А. Агарков.
От дождя земля твердеет
Вслед за принятием на себя статуса строительной организации Комитет взвалил на свои плечи всю ответственность за районные долгострои. А их было немало. И самый важный – новая школа.
На этом объекте развязался пупок у некогда могучего ПМК-442, переименованного после приватизации в ПМК «Строитель». Дело не в том, что техника износилась или люди устали работать. Финансирование изменилось. Деньги, они ведь иссякли не только в Увельском районе – недостаток средств на что бы то ни было ощущался по всей стране. В том числе, страдала и наполняемость бюджетов всех уровней.
Тогда вот что придумали умные головы в областном – а новая школа в поселке Увельском объект его финансирования – взаимозачеты по налогам. Схема простая – ты мне, я другому, а он тебе.
Другими словами – у предприятия, производящего строительные материалы, нет живых денег заплатить налоги на прибыль или имущество. В областном бюджете по этой причине нет средств финансировать строительство новой школы в поселке Увельском. А строить-то надо. В областном министерстве придумали следующую схему движения финансовых потоков. Две организации и одно ведомство оформляют совместные документы взаимозачета долгов. Скажем, областной бюджет гасит предприятию, производящему строительные материалы, долг по указанным налогам. А оно на эту сумму выдает строителям свою продукцию (ЖБИ, кирпич, цемент и так далее), которая идет зачетом по областному финансированию объекта.
Спросите – а где же зарплата? Но это уже другой коленкор…
На словах все понятно и просто – работать можно.
Сложнее выполнить на бумаге, но осуществимо. Что доказали фиаско ПМК «Строитель» и изворотливость Клипы, принявшего в лице Комитета сей долгострой на свою ответственность. Сергей Борисович в очередной раз подтвердил японскую народную мудрость, что от дождя земля только тверже, и нашел посредника, взявшего на себя все хлопоты по оформлению пакета документов взаимозачета. Не безвозмездно, конечно. За свои услуги трест «Южуралстрой» брал из суммы зачета 30 % - пусть даже материалами, но все равно существенные издержки.
Мы для них, по сути, были просто курочкой рябой, несущей золотые яйца. Хоть стройка и зашевелилась, но радости от этого было мало. Не знаю, какими путями, но Сергею Борисовичу удалось уговорить руководство треста обучить всем тонкостям и премудростям бюрократии взаимозачетов собственного специалиста Комитета. Этим специалистом стал я.
Клипа в Челябинск ездил чуть ли не каждый день – однажды прихватил и меня.
Некогда могучий трест «Южуралстрой» имел собственный многоэтажный офис на задах нового областного драмтеатра. Развал Советского Союза и смена политического курса в России внесли свои поправки в строительную индустрию и амбициозность её лидеров. Трест ныне ужался до трех кабинетов – Генерального директора (правда, с приемной), начальника отдела и отдела. Может, что-то было еще, но за время моих визитов в «Южуралстрой» ничего более не приметил – куда ни сунься, всюду какие-то фирмочки-арендаторы, обосновавшиеся в комнатушках.
К Генеральному директору «Южуралстроя» Клипа, понятно, ходил без меня.
А вот к начальнику отдела господину Бушеву ходили вместе – и я его сразу невзлюбил: ёрный мужик, противный, ругливый. Идея Сергея Борисовича проводить зачеты самостоятельно была ему явно не по душе, и Бушев выказывал это по-хамски. Не знаю, где Клипа силы брал для диалога с этим приятелем – только герои романов, по моему мнению, могут быть так хладнокровны.
Удивительная штука однако – человеческие нервы!
Я не всегда и не со всеми бываю такой отрицательный, но вот на этого злобного мужичка даже смотреть не мог без душевной досады. Голос его был вполне человеческий, но интонацией как у зверя, у которого кровь с клыков капает – так мне порой казалось. Короче, я его не выносил.
Зато натаскивал меня премудростям оформления необходимого пакета документов взаимозачета сотрудник отдела Валерий Александрович Загвоздин – деликатнейшей души человек. Я с великим удовольствием прошел весь путь на Голгофу первого, совместно с ним оформленного, зачета по налогам. Он так все толково объяснил, столько принял участия в моем становлении его приемником, что уже на следующий взаимозачет весь пакет документов я собирал и оформлял сам, не беспокоя его. И защищал в министерстве финансов области тоже самостоятельно…
Оформление взаимозачетов стало отныне моей основной работой.
