интернет-клуб увлеченных людей

 

 

 

А. Агарков.

Травля

Я совсем не собирался писать заявление об уходе по собственному желанию. Мне даже интересно – как они это все обставят? Они – это Лукинская и Замышляева. Белов тоже наверняка подключится – ну, не Литовченко же лично будет со мной разбираться. В конце концов, я защищен законодательством и нужен неоспоримый повод, чтобы меня уволить – иначе разборок в суде не избежать. 

Уволить начальника котельной в разгар отопительного сезона – это нонсенс. Но бюрократия на выдумки хитра. Подождем и посмотрим – что они для меня придумают. Разве подобное любопытство не присуще творческому человеку? Разве это не интересно – в каждом слове, в каждом жесте, в приказе каждом выяснять причину происходящего.

Прошла неделя, другая… Я уже изнывал от скуки на беспросветно однообразной работе, не слыша рога охотника и лая борзых собак. Похоже, травля собирается знатная – что-то против меня затевается. И, наконец, началась…

Меня окликнула секретарша директора, которая заведует и кадрами тоже, из своего закутка:

- Анатолий, зайди – дело есть.

Я зашел, присел, являя внимание.

- Тут на тебя приказ. Прочитай, подпиши и исполняй… - она протянула лист с логотипом, печатью комхоза и текстом, подписанным директором.

Документ гласил – технологу Агаркову А. Е. необходимо срочно рассчитать стоимость гигакаллории тепла, вырабатываемой котельной.

- Ну, во-первых, я не технолог…

- А кто же ты? – удивилась секретутка.

- Ну, не знаю… Мастер… начальник, как угодно меня называйте – ведь я организатор производства. Технология – другая стезя. На технолога надо учиться. А мастером или начальником может быть любой дурак… Даже такой, как наш Белов.

- Да? – ехидно улыбнулась секретарша. – А ну-ка, здесь почитай…

Она предъявила мне документ, переписанный через месяц моей работы в комхозе и мною подписанный. Помните? – я рассказывал: меня поначалу приняли начальником базы с окладом в семь тысяч рублей, а потом оклад понизили, убавив и должностных обязанностей. За мной котельную оставили, в которой я… Ну, блин, правда – черным по белому напечатана должность «технолог». Как же я просмотрел этот ляп? Как может задрипанная котельная о трех котлах иметь собственного технолога, не имея при этом мастера или начальника? К примеру, в МУП «Коммунсервис» два технолога – старший и просто – но на девятнадцать котельных. А тут… Блин! Комхоз есть комхоз! Хотя, сам виноват – надо было сразу признать запись ошибочной – указать, настоять… Теперь-то что копья ломать? 

- Это я влип! – вслух выругался. – Что же такого натворил?

Сам-то знал и сказал скорее на публику – точнее, для секретарши.

Она прониклась ко мне сочувствием.

- Уж не знаю, что плохого ты сделал, но меня директор проинструктировала – ежели не станешь исполнять или не справишься, готовить приказ о твоем увольнении по статье служебного несоответствия.

- Спасибо ей передайте.

Очень все странно получилось. Замышляева даже не стала себя утруждать лично меня озадачить практически неисполнимым приказом. А могла бы потешиться, видя унылую рожу затравленного изгоя и его растерянный взгляд.

Что ж, сказал сам себе, так даже лучше. Мне предоставлена возможность написать заявление по собственному желанию и тихо уйти. Дурака на мое место, наверное, смогут найти даже в разгар сезона. К примеру, Борис Родионов – он же был в Восточной начальником после моего ухода. Так что…

А Замышляевой в кайф, наверное, доложить начальству: «Сам убежал. Я только пугнула малость».

Секретарша окончательно испортила мне настроение:

- Вы не волнуйтесь. Есть простой выход из вашего положения – написать заявление по собственному желанию, и никакой статьи не будет.

В такой ситуации не волноваться может только робот – подумал я, а в слух сказал:

- С чего вы решили, что мне не под силу посчитать эту дребанную гигакаллорию? Нас в институте не зря учили – все понимать, а не запоминать. Разберемся.

- Ну-ну… Месяц вам сроку.

Я и не собирался сдаваться или отступать – биться так биться. В конце концов, у меня в рукаве тоже есть козыри – по крайней мере, на уголовно наказуемый компромат против Замышляевой для прокурора еще не истек срок давности. 

