А. Агарков.

До последнего вздоха

Говорят, именно сон помогает человеку сохранить рассудок. А что делать тому, кто сократил ночной отдых до трех часов, а потом урывками пытается наверстать – в машине, автобусе, электричке… даже приемной большого начальника? Правильно – готовиться к тому, что у него очень скоро засвистит «фляга». Ведь вся наша жизнь – это испытание организма на прочность. В том числе и головного мозга. Кстати, вопрос на засыпку вашего – а куда девается свет, когда он гаснет?  

Много ли образов можно вызвать из памяти? Сначала кажется, что не очень. Но вот если взять ручку и тетрадь, описать один эпизод из детства – он потянет за собой другой. И чем больше ты пишешь, тем больше подробностей выдает память. И таких, которые смело можно причислить к «взгляду со стороны» - будто не о себе пишу, а о ком-то еще… близком и дорогом. Вот так же устрица обволакивает раздражающую песчинку слоями перламутра, превращая её в жемчужину. Устрицы в раковине уже нет – вся истлела от времени, но жива жемчужина в своем блеске и красоте. Множество их вплетаются в ожерелье времени. Вот тебе и устрица на дне океана!

Когда я уйду совсем, они останутся жить – мои записи. Я уже сделал кое-что в жизни и не собираюсь останавливаться на достигнутом, потому что есть вещи, которые значат больше, чем собственная жизнь.

Хотя в народе говорят – талантливому поэту надо умирать молодым, пока зловременье не довело его до маразма, который камня на камне не оставит от былой славы. И тому немало примеров в жизни. Но как узнать, когда личность достигает своего расцвета? И откуда мы знаем, что вообще что-то знаем? Откуда известно, что память – это реальность, а не галлюцинация, как утверждают иные умники? И вообще – если жизнь имеет смысл, откуда нам знать, суждено найти его или нет?

А вот наберусь-ка я наглости да озвучу его (смысл жизни, конечно), обобщив для всех свои мысли. Самая главная наша цель – как можно дольше прожить, то  есть в идеале: найти секрет бессмертия, если конечно он есть. Возможно, был, но утерян в прошлом; возможно, поджидает человечество в будущем. Но каждому смертному очень хочется достичь его для себя здесь и сейчас. Так будем искать его денно и нощно! А тот, кому повезет – раскроет тайну жизни и спасется от смерти. Правда – достойная цель? Ну, а я что говорю!

Впрочем, по жизни я все-таки прагматик и не часто задумываюсь над эзотерическими проблемами. В конце концов, нашел свой ответ на этот вопрос, как результат моих жизненных поисков и компромисса с грядущей смертью – жизнь становится долговечной, если научишься любить каждое её мгновение. Годится такое?

По моей теории надо уметь слышать, как тикает время. А оно тикает – бежит, течет, ширится, убывает и… убивает. И однажды для каждого смертного, чем бы он не занимался – останавливается. Поэтому при таком раскладе вертись-не-вертись, а взглянуть смерти в глаза придется. Получается, что в конце жизни мы все-таки терпим поражение от смерти. Этого никто не минует – ни один самый успешный полководец в мире. Другой вопрос – как скоро это случится? Придется ли пережить медленное умирание, сопровождаемое дрожью в членах, язвами с пролежнями на теле и провалами памяти, или смерть настигнет сразу, как только выйдет нам срок – кто это знает? А если есть такие умники – какой же это, наверное ад: знать час своей смерти и способ, которым ты умрешь!

В моей жизни бывают моменты, когда время вдруг останавливается, и мне кажется, будто я переживаю какое-то полузабытое, но чрезвычайно важное событие заново. Эти моменты, как бы таинственны и чудесны они ни были, чреваты скрытым смыслом и подспудным страхом. Ведь иные философы считают, что мы, желая увидеть будущее, должны заглянуть в свое прошлое. Возможно, видения эти – намек на что-то грядущее?

В детстве далеком у моего соседа-приятеля Вовки Грицай была парочка замечательных голубей – желтых трубачей. Он их задорого купил и к дому приручил. А когда голубка снесла пару беленьких яичек, трубачи сели их попеременно высиживать. Однажды ночью голубей украли. Опечаленный Вовка отдал мне осиротевшие яйца, и я подменил их в гнезде у своей пары голубей попроще. 

