нибудь учился?
Я диплом ему сунул.
Макаров присвистнул и прочел:
- «Двигатели летательных аппаратов». Значит тебе в группу СД (самолеты и двигатели) – к капитану Коневу. Нотный мужик, даежистый – не повезло.
- А что, выбор есть?
- Лучше бы в группу АО (авиационное оборудование) к капитану Турченкову – отличный мужик, свойский.
- Так, может, сначала сходим к нему?
- Давай сходим.
- Подожди, Егорыч, - вмешался Полий. – Расскажи про техничку.
Макаров рассказал:
- Если примут, то выдадут – летнюю, демисезонную и зимнюю техническую одежду. В другой на самолете работать нельзя – вдруг пуговица оторвется и закатится куда. А там пуговиц нет – сплошные застежки, да замки-молнии. Вот так!
Мы готовы были пойти в группу АО на предмет моего трудоустройства.
Так кто же такой капитан Турченков, и как мне его найти?
Ну, Егорыч-то знал и сразу меня повел во второй корпус – одноэтажное кирпичное здание по соседству с тем, где мы были: тоже кирпичном, но двухэтажном. Начали поиски с его кабинета и сразу же нашли.
Даже на вид Алексей Турченков был свойским парнем – кудрявым, щербатым и говорливым. Сначала руку пожал, потом спросил:
- Какое образование?
- Высшее техническое – закончил факультет «Двигатели, приборы и автоматы».
- Автоматы Калашникова? Наш мужик! – капитан похлопал меня по плечу. – Пиши рапорт.
Я написал под его диктовку – мол, прошу принять меня оператором на УКАМП в группу АО ТЭЧ полка.
Турченков подписался – ходатайствую по сути рапорта, начальник группы АО.
- Топай в строевую часть и оформляйся.
- Знаешь где? – спросил Егорыч и объяснил.
Отличное начало новой жизни! Я летел в стройчасть окрыленный.
Капитан Белов, капитан Белов, капитан Белов – твердил про себя, чтобы не забыть. Это мое левое полушарие повторяло, а правое напевало песню далекой юности:
- Мой «фантом», как птица быстрый,
В небе голубом и чистом
С ревом набирает высоту…
Ключ к счастливой жизни – иметь цель и повод для гордости. И в этот момент у меня появились и то, и другое. Хорошо быть мной!
Хорошо настроение продолжилось и в строевой части штаба воинской части (номер я умолчу для секретности). Капитан Белов был симпатичный малый, а его помощница, хоть и немолода, но очень мила и умна. Я в нее сходу влюбился. А она заполняла на меня документы. Белов то вставал и уходил, то приходил и садился – мы все болтали.
Очередной раз войдя в кабинет, начальник строевой части посмотрел на меня в течении нескольких бесконечных секунд взглядом голодного пса на сырое мясо. Или мне показалось? Так или иначе, Белов вдруг строго сказал:
- С вами хочет побеседовать командир полка.
Признаться, растерялся и был поражен, услышав свое заикание:
- Х-хорошо…
- Идите, он ждет вас – дверь в конце коридора.
Шел и думал – надо же, в последний момент!.. а все начиналось так хорошо… ну, конечно же это райком… взглянул полковник Карасев (я уже знал звание с фамилией командира полка) в мою трудовую книжку, и на тебе – Белый Дом, каста неприкасаемых… сейчас начнутся вопросы – почему ушел? И не будешь ли здесь фордыбачить?
Чем хорошо в армии – нет секретарш и приемных.
Постучал в дверь, открываешь и спрашиваешь:
- Разрешите войти?
И сразу ответ:
- Проходите, садитесь…
Уверен, имей я достаточно времени , мог бы придумать целый роман – почему и как покинул стены Белого Дома. Но, увы, полковник Карасев меня влет поймал – можно сказать, еще тепленького. Главное, что не соврешь – один звонок полковника в райком и задымился мой «фантом»…
Полковник пронзил меня рентгеном голубых глаз.
Скажем, неприятное начало. Печально, но мне остается надеяться на случай – похоже, командир полка настроен разобрать меня на запчасти. Что останется – либо примет, либо нет.
Воспоминание мажора, который владел мною еще час назад, медленно таяло в голове. Увы, пруха взяла перерыв.
Положительный момент – то, что полковник еще не составил мнения обо мне. Много минусов в том, что я не знаю какой выбранный тон будет правильным:
- начнешь порочь райком и не угодишь;
- себя за ошибки ругать – тем паче.
