Женщины — это садистки: они истязают нас муками, которые мы им причиняем.
Мечты сбываются (8)
Для всего мира первое января – первый день Нового года. А для Кубы – это канун революции и старт ее повсеместного празднования. Говорю о карнавале – он волной прокатился по острову, чтобы 20 января в Варадеро лучшие из лучших коллективы, певцы и танцоры встретились в гала-концерте.
Готовились и мы. Поскольку вилла называлась «Карибе», решили нас обрядить для карнавального шествия по городу в аборигенов времен Колумба – из чего-то там набедренная повязка мужикам, дамам к ней еще и нагрудная.
Галка сразу увлеклась, а я решительно сказал – «нет», и напомнил о праве наций на самоопределение. Через пару репетиций и она ко мне примкнула – в зрителях куда как интересней.
А вот штурман наш в индейском наряде даже в рекреацию прибежал, но неспроста – за ним абрек с кинжалом гнался. Турист из Нальчика в черкеске и папахе (при кинжале, естественно) захотел пройтись с толпой «карибов» в карнавальном шествии. И разрешение получил, и уже стоял в толпе, готовой тронуться к центру города, но тут к нему наш штурман обратился – Олег попросил кинжал, бутылочку пива открыть.
Кинжал был бутафорский.
Как два взрослых мужика могли допустить такое? – один даже с высшим техническим образованием! Взяв в руки, нельзя что ли по весу определить? – кинжал сработан не из стали, а из жести. Ай да, Олег! Другой об этом знал и мог бы догадаться, что с кинжалом станет – ковырни им металлическую пробку на бутылочке «сербесы».
Такое объяснение приходит на ум: тропический остров – рай земной, раскрепощает души и тормозит разум. Действительно, о чем в раю задумываться? – живи, наслаждаясь! Отсюда вывод: якорь, что тянет душу в ад – это наши знания. Или знакомее для русских – горе от ума.
Короче, абрек дал свой кинжал ненастоящий, штурман ковырнул им пробку, и жестяная погремушка расслоилась – разверзнулась на острие змеиной пастью. Хозяин, потребовав компенсации, цену заломил – мама, не горюй! Олег решительное сказал – «нет». Абрек на него кинжалом замахнулся. Штурман дал деру. Ой, помогите!
Утро чудесным было – недушным. Легкие, изящные, как на картинке, облака плыли наперегонки за горизонт. Птицы заливались повсеместно, тревожа сердце. Скоро домой – к уральским снегам, к родному теплому очагу.
Но всякий раз, когда, глянув за окно, видел окраину города, и красную пахоту за ним, и девственную пальмовую рощу, и желтый пляж, и синий океан у меня захватывало дух от красоты этих краев. Какая-то частица моей души прикипела любовью к острову в Карибском море – его народу, жаре, природе. Наверное, нигде на всем белом свете нет чудес, подобных этим!
Те, кто стремится к мудрости, едут в Тибет, Индию, Китай. Кто хочет борьбы, азарта, подвигов, ищут их в Союзе, Штатах, в «горячих точках» планеты. Кто хочет счастья и умиротворения, селятся в таких вот райских местах. Хемингуэй, к примеру, а?
Недаром со времен Колумба идет борьба за этот остров. Испанцы, французы, американцы… наших ребят могилы в селениях и на мемориальном кладбище.
Красота и свобода – за это только и стоит биться. Как античные кентавры говорили когда-то – клянусь своим левым копытом! Только тупые янки кладут жизни за доллары.
Мы с Галкой собирались на карнавал. Вдруг топот, крики, шум за дверью – мы в рекреацию. Попытались разобраться в ситуации, уговорить-унять враждующие стороны – да где там!
Олег, почувствовав поддержку, подмигнул – мол, собака лает, да укусить не смеет.
А я еще больше разозлился – отчего это незваный гость орет в наших покоях? Может, люди были меньше склонны к дракам, если бы тихо говорили, а не кричали по любому поводу, если больше времени просто смотрели и слушали, размышляя.
- Что ты глотку дерешь? Голос приглуши, - пытался урезонить владельца кинжала.
Никак не реагирует. Терпение лопнуло.
Есть у меня фирменный прием. Он получился в поединке с начальником физподготовки пограничного отряда – еще на службе. Тогда прихватил за пах и жучил, как хотел, аж самого мастера спорта по самбо. С тех пор оттачивал этот захват, доводя до совершенства.
Короче, видя, что абрек никак не урезонивается, подошел к нему, сунул сзади руку между ног, прихватил за пах, поднял, понес, придерживая за плечо – вынес в коридор и бросил на пол, как мешок дерьма. Подхваченный за гениталии, турист из Нальчика сразу притих – как кролик, на ушах повисший. С пола вскочил и деру дал. Отбежав на безопасное расстояние, заорал – у него, мол, настоящий кинжал есть, которым он меня зарежет.