Клипа статус мне поменял. Теперь моя должность звучит по-другому – заместитель председателя Комитета по коммерции. Еще Сергей Борисович выхлопотал мне краснокожее удостоверение личности с золотым теснением «Администрация Увельского района». Только по нему меня и пускали в министерство финансов области или офис Губернатора – иначе никак: менты на входе.
География моих разъездов и наших зачетов была широка:
- от Карабашского медеплавильного комбината на севере области до Магнитогорского металлургического комбината на юге;
- от Катав-Ивановского цементного завода на западе области до Курганского машиностроительного завода на востоке.
Впрочем, в Кургане мы не налоги закрывали, а выменивали деревообрабатывающие станки на строительные материалы.
Да, славное было время!
Многим хотелось закрыть долги перед бюджетом и всучить нам что-нибудь на строительство школы, налоговой инспекции или Центра занятости населения в поселке Увельском.
Меня на «ура!» принимали в Еманжелинском ООО «Сельхозпром», где Генеральный директор Александр Павлович Ермилко приказал кормить увельского гостя в ведомственной столовой бесплатно каждый раз по приезду.
Всякий раз, когда приезжал в Челябинск на электричке или автобусе, звонил Генеральному директору ООО «Сантехлит», и Виктор Анатольевич Чернов отправлял за мной на вокзал машину. Ему хотелось быть в курсе всех, проводимых мною зачетов, и он сам предложил к услугам свой авто, который после его конторы отвозил меня к месту следования. Он даже пытался направлять меня в нужную ему сторону. Поскольку не делали из зачетов коммерческой тайны, в консультациях с ним по вопросам этим не было должностного преступления.
Я много (как и мне) чего мог предложить к зачету, но окончательное решение всегда оставалось за председателем Комитета. Так что, не перетягивая на себя одеяло, скажу: во всей этой зачетной кутерьме оставался лишь винтиком – добросовестным и исполнительным.
Впрочем, есть в чем покаяться – как же без этого? Ведь условились – на тот свет с чистой совестью!
Привозит как-то меня черновская машина в черновский офис. И Виктор Анатольевич выкладывает передо мной два счета на формовочный песок Кичигинского горно-обогатительного комбината. Один – за продукцию, приобретенную им напрямую, другой – за ту же продукцию, приобретенную взаимозачетом через наш Комитет. Наша цена дороже.
- Как это понимать?
- Разберусь, - говорю. – Снимите копии.
Копии мне сняли, но пообещали на разность цен в процентном отношении увеличить свои на отпускаемую нам сантехнику.
Вернувшись в Комитет, позвонил в Кичигинский ГОК.
Мне отвечают:
- Этот вопрос в компетенции главного бухгалтера, но она сейчас в Хургаде.
- Когда вернется?
- Дней через двадцать.
Сделал пометку в календаре. Спустя три недели снова звоню.
Бодрый голос отдохнувшей в субтропиках женщины:
- Да вы что?! Приезжайте, посмотрим…
Выпросил машину, поехал в ГОК. Посмотрев копии счетов, главный бухгалтер согласилась:
- Да, действительно, непорядок.
И приказала переписать документ, уравняв цены. Соответственно, наша бухгалтерия переписала счет на песок ООО «Сантехлиту» без всяких накруток. Еду к Чернову, предъявляю свою работу. И знаете, что он мне ответил?
- Увы, Анатолий, поезд ушел. Продукция отпущена, поставлена, осметчена, сактирована даже… Заказчик в лице областного бюджета принял и оплатил. К чему теперь ворошить дела минувших дней?
- Но мы-то вам счет переписали? И вы теперь в выигрыше.
- А кто в проигрыше?
Действительно – кто? Ну, перепишет сейчас ООО «Сантехлит» цены на свою продукцию. Останется разницей сумма, которую можно считать чистой прибылью Комитета. Хотя, наверное, если согласовывать дальше, то и нам надо переписывать сметы. Тогда положительное сальдо отойдет в областной бюджет. Кому это надо? Когда это я стал областным патриотом? Или даже районным... Не они ли раздели мое ЧП?
И Комитету ничего не достанется, если не переписывать сметы и акты принятых работ. Вся его, даже нечаянная, прибыль уходит в яму долгов…
Прав Чернов – никому это не надо: одни пустые хлопоты. Вот был бы наш Комитет акционерной кампанией, да имей я в ней парочку собственных акций… Ну, тогда совсем другой коленкор! Тогда был бы другой подход к делу. А так… Этот инцидент с перепиской счетов не ложился свинцовой тяжестью мне на душу – ну, было и было. Было да сплыло. Своей тени, как говорится, не догонишь!