Может, к черту райком – вспомнить мое журналистское прошлое, когда мне сходу удавалось найти контакт даже с такими людьми, как генеральный директор ГРЭС.
- Анатолий Егорович? – спросил Карасев, рассматривая мои документы.
- Во плоти, - ответил я, чем вызвал удивленный взгляд командира.
- Я всегда рад, когда образованные люди приходят в полк. Хотя возникает естественный вопрос – какими судьбами?
- Поддерживаю, - ответил я.
Он склонил голову набок:
- Интересная у вас судьба.
- С самого начала, товарищ полковник. Там еще не сказано, - я кивнул на мою трудовою книжку в его руках, - что до института я отслужил срочную службу в морских частях погранвойск. Полных три года…
- Потом увлекла политика.
- Потом меня бросила жена. Я ушел с завода, уехал из города и поступил здесь в районную газету, поскольку имею еще диплом журналиста.
- Ага, из газеты в райком, - догадался полковник, рассматривая записи в трудовой.
- Пригласили так, что невозможно было отказаться.
- Они это умеют, - согласился командир полка. – Что ж не поработалось? Снова женщина?
- Прямо в яблочко. Представляете – на семь лет старше, к тому же прямой начальник…
Он смотрел на меня без выражения – прекрасный полковничий взгляд – и ждал продолжения. А я ждал наводящих вопросов, на которые конечно отвечать проще, если боишься сказать что-то лишнее. Это был великолепный пример чистой холодной логики. Я даже поприветствовал возвращение в норму своего гигантского интеллекта и мысленно приласкал себя по голове – молодец, Толик, хороший песик… аф…аф!
Всегда приятно, когда подтверждается твое мнение о себе. Но в данном случае под угрозой было нечто большее, чем потеря собственного имиджа в заумной беседе с малознакомым человеком. Когда горят штаны, говорил мой дед по материнской линии, не стоит бегать к соседу за коробком спичек.
- Конечно, наличие информации – это одно. Знание, что она значит – это другое. К примеру, - Карасев прочитал запись трудовой книжки. – «Уволен из аппарата Увельского РК КПСС по статье № 31». Надо понимать – это собственное желание. И с чего же оно вдруг возникло?
- Ну-у.., - сказал я, что было хорошим началом, учитывая, что у меня не было абсолютно никакого понятия, что сказать дальше. Я было начал про начальницу на семь лет, старше, но он не увлекся – в трудовую полез. А вдруг полковник Карасев до позвоночного мозга джентльмен и не любит плохих разговоров о нехороших женщинах? Тогда и мои дела станут плохи, если что-нибудь правдоподобное не придумаю.
Я попытался вспомнить из классической литературы, что и как говорят порядочные мужчины, о непорядочных женщинах. Ничего не вспомнил – во всех этих романах не больше смысла, чем в бессмысленной жизни.
Может, на Таню все свалить? – пауза уж слишком затянулась.
- Ну, у меня был роман с замужней женщиной.
- А сами-то холосты?.
- Тогда – да, теперь – нет.
- А что же начальница, которая старше на семь лет? Какой ее интерес был в этом?
Не забыл! Ох, заврусь!
- Она хотела женить меня на себе, чтобы спасти свою карьеру – так сказать, брак с переходом в административную деятельность.
Так или не так я говорю – пытался понять, вглядываясь в лицо Карасева. Годы практики изучения человеческих эмоций должны были мне помочь сейчас.
Полковник определенно не мог решить, как среагировать на мои откровения. Он поработал челюстными мышцами:
- И чем же сердце успокоилось?
- Я нашел женщину своей мечты.
Карасев сделал глубокий вдох и покачал головой:
- Значит, не карьерист.
Мне показалось, он хочет добавить – это же хорошо. Но я опередил его, бросив фразу:
- Своих не бросаем.
- Знать бы только, кто свои, - печально добавил полковник. Мгновение он смотрел на меня тяжелым взглядом, возможно гадая, не начну ли я совращать офицерских жен.
Я не владел темой беседы и не знал куда она дальше поведет. Мой некогда гордый мозг гонялся за собственным хвостом и ничего не мог предложить беседе. Несчастья приучили меня дисциплине, и я сидел и ждал – что дальше будет? Терпение важнее, чем ум – кто сказал? Главное – что правильно. Терпи, Анатолий, терпи – отступать тебе некуда.
Полковник задумался о своем – полковничьем житье-бытье.
И я решился прийти ему на помощь.