- Ну, зарежет, похоронишь – успокоил Галку.
Я не особо беспокоился – абреком был тщедушный малый.
Все-таки зрителем на карнавале быть куда интересней – все виллы (конечно же, туристы, в них проживающие) и участники гала-концерта прошли перед нами. Не только соплеменники в нарядах дикарей запомнились, но отличились и канадцы с виллы «Бельямар» - все (мужчины, женщины и ребятишки) в комбинезонах белых из материала с тем серебристым оттенком, который кажется скорее неметаллическим, а хрустальным: символизирующим, должно быть, кристаллы одноименной пещеры. А каковы танцовщицы карнавала – мм-м – конфетки!
После проходки участники шествия переместились в амфитеатр.
Мы пошли следом.
Вечер душистый, мягкий, восхитительный – солнце висело низко на западе, в воздухе аромат магнолий. Прохладный бриз освежал, и Галка, счастливо улыбаясь, подставляла ему прелестное личико. Роскошные волосы, которые она чаще носила распущенными по плечам, сегодня собраны в высокую прическу, подчеркивающую царственную посадку головы.
Некоторое время был занят тем, что следил за игрой света в ее волосах – в них вспыхивали сотни золотисто янтарных искр. Надо же, сколько у них бывает оттенков – никогда бы не подумал прежде. Я даже фыркнул от мысли: вот Галку такую, напялив тиару, запросто можно выставить на пьедестале как статую, символизирующую Красоту – в прототип американской Свободе.
- Чудесно как! – восторгалась Галя.
А у меня перехватывало дыхание только лишь от ее созерцания – последние дни налюбоваться никак не мог. Вот и сейчас коротенькое ее платьишко яркое, как солнечный свет, привлекало внимание к телу, которое оно скрывало. Смотрел, борясь с желанием подхватить Галку на руки и унести в номер. Конечно, не рискнул, но беспокойное ощущение предвкушения такого действа омыли тело с головы до ног – что же ты вытворяешь со мною, звезда пленительного счастья? И я хорош! – размечтался, выдумывая абсолютно неприличные сценарии с ее участием.
Потом подумал – все дело в платье!
И разозлился – неужели так необходимо носить вызывающе короткие вещи? И что такое с ее походкой – выводит попой, покачивает бедрами, как… как… несоветская девушка. Кого еще пытается соблазнить?
И зачем так на меня смотреть? Словно ей приятно видеть, как меня колбасит от ее прелестей. Будто уже забыла, что минувшей ночью, я чуть было не слопал ее живьем.
Признаюсь – иногда вглядываясь в ее лицо, надеялся отыскать хоть что-нибудь, подсказывающее на неведомые пороки. А что хотелось увидеть? – скрытую тягу к пьянству; ветреность и склонность к блуду; способность бросить близкого человека в критической ситуации; или что-то еще – не знал. Размышлял: чем руководствуется она в жизни – чувствами или намерениями?
С чего бы такие мысли? А вот – мы уже были не просто любовниками. Близился день отъезда, и нам надо было решить, что делать дальше – расстаться? или вместе по жизни дальше? Мы оба думали об этом, но не насмеливались заговорить. Проще было делать вид, что все идет, как надо – своим чередом, и так будет всегда. Мы всеми силами оттягивали минуту решительного объяснения….
Нас влекло друг к другу уже не только в постели – в миру тоже было много общих тем. Мы в последнее время всегда и во всех ситуациях были рядом. Но в каждом мгновении, проведенном вместе, таились теперь тоска и отчаяние. Оба мы это чувствовали и понимали: наши отношения висели на волоске, и он с каждым днем становился тоньше….
Но идем дальше….
Отдыхающим столы накрыли на арене – канадцы в тех же самых карнавальных комбинезонах у нас в соседях. Наши «карибы», слава Богу, переоделись. Местный люд ютился на трибунах. На сцене певцы, танцоры, музыканты вперемешку с конкурсантами из отдыхающих – от каждой виллы своя пара.
Наша не нравилась.
Нет, дама очень даже ничего – красноярская плясунья, в короткой расклешенной юбке, от каждого движения оголявшей стройные ножки до самого их основания и озадачивающей мужиков, сидевших у сцены – а есть ли под нею, где положено, белье? Она, несомненно, красавица – этого не мог скрыть даже ужасный, почти клоунский макияж. Думаю, я достаточно опытен, чтобы подобные мелочи помешали увидеть красоту женщины. Правда, самая красивая из всех красавиц света сидит сейчас со мною рядом, и не удобно отвлекаться на кого-либо еще, но….