Вообщем, махнул я рукой и Клипе ничего не сказал. Пусть порадуется Чернов – не плохой ведь человек: вон какую фирму раскрутил…
Мне Виктор Анатольевич рассказал на досуге, что вырос из стройотрядовского движения. Даже в Увельском районе поработал на строительстве коровников в колхозе имени Калинина. Хорошо знает моего дальнего родственника Алябьева Василия Ивановича.
Потом друзья-товарищи организовали официальную строительную фирму и так много заработали, что целый год потом судились – поделить не могли. Чернов двенадцать месяцев лежал на диване, переживая о рухнувшей дружбе и уплывающих миллионах. Жена работала и кормила его. А когда суд вынес окончательный вердикт, Виктор Анатольевич поднялся с дивана и учредил ООО «Сантехлит». Взял девизом – никаких друзей-знакомых-родственников, только профессионалы с оплатою по результату – и дела новой коммерческой фирмы пошли в гору.
- Бери, - говорил я сыну, кстати, тоже Виктору Анатольевичу, - с Чернова пример.
Нет на свете более сильного и постоянного чувства, чем любовь родителей к своим детям. Нет для любви родительской границ – ни верхних, ни нижних. И дружбы между отцом и сыном это тоже, кстати, касается. На защиту пакета документов взаимозачета по налогам в областном министерстве финансов обычно уходил весь день – пока примут, пока ознакомятся, пока вопросы все утрясут… И этот день принадлежал нам с моим старшим ребенком.
Созвонившись, мы встречались – вместе обедали, общались, гуляли… Он уже приобщился к студенческому братству и с трудом таращил глаза от систематического недосыпания, всем своим видом демонстрируя, что нет в жизни счастья. Впрочем, в столовой или пельменной он оживал – когда речь идет о еде, проворства студенту-первокурснику не занимать. А вот интересно, откуда у него на левой щеке свежий шрам? Что ж, видимо, это все возрастное! Помню себя таким.
Старший ребенок мой, закончив лицей, стал студентом архитектурно-строительного факультета теперь уже Южноуральского университета. Когда я учился, он был еще политехническим институтом. Даже попробовал жить в общежитии – я про сына сейчас говорю – но быстро сообразил, что дома сытней и спокойнее. Особенно, когда стипендии не заслужил.
Существует множество теорий, посвященных психологии детей. Считается, что их характеры формируются окружающей средой. Каким мог вырасти мой сын, имея перед глазами всю палитру примеров – от уголовника Куликова (сожителя мамы) до благородного идальго дедушки Виктора Киприяновича? Вот-вот… мой сын считает, что это он сформировал себя. А что? Пусть даже так – в принципе, неплохой человек получился…
К концу рабочего дня мы расставались. Он возвращался к деду с бабушкой, я – в министерство финансов области. Забирал свои документы – либо подписанные, либо с вопросами – и уезжал в Увелку.
Вот уж не зря говорят – слабые люди сильны, как боги… Это, я думаю, о детях сказано. Но потом – чем взрослей и сильней они становятся, тем меньше нуждаются в нас, родителях, и прежние связи меж нами стираются…
Однажды, беседуя с сыном, рассказал ему о предложении Ермилко из Еманжелинского ООО «Сельхозпром». Каждый раз, когда бывал у него по делам, Александр Павлович неизменно мне предлагал:
- Анатолий, бросай ты к черту свою Администрацию – переходи ко мне. Дел до черта! Денег полно. Нужны люди со своими идеями. Есть у тебя идея?
Есть ли у меня идея? О-го-го! Есть ли у меня идея…
- Ну и что ты раздумываешь? – семнадцатилетний мне заявляет сын. – Разве это не замечательное предложение?
- Предложение, конечно, замечательное. И руководитель амбициозный – с такими всегда интересно. Только на долго ли его хватит? – вот в чем вопрос.
- Сам не знаешь и отказываешься – почему? Может, считаешь, что твоя нынешняя работа в Комитете – это и есть то, ради чего стоит жить?
- Эй-эй-эй, не надо ехидничать. Не такой уж я Дон Кихот - просто ужасный скромник.
- Так почему же?
Виктор, склонив голову, с интересом смотрел мне прямо в лицо. Не мужчина еще, но пытливый юноша… В его годы я был балбес балбесом. И, кстати, вылетел из института с того самого факультета, на котором он сейчас получает высшее образование.
- Там ли, здесь ли работать – все равно на «дядю». Я бы хотел организовать что-то лично мне принадлежащее. Ведь я не собираюсь до конца дней своих прозябать в благородной бедности.
- Ага…
Витя не донес пельмень на вилке до рта и вернул загруженный инструмент в тарелку.