Какой-то частью своего существа мы все живем вне времени и пространства. Это явление и дало повод признанию у человека души. Я, как и прежде, ходил на оперативки – сидел и помалкивал, никем не востребованный. Но явственно слышал, как тикает счетчик, отведенного мне срока производственной жизни. И зримо ощущал, как наши души с директором сцепились в бескомпромиссной борьбе за выживание.

М-да… поединок. Двадцатый век внес свои коррективы в рыцарские турниры – нет трубадуров и доспехов, а женщины не с трибун платочками машут, а бьются на равных у барьера с мужчинами… Только суть остается прежней – кто кого? Поражение, как и раньше – кара за грехи тяжкие. Да будут наши пороки сродни Великим Заветам!

У Замышляевой власть директора, а за спиной её вся королевская рать Увельской Администрации. Как назвать их позицию?

Трусостью? Они испугались меня? Ведь аренда – это самостоятельность. Я бы не стал исполнителем чьих-то приказов, а действовал только в рамках подписанного договора. Такое понять и принять бюрократам до мозга костей не под силу. Они с кем угодно будут яростно биться за свою тупорылую власть.

Радением? Мол, убытков от деятельности неподвластного частного предпринимателя может быть больше обещанной экономии. В это можно поверить, если бы они предложили нечто другое – но, увы. На словах они все за исполнение Постановление Правительства о совершенствовании деятельности предприятий ЖКХ, но не на деле.

А еще в народе поговаривают, что такие дыры, как наш комхоз – кормушка для вороватых чиновников. Кто же её отдаст постороннему за «здорово живешь»? 

Так неужто позволю таким упырям переиграть себя? У меня даже ненависти к ним нет настоящей. Я не могу их ненавидеть, потому что не связан с ними никак – между нами нет ничего общего.

Зато у меня есть компьютер, который может найти ответ на любой вопрос. В первый же клик он мне открыл методичку расчета гигакаллории действующей котельной. А что я говорил? Не пропадем! Ведь многие из тех, кто пытался меня забодать когда-то, уже давно и смешно в могилах лежат.

М-да… Суета-суета… Человек в постоянной борьбе за выживание – помыслить о том, кто он есть и для чего живет, все некогда, некогда ему… пока не становится слишком поздно. Человек надеется на бессмертие, хотя не подозревает, что это есть вечный суд личности, а не одно только почитание его заслуг, и забывает подумать о смерти, которой суть - избавление.

Ну да ладно, еще успеем о безносой подумать и наговориться. Вернемся к нашей котельной. Вернее, к её гигакаллории. А еще точнее – к стоимости этой физической величины в русских рублях…

Открыв на компьютере методичку расчета стоимости гигакаллории, уже не считал напрасным защиту диплома инженера-механика – мир технических символов был понятен и полностью открыт взору. То было великое откровение!

И я приступил к царице наук.

Собрав на работе все необходимые данные для расчета, ввел их в формулы методички, но ответа не получил. Что за фигня? Может, методичка – туфта? Пробуя снова и снова разные варианты, постепенно приходил к выводу, что могу быть и побежденным в этой бесконечной возне. Но сдаваться еще не время да и не в моих привычках. Позвонил Кузакову в МУП «Коммунсервис».

На мои откровения Виктор Палыч посетовал:

- Ну и дура же твоя Замышляева!

- Она выполняет приказ Лукинской.

- Да и та ничем не лучше.

- Бог с ними! По старой памяти и дружбе, подскажи, что мне-то делать. Ведь отдерут как Бобика две мегеры – яви мужскую солидарность.

- Сильно секса боишься, холостяк отпетый? – хохотнул на том конце провода Виктор Палыч.

- По сравнению с таким совокуплением сексуальный акт представляется мне забавной щекоткой.

Кузаков долго смеялся в трубку.

Наверное, все знают – имя определяет судьбу. Виктор – это победитель. Не интересовался, чего Кузаков добился в жизни, но когда наставлял меня в делах Восточной котельной, все у нас получалось.

Виктор Павлович посоветовал:

- Отнеси свои данные, которые не вписываются в методичку, нашим технологам.

- Они научились считать стоимость гигакаллории? – удивился не без ревности я.

- Что-то считали, да все напрасно. Дважды в Челябинск возили, дважды им возвращали расчеты с резолюцией «не годится».

- Слушай, Палыч, а может, того… выжимают из них мзду господа областные?