У красивых женщин всегда есть свои загадки.
А вот мужик явно подкачал – в белой рубашке с короткими рукавами и в широченном красном галстуке. Кто ему наряд сей подбирал? Тупее ничего нельзя было придумать?
Они дегустировали коктейли, пели, танцевали... еще в чем-то соревновались.
Наших похвалят – мы похлопаем.
Только крикнут: «Бельямар!» - на сцену выбегает вся канадская капелла. Мужики, бабы, ребятишки ихние кривляются и подпрыгивают - всеми фибрами души выражают свою радость по поводу успеха представителей страны кленового листа. С ними рыжая лохматая собака скачет, болтая вислыми ушами.
А мне хотелось напиться вдрызг, чтобы забыть про все на свете: регресс, известно с давних лет – последнее убежище от стресса.
Я смешал ром с «тропиколой» - получилось крепкое подобие шампанского.
- За необыкновенную девушку! – произнес, глядя прямо любимой в глаза. – За тебя, милая! За тебя, за этот день, за будущее наше!
Смысл двоякий про «наше будущее» - то ли оно общее, то ли у каждого свое. Хотел, чтобы у Галки сложилось впечатление, что у меня возникло решение – положительное для наших судеб. Короче, хитрил, изворачивался, «юлил хвостом»….
А вот интересно – о чем она думает? Пора посмотреть правде в глаза.
Глаза ее широко раскрылись.
Мы коснулись бокалами.
- Галчонок, ты прекрасна! Я люблю тебя!
Она смотрела мне в глаза, как в зеркало, пытаясь разглядеть себя – чем же я так восторгаюсь? Вряд ли увидела – мои глаза мало что отражали: лучились и сияли, поглощая ее всю без остатка.
- Нет, правда, очень красива! Я хочу, чтобы ты видела себя такой, какой вижу я тебя. Ты потрясающа! Этого не скрыть при всем твоем желании….
- Кто сказал тебе, что я этого желаю?
Глаза в глаза – так хорошо! – обоюдощемящее томление.
Ну, может быть, в моих горела еще страсть… желание обладать ею….
Ничего не мог с собой поделать – просто хотел ее, ну, почти каждую минуту!
И прямо сейчас….
Голова закружилась от выпитого и надуманного.
Опять с трудом выдернул себя из жаркого тумана накативших фантазий.
А потом во мне заговорила совесть. Я действительно принял решение – мне нужно расстаться с Галчонком. Понимал, что веду себя негодяем и бессердечным эгоистом. Ведь нам хорошо вместе вдвоем и возможно так будет всегда. Беда в том, что с каждым днем хочу ее все больше и сильней – скоро совсем погрязну в плотском желании.
И при этом она до сих пор оставалась для меня загадкой – подобной женщины не встречал сроду. Я околдован и совершенно очарован. Сомнений не было – эта девушка волновала так, как ни одна другая на всем белом свете. И в том была опасность: я только что едва-едва пережил нечто подобное (а пережил ли?)
Смотрел на нее внимательно-испытывающее, желая понять, и не понимал, в чем кроме красоты секрет ее обаяния? Неужто навсегда останется Галка для меня девушкой-загадкой? Неужто, чтобы разгадать ее, мне надо на ней жениться?
А как же карьера?
В свои тридцать два я видел жизненную цель – стать руководителем государства.
А она в свои двадцать два была слишком молода, чтобы понять все серьезность моих планов – и потому могла стать источником неприятностей. Эта женщина не должна вскружить мне голову сейчас, когда карьера набирает обороты, когда требуется ясность мысли. Никакой радости в отказе от служебного роста ради любви не наблюдал. А как совместить? В Увелку ее с собой увезти? Поедет ли? А надо? …..
Парадокс: на празднике жизни, бушующем в амфитеатре, ощущал огромное разочарование, чувство утраты при любом выборе и раздражение на самого себя, граничащее со злостью. И неплохо бы знать, о чем она думает.
Глубоко (горько?) вздохнул. Нет, об этом сейчас лучше не думать… потом, чуть позже, но потом. Так много накопилось всего, о чем придется размышлять потом – сколько всего надо распутать, сколько всего надо решить. О, если бы можно было отодвинуть все это от себя еще на пару месяцев!
Но вечер продолжался….
- Краснеешь от моего признания? – тебе идет. О чем сейчас думаешь? – наигранным тоном, легким и подразнивающим.
- Так, ни о чем, - пробормотала она и отвернулась, скрываясь за маской величественности и неприступности, однако пряча слезный блеск в глазах.
Необыкновенная по скорости трансформация! О, женщины!
