А. Агарков.
Одни неприятности
Однажды рождественский торговец зерном из кузова грузовика Андрей пришел ко мне, умоляя дать денег взаймы – уверял, что в нем опять вспыхнул интерес к деловой жизни, и по виду его не скажешь, что он скис и оказался на мели. Я одолжил ему тысячу рублей (он просил две), хотя понимал, что не получу назад ни гроша. Я бы дал больше, но он не смог убедить меня, что потратит их не на выпивку. А вот когда мы общались, нам трудно было смотреть друг другу в глаза. У всех людей есть порог стыда и бесстыдства. Тем не менее, я его почти по-братски напутствовал:
- Никогда не забывай: «быть нищим» и «быть на мели» - далеко не одно и то же.
Магазин белорусской мебели на улице Энтузиастов в Челябинске закрылся. Это к лучшему.
Анатолия Поткина как-то увидел участником ДТП. Он стоял, живой и здоровый, в классической позе – ладонь на сократовском лбу – и с тоскою смотрел на перевернутую газель.
Хочу вас предупредить: если вы принимаете судьбы моих противников за космическое правосудие, то ошибаетесь. Бизнес Валентина Полякова процветает, хотя его по-прежнему крючит – кособокий, как Квазимодо, но деньгами битком набит. Видимо, вытянул у жизни счастливый билет. Самое интересное в наших с ним отношениях – он всегда забывает, что мы в контрах. Каждый раз, встречая меня, он торопится руку пожать, на что я всегда отвечаю: «Гавнюк мне не товарищ» и прячу длани свои в карманы. Самое смешное в нашем конфликте то, что сумма-то, им зажиленная, небольшая – достать из портмоне две-три купюры, и ноу проблем, как говорят французы. Но увы, Поляков для таких жестов слишком скуп, а я принципиален.
Теперь всё ясно со справедливостью? Так что, и в самом деле не помешало бы нечто, имеющее мистические последствия. Я все более склоняюсь к мысли, что справедливости, как таковой, вообще нет на свете: все мы, живущие на Земле – пешки в чьей-то игре.
Когда дела мои торговые идут по накатанной, и не над чем напрягать голову, я живу по принципу: день-да-ночь – сутки прочь. Стараюсь ни о чем не думать кроме своих рукописей. Ничего не жду. Даже не знаю, чего именное не жду. Дни темны, ночи бессонны – это я про «час Пикуля»…
А вот в стране все не так. Каждый день что-то случается. Президент меняет премьеров, как фраер перчатки. Не победоносная война затянулась в Чечне. Бандюки российские сцепились меж собой не на жизнь, а на смерть – от их разборок кладбища молодеют и хорошеют: на иные могилы братков любо-дорого посмотреть.
Впрочем, на все воля Создателя – он велик и милосерд. Для него мы все одинаковы – обыкновенные люди. Он никому не отдает предпочтения, не защищает одного больше другого. Все, кто сегодня себя считает возлюбленным Богом (удачей, жизнью, женщинами – ненужное зачеркнуть), завтра легко может быть смыт в унитаз. Как уже смыт туда наш родной русский рубль в магазинах Москвы и Петербурга – там доллар правит бал. По крайней мере, так говорят – в столицах, мол, без бакса никуда. А на мой взгляд, Россия и доллар такие же близнецы-братья как еврей и благотворительность.
Похоже, настало время, когда страной и людьми, управляют эмоции и чувства, а не тщательно обдуманные решения. Россия и её население становятся иррациональными. Причем именно те, кому рациональность необходима в силу их должностных обязанностей, менее всего на неё способны. И они творят странные вещи – непонятные, дикие, невероятные… Я помню страну свою не такой.
Год за годом мы теряем то, что имел Советский Союз. И главная потеря – репутация и уважение в мире. О, Ельцин, имя тебе – предатель! Ну, а Горбачеву – дурак, который на скрипке доигрался. Знали бы они, что творится в душе у народа! Почувствовали бы всю ненависть к ним переполняющего его – перепугались до смерти и сбежали из страны при первой возможности. И это был бы для них единственный ничтожный шанс ускользнуть от судьбы уготованной их именам. Но увы, они не знают свой народ. Не знают, как далеко он готов зайти. Но пожалеют еще, что вообще родились на свет. Они и понятия не имеют, что русский народ им предназначил. В скрижалях народной истории так и запишут эту эпоху – когда страной правили Мишка-головотяп да Борька окаянный.