- Да как пить дать! У нас в России-матушке так – хотят как лучше, а получается через зад. Документ Правительство выдало на улучшение деятельности ЖКХ, а для чиновников – кормушка новая. Вот мы и решили – чего время тянуть зря: лучше сразу заплатить, и делу конец. Тем более, в департаменте намекнули, что некто у них, с армянской фамилией, в частном порядке легко вычисляет эти стоимости. Ну, а где девятнадцать котельных и двадцатой место найдется – все равно Лукинской платить. Только ты на радостях не проязычь. 

- А технологички ваши не станут трепаться?

- Я им скажу, а ты ублажи – коробку конфет на чай поднеси.

- Ничего хоть женщины-то, в смысле общения?

- Одна молодая совсем, но замужем. Вторая старше тебя, но свободная – можешь в кино пригласить, - хихикнул Кузаков на том конце провода.

- Лучше уж две коробки конфет!

- Женщина старше мужчины – это жемчужины в его жизни, - философски заметил Виктор Павлович.

В один прекрасный день я принес в контору МУП «Коммунсервис» исходные данные своей котельной и коробку шоколадных конфет. Технологички с благосклонностью приняли мои цифры объемов и метров…

Пообщались. Эти небожители котельного производства точно марсиане: ведут себя не как нормальные люди. Говорят в глаза всякие гадости, а лица при этом их светятся счастьем. Пользуются шестью-семью технологическими названиями и выражаются фразами из четырех слов. Их речь – сочетание двух-трех технических терминов с одной умопомрачительно примитивной мыслью – должна навеять на непосвященных страх и уважение. Профессиональный стыд им неведом, как нет у них и ни малейшего следа закомплексованности. Как известно, такие качества присущи представителям древних религий – колдунам-шаманам-гуру…

Однако пришли в смущение, когда я разразился смехом задиристого провокатора и явил свою подкованность в вопросе расчета стоимости гигакаллории. Дамы приписали свои неудачи мздоимцам в области и занялись чаепитием вприкуску с конфетами.

В очередной раз убедился: человек – это всего лишь то, что являет собой его образ. Философы вольны утверждать, будто безразлично, что думают о нас окружающие; что действительно лишь то, каковы мы на самом деле есть. А по-моему, они ничего не смыслят в человеческих отношениях. Поскольку мы живем и общаемся в обществе, мы есть ничто иное, за кого нас принимают люди. Истинно самим собой может быть лишь человек одинокий.

А подстраивать себя под образ, каким рисуют тебя окружающие, и по возможности стараться сделать его симпатичнее есть ничто иное, как притворство или фальшивая игра на публику. И потому на свете этом ни любви, ни дружбе места нет. Разве мыслима любовь, если мы не озабочены тем, каков наш образ в мыслях любимого? А когда нам становится безразлично, каким нас видит тот, с кем мы были близки, это значит, мы его уже разлюбили.

Что же происходит между мной и Светланой? Ответ до омерзения прост – мы хотим счастья, но каждый для себя лично. Она думает, что была бы счастлива с таким мужем, как я. Я был бы счастлив в свободных отношениях с ней. Никто, как говорится, не хотел уступать. И в этом трагедия нашей любви.

Вернулся к себе в котельную в хорошем настроение. Встреча с технологами МУП «Коммунсервис» и их обещание включить наши параметры в общий список вселила надежду на благоприятный исход моей проблемы. Позвонил Свете и похвастался, что безнадежное дело сдвинулось с места.

Всякий раз, общаясь с ней, мечтал, что она вдруг возьмет и пригласит к себе в гости. Напрашиваться самому не хватало смелости. В любви (или сексе) все равно как в танце – один всегда ведет другого. И мне бы хотелось, чтобы в отношениях наших ведущей была Светлана.

Очень стало заметным, что после той безумной ночи её экстаза в постели со мной Света стала более замкнутой и отстраненной. Возможно, она разлюбила меня? Я не раз уже ловил её на том, что она не слышит того, что ей говорю. Возможно, в эти минуты она думает о другом мужчине. Ах, сколь мало надо в любви, чтобы партнера-то огорчить! 

Однажды пришел на работу, весь погруженный в черные мысли. Света принимала дежурство.

- Все в порядке? – спросил я.

Истомин сказал: «Да», а Коломыйцева промолчала.

Когда он ушел, я взорвался:

- Терпеть ненавижу, когда женщина рядом со мной думает о другом.

Опережая события, скажу прямо – трудно представить себе большую нелепость, чем это её решение. То, что она собиралась сделать, совершенно противоречило и её интересам. А дело в том, что Света решила – без брака у нас больше не будет близости. Меня вполне устраивал её первоначальный вариант – как только она найдет подходящего мужика, непременно выскочит замуж. А до той счастливой (несчастной?) поры, почему бы не порадоваться друг другу?