- Когда женился на женщине, которую полюбил, та, которая пошла в первый класс в год моего рождения, осерчала очень и обозвала меня нехорошим словом. Я написал заявление. Вот и вся история моего ухода из райкома – не люблю дискомфорт отношений. Первый, конечно, обиделся – ругался очень, топал ногами, а потом простил и отпустил на все четыре стороны.
Карасев покачал головой:
- Вот и я говорю, не карьерист вы – зачем в райком-то пошли?
- Да кто меня спрашивал? Приказали явиться – я явился. А что, авиации очень нужны карьеристы?
- Как раз нет – авиации нужны специалисты.
Я знаю, дисциплина в армии на первом месте, но почему не после задушевной беседы? Ты спроси меня, Карасев по-хорошему, не пытай – Анатолий, чего ты хочешь? И я отвечу без обиняков – работы, работы-работы-работы… полжизни за работу в твоем дребанном ТЭЧ. Потому что я уже до ручки дошел от всех этих райкомов, газет, секретарей… Дайте мне техничку и пассатижи, я разберу ваш ТУ-134-ш до последнего винтика за вполне умеренную зарплату…
А, ладно. Бывший коммунист Агарков снова жертвует собой. Чистое благородство духа и никакой собственной выгоды – спрашивайте, я готов!
- Итак, вы отправились на АИЗ, - полковник прервал мою простодушную мечтательность. – Что же там не поработалось?
- Меня вызвали в горком партии и направили в газету завотделом экономики.
- Я вижу запись, - подтвердил Карасев.
- Понимаете, изоляторы – это не совсем то, на что я учился. А журналистика – мое второе образование.
- Что же уволились через месяц?
- Меня уволили. Райком партии.
- Вот как! – воскликнул полковник. – Горком направил, райком уволил – да вы, батенька, яблока раздора. Чего же не поделили партийные руководители?
- В райкоме не простили мне мое заявление об увольнении – мол, так просто от них не уходят. Обиделись.
- Что же будем делать теперь? – спросил Карасев.
- Принимать меня в ТЭЧ специалистом, на которого я учился в институте.
Командир полка отложил трудовую книжку, записи в которой закончились и взял мой диплом в руки.
- Челябинский политехнический институт имени Ленинского комсомола, - вслух прочитал, а потом громко хмыкнул и углубился в безголосое чтение.
Я следил за ним, чуть прикрыв глаза, и пытался поразмышлять – убедил я Карасева принять меня или нет? Ситуация показалась смешной – в ТЭЧ требуются специалисты, я предлагаю почти готового да еще с высшим техническим образованием по специальности, а он что-то роет, читает, спрашивает. Ему что, делать нечего?
Ситуация-то смешная, только мне не до смеха. Сейчас скажет полковничья морда – вы нам не подходите… и пишите письма мелким почерком: Север… скважина №… до востребования.
Или еще что-то есть, что может показаться забавным?
Полковник тоже улыбался, просматривая мой диплом. Его-то что рассмешило?
- Так вы не работали по специальности?
- Надо было ехать в Усть-Катав. Но меня оставили в Челябинске – жена студентка. Впрочем, на ПКБ «Прибор» делают штучки, которая была темой моего диплома.
- Что ж туда не попали?
- Направили, но жилплощадь была нужна. Дали комнату в семейном общежитии на ЗСО – туда и устроился.
- Что же жена?
- К другому ушла. Из-за нее я сюда переехал.
Отлично понимал, где-то в космосе парят прекрасные, спокойные логичные слова обо мне любимом, которые мог бы высказать командиру полка, чтобы он понял – какой замечательный я парень. Только до сих пор не понял – какие слова от меня он хочет услышать? В этом деле, как говорится, главное – не переборщить. И я молчал, и ждал наводящих вопросов. А полковник никак не мог оторвать взгляд от моего диплома.
Пока, на мой взгляд, собеседование шло неплохо – я не сказал ничего лишнего или глупого, и вид имел облаченного в достоинство и усердие человека. Да, ну конечно, если он логически следил за моей речью, то должен понять, что я – двоеженец. Это бросает какое-то пятно на военно-воздушные силы Союза? Я все никак не мог понять – чего полковник от меня добивается?
Что если он спросит меня – не бабник ли я?
Имеет право, как и я ответить, что предпочитаю думать мозгами, а не некой частью тела, болтающейся между ног. То есть, серьезно – все эти пускания слюней и гуляния под луной с влажными глазами и слабостью в коленках не являются для меня первым мужским половым признаком. Главное в мужчине – это его ум. Это бабе Бог ума не дал – пусть задницей вертит. Примерно, так. Но мы же мужчины!