Не смогла она вслух произнести то, о чем думает сейчас. А думала наверняка о том, что вслед за признанием в любви неплохо бы попросить руки. Как это положено в подобных ситуациях….
Но, увы, как ни пытался убедить себя на ней жениться – не мог, и тому несколько причин.
Во-первых, не мог справиться со своим страхом – а вдруг опять, как уже было.
Во-вторых, я не готов к новой семейной жизни – Лялька еще очень много места занимает в моем сердце.
В-третьих, я не люблю Галчонка так, как любил свою бывшую жену, просто всегда хочу – и это настораживает: может, это издержки климата? Домой приедем, и на русском морозе сексуальное влечение остынет: сдует его словно листья с веток холодным дыханием зимы, а любви нет – и что делать?
Такая правда….
К правде трудно привыкнуть, и это сомнительное благо. Оно не оставляет убежища, когда появляется иная правда и причиняет боль.
Вот если бы мы жили с Галкой в одном городе, я не женился на ней ни при какой погоде – просто любил каждый день. Но в Ульяновск не намотаешься, и упустить такую девушку ужасно жалко: я желал ее до болей в паху.
Как такое чувство называется? Любовная лихорадка в тропиках?
Расправил плечи, провел языком по пересохшим губам и ругнул нерасторопных официантов, запропастившихся неизвестно куда – мне снова захотелось выкурить прощальную сигару. Ища глазами белый жилет или поднос в руках, наткнулся на взгляд абрека – того, что утром гонял Олега. Прямо-таки сверлит во мне дырки! Надо быть осторожнее с ним.
Сделав большой глоток самодельного «шампанского», повернулся к Галке.
- Хотелось бы мне знать, что у тебя тут? – постучал пальцем себя по лбу, намекая на ее чело.
Галка сделала вид, что не понимает, о чем говорю.
Мы снова встретились взглядами, и сердце мое сжалось. Все-таки в роли своей новой жены я представлял девушку, больше похожую на Ляльку: мне это было надо для реабилитации – уж в этот раз не дал бы маху: ни за что не выпустил из своих рук.
Черт! Но как же с Галкой быть? Она мне нужна! Я хочу ее ….
А карьера? Еще один вопрос сакраментальный!
Ах, Галчонок кареглазый! что же ты со мной делаешь….
А делала она…. Тому глубокому удивительному чувству, которое разожгла ульяновская дева в моей душе, в науке не было названия. По крайней мере, я не знал.
И с этой девушкой решил расстаться! Господи, прости! ну, не дурак ли?
Вдруг, словно молния пронзила мозг – понял с предельной ясностью: жизнь, какой я знал ее до сих пор, кончается отныне навсегда; ничто уже не будет таким, как прежде. И уже завтра я стану старым и мудрым. Безусловно!
Если даже с Галкой мы сейчас расстанемся, жизнь моя сильно переменится. Я отниму у Судьбы заботу о воплощении своего великого предназначения. Отказаться от такой девушки и снова чего-то ждать? – да ни за что на свете! Ломая все преграды – в Кремль. А оттуда и до Ульяновска рукой подать…
Мысль эта пугала и приводила душу в восторг одновременно. Но она не только оправдывала расставание – даже будто поторапливала. Даже чувствовал решимость вычеркнуть все нынешнее из памяти и поскорей заняться делом….
Однако, нашел время и место думать о карьере!
Напротив нас за столом сидели парой чернокожий Том с Зиной Петровной. Местный беспризорник пел и кривлялся – надкусывал шоколадные конфеты, и огрызки бесцеремонно запихивал даме в рот. Старший преподаватель и кандидат наук натянуто улыбалась, жевала и прятала от меня глаза, пытаясь сохранять оптимизм лица.
Почувствовал желание пожалеть ее, но подавил – в конце концов, баба, кажется, обрела то, что искала на этом острове.А вот выражение ее лица не могло бы обмануть ни одного мужика (ну, разве только молодого папуаса) – нас природа снабдила особым инстинктом распознавания: женщины, которых трудно разжечь, горят ярче и жарче других. Их с охотою добиваешься. А Петровна явно не из их числа….
Я улыбнулся, подавляя желание гомерически расхохотаться – она вспыхнула.
Но и я не был похож на человека, который охотно смеется в последнее время.
Тогда посмотрел на нее долгим взглядом – серьезным, без тени насмешки.
После той ночи и несдержанного обещания мы объяснились уже в Варадеро.
Я извинился, упрекнул обстоятельства.
Зина Петровна, обиду не тая, назвала меня обаятельным негодяем.