- Ты им не завидуешь?
Я весело рассмеялся.
- Ешь давай, не переживай! Ермилко, да – но его успехам, а не способностям. Клипе, нет – по-моему, он не туда идет, но у него есть чему поучиться.
- И долго ты собираешься учиться?
- Не очень – все-таки я не настолько примитивен, чтобы засиживаться на одном месте. Но и спешить не стоит – жизнь сама подскажет, как лучше поступить. Во всяком случае, торопиться не следует. Не зря говорят: поспешишь – людей насмешишь.
- Гораздо смешней выглядят люди от жизни отставшие, - возражает мне сын.
- Это я-то отставший? Никто не может обидеть сильнее, чем ребенок номер один. Защищайся, наследник! - говорю я и делаю выпад столовым прибором в его сторону.
Мы устраиваем над тарелками мнимый бой на алюминиевых вилках.
Все как прежде. Какое счастье! Может, снова попробуем книгу вместе писать? – ведь встречаемся теперь довольно часто. Но Витю совместное творчество больше не увлекает – ныне он теперь студент с соответствующими заботами. И, похоже, мы начинаем новую страницу наших отношений. Все будет по-другому. Не так как прежде. Может быть, лучше. А, может, нет. Поживем – увидим…
Кстати, о моем увлечении – работая в Комитете и общаясь с Клипой, я как-то поумерил свои амбиции насчет писательской карьеры. Все больше и больше втягиваясь в товарно-денежные и строительные дела, мнил себя в скором будущем успешным бизнесменом. Утверждаясь в этой уверенности, терял другую – написать нечто удачное, меня прославляющее. Я не сторонник такой мысли, что талантливый человек талантлив во всем. Даже наоборот: все больше увлекался американской преамбулой любого успеха – качественно делать свое дело, не растопыриваясь на все, что подвернется под руку, как это любят мутить в России. Если водитель ты – крути баранку, а под капотом автомобиля пусть гремит ключами слесарь. А поскольку «час Пикуля» отменить был уже не в силах, просто вставал ночами и страницу за страницей описывал свою жизнь – что было и как именно это случилось. Иначе говоря, ни славы и денег ради, а чтобы память осталась.
Надо сказать: нелегкое это дело – особенно, если учесть, что мыслю я, в основном, на уровне дешевых иллюстраций событий. Но очень горжусь, что у меня есть роман о моем отце, и серьезный журнал «Сибирские огни» его опубликовал, простив мой литературный дилетантизм. А может, уже мастерство разглядел?
Вспоминая свои детские годы, я мысленно благодарю отца. Позднее мы разошлись с ним во взглядах на жизнь, о чем не знаю: жалеть или нет. Детство мое, проходившее рядом с Егором Кузьмичом – счастливейший период моей жизни. После его рассказов, у меня возникало ощущение, будто нахожусь во власти каких-то чар, будто происходящее касается не меня, а персонажа романа, который читаю. Это не значит, впрочем, что последовавшие за тем годы были горькими и печальными. Однако детское ощущение тех чар до сих пор не покидает меня. Видимо, то, что впитывает мозг ребенка, остается с человеком на всю жизнь. А какой странный узор на ковре судьбы могут соткать сорок с лишним прошедших лет!
У меня нет времени писать научную диссертацию, но соответствующие мысли есть. Как правило, люди негативно воспринимают изменения в привычном ритме существования. Более того, такие повороты становятся причиной нервозности и неуверенности в себе. И это вполне естественно, например, в моем случае – когда к чему-то готовишься и даже не представляешь, что ожидает в будущем. Я бы, как и большинство людей, предпочел, чтобы все шло своим чередом – но шло успешно и в нужную сторону. А с тем что имел теперь, понимал: работа моя в Комитете – дело временное и вот-вот закончится. То ли его закроют, то ли я себя в нем. Работал и ждал перемен. Ждал с нетерпением. А мысли точили мозг, как жук-древоточец дерево…
Вы бы как себя чувствовали, видя перед глазами замечательные примеры расцвета собственных фирм Ермилко или Чернова? Наверняка позавидовали и решились сменить команду. Но тогда я придерживался мнения, что время терпит, и карьера бизнесмена от меня никуда не денется – надо немного еще подучиться, прежде чем пускаться в автономное плавание. Ведь по образованию я не строитель… и не финансист, и не бухгалтер. А вот приходится заниматься взаимозачетными делами и посещать министерство финансов Челябинской области. Будто меня по ошибке забросили из моего мира реактивных двигателей на чужую планету сплошных документов, переговоров, согласований…
В принципе, если не считать эксперимента с «Лирой», жизнь моя складывалась по велению Судьбы. Но сейчас, я чувствовал, подступает гамлетовский момент чернышевского выбора – быть или не быть и что делать, если быть?