Ну да ладно, это не приступ злокачественного цинизма. Сие есть, как говорят философы, объективная реальность, и от неё никуда не деться – в ней приходится жить. Давайте-ка от неурядиц всероссийского масштаба перейдем к неприятным ощущениям в отдельно взятом человеческом организме.
Моя, покойная ныне, бабушка Даша в закатный период своей жизни очень страдала от головокружений. Я сам был свидетелем, как она порой, сделав шаг, останавливалась и приседала, чтобы не упасть.
- Голова кружиться, - жаловалась она. – Порой так, что земля качается и хочет перевернуться под ногами.
Теперь время пришло маме жаловаться на ту же болезнь. Только к головокружениям у неё добавилась еще и тошнота. И не обязательно это в движении. Бывало среди ночи она подзывала меня в свою спальню:
- Сыночка, принеси тазик: меня лихостит, - так она называла тошноту.
А я вслед за тазиком вызывал «скорую». Прислушиваясь к бормотанию врача, понял причину маминых приступов в низком давлении – мол, кровь плохо поступает в мозг, и от недостатка кислорода голову её кружит, а желудок тошнит.
Обреченно мама мне говорила:
- От мамы это у меня. И у тебя будет, годы придут.
Дело в том, что я очень на маму похож – и лицом, и характером. Так что, может быть…
Давление у меня невысокое – обычно: 110 на 70, но стабильное. Был такой случай. Приехал как-то из Челябинска и прежде чем идти на Бугор, заглянул к сестре – она рядом с вокзалом живет. Угадил на застолье. Зять мне грамм 150 водки налил. Только выпил и закусил, отец звонит:
- Ты приехал? Ну так, бегом сюда. Дело есть.
Как было сказано, так и исполнил – полтора километра на Бугор пробежал единым духом с дипломатом в руке. Дома собрание – соседки пришли, а отец им тонометром измеряет давление. Меня усадил. И что вы думаете? Давление мое: 110 на 70 – и это после почти полного стакана водки и полуторакилометровой пробежки в гору! Я гордился своим организмом!
Но тогда мне было тридцать, а теперь далеко за сорок. И вот…
Играли мы как-то с Саней Готовцевым в настольный теннис на стадионе. Сами понимаете, игра подвижная. В какой-то момент я скакнул в сторону, а потом стена больно двинула меня в плечо – да так, что я зашатался. Голова закружилась. Волосы упали на лицо, но поделать я ничего не мог. Наклонил голову и вдруг почувствовал, что сейчас вырвет. Сглотнул – не помогло. Я вот-вот уделаю тут все – и себя, и спортзал, где стоит теннисный стол. Повернулся к партнеру, ракетку на стол положил:
- Мне плохо, Саня. Сейчас вырвет.
И, сгибаясь пополам от рвотных спазмов, вышел, шатаясь, на крыльцо. Потом с него… дошел до кустов. Тошнота усиливалась. По всему телу струился пот. Ко всему голова кружилась, и меня мотало из стороны в сторону. Почувствовав во рту горечь желудочного сока, наклонился вперед, упершись рукой в столб электроподачи. И тут меня вырвало, сколько я ни старался подавить тошноту. Полупереваренный обед и домашний компот источником хлынули из меня. Я только ниже опустил голову, стараясь не испачкать спортивный костюм и кроссовки.
Готовцев вышел на крыльцо, окликнул:
- Анатолий, все в порядке? Ты живой?
А меня все выворачивало и, казалось, приступу не будет конца – из меня хлестало как из ведра. А когда тошнота прекратилась, голову не отпустило – земля по-прежнему подо мной качалась как палуба корабля. Приподнял голову и огляделся, но ничего не увидел – глаза были полны слез. Попытался сделать шаг, но меня качнуло так, что чуть не упал.
Проморгавшись, увидел Готовцева.
- Саня, мне плохо. Почапал домой – в следующий раз доиграем.
Готовцев на этот раз удержался от присущих ему язвительных шуток по любому поводу, лишь головой покачал – понимаю, мол, старость не в радость.
Добравшись до пустой трибуны футбольного поля, прилег на скамью и глаза закрыл. Кошмар. Хуже не бывает. Подумал, что наследственный недуг добрался, наконец-то, и до меня. Оказалось, судьбы не избежать…
Снова накатила тошнота.
Когда добрался до дома, зачерпнул в кружку воды и сделал три больших глотка. Вода была теплая и вкуса её я не почувствовал, но все равно стало немного легче. Много пить не рискнул – неизвестно ведь, как отреагирует желудок.