И вот на тебе! – новое веяние…

А я не знал и не понимал, что же с нею происходит. Я готов был официально признать её дамой сердца – ходить с ней в гости к друзьям и родственникам, ездить на концерты в Челябинск… и все остальное прочее. Кроме одного – мы должны были оставаться вне брачных уз. Стань мы супругами, все разом бы изменилось – наш союз стал открыт любым вмешательствам извне, наша любовь потеряла не только свою прелесть, но и сам смысл. И Света бы лишилась всей своей власти, какую теперь надо мной имела.

Как же случилось, что, невзирая на все, она могла принять такое глупое решение – устроить мне категорический целибат – противоречащее даже её интересам? Неужто она так мало знала меня? Так плохо понимала? 

Да, как это ни удивительно, она не правильно понимала меня. Она считала, что мое чувство любви к ней не имеет границ. Что меня от брака с ней удерживают только страх и закостенелые привычки старого холостяка. Не знаю, может, что сестра ей про меня наговорила, но Светлана считала, что после двух неудачных браков я боюсь женщин; боюсь их тепла; боюсь их непрерывного присутствия рядом с собой.

Но не любовью и лаской решила брать меня в плен. Думала: надо дожать, заставить меня страдать по ней и – лед треснет, а я стану её мужем на веки вечные. Она вообще считала, что любой мужчина, даже лучший из лучших, в высшей степени эгоист, и предназначение женщины утвердить свое право на него.

Это все Светлана мне поведала сама после того, как мы расстались и потом вдруг снова стали близки. Всего она уходила от меня три раза – не просто так, а замуж – и дважды возвращалась. И я, принимая её вновь, не чувствовал к ней отвращения, как это было с Оксаной Сусловой – запах бензина и свиной мочи не преследовали меня рядом с ней. Наверное, у нас со Светой не было любви, но страсть бурлила неземная…

Странная вещь: с её слов, она была влюблена в меня до безумия, но при этом ни шагу не делала навстречу моим желаниям, добиваясь своей цели. Я бы даже дополнил – эта безумная любовь не дала нам счастья обладания друг другом, в те короткие месяцы, когда мы бывали вместе.

Ведь даже в котельной наедине она вела себя словно девственница, которая думает, что у неё родится ребенок, если она станет целоваться со мной.

Чувство любви всем нам внушает ложную иллюзию познания. Вот если бы Света вместо глупого матримониального принципа решила воздвигнуть из наших чувств прекрасный, роскошный замок отношений в стороне от общепринятой жизни, мы оба были счастливы и, может, женаты, в конце концов.

Жизнь коротка, и большинство людей так никогда и не находят человека своей судьбы. Тем более жалко глупо упущенных возможностей…

Но вернемся к производственным проблемам.

Сама того не ведая, госпожа Лукинская оплатила мужичку с армянской фамилией из соответствующего департамента областной администрации расчет гигакаллории нашей котельной, который под страхом увольнения по статье служебного несоответствия вменялся мне приказом директора предприятия.

И вот, конечные цифры у меня на руках – причем, с резолюцией «принято». Чтобы замести следы аферы, я оформил через секретаря командировку в Челябинск – якобы на защиту расчетов. Получил командировочные, а вечером, сходив на вокзал, еще и использованные билеты электрички на поездку туда-сюда. Отчитался чин-чинарем – день прогулял, командировочные в карман.

Что дальше?

Поскольку приказ о расчете стоимости гигакаллорий получил не из уст и рук директора, а от секретаря в закутке, к ней и пошел. Попросил озвученный документ и под своей подписью о прочтении и согласии написал цифрами стоимость гигакаллории теплоэнергии, вырабатываемой нашей котельной. Снова ниже расписался и даже поставил дату. Попросил у секретутки скрепку и прикрепил копию расчета и утверждения в областном департаменте этих расчетов. Оригинал будет храниться в документах котельной.

- Будьте добры передать эти бумаги директору и доложить об исполнении её приказа.

- А сам без рук, без ног? – нахмурилась секретарша.

- Вы выдавали мне его, вам возвращаю. Остальное – печаль не моя.

Растерянность секретаря подействовала на меня как генератор, умножающий силы.