С детства привыкший к самостоятельности – в этом тоже заслуга моего отца – не любил испрашивать мнение посторонних людей и не рассчитывал на чью-либо моральную помощь. Мне претило кому-либо в чем-то жаловаться в поисках даже сочувствия.
Прав сынуля – Комитет только веха в трудовой биографии, сделав шаг от которой, моя серая жизнь заиграет всеми красками радуги. На чем основывалась моя уверенность, наверное, и сам не смог бы объяснить. Подсказывало какое-то внутреннее чувство. Главное – я живой, энергичный, образованный и здоровый! А все остальное как-нибудь само собой устроится…
Конечно, каждый по жизни идет своим путем. И у каждого своя вера. Так велось испокон веков, и так будет, покуда солнце светит над землей. Но есть некоторые вещи, которые не вычитаешь ни в каких скрижалях. Есть знания, которые приобретаются не в школах-институтах, а в жизни. А если бывает счастье земное, то оно быстротечно. Вот-вот жизнь приберет его к рукам и снова потянутся безрадостные дни… а то и годы. Ибо такова наша жизнь – дорога без конца…
Но несмотря на эти амбициозно-меркантильные помыслы, реальные заботы мои в Комитете оставляли самые приятные впечатления в душе. Мне нравилось то, что я делал. И налицо были результаты труда.
Очень довольный успехами возглавляемого им Комитета Клипа однажды взял меня под руку и привел на стройку новой школы:
- Посмотри, как все здорово получается!
Наверное, это было первое в жизни моего начальника такое масштабное строительство – он волновался и любовался его панорамой больше меня: счастье, как видно, пьянит любого. Его чувства передались мне. Показалось тогда – за всю свою жизнь, полную побед и поражений, я никогда еще не переживал минуту торжественней этой…
- Да, есть чем гордиться! – воскликнул искренне.
Новое строящееся здание – явление чрезвычайно интересное, и когда-нибудь о нем расскажу. Сейчас же должен вести повествование дальше и позволю себе небольшое отступление, чтобы объяснить, что все же удерживало меня в Комитете, кроме желания объять необъятное.
У каждого человека свой стиль поведения. Один может быть сильным со слабым, другой – например, Бушев – хамом со всеми, от него зависящими. Стиль поведения человека – одна из составляющих его индивидуальности.
Сергей Клипа, по-моему – прекрасный человек во всех отношениях: обаятелен, умен, энергичен, общителен и отзывчив. Умением держать себя и культурой поведения на всех без исключения производил благоприятное впечатление. Его мало что могло привести в смятение.
Но есть свои «но», и они в окружающей его среде.
Такое совершенство в одном человеке порою вредит ему в глазах людей, склонных к зависти и недоверию – а таких большинство, если не все. Но почему-то вот этого Сергей Борисович никак не мог понять и принять… сколько мы не спорили с ним. Его вера в любовь к нему земляков, как и собственную безгрешность, была безгранична. И было что-то еще в нем непостижимое, мне непонятное и не понятое – как будто он высоко витает над всеми заботами и страстями мира…
Рядом с благородством и талантами председателя я остро чувствовал несовершенство своих способностей, а еще больше воспитания – но как ни странно, эта ущербность не мешала мне восхищаться моим руководителем и ощущать несомненное родство наших душ. У меня еще не было начальника настолько деятельного и разумного. Повезло с ним не только мне – всему Увельскому району.
Каждый раз, отправляясь в совместную поездку в Челябинск, он угощал нас с водителем чем-нибудь вкусненьким из своего сада. Выглядело это в форме хвастовства – а попробуйте-ка, что у меня в саду созрело! – но было вкусно, приятно и… человечно. Впечатление производило замечательное. Мне кажется, водитель Чунтонов завел себе огромного домашнего пса исключительно ради желания хоть чем-нибудь походить на любимого начальника – у Клипы дома жил дог.
О себе такое могу рассказать – как поменялся мой характер от общения с председателем. Помните, еще в МУП «Коммунсервис» водитель Аверин стырил у меня девять бутылок водки, да и маме пришлось просидеть на скамейке возле дома полдня по вине этого козла. Очень я тогда разозлился. А еще больше за несколько месяцев безрезультатного поиска паршивца. Поклялся себе – при встрече случайной сначала нос сломаю или зуб выбью, а уж потом разговаривать стану…
Захожу однажды в офис Комитета – вот он, Аверин, собственной персоной толпится в коридоре. А у меня и злости нет, и кулак не чешется… Подхожу:
- Какими судьбами?