Потом лег и стал думать, как мне преодолеть наследственную болезнь. К врачам обращаться не собирался – что толку, если не могут маме помочь, избавиться от подобного. Я имею в виду профилактику – что-нибудь из таблеток пропить, прокапаться под капельницей, проколоться уколами…
Ничего не придумал, но живот снова скрутило. Пьяно шатаясь, прошел на веранду и со старого шкафа достал тазик, который подставлял маме, когда её вот так «лихостило». Поставил его у дивана в горнице и только прилег, тут же стошнило. Выблевав три глотка воды, снова лег и укрылся одеялом. Лежал, уставившись в окно на солнце, спускавшееся к горизонту. Меня трясло так, что зубы стучали, а голову по-прежнему кружило…
Когда на улице стемнело, мама пришла. Увидев мое положение и все поняв, она сказала печальным голосом, погладив меня по мокрому лбу:
- Отлежись… само все пройдет.
Я кивнул, глядя перед собой. Но у моего «лихостья» могли быть свои особенности.
На следующий день я поднялся – словно ожил. Была только слабость – ни головокружения, ни тошноты.
Мама спросила:
- Как себя чувствуешь?
Я лишь кивнул – мол, вроде как ничего, но ни малейшего желания говорить. Все, чего хотелось сейчас – это мягкая постель, тишина и покой. Прибрав за собой, позавтракал и лег в спальне спать.
При первой возможности, то есть почувствовав себя более-менее бодрым, вернулся в прежний режим – ночное творчество, утренние пробежки. На первом же рандеву задал тотемной лиственнице прямой вопрос – так что за хрень со мной приключилась? ты можешь мне дать ответ?
Вы не подумайте, что головой кокнулся – я всегда, лишь коснусь лбом ствола священного дерева, такие вопросы задаю. И, конечно, не жду ответа ушами – ответ я найду сам, но мне подсказка нужна. Дельные мысли приходят всегда, когда от лиственницы топаю к опушке леса.
Попытался поразмышлять и на этот раз, но в голове царил полный сумбур на грани нервного срыва. И на этот раз ничего не пришло разумного – отмолчалась лиственница моя. Тогда в душе поселился страх. Вы только представьте ситуацию – вот поеду я по делам, а тут – бах! – приступ: тошнота, голову сносит… И что тогда делать?
Очень ясно представил себя сидящим на полу электрички – обделывавшегося блевотиной и не имеющего сил подняться на ноги и ступить шагу от головокружения. Аки пес затравленный с до смерти перепуганными глазами. А люди смотрят на меня с презрением и отвращением – мол, вот напился мужик до свинячьего облика.
Такие приступы при непоседливой работе могут создать для меня не только неприятную ситуацию, но и грозить летальным исходом. Мне просто жизненно необходимо понять механизм их действий – когда? почему? как сдержать или устранить? – иначе я в смертельной опасности. И врачи вряд ли помогут. Они считают – у мамы это от низкого давления. Возможно, и у меня. Надо найти способ выкарабкаться из-под Дамоклова меча, нависшего над организмом. Может, кофе в дорогу пить? Ведь оно поднимает давление.
Осознавал, что пока не найду ответа на все вопросы со своим здоровьем, носа не высуну из дома. Но организм пока констатировал лишь огромную усталость и напряжение. Будто миновавший кризис высосал из меня всю энергию…
Дни шли за днями. Я никуда не выезжал, с партнерами общался по телефону – говорил, что взял отпуск. Отпуск по принципу – ешь, пей и веселись, никуда не торопись: авось заботы сами уйдут. Ведь не даром же говорят: вселенная рождает дураков в числе, превосходящем воображение. Вот и мне захотелось на время забыться, отдохнуть в стране бездельников-дураков – сбросить с плеч весь груз забот и проблем со здоровьем.
Ох, же сука – эта наследственная болезнь! Надеюсь, её нет у моих детей. Вот будет подарок им от папы!
Рок взял и занес свою косу. Не было, не было и вдруг приключилось. Может, судьба сама подрядилась ставить палки в мои колеса? Возненавидела и отобрать хочет все, что есть у меня – здоровье, собственность и мечты…
Какого черта? Какую злонамеренную силу я прогневил? И чем?
Вера в несчастную судьбу свою была самым большим моим страхом. Что если как-то кто-то или что-то использует меня, как он использует всех остальных, цепляющихся за жизнь обломанными ногтями. Стыдно признаться, но при двух своих высших образованиях в ситуациях, которым не мог найти объяснения, пытался смотреть на мир сквозь очки мистицизма и магии. По принципу – чем черт не шутит. Но, боже, как не хотелось считать кого-то арбитром своей судьбы. Характер не тот.