Мысль об этом была приятной и заставляла почувствовать свою значимость.
Но если отвлечься от баб и работы, то я вполне кампанейский парень – часами могу чесать анекдоты, сочиняю веселые заумные тосты и обладаю способностью влюблять в себя малознакомых людей. В соответствующей аудитории я даже могу быть мелодраматичным. И вообще – у меня масса достоинств и практически нет недостатков. Так что ВВС страны многое потеряет, не взяв меня на работу, и наоборот – многое приобретет со мной.
Да-а, полковник ныне попался ужасающе неболтлив. Ну, а раз он молчит и что-то вычитывает в моем дипломе – может в подлинности печати сомневается? – мне-то что остается делать? Тоже молчу, на него гляжу. Время идет. Сколько бы я важных дел переделал! И полезных….
И тут меня озарило – я сказал:
- Мы английский язык изучали по журналам НАСА «Спейс флайтс». Я американских астронавтов в лицо знаю лучше, чем наших.
- Да? – полковник удивился.
- Да – подтвердил я. – Первый человек, ступивший на лунную поверхность, Нейл Армстронг ужасно спокойный мужик – пульс как у Наполеона. Но в тот миг он зашкаливал – так астронавт боялся неведомого, что намочил в штаны.
- Да ну тебя!
- Исторический факт.
Полковник Карасев дружелюбно рассмеялся. Большой плюс моей теме. И я продолжил:
- Текст однажды переводили, ну и студент наш один читает:
– Это свойство объекта увеличивает число маханий.
- Чего-чего, - спрашивает преподаватель, - оно увеличивает?
Студент поправился:
- Взмахов.
Преподаватель:
- Бедный Мах – с кем только его не сравнивают. Эх, вы – студенты ДПА!
- Вы что-то знаете о числе Маха?
- Основу самую – что в институте преподавали.
- Ну-ка сейчас, - Карасев надавил кнопку селектора. – Белов. Ты в стройчасть из летного состава пришел?
Голос Белова:
- Так точно, товарищ полковник.
- Ну-ка, расскажи мне, майор, что показывает указатель числа Маха, а?
- Я, товарищ полковник, штурманом летал.
- Да какая разница? Затрудняешься ответить? Ну, я так и знал. Слушай, сейчас на этот вопрос ответит никогда не летавший инструктор райкома партии.
Он ободряюще кивнул мне:
- Ну?
- Я не знаю, товарищ полковник, что показывает указатель, но число Маха представляет собой отношение скорости полета объекта к скорости звука в данной среде. Так нас учили в институте.
- Вот, слышал Белов? Человека учили и он запомнил. А ты летал-летал, махал-махал…, - полковник засмеялся и убрал палец с кнопки селектора. – Нормально. Вы нам подходите. А указатель числа Маха помогает летчику на любом заданном эшелоне высоты придерживать самую экономичную скорость полета. Будете работать, познакомитесь ближе.
Это было бесстыдно, абсолютно прозрачно, но я сказал, а он купился.
- Я в школе тоже мечтал летчиком стать.
Карасев посмотрел на меня совсем по-приятельски.
- Что же помешало?
- Глупость мальчишеская. Ухаживал за девушкой в десятом классе – она на меня внимания не обращала. А как экзамены начались, она подходит и говорит: «Если после школы в военное училище поступишь, три года жду, а потом замуж за тебя пойду». А я подумал – хочу, чтоб меня любили, а не погоны мои. И не поехал в военное.
- Тоже верно. Когда из училища выпускались, девчонки прям на заборе сидели, как воробьи – хоть из рогатки стреляй. Любят они нашего брата, летчиков-офицеров.
- А меня такая любовь заставляет мыть руки.
- Хорошая мысль, - Карасев согласился.
Он склонил свою рано поседевшую голову.
- Так что же у вас по семейной части?
- Женат второй раз. Растим малышку-дочь. Очень нужна работа.
Подпустил я слезу к уже сформировавшемуся решению командира полка меня принять. Есть несколько аспектов человеческого существования, которые я никак не пойму – я имею в виду интеллектуально. Я хочу сказать, что испытываю недостаток способности руководителя подбирать себе коллектив. Я всегда был плохим начальником – и на участке мастером, и в тех бюро. Единственное, что мне в жизни удалось на славу – это руководство студсоветом. Но это не производственный коллектив, хотя столкновений страстей и конфликтов интересов было не мало.