Теперь о самой гигакаллории – что она дает и кому нужна? Да ничего она не дает и никому не нужна. Цена на подачу тепла для потребителей какой была, такой и осталась. А попробовали бы поднять – они мигом поотключались от центрального отопления. Зачем деньги напрасно тратить, когда газ под боком журчит? Вон Кузаков Виктор Павлович, пользуясь связями и положением, отключил центральное отопление в своей квартире на втором этаже многоквартирного дома. Подключил печку газовую с автономной циркуляцией воды – говорит: так дешевле.

За что же бились коммунальщики? Так власть имущие приказали. Им же надо создать видимость возни по исполнению Постановления Правительства улучшения деятельности ЖКХ. Вот и посчитали стоимость гигакаллории тепла для каждой котельной на всякий случай. А потом в архив положили. Ну а кто-то руки погрел. Все, как всегда в нашей России…

Месяца не прошло после описанных выше событий – снова трубят рога охотников и слышен собачий лай. Снова на травлю зверя собрались власть имущие…

В тот день в коридоре конторы комхоза меня Белов остановил. Наш главный инженер в последнее время просто боялся ко мне обращаться – настолько я был дерзок в ответах ему. Но на сей раз он выглядел агрессивно суровым.

Я давно ему дал понять, что не считаю его специалистом, разумеющим тонкости котельного производства, и, стало быть, не нуждаюсь в его советах. И за свою самостоятельность против его глупости готов бороться.

А как еще вести себя с непосредственным начальником, который окончательно потерял твое уважение? В каких университетах преподается эта наука?

М-да… Достаточно открыть любой словарь и прочитать: «Бороться – значит противопоставлять свою волю воле другого человека» или проще: «Жизнь – есть борьба». Наш век оптимизма и кровавой резни превратил эту фразу в сладкозвучную песнь. Даже пацифисты утверждают: бороться с кем-нибудь – это страшно, но бороться во имя чего-либо – благородное и прекрасное дело. Вот и пойми их – где суть, где ложь?

Короче, окликнул сурово меня Белов, и я двинул к нему, мысленно растопыривая на ходу иголки дикобраза, размышляя – какую воткнуть в его глупую рожу?

А что это держит в правой руке наш доблестный главный инженер?

Ага, все как и в прошлый раз – логотип комхоза, текст, подпись директора, под нею печать. Новый приказ в ультимативной форме. О чем же на этот раз?

Сим приписывалось мне в месячный срок «отшабировать» теплотрассы так, чтобы не было недостатка тепла у одних потребителей и избытка у других. Белов по неграмотности своей ошибся – правильно надо писать «отшайбировать». Суть я сейчас поясню.

Дело в том, что теплотрассы к потребителям идут не последовательно по прямой, а параллельными ветками. И та, что ближе к котельной и короче собой, имеет преимущество в плане доставки тепла. Хотя не всегда это благо. Например, жители ближайших к «Восточной» двухэтажек жаловались на невыносимую жару и жили с открытыми форточками. А обыватели коттеджной улицы Садовая замерзали. Выход такой – рассчитать фактическую циркуляцию горячей воды на каждой из веток и применением калиброванных шайб сделать их одинаковым. Для того и существует профессия «технолог котельного производства».

Но я не технолог, и поступили мы просто на «Восточной» котельной – методом «тыка» (то есть проб и ошибок) подобрали нормальный температурный режим для ближайших домов. Другими словами – мы прикрыли задвижки подачи горячей воды отопления, и перепад давления улучшил климат в коттеджах на Садовой. Повторяю – без всяких шайб и расчетов. А потом штурвалы задвижек законтрили проволокой или сваркой, чтобы не было хода назад.

Опыт «Восточной» применим и в комхозе – отрегулирую подачу тепла задвижками и скажу, что поставил шайбы: пусть проверяют. Но…

Эта ошибка в тексте приказа «отшабировать теплотрассы» меня развеселила и разозлила одновременно – наградил же Бог главным инженером. И меня понесло не во благо мне…

- Владимир Михайлович, ты инженером главным как стал – долго кому-то лизал или быстро отсасывал? С подобной технической грамотностью тебя и на пушечный выстрел нельзя подпускать к технике и руководству людьми.

Белов конечно запунцевел и рот открыл в несогласии, но я не дал ему слова сказать – все напирал и добивал доказательной базой.