- А вы здесь работаете? Значит, к вам на работу.
- Ну, этот вопрос даже не обсуждается – работать ты здесь не будешь: нам еще в Комитете воров не хватало.
- Если вы про долг, то заработаю и отдам.
- Раньше надо думать было, а теперь – проваливай…
Как же однако я изменился – даже схватить за шиворот паршивца не хочется, на крылечко вытащить да пинка поддать для ускорения свободного падения. Но Чунтонова отыскал и наказал:
- Юрий Палыч, проследи, пожалуйста, чтобы ворюгу Аверина ни под каким соусом к нам не приняли.
Чунтонов совсем не завгаром у нас, он – личный водитель председателя Комитета. Но по поручению босса распределяет бензин между шоферами, и это дает ему некие властные полномочия. Мы заправляем машины взаимозачетом (конечно, бензином, но как по-другому скажешь, если на практике это так?) по налогам на автозаправочной станции комбината хлебопродуктов «Злак». На практике это делалось так – на аккуратный квадратик бумаги ставится печать Комитета, на обратной стороне пишется количество и марка бензина, а завершает оформление талона подпись Чунтонова. Эти талончики с легкой руки юмористов-бухгалтеров стали называться «чунтиками».
Кроме них были еще две разновидности собственных расхожих валют Комитета:
- «клипики»: такой же квадратик с печатью за подписью председателя на получение сотрудниками Комитета стройматериалов в счет зарплаты;
- «агарики»: то же самое с моей подписью для обращения в ведомственный магазин нашего предприятия продовольственных и бытовых товаров.
Впрочем, очень скоро «агарики» заменили индивидуальные лимитные карты, куда заносился долг предприятия по зарплате перед её владельцем. И в этой же карте он (долг по зарплате) списывался на сумму приобретенного в магазине товара. Очень удобно. Ну, а как быть, коли нет живых денег людям платить?
Но я отвлекся. Так вот, Аверин…
Только мы с мамой, отужинав, уставились в телевизор, раздался в окно с улицы стук и бряк. Выглянул – две фигуры маячит. Выхожу. Ну, конечно, Аверин…
- Долг принес? – спрашиваю очень недружелюбно.
Нет, он жену привел, чтобы она меня упросила. У дурного попа и молитва дурна!
Слушал я слушал женщину юную… говорю:
- Мой вам совет – бросайте вы этого чертопраха мутного. Он, чтобы чрево своё водкой набить, мать родную продаст, и таких вам детей настрогает, что замучаетесь посылки по зонам слать.
Она в слезы.
- Гавнюк ты, - говорю Аверину. – Еще раз увижу, морду набью.
Промаявшись ночь томлениями – терпеть ненавижу женские слезы – утром отправился к Сергею Борисовичу. Все рассказал ему и попросил:
- Да прими ты этого гада ползучего! Тошно мне…
Клипа улыбнулся в своей снисходительной манере и задал отрицательный вопрос:
- Чтобы душа твоя успокоилась, я должен вора принять в коллектив? Не много ли просишь, Анатолий?
И не принял… Какая все-таки хитроумная штука – жизнь! Не успеешь глазом моргнуть, как она повернется к тебе другой стороной, преподнесёт такую закавыку, которую никак не ждешь.
Ну да ладно. Вернемся к нашим совместным поездкам в Челябинск.
Долгий путь в областной центр давал нам возможность наговориться всласть. Клипа рассказывал о своих друзьях и знакомых, имущих власть.
- А тебя в область не заберут?
Я постарался задать этот вопрос как можно небрежнее, но все равно успел перехватить насмешливый взгляд председателя Комитета. А потом прозвучал его ответ:
- Друзей во власти заводить стоит не карьеры ради, а для получения интересной информации.
Позднее расскажу, как вера в друзей при власти и их информацию подтолкнули Сергея Борисовича на губительную для Комитета авантюру, поначалу казавшуюся великолепным стратегическим замыслом и успешным тактическим ходом.
Да, потом и такое было – не все то можется, что хочется…
А сейчас он был настоящим деловым человеком, посвятившим свой труд и талант процветанию Увельского района. И, наверное, Клипе не нравилось жить в большом городе. Он обитал в двухквартирном коттедже с приусадебным участком. Свежий воздух, физический труд в саду и своя банька – что может быть лучше для здоровья? Уж никак не суета и спертый воздух миллионного города.