Сначала взбесился от таких мыслей, потом начал думать. Потом снова взбесился. И эта могли быть или скорбь, или гнев, или отчаяние, или что-то еще… Наверное, со стороны выглядел полным психом, но был просто человеком, который хочет понять, что же такое с ним происходит.
Между тем, боясь куда-нибудь выезжать, нашел немало дел в запущенном домашнем хозяйстве и углубился в них, со всей прытью оправдывая репутацию неутомимого трудоголика. Но до чего же однако хорошо трудиться в своем огороде! Я и не знал прежде подобного удовольствия. Закон здесь – я. Правом и справедливостью будет то, что таковым назову. Хочу с корнем вырву этот сорняк, а захочу – грядку полью. Кабы не забота о моих возлюбленных отпрысках, плюнул на все торговые хлопоты и жил бы подсобным хозяйством в свое удовольствие. Книжки писал на досуге…
Мечтания с желаниями переполняли меня во все времена. Но в глупости не был замечен ни разу. Может быть, поступал иногда странно – но как ни странно, это тоже что-то давало. Я имею ввиду результат. А если ошибался когда, ошибок не повторял. Не считая второго брака, конечно…
В хлопотах огородных время летело плавно, но быстро. А дела коммерческие меня ждали – напоминали о себе, звонили…
Я отвечал:
- Приеду, как только смогу.
Во мне нуждаются, ко мне обращаются, меня уважают… А почему? Думаю, не только потому, что умею составлять бартерные схемы. Все дело в том, что работая и общаясь с партнерами, я веду себя с определенным достоинством. Все надо делать с достоинством, и тогда тебя будут уважать.
Приятные думы, но если я не найду решения проблемы здоровья или не рискну однажды просто покинуть дом по делам, надеясь, что не прихватит в дороге, могу запросто потерять все, что имею. Слишком большой капитал сгорит. Дети узнают – меня не простят, а внуки так проклянут.
Потом звонки извне стали более возмущенными. Чувствовалось – партнерам моим кусаться хочется. И, наконец, точку моему трусливому домашнему самозаточению поставила владелица хлебопекарни в Еманжелинке. Возмущению её не было предела.
- Я так и знала, что ты меня раком поставишь, - бросала она в трубку телефона слова обычной лирики частного предпринимателя: выполняй или пулю в лоб. – Слушай сюда. Либо ты мне везешь муку, либо я тебя знать не знаю, и забудь про долги.
И я решил, напившись в дорогу кофе, для начала съездить в «Урал-цемент» на своей машине, где тоже накопилось проблем не мало. В этот раз пронесло – видимо, черти занимались сиестой. И я отважился на поездку с мукой из Хомутинино в Еманжелинку уже в кабине грузовика. Как говорится: не вопрошай свою удачу: «доколе?» – просто пользуйся. И я пользовался, отодвигая проблему в сторону.
Душа, похоже, справилась с ужасом – тысяча вопросов и сотни страхов напока отступили. Но разум продолжал время от времени посылать туманные воспоминания о пережитом приступе, который обещал сделать мою жизнь весьма неприятной. Даже кошмарное предчувствие присутствовало. Почему? – понятие не имел. Я жил и работал, а оно присутствовало где-то в тайниках души. О, Боги! У этого наваждения есть чувство юмора: чаще всего оно появлялось за обеденным столом легким подташниванием.
Кажется, у японских самураев был девиз: «В сомнении – нападай». И я, так и не поняв причину приступа – может, это инсульт такой? – не найдя противоядия, день ото дня все больше смелел, все дальше удалялся от дома, все глубже погружался в дела, забывая об отдыхе и в выходные, обманывая самого себя.
Но кризис, похоже, далеко отступил. Недобрым предчувствиям был подведен итог. Главное – не думать о наследственной болезни и, глядишь, она про меня забудет.
Это только начало – обещал сам себе, не зная, что будет дальше. Хотел бы и сам в себя верить до такой степени, но искушение и доводы разума не находили согласия.
Однажды Готовцев позвонил – справился, как я насчет вечернего тенниса.
- Приду, - пообещал и подумал: с чего началось, к тому возвращается – ну-ну… испытаем судьбу.
- Ну, рассказывай: что это было? – встретил меня приятель словами. – Муху на лету проглотил?
Я полыхнул на него взглядом. В этом человеке талантов больше, чем заметно глазу, но не такого вопроса ожидал от своего приятеля номер один.
- Ты – дебил?
Но Санька такими наивными вопросами не смутить.