Я посмеялся:
- А как насчет такого незначительного пустячка, как объективность? На мой счет вы не могли, Зинаида Петровна, ошибиться? По-моему, улик никаких нет, а приговор вынесен обвинительный – я не согласен слыть негодяем.
- Ваше самомнение поразительно. Я вообще больше о вас не думаю.
И, пожалуй, правильно….
Зина Петровна тогда сказала очень мудрые слова, значение которых понял сейчас.
Она сказала:
- Любить не страшно, страшно – бегать от любви.
Вот будто знала, что меня ждет!
Но вернемся за карнавальный стол….
Чувство вины и легкой жалости к замужней даме из Ульяновска не помешали мне подумать – о, Господи! как женщины способны падать низко в своей погоне за мужскими ласками! Сиди сейчас Зина Петровна хоть с гиббоном лохматым – искала бы блох в его шерсти и щелкала зубами.
Снова осенило – в том промысел Божий, что, практически не противясь Судьбе, избежал близости с тремя старухами и одной малолетней проституткой, чтобы, в конце концов, встретить само совершенство прекрасной половины человечества, вот эту девушку по имени Галя.
А теперь, развивая дальше мысль, ты, Боже, и должен решить – быть нам вместе или не быть. Если Галка скажет – быть, если промолчит – не быть. Не оставляя себе выбора, снимал с себя ответственность – как Галка скажет, так и будет.
Ну, вобщем-то, решение….
Мне стало легче, но….
Мысль о том, что я как-то подло привязал к себе Галину, мелькнула и оставила неприятное впечатление в душе. Можно было просто сожительствовать и не заключать этого дурацкого пари. Я прекрасно понимал, что Галка со всем своим жизненным опытом вобщем-то беззащитна перед моими искусными, неоднократно испытанными приемами опытного обольстителя. Сознание этого порождало чувство вины. Будь моя воля повернуть время вспять, я не стал бы ей пари предлагать, которое, конечно, выиграю. Но прощу ли потом себя за то, что сделал?
Это пари первое время определяло наши отношения и обращало их в психологическую игру с мгновениями острого эротического флирта. Я не сомневался в том, что одержу победу. Но вряд ли теперь почувствую себя победителем.
События можно записать, но прошлое не восстановить. А будущее еще более туманно – что будет с нами, Бог только знает, которому на нас наплевать.
Не думать об этом – приказал себе. – Ведь мы на Кубе, на карнавале, нам очень весело, и никаких проблем. Я – простой шалопай, беспутный повеса, имеющий репутацию невероятного шутника, а Галка – моя очаровательная любовница. Нет в том греха. Не надо слез….
Вобщем, всем повезло, всем хорошо! Вива Куба! Да здравствует революция!
Потом приключилось это….
Поблизости аэропорт – самолеты периодически взлетали и садились со стороны океана. А к полуночи ветер сменился ….
В самый разгар веселья огромный реактивный лайнер на фоне темно-лилового усыпанного звездами неба, оглушая ревом четырех двигателей, сверкая фонарями фюзеляжа, завис над нами, распустив закрылки – небо словно взорвалось огнями. Он был так низко, что в иллюминаторах отчетливо видны любопытные лица пассажиров. И сотрясающий до мозга костей рев реактивных двигателей становился все сильней – уши закладывало.
Что сотворилось тут! Перепуганные туристы вокруг нас в голос взвыли и кинулись спасаться, толкая и давя друг друга – кто под стол, кто на стол, кто к выходу пробивался. Все орут, визжат – лица перекошены страхом, будто увидели небо в огне и услышали сотрясающий воздух взрыв.
Канадцы в комбинезонах «а-ля Бельямар», стол опрокинув, лохматую собаку задавили насмерть. Могли бы и ребенка – в тот миг им было пофигу: они спасали свои задницы. Они кричали – нам не вынести этого грохота! – я так перевел канадские вопли. И были похожи в своей панике на полста истошно мяукающих белых котят.
Женщины плакали – а что толку плакать? От слез может быть толк лишь тогда, когда рядом настоящий мужчина, от которого нужно чего-то добиться. Но канадские мужики сами вопили что было мочи и мочили штаны.
О, Господи! как они смерти боятся – видать, жизнь в Канаде медом мазана….
Да что отдыхающие! Три негра на сцене песню пели – лирично так, о Варадеро…. Один от грохота упал в обморок. Двое подхватили его за ноги и поволокли со сцены – голова несчастного пересчитала все ступени….
И только мы, туристы из страны советской, остались в немоте сидеть на своих местах (и Том вместе с нами, зараженный примером доблестной Зины Петровны).
Конечно, ёкнули сердца; конечно, напряглись… что говорить. Помнится, у меня в тот ужасный момент волосы дыбом встали, гусиной сделалась кожа, а нервы напряглись до предела….