- Тут написано в приказе «отшабировать теплотрассы», а ты хоть знаешь, что такое «шабер»? Вижу, нет – подскажу. Шабер – это слесарный инструмент… ну, типа напильника, которым снимают металлические заусенции или сдирают ржу с поверхности перед сваркой или покраской. Если буквально исполнять сей приказ, тобой, видимо, сочиненный, а несведущим директором опрометчиво подписанный, то я должен распаковать сейчас трубы теплотрасс и «отшабировать» шабером их. Для чего? Ага, тут написано для распределения тепла. Ты уверен, что так и будет? С чего это горячей воде потечь туда, а не сюда? От того, что трубы по глупости вашей вдруг стали голыми?

Белов шумно вздохнул и захлопнул пасть, на которую стал похож его рот.

- Знаешь, что… Я, наверное, напишу фельетон по поводу и размещу в интернете – пусть народ порадуется, какие у нас еще встречаются в комхозах главные инженеры и директоры. Родина должна знать своих героев и творцов новой России. Как ты считаешь – я прав?

Похоже, Белов забыл основное правило – чтобы жить, надо дышать: настолько увлекла его моя речь. Он вдруг шумно глотнул, и заколыхалась грудь его от надсадных вдохов и выдохов.

- Так мне подписываться под приказом?

Владимир Михайлович вырвал из рук моих свой нелепый документ и помчался в наш кабинет, в который я давно уже не ходок.

М-да… Зря я так надругался над светлыми чувствами главного инженера. Он же добра людям хотел – зашайбировать трассы так разумно, чтобы всем тепло и радостно жилось в домах, чье отопление подключено к котельной комхоза. А я… чуть было не рассмеялся ему в спину. Смех – это судорога лица, и меня в тот момент изрядно трясло. Все-таки зря я так…

Пользы от моего надругательства над благородными чувствами главного инженера не больше, чем от прослушивания парагвайского национального гимна на сон грядущий. Смотря в удалявшуюся беловскую спину, ощущал такой же триумф, как безногий мальчишка, которому подарили велосипед. Блин! И надо же было так сорваться! Зачем я устроил здесь и сейчас эту борьбу с Бюрократией? Не проще было бы играть с ними молча? Или вообще уволиться по собственному желанию, как советуют умные люди…

Когда, наконец, я пойму и приму, что Бюрократия непобедима, потому что неистребима. Когда сам, в конце концов, стану похожим на Бюрократа? И начерта мне это надо? Ведь давно уже решил, что не стоит гнуть мир под себя – ничего путного из того не выходит. Что за нравственная необходимость побудила меня высмеивать главного инженера самым бесцеремонным образом? Почему именно он стал символом идиотизма власть имущих? И без него их – пруд пруди!

А ответ, видимо, прост – он давно действует мне на нервы. Я на дух не выношу того, что Белов говорит о котельной. Я отождествил его с ослом по праву профессионального опыта и своей личной свободы.

И зря… Идти разумом в поводу своих чувств – это не самая лучшая константа моей жизни. Не про таких ли в народе говорят – он спесив: так нос задирает, что едва небо не протыкает?

И ещё…  Конфликтам не будет конца. Это же элементарно – ни один начальник не потерпит в подчиненных человека умнее себя. Так и рождается иерархическая лестница – Замышляева чуть хитрее Белова, Лукинская – Замышляевой... и так далее. На том и зиждется административная власть.

Но бег мой близится к концу. Все равно мне их не переломить – сколько бы не издевался над дураками, они все равно меня затравят. А чувство усталости от мирской суеты чем дальше, тем сильнее в душе. И жизнь тащит за собой бессмыслицу случайностей. Это значит, что по теории вероятности однажды я должен оступиться. В борьбе нет никакого смысла – не прав был Карл Маркс.          

Новый век дал интернет и право каждому человеку жить своей жизнью – пусть даже в разладе с окружающим миром. И не просто жить, а быть своим «я». Кому-то достаточно зайти на литературный сайт «Либрусек» и под «Руслан и Людмила» Пушкина написать комментарий: «Мура. Не читаемо». И вот в этом весь его «я». То есть, настолько свободная личность, что готова заявить о себе таким, без сомнения, странным способом.

И вывод нетипичный отсюда – долой реальную жизнь! да здравствует виртуальная! В которой проще обрести покой и нянчить собственное эго.

Впрочем не думайте, что сошел с ума. Это поиски путей отступления. После того, как не сдержался с Беловым, понял, что проиграл и стал задумываться – как уйти? куда уйти? – чтобы там быть. Быть – это значит существовать, раз на то дана жизнь.

Такими размышлениями готовил себя к увольнению, чтобы, когда это случится, не испытывать удивления, сожаления, смущения или печали. Жизнь порой кончается задолго до смерти, а усталость души стала ещё глубже…

Бессмысленные случайности словно мины. Одни из них никогда не взорвутся, другие сумею миновать… Но обязательно найдется одна, которая станет роковой. Таков закон диалектики.