- Стараюсь не быть. А в чем дело?
- Удивляюсь – за что жена тебя любит?
- Употребляй свой разум себе во благо, но не злоупотребляй во вред.
- Ты – прекрасный оратор.
- Стараюсь. Ты сегодня покажешь класс?
- Боишься меня? Страх мешает игре и снижает шансы на выигрыш.
- Ха! Об этом я не подумал. Ну, раз ты настроился – к барьеру!
Прошел почти месяц после последней нашей игры, и худшее было позади. Я вернулся к делам. Ожидание рецидива притомилось – даже на теннис сегодня вышел! На здоровье моем прошедший кризис, похоже, никак не сказался, а на коммерции – очень мало. Я снова был полон сил и желаний. И хотя Готовцеву в этот вечер проиграл, но по-прежнему оставался лидером по общему числу наших встреч.
Однако проиграл. Быстро устал и стал медлителен в реакции. Может быть, я и в самом деле стал слишком стар? Не хочется этого признавать. Закончив последнюю партию, выдавил улыбку сопернику:
- Саня, сделай лицо попроще. Мне говорили, ты умеешь блефовать и с честным ликом.
- А я думаю, пора, Анатолий, нам на деньги играть – чай, мы мальчики взрослые: хватит за так мусолить ракетки.
- Не запугаешь. Но я бы вообще играл без счета – просто оттачивая мастерство. В такой игре ни обидам, ни зависти места нет. Ты подумай.
- Ты что-то не договариваешь.
- Конечно. Мы хоть не партнеры по бизнесу, но товарищи по роду занятий. А соперничество, пусть даже в игре, несет проигравшему кроме досады еще и обиду. Оно нам надо?
- Понимаю. И здорово ты сегодня обиделся?
- Более или менее.
- И все-таки – как?
- Не будем спешить, Саня, с выводами. Но в принципе… согласись – вот ты, проиграв мне в теннис, наверное не рад в душе за товарища – ай да Толян, молодец! Думаешь – чтоб ты сквозь землю провалился! – верно?
- Вполне возможно.
- Вот видишь! А я о чем?
- Так, значит, ты на деньги играть не согласен? – Готовцев, казалось, был раздосадован.
- Да. И более того – давай впредь без счета пластаться. Просто тренироваться для серьезной игры с другими, которых можно и ненавидеть спортивной злостью.
- А ты, друг, хитрец. Пока мутузил меня, играли на счет; как начал проигрывать – будем тренироваться, играя без счета… Как это называется?
- Компромисс во благо добрых отношений.
С того вечера мы стали играть в теннис с прежней периодичностью. Весь вечер без счета, но в самом конце Готовцев всегда предлагал:
- Партию напоследок?
И мы играли на счет, предугадать который теперь было трудно. А Готовцев посетовал:
- Хотел бы и я иметь такую же способность как у тебя – любое обстоятельство, даже помеху, обращать во благо себе.
- Уже имеешь.
И это было правдой. Саня был способным малым, а дружба наша обоим на пользу – чему-то он у меня учился, чему-то я у него. Порой пускались в дискуссии для выяснении истины. Однажды коснулись темы законных и противозаконных действий.
- Если я могу это сделать, - сказал Готовцев, – я это сделаю. Но мне легче будет действовать, если я буду знать, что делаю то, что надо, и ради того, чего надо. Мотив не менее важен, чем само деяние. Разве ты сам никогда не совершал правые поступки по неправым причинам?
Тень сомнений по лицу промелькнула – да все мои коммерческие операции по действию правые, по сути не имеют под собой законной основы.
- Конечно. И не правые поступки ради правых причин. Только зачем терять из-за этого сон?
- Все, наверное, так начинают. И бандиты, когда-нибудь вконец перестрелявшись, станут не бизнес доить, а открывать свои предприятия.
- Бандиты как викинги – пока тем сдачи не стали давать, терроризировали Европу.
- Ты им платишь? – Готовцев посмотрел насмешливо прищуренными глазами.
- Да Боже меня упаси! А вот наш с тобою приятель Валентин Поляков, как только решил заняться бизнесом, сразу пошел к братве: «Хочу магазин открыть – кому платить?» И, похоже, не только платит, но и довольно тесно с ними марьяжит, не боясь в иных ситуациях зуботычину отхватить, - и рассказал Александру о нашем конфликте с бывшим прапорщиком.
- Как давно ты его знаешь?
- С тех самых пор, как, спасаясь от преследования партийной братвы, спрятался на аэродроме под крылом полковника Карасева.