Но ведь недаром в Союзе говорят, кто в армии служил, тот в цирке не смеется.
Может, и не стоит этим гордиться, что наш народ не такой, как все – он не подвержен панике страха. Это ведь наводит на мысль, что самое ужасное с нами уже приключилось, а теперь сам черт не страшен. И то, что мы больше не ведаем страха, приносит нам в жизни немало неприятностей – мы ни под кого не гнемся, мы не считаем сильного сильным, если он сунулся в нашу страну: накостыляем хоть кому.
Бог учит людей быть скромными, боязливыми и неропщущими: мол, с сильным не дерись, с богатым не судись. А тут целый народ в него не верит и не боится никого – в этом есть что-то противоестественное. Наверно за это нас боятся самих и ненавидят слабые духом. Ведь неспроста они зовут нашу страну «обителью зла». Да Бог им судья!
Вернемся в охваченный паникой амфитеатр….
С чего народ так подхватился? Может быть, они водородом дышат? или думают одним полушарием? Да нет, глупости – люди, как люди, но другой закалки. И от сознания собственной ничтожности завидуют и ненавидят тех, кто достойнее и выше их. Это присутствует.
За что они приняли пассажирский лайнер? – за американский стратегический бомбардировщик с ядерной бомбой? Воображение – поразительное свойство человека. Оно заполняет сознание и опрокидывает его в панику.
А всего-то надо было – чуточку переждать, чуточку перетерпеть, отсидеться, оглядеться и понять…. А эти – успели только бросить взгляд в небо, пискнуть, вдавив уши в плечи, и паника обрушилась на них, подмяла и расплющила.
Распознать в какофонии грохота и света пассажирский лайнер вобщем-то было несложно. Буквально через мгновения волосы на голове моей вновь дружелюбно кучерявились, разгладилась кожа, и я с иронией и (признаюсь) не без удовольствия поддался самому большому своему пороку – любопытству, наблюдая, как канадцы давят собак, турки друг друга, прорываясь к выходу, а храбрые фрицы забились под стол, за которым они только что дружно распевали, качаясь из стороны в сторону. Гансы под столом, как робкие кролики – вот это зрелище! Я едва не расхохотался, хотя картину вряд ли можно назвать юмористической. И при этом понять не мог, что из увиденного самое печальное. Наверное, концовка карнавала….
Вива, Куба! Да здравствует революция!
В ту ночь мы с Галкой последний раз были близки. Она металась в моих объятиях, словно дикая кошка. Меня потрясла ее горячая требовательная страсть. И я отвечал ей тем же самым. Уже не подозревал, а точно знал, что в Галке таится огненное пламя, но даже представить себе не мог, что она превзойдет себя саму в ту страстную ночь тропического шторма. Она превзошла – безумием и пылом. Вся грудь моя была в следах ее зубов, а спина в кровь исцарапана ногтями. Мне и на пляж теперь таким пойти нельзя….
А потом я не спал – сел на стул у кровати, подтянул на него ноги, обхватил руками колени и принялся жалобно раскачиваться. Никогда в жизни не испытывал подобного опустошения души.
Сидел и смотрел на спящую любимую, и думал – думал, страдая….
В нашей комнате только одно окно – и оно распахнуто в мир ночи. В неверном свете уличных фонарей Галя казалась мне спящей красавицей из сказки Пушкина – хотя примесь индейской крови (ну, будто бы!) стала еще заметней. Широкие скулы обозначились резче, ястребиный носик заострился, а смуглый оттенок кожи проступал отчетливей. Ее красивое лицо во сне печалилось. Моя Тайбоки!
Я любовался ею и жалел себя….
Захотелось написать письмо и куда-нибудь заныкать в ее вещи, чтобы не сразу под руку попалось – мол, люблю тебя, и как только больших чинов добьюсь, приеду и женюсь.
Написать письмо и смыться – так было бы проще, думал я.
Но смыться куда? – всюду вода, ведь мы на острове!
Неправильная постановка темы.
Смыться от кого? – от Галки? самого себя? от самомнения своей особой сути в этом мире?
Внутренний голос ехидно сказал – лучше бы вам совсем не встречаться.
А я – это ты зря: буду бережно хранить память о днях, проведенных вместе, до самого своего смертного часа, как память о прекрасной любви.
Иные желания лучше бы не осуществлять: наоборот, выплесни все из себя: тебе надо душой облегчиться, - советовал мудрый голос души.
А я – нет, никогда; Судьбе вверяю наши судьбы: пусть решит она….