По мне это небольшая потеря, но из-за этого мне не всегда удавалось угадать желания и чувства моих начальников. Однако, есть тот, почти всецело общечеловеческий опыт, который я отлично чувствую, и это – чувство благодарности к хорошему руководителю. К примеру, мой начальник в райкоме партии П. И. Кожевников стал по сути мои другом на всю оставшуюся жизнь.
Когда я понял, что Карасев меня примет, головокружительное чувство благодарности нахлынуло на меня почти удушающей волной. Я почувствовал, что у командира полка есть все шансы стать моим кумиром по жизни. Эта мысль ударила в голову изящной и полностью оправданной простотой.
Все было как надо. Я теперь мог избавиться от внутреннего напряжения и позволить счастью случиться само собой – пройти эти прекрасные мгновения моего устройства на работу в полку на автопилоте. Затем работа с тем, что мне понятно и интересно, что вызывает самоуважение – и наконец, заработанная плата (по прогнозам Макарова не меньше двухсот рублей – как и оклад инструктора райкома партии), которую я принесу жене Томе, которая так нужна нашей малышке.
«О, могучий охотник!» - скажет мне жена.
А я: «Боги леса улыбнулись нам!»
И отношения у нас наладятся. Мы снимем квартиру и будем жить маленькой дружной семьей.
- Кстати, как у вас с квартирой? – спросил Карасев.
О, Боже! Неужто?
- Живем втроем в одной комнате коммунальной квартиры – в соседях теща и один инвалид.
- Бывший инструктор райкома партии? Неплохо! Я думал – у вас коттедж. Полк квартируется в городе. Есть очередь на квартиры. Ваше право вступить в нее, но скажу – перспектив никаких. У меня ныне боевые офицеры ютятся в комнатах общежитий и на съеме.
Не сфартило! Итак, я снова остаюсь с добродетельным терпением и чувством многострадальной праведности. Но будет работа – а это главное!
Будет работа – есть шанс сохранить семью. Рано или поздно придет достаток и решится квартирный вопрос. Должно прийти – ждать не придется вечно. Горбачев вон обещает каждому советскому человеку квартиру. Спасибо, Михал Сергеич – нам бы одну на троих.
Я был уверен, что из меня получится хороший специалист по авиационным приборам. Вспомнил, как тщательно – не торопясь и качественно делал стенд для своего диплома на кафедре. Работа мне нравилась – хоть я порою неделями не поднимался из подвала учебного корпуса в кабинет, где другие дипломники писали расчетно-пояснительные записки, чертили техническую графику, пили пиво и резались в преферанс.
И даже в том, что я попал в авиацию, была некая поэтическая справедливость.
В ближайших планах – успокоиться, отдохнуть и с презрением посмотреть, как упырей-вурдалаков райкома партии перемалывает горбачевская Перестройка. Я мнил себя маяком морали в бездуховной пустыни. И уже чувствовал, как страх перед Пашковым и иже с ним кусочек за кусочком покидает мою душу. А на его место шаг за шагом крадется оскорбительно веселое настроение.
Итак, я стану свободным – никто не будет плевать мне в душу. Никто не заставит меня пить по пятницам в гараже райкомовском. Мне не надо будет упираться по две смены подряд – одну из них за станком. Никто не заставит меня писать или переписывать статьи о том, что я не люблю. Я буду делать то, чему обучался шесть лет в институте – продлять срок жизни аппаратам, пронзающим небо.
Целый счастливый час я провел один на один с командиром полка.
Наконец, он утопил кнопку селектора:
- Белов, зайди.
Пришел начальник стройчасти.
Полковник кивнул на мои документы, лежавшие перед ним:
- Оформишь Агаркова Анатолия Егоровича техником по авиационным приборам шестого разряда.
Белов сказал: «Есть!», а сам плечами пожал – жест означавший крайнюю степень удивления «ни хера себе!»
Возможно, на него Карасев добавил:
- Образование позволяет. А знания я проверил.
А я подумал – почему техником? По диплому я – инженер-механик.
На этот вопрос ответил Белов, но уже в стройчасти.
- Техник в авиации куда выше званием, чем механик. Механиком может быть простой солдат, а техник – либо прапорщик, либо офицер. И вообще, Анатолий Егорович, советую вам поменьше здесь удивляться. Как говорил великий мудрый… Забыл-Как-Его: «Там, где начинается авиация, кончается порядок».
И я настроился ничему не удивляться.