Такие мысли о нашем крае…
О, родная Увелка! Ты как мать – единственная и неповторимая! И совсем необязательно, чтобы ты была самая красивая. На свете есть другие места, полные волшебного очарования – где ласковый шум морского прибоя сливается с нежным пением райских птиц, а запахи чудных цветов настояны на свежести южных ветров…
Я там был и, как участник событий, заявляю: если на свете бывает счастье, то вершина его – возвращение домой после долгой разлуки, встреча с самыми дорогими и любимыми тобою людьми. Когда замираем мы у порога – молча, словно боясь вспугнуть радость, вместе с нами заполнившую наш гостеприимный, теплый дом, в котором всегда за столом непринужденность, дружелюбие и поэтическая простота чувств, делающие человека счастливым. Поэтому-то Увелка наша всего милей её сыновьям. И ничего удивительного в этом нет. С неё начинается наше всё – семья, дети, счастье, жизнь…
Пусть скромнее ты в убранстве своем, пусть твоя красота не так заметна и не каждому бросается в глаза. Но от этого не менее любимо и дорого сыновнему сердцу родное село. Это чувство вошло в него вместе с молоком матери и шумом старого клена под окном, с плачем чайки над озерным простором и золотистым шорохом прибрежных камышей, с первыми словами родной речи и девичьими песнями за окном. Всем этим и многим другим, часто незаметным для глаза, ты, Увелка, село южноуральское, вросло в сердце так прочно, что нет на свете силы, способной вырвать тебя из него и заменить чем-то другим…
В дни радости и в дни горя все чувства и помыслы наши мы отдаем тебе, родное село, дорогая Увелка наша! Веселишься ли ты от полноты счастья, встречаешь ли гостей на спортивные праздники, отправляешь ли на службу сынов своих, в мольбах или проклятиях воздеваешь к небу руки – мы всегда с тобой, где бы ни были. И пока в груди бьётся сердце, мы не перестанем тебя любить, малая наша родина, уголок России, отчий дом!
И, конечно же, есть у тебя сыновья, которыми можешь гордиться ты! Те, кто уверен: ни хлебом единым жив человек – что-то надо делать и для души. И мы делали…
Сразу три стройки – самая крупная из них школа – набирали свои обороты, безостановочно поглощая материалы. Безотлагательные дела и вопросы, требовавшие незамедлительного решения, сыпались на меня как из рога изобилия. Я уже работал не наугад или по подсказке – у меня был полный список всех должников по налогам в областной бюджет. Было из кого выбирать поставщиков.
В подобной ситуации авторитет Комитета в области все рос и рос, несмотря на наличие долгов. И наша вера в него возвращалась: ведь казак не без удачи – глядишь, пронесет, и мы вывернемся из крутояра долгов. А иначе нельзя: надежду потерял – все потерял. Любому человеку, в каком бы тяжелом положении он ни находился, свойственно уповать на лучшее. И мы надеялись на себя и судьбу свою. Надеялись и строили… день за днем. От наших трудов красивее становилось родное село. А как же иначе!
И еще несколько мыслей – по поводу совместных с начальником поездок в Челябинск. Иногда мы молчим, возвращаясь домой. Это понятно – день рабочий заканчивается, все устали: мечтаем о доме и отдыхе. Вот тогда я завидую женщинам – им всегда есть о чем поговорить. Конечно, мужчины тоже общаются, но не умеют по пустякам – просто так, для того, чтобы не молчать. Клипа находит в магнитоле какую-то легкую мелодию, которую я раньше не слышал, и в сочетании с начавшимся дождем, она вызывает чувство грусти и одиночества. Это впечатляет – Сергей Борисович умеет удовлетворять свои скромные прихоти…
Надеюсь, вы мне простите это коротенькое лирическое отступление.
Так вот о мыслях по поводу… Под влиянием председателя Комитета изменились мои политические пристрастия – прежние теперь кажутся с внушительной бородой. Клипа сумел убедить меня, что самый толковый политик из ныне здравствующих – Явлинский. И я на всех выборах стал голосовать за кандидатов партии «Яблоко».
За что бывшие партайгеноссе из числа идейных, перебравшиеся в КПРФ, упрекали меня нещадно – мол, ты же в райкоме, Анатолий, работал… Ага, работал! Но был подвергнут остракизму партийными чинушами. Где же были тогда вы, товарищи ленинцы? Почему не заступился никто? Я бы тогда завел два списка – друзей и врагов, а не один, как теперь.