Судьба! – фыркнул внутренний голос. – Она выдумана теми, кто не понимает, где он и куда-зачем идет. Ты меня послушай. Может, тебе раз и навсегда отказаться от любовных изысков? Пусть бабы любят тебя, а ты ими пользуйся…. Займись-ка тем, что лучше получается – например, карьерой. У тебя же великая цель, на которой стоит сосредоточиться – оставь все лишнее. Поверь, шансы сделать карьеру и создать счастливую семью одновременно, равны нулю – тут обязательно чем-то придется жертвовать….
Хотел возразить, но поперхнулся и, глубоко вдохнув предрассветный воздух, потряс головой – никто не видит моих слез: Галка спит. И я тихо-тихо зарыдал….
Что ж, никогда не утверждал, что слабость человеческая мне чужда….
Неужели нет выхода из тупика?
Плачь, не плачь – усталый мозг отказывался соображать.
Такая нелепая мысль: как нелегко быть взрослым мужчиной! Вот если бы рядом был кто-то старше и умнее, и не такой отчаянно влюбленный – кто мог бы предложить мне помощь и решить мои проблемы. Кто-то, кому можно прислонить голову к груди и переложить тяжкую ответственность за две наших судьбы со своих на его плечи.
Где и когда на жизненном пути оставил свою беззаботную юность позади? Может, рано очень захотел стать мужчиной, берущим ответственность за женщину, которую полюбил? Может, потому и Ляльку упустил? Может, моя инфантильность – приговор на всю жизнь?
Но мне уже почти 32. Иисус Христос в мои года….
Неужели никогда не станет легче?
С бульканьем всплыла новая мысль: возможно, возвращение домой без Галки – это не благословенное утоление всех печалей, а еще более тяжкий груз на плечи психики. Возможно, последствия этой связи будут расходиться долгие годы, как круги от большого камня, брошенного в спокойный пруд. Нигде не будет тихой пристани – все теперь будет ненадежным, непрочным. И нет пути назад или в сторону – ношу свою не переложить на чьи-то плечи. Моя ноша – это моя ноша, и, значит, должна быть мне по плечу. Если сломаюсь – туда и дорога!
Завтра – ох, это завтра! – завтра я должен дать ответы на все вопросы.
А, впрочем, хорошая мысль – отдать решение Судьбе. Пусть Галка думает – быть нам вместе или нет. А я даже заикаться не стану – как она скажет, так и будет: нельзя иметь все проблемы сразу и одному. Открытая дверь вовсе не означает, что в нее надо входить – пусть сначала окликнут.
Решение окончательно сформировалось….
Как неподвижно тих воздух ночи! За окном луна взошла. Курортный город в ее свете стряхивал остатки зноя дня, окрашиваясь в цвета дурных предзнаменований. Жизнь может быть полна иллюзий, но приливы морские трутся о берега, повинуясь светилам дня и ночи. Так было всегда – но с годами меняются и приливы….
На рассвете лучи восходящего солнца смешают весь колер звездного неба, погонят эту мешанину огней перед собой, как сказочный небесный фейерверк. Фантастическая красота игры красок неописуема! Я ее видел, и буду помнить….
На этом острове влюбиться не сложно – сложно расстаться.
Течение жизни несет нас к нашей судьбе и чаще всего разделяет любящих, оставляя сумрак в голове.
Все! Устал! Надо поспать…. Полжизни за таблетку димедрола!
Слегка потряс головой, не позволяя глазам закрыться, к чему они стали стремиться.
А может лечь на Галкину кровать? – рядом с ней мне никак не уснуть.
Взглянул за окно – уже светает. Или пробежаться?
Бегать по утрам мне всегда нравится – пробежка не только несет бодрость телу, но и приводит в порядок мысли. Пробежаться-искупаться, когда никто не видит моего истерзанного любовью тела, гораздо лучше, чем взбивать подушку на Галкиной кровати, пялясь на ее саму, спящую на моей. Может быть, в одиночестве на пляже смогу убедить себя, что ей нет места в моей жизни. Или наоборот….
Оделся. Вышел – на пляже пусто.
Приноровив бег к сыпучести песка, настроил думы на свои проблемы.
Ну, какая может быть связь между моей карьерой и отношениями с Галкой? Вон Горбачев возит с собой свою Раилю по всему миру. Говорит – любит, и страной правит. Оказывается, совместимо….
Настолько увлекся этой мыслью, что не заметил, как взвинтил темп. Вдруг обнаружил, что пот с меня градом льет, а дыхание хрипом застревает в горле.
Повернул назад и перешел на трусцу.
А что если с Галкой поговорить? – объяснить, о чем мечтаю, привлечь на свою сторону – нельзя позволить ей уйти.