- Большую сумму Поляков не отдал? Ерунда какая-то! Надо было не ерепениться, а с ним подружиться.
- Для дружбы он слишком скуп.
И рассказал еще один случай про Валентина. Как-то у ворот своего дома он узрел в багажнике моей машины два мешка муки из Хомутинино. Глаза его тут же разгорелись алчностью.
- Анатолий, ты меня обманул, - заявил он.
- Где и когда?
- С путевкой в санаторий «Урал», которую у меня приобрел. Она была для матери и дитя, а дочь у тебя уже школьница. Мне пришлось доплатить. Теперь в возмещение ущерба заберу у тебя мешок муки.
И как был – при параде и в галстуке – облапил мешок и потащил к себе в дом, кособочась. Я и слова сказать не успел – только рукой махнул: жадность есть неизлечимый порок. Что с убогого прапора взять?
- Ах, паразит хитрый! – рассмеялся Готовцев. – Но зато он ездит на джипе, а ты на «жучке-шестерке». Смекаешь разницу?
Кстати, о джипах… Валентин, будучи прапором, ездил служить на «москвиче» – и до того неуверенно водил, что я боялся к нему садиться. Занявшись бизнесом, Поляков машины менял как перчатки – одна круче другой. Так вот…
Мой доблестный сват Николай Евдокимов, когда время тому пришло, тоже занялся бизнесом в далеком якутском городе Нерюнгри, куда переехал жить. Однажды приехал на Урал в крутейшем японском джипе, в котором практически все функции были компьютеризированы – он даже заводил и глушил себя самостоятельно. И спросил меня родственник:
- Не хочешь машину купить?
- Так скоро накатался? Или изъян обнаружился?
- Да нет. Для того и пригнал, чтоб дороже продать.
Ну, понятно – Якутия ближе к Японии, чем Урал.
- Сколько просишь за неё? Нет у меня таких денег.
Говорю свату:
- Дам тебе номер одного мужичка – предложи ему. Только, если хочешь продать машину, обо мне ни слова – мы с ним в контрах.
И дал ему телефон Валентина Полякова. Продавец с покупателем договорились быстро. Николай, получив за машину наличку, тут же улетел в свой Нерюнгри. А Валентин…
Он через неделю мне позвонил.
- Анатолий, где твой родственник?
- Какой родственник?
- Который джип мне японский продал.
Вот черт! Ведь говорил же! Ну, Николай…
- Уже улетел. А в чем дело?
- Его машина, как заведется, сама не глохнет и не заглушишь. Даже в Челябинске нет специалистов, способных её починить.
- И причем здесь я?
- Ты же ему меня насоветовал.
- Вы без меня торговались. Один продал, другой купил… Причем тут я?
- Я сейчас приеду с парнями, и ты расскажешь, где нам найти твоего родственника.
- Не надо парней. Записывай… Якутия… Нерюнгри… улица… дом… квартира…
- И телефон.
- Записывай телефон…
Признаться, беда Валентина меня порадовала. Сватка моего он, конечно же, не достал – утерся и продал джип на металлолом (конечно, утрирую – поскольку не знаю судьбы той машины).
А вот про Николая есть, что сказать. Переехал он в Нерюнгри в советское время по случаю – какой-то родственник или знакомый уступил свой «балок». С жильем тогда напряженка была в тех далеких краях, но зарплаты там были аховые. Потом Николай Андреевич выдвинулся в снабженцы Нерюнгринской ГРЭС. На электростанции же стал – по его словам – заведующим садкового рыбного хозяйства. В поисках китайских шелковых сетей и мальков ценных пород рыб объездил весь Союз с востока до запада.
Когда Ельцин стал Президентом, Ева-младший занялся бизнесом. По железной дороге гонял в Нерюнгри из Москвы конфеты шоколадные, а оттуда на двух собственных «камазах» в Якутск, где открыл крутой магазин. Короче, все у него было пучком…
И решил Николай заняться металлоломом. На самом деле это была афера. Станки, оборудование и прочая-прочая – многое даже не пользованное – завезенные в Якутию еще в советские времена, теперь грузились в вагоны под видом металлолома и отправлялись на запад. Без оформления груза «металлом», вагоны со станками не выпускали из республики Саха.
Однажды он позвонил мне и попросил найти где-нибудь железнодорожный тупик, куда можно поставить пару вагонов с «металлоломом» и не спеша разгрузить. А чего его искать? Я знал, что у Чернова есть собственный подъездной железнодорожный путь, ну и тупик при нем, соответственно.