Однако события очень часто не вписываются ни в какие законодательства и свершаются, должно быть, по воле Божьей… или прихотью Дьявола. Я был уверен, что «шабирование или шайбирование» меня не минует, и готов был послать ребят крутить задвижки. Сам же хотел обойти потребителей и расспросить, кто как живет – в смысле тепла. Но кто же все-таки заставит меня подписать ультимативный приказ?

То была сама директор комхоза. Не мудрствуя лукаво, она задержала после оперативки в её кабинете и положила передо мной отредактированное сочинение Белова.

- Ознакомься, подпиши – на исполнение месяц срока. В противном случае будешь уволен по статье служебного несоответствия.

Формально как будто все правильно. Фактически приказ нацелен на выдавливание неугодного человека из муниципального предприятия. А не пора ли нам объясниться, госпожа Замышляева?

- Елена Владимировна, я понимаю, для чего все это творится – ваши ультимативные приказы о расчете гигакаллории, теперь вот об установке калиброванных шайб на теплотрассах. Вы выполняете волю Лукинской? А та приказ его преосвященства Литовченко? Им не по нраву пришлось мое желание взять в аренду котельную комхоза. Ведь так? Лично вы были бы не против избавиться от лишних хлопот, но приказ есть приказ – его надо исполнять.

Замышляева испытывающее посмотрела на меня, потом обошла вокруг стола и уселась в свое кресло, ворча что-то себе под нос. Некоторое время она сердито смотрела на меня.

- Ну так, если ты в курсе всего, зачем дурака валяешь? Написал бы заявление по собственному желанию, и гора с плеч – твоих и моих.

- У меня есть другое предложение. Давайте станем союзниками. Нет – ни Лукинскую валить не будем, ни Литовченко… пусть дурачатся сколько им вздумается. А мы оставим все как есть до лучших времен.

- С чего бы это?

- А вот представьте себе на минуту такое развитие ситуации. Я отшайбирую теплотрассы – нет проблем. Но вы все равно рано или поздно на чем-нибудь таки подловите меня и, в конце концов, напишите приказ о моем увольнении по служебному несоответствию должностным полномочиям. Ведь так? Но тогда я пойду к прокурору с компроматом на вас.

- Вот даже как! – удивилась Елена Владимировна. – И что же такого ты накапал на меня?

- Миллион с лишним профуканных средств бюджета достаточно, чтобы уволить вас и взыскать их в судебном порядке – как считаете?

- С чего бы это?

- От непроверенного газового счетчика котельной в прошлый отопительный сезон. Готовясь к аренде, я внимательно изучил все документы – в том числе и финансовые в бухгалтерии. Поставщик газа, имея на то законные основания, выставлял вам счет не по факту потребленного газа, а по выходной мощности трех котлов – что обратилось в приличную сумму.

Елена Владимировна попыталась улыбнуться, но потом огорченно задумалась. Все сокровенные думы легко читались на её лице. Увольнение с работы?! Взыскание профуканных средств?! Лучше бы её ударили бревном в живот…

- Знаете, что мне сказал Белов, когда я снял счетчик для проверки в Челябинске? «Мы, мол, МУП – на нас общие правила не распространяются». Его ошибка и подвела вас. Можете притянуть его вместе с собой…

- Идиот! – со злобой прошипела директор.

- Не то слово.

Мы немного помолчали, каждый думая о своем.

- Елена Владимировна, я не великий рачитель казенной казны – пускай у Литовченко голова болит. Более того, сознаюсь – на вашей ошибке с этим счетчиком и хотел получить в аренду котельную, обещая Лукинской миллион экономии. Не удалось. Бог с ней. Но нам-то чего ссориться? Потопите меня, я утоплю вас – давайте вместе выплывать из этого водоворота событий. Как вам мое предложение о взаимном нейтралитете?

Не скажу, что мое предложение привело Замышляеву в замешательство, но она снова надолго задумалась. Закрыла глаза и с явным раздражением потерла виски – ситуация её напрягала. Я понимал – если она перестанет меня преследовать, Лукинская не обрадуется. Но из двух зол всегда выбирают меньшее. И право выбора я ей оставил.