Можно было предположить, что прежние обиды и гонения сделали меня в некотором роде параноиком, жаждущим мщения. Но это не так. Это было бы слишком просто. Мои обиды на врагов моих стали дополнительным стимулом движения к совершенству по всем направлениям, кроме одного – всепрощения. С этим в душе моей напряженка. В этом и Клипа меня бы не убедил. Хотя он не пробовал, а я и не жаловался. И лучше оставим эту тему с надеждой на время, которое лечит..
Не обладая бесстрастной пассивностью, на собственном опыте убеждаюсь в бренности жизни. Следовательно, стремление выжить и занять в обществе нишу повыше – занятие, которое, как я когда-то считал, руководствуясь теорией Дарвина, свойственно лишь низшим видам флоры и фауны – становится и моей основной задачей. Или стало бы, но вот беда – имея перед глазами яркий пример человека, беззаветно служащего человечеству (пусть в масштабах одного района; и вы понимаете, о ком это я), терзаюсь в сомнениях: но ведь можно жить по-другому.
И тут на меня нашло. Если всех ожидает одно в конце жизненного пути, ради чего стоит жить? Чтобы жрать деликатесы? Или за деньги развлекаться с красотками? Чушь! Не лучше ли встретить смерть на пути (или в конце?) к благородной цели?
Подобные мысли возникали и раньше. Но однажды их растоптали своими подошвами в моей душе партийные боссы. Думал, что навсегда; оказалось – нет. Вот я пришел на работу в Комитет, увидел человека, который работает не за страх, а за совесть; не из корысти, а по призванию… и засвербело в душе. Значит, надежда еще есть…
Я смотрел на нашего председателя с благодарностью, печалью и гордостью, как человек, вдруг узнавший, что разумное, доброе, вечное таки существуют, что стоит для них потрудиться. В конце концов, все мы, нынешнее поколение активных людей, родом из страны Советов. Надо помнить об этом.
Мелодия кончилась. Мне захотелось пофилософствовать.
- А ты в курсе, Сергей Борисович, что все несчастья в нашем мире случаются из-за красоты?
- Может быть, из-за правды или доброты? – без особого энтузиазма поддерживать разговор отвечает председатель.
- Они к этому тоже причастны, но все же главный виновник – красота. Именно в ней кроется источник всего зла!
- А не в богатстве? – это Чунтонов.
- Деньги – это средство движения к красоте.
- Красивыми бывают не только женщины, - замечает Клипа. – Произведения искусства, например, вещи…
- Они-то и толкают людей на преступления и заставляют их мучиться всю жизнь.
- А как на счет зданий? – оживает Сергей Борисович. – Сооружения, монументальные скульптуры… тоже бывают очень красивыми.
- Вот! – я вскинул указательный палец вверх. – К чему я вас и веду. Мы с вами, коллеги, творим добрую красоту. И за это нам от потомков должен быть особый респект. Разве я не прав?
Клипа плечами пожал. Юрий Палыч согласился со мной кивком головы.
А мне продолжать хотелось – на меня нашло вдохновение.
- И теперь о моей роли в создании этой нетленной красоты. Кто я такой, если вожусь бумажками – разве не бюрократ? Без взаимозачетов сейчас никуда. А стало быть, бюрократия необходима и неизбежна! Бюрократия абсолютна. Из основ мироздания смело можно вычеркнуть слово «Бог» и написать сверху «Бюрократ». Вот ты кого из меня, Сергей Борисович, сделал!
- Бога? – усмехнулся Клипа.
- Бюрократа! Будь он не ладен!
- Время такое, - подал голос Чунтонов.
- Хочешь на стройку пойти? – спросил председатель. – Прорабом? Мастером? Бригадиром?
Вот и поговорили! Действительно, на что я годен, кроме как бумажки собирать? Нет, не такого развития разговора мне хотелось. Цель совсем другая была. Неймется мне от сознания, что я единственный человек в районе, умеющий делать взаимозачеты по налогам в областной бюджет. И почему бы нам в Комитете не создать специализированное бюро, оформляющее эти документы для всех или большинства предприятий района? Имели бы свои – ну, пусть не 30 %, как всеми любимый трест «Южуралстрой» - десять посреднических процентов. А привязку к областному бюджету со связями-то Сергея Борисовича всегда найти можно. Вон как «Альфа-Строй» развернулся – даже из федерального бюджета привлекает деньги. А мы чем хуже?
И зачем я, с красоты начав, уперся в бюрократию? Надо было проще выразить свою мысль – мол, давай, председатель, учредим при Комитете бюро зачетов по налогам в областной бюджет. Используем сложившуюся обстановку с максимальной выгодой для себя. Хотел как лучше, получилось как всегда. М-дя…