Поехал в ООО «Сантехлит». Дал Виктору Анатольевичу телефон свата, объяснил его просьбу. Чернов загорелся сначала, а через неделю мне заявляет:
- Мутный какой-то этот родственник твой. Ты с ним поосторожнее будь…
И как в воду глядел. Николай Андреевич вскоре переехал на Южный Урал и поселился в родительском доме в городе Пласт. Заявил – мол, дела торговые в Нерюнгри вместе с магазином в Якутске передал старшему сыну. Здесь новые дела творить начнет, и на них попросил у меня кредит.
Я сватку объяснил, чем занимаюсь и что наличностью оборотной не располагаю – только на прожитье. Он пристает:
- Оформи в банке кредит на полста штук. Платить буду я, а ты – купаться в шоколаде.
- Прости, Николай Андреевич, шоколадные ванны не принимаю.
Тогда он пристал к моей старшей сестре. И ведь зацепил простодырую…
А получилось как... Год или два назад в один из своих приездов на Южный Урал кинул тогдашний нерюнгринский бизнесмен несколько тысяч в дар на покупку квартиры нашему с ним племяннику. Людмила совестливый человек – отдам, говорит, отдам. Но к тому времени, когда деверь к ней обратился с просьбой о кредите в банке на пятьдесят тысяч, еще ни рубля не отдала. И куда бедняжке деваться?
Оформила сестра на себя кредит и вручила Николаю «Благодетелю» пятьдесят тысяч наличными. Тот отстегнул ей двухмесячный взнос и пропал совсем навсегда. Уже тогда, сестра заметила, деверь её был весь на иголках. Больше сказал он жене своей – за ним, мол, охотятся бандиты, и ему надо на время скрыться. И скрылся от бандитов, родни и друзей…
Долго гадали – жив ли, здоров? Может, уже в земле сырой?
Потом объявился – и снова на денежный эпизод – теперь уже у старшего брата Андрея Андреевича, который в Ангарске жил. С просьбой о все той же заветной сумме в долг. Примерно такую сумму семье старшего Евдокимова была должна одна родственница жены. Позвонили ей. Сказала, что привезет. Но Николай её опередил: сам приехал и деньги забрал – сказал, что по поручению старшего брата. И снова пропал…
Андрея Андреевича из-за такого поступка младшего брата хватил удар – он слег сначала в постель, потом в могилу.
Порядочная и добросовестная сестра моя вынесла всю тяжесть выплаты кредита банку в пятьдесят тысяч с процентами, но заработала сахарный диабет.
М-да… Такой вот бывает бизнес.
Где теперь Николай, никто не знает. Говорят, что живет в Подмосковье с какой-то бабой. А жена законная все никак добиться не может статуса вдовы. И в розыск подавала и как только не хлопотала – все бесполезно: нет тела, нет дела…
Все-таки не зря говорят старожилы страны – советский строй был лучше: хоть небогато жили, но честно. А сейчас и бедность, и мерзость в одну калитку – вот она, справедливость!
Эх, Николай, Николай… Я его помню не таким. Но мальчик вырос и выбросил свою последнюю игрушку. Теперь он – хищник хищного мира, где нет пространства для добра и совести. Символично.
Продолжая тему, скажу – не Чернов меня спас от козней коварного родственника, а собственный печальный опыт. Давно это было. Затеяли мы с Лялькой свадьбу играть. А надо сказать, считал я себя тогда человеком вполне самостоятельным.
Судите сами… Дважды ездил в успешные стройотряды и заработал две приличные суммы денег. Справедливо так рассудив, что в общаге не стоит хранить такие «бабки», отвез их домой и в шкатулочку положил – родственникам объяснил: буду брать по мере необходимости. Но необходимости не возникало – стипендия у меня высокая и постоянная, и еще не чурался никакой подработки: то дворника подменю, то «алку» на складе за компанию разгружу, то толпой в овощехранилище нагрянем… Понятно, что не буянить и посуду бить.
Смотрел-смотрел отец на мои тысячи, а потом взял и отнес их однажды в сберкассу, положив на срочный вклад. На мое имя, конечно, но мне и слова не сказал.
Ладно… Затеяли мы женитьбу. Я говорю своим родителям и невесты:
- Человек я самостоятельный и состоятельный, свадьбу сыграю на свои деньги. А вас приглашаю гостями быть.
Такой расклад отца моего устроил вполне. Но не будущую тещу – женщину тоже самостоятельную и состоятельную. Говорит Ирина Ивановна:
- Ты как хочешь, а половину затрат мы с мужем берем на себя.