Да она тебя на смех поднимет и обзовет Бонапартенком увельским – это внутренний голос опять встревает.
Ну, поднимет: дело ясное – нам не пути. А вдруг поймет?
Это вряд ли. Хотя, рискни. Переступи через амбиции свои!
Вот прямо сейчас….
Теперь бежал медленней, убеждая себя, что темп означает возвращения контроля над собой. Сейчас искупаюсь, освежусь и….
Меня не сломят ни искорки солнечных лучей в ее волосах, ни заводящая бархатность кожи под моей ладонью, ни нежная теплота голоса, обволакивающее самое существо мое….
Я хочу сделать карьеру – а для этого необходимо контролировать себя и любое создавшееся положение, преодолевая трудности, использую обстоятельства по максимуму себе на пользу. Все, что сейчас требуется от меня – контроль над собой, преодоление Галкиных чар. Пусть будет брак, но только не любовь: с проклятой навсегда покончено. Ведь что, как ни любовь к Ляльке, сгубила мне карьеру на заводе? Повторов не будет!
Бултыхаясь в океане, упорно продолжал перечислять все плюсы с минусами создавшейся ситуации. Но прохлада воды не помогала умственным усилиям чем-то оправдать основной Галкин минус – несомненное воздействие ее красоты на мой организм. Стоит ей пальцем поманить, и ни о чем кроме секса не мог даже думать. В этом вся сложность моего положения – ведь она способна манипулировать мной посредством голой своей коленки.
Я на работу, ее образ со мной – и какая же это к черту работа!
Ее запах одурманивает, пальцы, легонько пробегающие по моей коже, мгновенно приводят в исступление, голос….
Господи! я в ней растворюсь, утону, погибну – меня, как личности, на свете не будет!
А что будет, если она меня бросит?
Как она порой умеет хранить холодное молчание, ни на шаг не отклоняясь от королевской величественности. А я сразу начинал терзаться – в чем был не прав? что случилось?
Еще не нашел, не устранил, а уже подчеркнутая чопорность у Галки резко менялась на легкомысленное веселье, и тут надо держаться изо всех сил.
Я моментально вспоминал, как мало общего у нас – разница в возрасте, образовании, географии места жительства….
А она тем временем облизала мне пальцы, перемазанные мороженым. Так просто, легко и естественно – как будто свои.
А я, не успев даже понять, что собираюсь делать, начинал целовать ее пальчики:
- Адын-вадын, трубкин-пупкин, пятый-мятый, шестой-седьмой, восьмой-девятый…. Любимая, у тебя девять пальчиков – куда десятый запропастился?
Она хохотала, обнажив красивые ровные зубы.
Конечно, не для того целовал, чтобы заработать это сияние глаз, что озаряет светом полумрак кафетерия. Но было приятно….
Я говорил, что ее ладони намазаны медом, но грешил против истины – сладость их ни с чем не сравнима.
В кровати не замечал, но, когда на публике, где невозможны элементы интимности, колени наши соприкасались, слышен был треск электрического разряда – готов поклясться! Точно, вот и искра – жаром пробежала по моим жилам.
Трудно притворяться, что все в порядке у нас, что мы не пылаем интимной страстью – здесь и сейчас. Я глядел в ее глаза и тонул в их дымчатой глубине. Желание поднималось из самой глубины моего существа – дикое, жадное, нетерпеливое. В такое мгновение я отключался, не замечал никого вокруг (кроме любимой, конечно), и требовалось время, чтобы понять – ко мне обращаются окружающие. А мне казалось, еще мгновение, и мы окажемся с Галкой в объятиях – на полу, на песке, хоть где… лишь бы удовлетворить внезапно нахлынувшее просто бешеное желание….
Соль воды пощипывала мои свежие раны. Я только что понял, как люблю океан – он так успокоительно действует на психику. Его прибой… да что говорить!
Втянул в себя воздух, пахнущий йодом. А ведь море видел только в Анапе! – откуда тоска по большой воде? ритмичному шуму прибоя? крикам чаек?
Замер в ожидании знакомой боли в груди – но ничего не почувствовал, кроме пустоты.
Покрутил головой из стороны в сторону, разминая затекшие во время долгой пробежки мускулы шеи.
И снова о Галке. Вместе по жизни….
Как убедить ее, такую прекрасную, но избалованную вниманием и любовью, что у меня есть дело, что я ему предан, что мне порой будет не до нее…. Поймет ли?
Поймет ли, на сколько это серьезно и ответственно быть женой человека, порой без остатка погруженного в работу.
Надо, надо поговорить, чтобы расставить все точки над i – пора вернуться к реальности нам.
Но когда вышел из океана, плана решительного разговора еще не было.
А было голодное желание обладать.