Если хочешь остаться в своем кресле, надо угождать начальству. Но по слухам, не Лукинская, а Шумаков, первый заместитель Главы района, назначил Замышляеву директором комхоза. Сергей Вениаминович не в участниках этой травли. Он, конечно, не мой союзник и сделает все, что прикажет Глава, но личной инициативой со времен партийных особо не увлекался. Значит…

Замышляева демонстративно порвала свой приказ, сунув обрывки в урну.

- Уходи, - сказала она, не глядя на меня.

Когда я был уже у порога, окликнула вновь:

- Знаешь что – не шляйся больше ко мне ни с просьбами, ни на оперативные совещания. Я не желаю тебя видеть – причем, как можно дольше.

Мавр добился своего и мог молча удалиться. Но не в моих это правилах.

- На редкость взаимное чувство, - откланялся я.

Забегая немного вперед, скажу – Замышляеву вскоре уволили. Не Лукинская и не Шумаков, а суд – по заявлению бывшего бригадира озеленителей комхоза Людмилы Александровны Сорокиной, моей, кстати, одноклассницы. Нашли служители Фемиды множество злоупотреблений у Елены Владимировны властью директора – сняли с должности и на несколько лет запретили ей занимать руководящие и ответственные посты. А Людмила Сорокина злым роком преследовала Замышляеву всюду, куда пытались пристроить её высокие покровители. Не мало мест ей пришлось сменить. Где теперь обитает? Черт её знает…

Белов, тот оператором дежурит на водокачке. Подменил уволенного директора на недельку – на большее ума не хватило…

Ну, а для меня да и всей котельной плавно потянулись недели зимы, похожие друг на друга, как бусины четок. Ни с Беловым мы не общались, ни к Замышляевой, как было велено, не обращался – все вершилось через контору: зарплата, больничные, отгулы… Если мне надо было что-то получить со склада для аварийного ремонта, выписывал требование в бухгалтерии и оставлял секретарю. У неё же читал и подписывал приказы о дежурстве ИТР (инженерно-технических работников) комхоза в выходные дни исключительно сильных морозов.

Неподписанный мной приказ я таки исполнил – обошел несколько домов на Октябрьской улице, Стадионной и в Коммунальном тупичке, расспросил жителей, записал контактные телефоны. А потом созванивались дней пять, прикрывая задвижки. Короче, все путем…

Потом пошли слухи о передачи нашей котельной в МУП «Коммунсервис». Принес эту весть Борис Родионов, который по-прежнему общался с Беловым, когда был задействован на токарных работах. И однажды в дверь к нам позвонили два первых лица вышеназванной организации – директор по фамилии Кепко и главный инженер Лапаев – приехали себя представить и познакомиться с нами.

Андрей Викторович мне руку пожал, а его босс прошел к котлам и раздраженно фыркнул:

- Почему две печки гоняете, когда хватило бы одной на полной мощности?

Это фырканье и «печки» меня взвинтили.

- Это еще что за хрен с бугра? – спросил Лапаева, не тая голоса.

- Это директор «Коммунсервиса», - ответил тот, смутившись вопросу.

- Так объясни ему на досуге, чем выгоднее два котла на полтяге одного, нагруженного до трещин в кладке.

Моя реплика директора явно задела.

- Ты кто такой борзый?

- А ты?

Мы смерили взглядами друг друга. Кепко обратился к народу, втроем толпившемуся у дверей операторской.

- Приказом по УУ ЖКХ ваша котельная передается нам. Все пишут два заявления – одно об увольнении из комхоза, другое о приеме на работу в МУП «Коммунсервис». Всем ясно?

Он направился к выходу, а мне бросил, проходя мимо:

- А ты не утруждай себя. Я тебя не приму ни под каким соусом.

- И не собираюсь. Пусть комхоз пишет приказ о моем увольнении по возникшим обстоятельствам – за мной сохранится право два месяца получать зарплату, пока буду искать себе работу.

Ума палаты не надо, чтобы просечь ситуацию. Должно быть, Замышляева расписалась перед Лукинской в своем бессилии против меня. Ей это ничем не грозило, зато спасало от прокурора – ведь я сдержал свое слово. А Надежда Павловна, не мудрствуя лукаво, заявила: «Справлюсь сама» и отправила сюда директора МУП «Коммунсервис» с выше озвученной миссией. Кепко, конечно, не посвятила в свои хитрости, и тот по глупой своей чванливости дело Лукинской завалил.

Все кинулись писать заявления, но никто не кинулся их принимать. Борис Родионов отнес свое секретарше, а та заявила:

- Никто не давал команды их собирать. Кроме одного…

А я его не написал.

 

Добавить комментарий