И взяли. А я поехал к отцу за деньгами. Вот тут он мне и признался, куда мои денежки подевались. Я сберкнижку в руки:
- Пойду и сниму.
Отец:
- Не глупи, а до осени подожди. Они на срочном вкладе – большой процент пропадет даром. Давай так поступим – я тебе деньги свои дам, а ты мне их вернешь из суммы подаренного на свадьбе. На русских свадьбах, как всем известно, родственники любят одаривать молодоженов конвертиками с купюрами. Так и решили.
Когда подарки на свадьбе иссякли, отец деньги пересчитал и все до копейки забрал. Я так понимаю – лишнего бы он не взял: таки я у него единственный и любимый сын. Видимо собранного было меньше потраченного, и отец мог бы даже мне счет предъявить в силу нашей договоренности. Но он уехал, слова не сказав, но все забрав.
Тещей его поступок был не понят и осужден. А мы с Лялькой буквально на следующий после свадьбы день оказались «на мели». Но разве это могло смутить молодоженов? У нас была молодость и любовь, наши стипендии и моя подработка, куча талонов на комплексные обеды в студенческой столовой. Так что мы отнюдь не унывали, а большей частью ликовали и любили друг друга.
Теперь о Николае, который приходится сватом мне.
Он тоже на свадьбе был. Но приехал с амбициями на роль свидетели.
- Иначе бы я жену не уговорил!
Но ведь уговорил уже – сейчас-то чего? Договорились мы уже и со свидетелем, и со свидетельницей – они были парой, и дело шло к их свадьбе. Так что…
- Нет, – сказал я Николаю. – Будешь простым гостем.
Тоси-боси, невесту выкупили, спустились вниз, садимся в машину… А рядом с водителем садиться мой сват с красной лентой через всю грудь. Настоял таки на своем… На свадьбе напился, саданул в грудь ногой шутника, пытавшегося похитить туфлю у невесты. А в остальном все обошлось…
Через неделю после свадьбы приезжает к нам Николай – весь озабоченный.
- Понимаешь, брат, мужика замочил в общаге у «химиков» вчера. Мусора по следу идут. Мне надо смыться в Приморско-Ахтарск и отсидеться там у старшего брата. Ты не найдешь мне сотню-другую советских денег в дорогу?
Николай помнил щедрые свадебные дары и думал нас, счастливых, легко развести. И развел бы, но увы… Мы сами были «на мели» по причине, о которой я уже говорил. Тем не менее, Оля куда-то пошла и где-то нашла одной купюрой двадцать пять рублей. Я так сильно подозреваю, что у своей тети, кандидата наук, что жила в профессорском доме, заняла.
Поехал я Николая на вокзал провожать. Сват мне всю дорогу трещал:
- Он меня рукой хвать, а я его ножом хать… Пусть кувыркается.
На вокзале, купив билет, разменял купюру и из сдачи бросил цыганке в подол пять рублей «на удачу».
- Помолись за меня!
Да твою же мать! Все убийцы такие щедрые?
После медового месяца мне предстояло ехать на БАМ – в последний своей студенческой жизни стройотряд. Перед отъездом в Увелку приехали – с родственниками попрощаться и набить рюкзак теплыми вещами: Якутия таки не Крым.
Вот тогда мне сестра с презрением бросила:
- Совсем совесть потерял?
- А в чем дело? – я удивился.
- Последние деньги у Коли забрал.
И рассказала…
Оказывается, в Приморско-Ахтарск сват мой собрался вполне официально – по договоренности со своей половиной. И деньгами снабжен был на поездку туда и обратно, и на подарки племянникам... Но попав в Челябинск, друзей навестил, которые «дорабатывали» свой срок «на химии». Все пропил. А как проспался, к нам поспешил и придумал историю про убийство, погоню… и прочая.
Мало того, на путь из Приморско-Ахтарска домой снабжал его деньгами старший брат Виктор Андреевич. И не преминул посетовать родственникам в телефонном разговоре:
- Что же вы его так отправляете?
Когда Коля прибыл домой, ждал его суровый вопрос от супруги Ирины:
- Куда деньги дел, которые я тебе давала?
Сват мой, глазом не моргнув, все на нас с Лялькой свалил. Мол, заглянул к молодоженам – они с голоду помирают. Ну, он нам и отстегнул на бедность.
Вот даже как! Ну и ну!
Сестре я, конечно, глаза на случившееся открыл, но сватка не стал искать для разборок. К чему? Просто взял на заметку – этому человеку веры нет. И Бог с ним!
А Людмиле впрок урок не пошел. Такая вот жизнь…