Однажды пошел за грибами в лес и повстречал в поле суслика. Зверек не успел от меня убежать, и я убил его, метко метнув нож. Совсем не собирался чинить животному вред – мне это было ни к чему. Просто увидел зверька бегущего, схватил из ведра нож массивный и метнул. Попал точно в носик, и зверек умер. Когда подбирал нож, заглянул в темные влажные глазки суслика, как бы прося прощения, но, увы, жизнь уже ушла из них. Смотрел на его неподвижное тельце с капелькой крови на кончике мордочки, и слезы копились в моих глазах. Я не хотел этого, нет. Мне не верилось, что я мог убить ни в чем неповинного зверька…

Так расстроился, что не пошел за грибами. Побрел обратно, размышляя о том, как легко стать убийцей. Оправдать себя пытался: мол, мы все – убийцы, потому что так устроен наш мир. Но было горько. И этот проступок, совершенный мною в сопливом детстве, до сих пор жжет мою память. Нет мне прощения!

А когда вернулся домой, меня поджидало несчастье – глупая курица забралась в маленькое голубиное гнездо и раздавила яйца желтых трубачей, отложив на них своё. И тогда я понял – зло порождает зло.

Люди, старайтесь быть милосердными!

Много родных и знакомых людей умерло при жизни моей. Равнодушным я никогда не оставался, хоть и не люблю посещать подобные мероприятия – имею ввиду похороны, где женщины плачут, а мужчины стоят с угрюмыми лицами. И вот что заметил – те, которых я проводил в последний в путь, прежде всего вспоминаются мне на смертном одре – белолицыми, безликими, неподвижными – а потом уже эпизодами жизни. И наоборот – те, в чьих похоронах не участвовал, остались в памяти моей вечно живыми: будто куда уехали насовсем и живут там.

Меня ужасает мысль о собственной смерти и обуревает ликование от того, что я еще жив. Скорбь и меланхолия приходят и уходят. Наверное, бредя с кладбища, люди в глубине души радуются, что закопали в могилу не их самих. Никогда так остро вкус жизни не чувствуется как на поминках по усопшему – не замечали?

Почему говорят – о покойных ни слова плохого? Видимо, человеку следует уходить из жизни свободным от всякой вины: своей смертью он ответил за всё. А ответственность за его былые проступки берут остающиеся жить…

И получается, что секрет вечной жизни в том, чтобы делать жизнь, как звено неразрывной цепи поколений. Иного смысла в жизни нет и нет иного бессмертия. Дети наши – вот это и есть наша заявка на вечную жизнь. Что может быть прекраснее детей?

Мы зачинаем, рождаем и воспитываем их с мыслью – что однажды они закроют навсегда остывшие глаза и предадут бренные останки родителей могиле или пламени крематория. Мы уйдем, но человечество останется на Земле, благодаря нашему семени. После нас нашим потомкам предстоит вкусить горько-сладкий напиток жизни! Жалки те, кто умирает бездетным.  

В наших воспоминаниях боль соседствует с мысленными образами, картинами из прошлого, с извечными вопросами – кто и зачем? Сон сохраняет нам рассудок. Больше я ничего не знаю, кроме того, что принадлежу к «хомо сапиенс». Хотя и это порой вызывает сомнения…

Давно понял – прогулки у водной глади оказывают целительное воздействие на утомленную психику. Хорошо помню самые прекрасные из них – запах океана, крики чаек, плеск волн, шорох песка; сменяющие друг друга жара и прохлада, сырость и сухость; привкус соленой морской воды и постоянное присутствие на глазах сине-серо-зеленого пространства, испещренного барашками пены. Все это очищает душу, омывает и проясняет сознание. Здесь все дышит спокойствием, и я ощущаю мир в себе – люблю море и все, что с ним связано. Прекрасно в субтропиках даже зимой! Боже, как я хочу вернуться на Кубу! Но увы, подобные круизы случаются только раз в жизни, чтобы благотворно влиять на весь последующий её ход.

Там встретил девушку своей мечты – это было волнующее и прекрасное время, которое мне больше пережить не придется. Сперва между нами было деловое соглашение, потом сказка, потом глупость… В заключение она топнула своей изящной ножкой и произнесла слово, которое прекрасным девам и слушать-то не пристало.

Я смотрел ей в лицо, размышляя о судьбе и случае. Январский воздух субтропиков сделался вдруг невыносимо душным. Руки у меня пустились «в пляс», в голове у меня пульсировала кровь, язык ворочался с трудом – мне вообще не хотелось говорить. А тем более спорить или оправдываться. В этот-то миг я и совершил самую тяжкую ошибку своей жизни – не сказал, что люблю её.

Да и как было не любить эту красавицу из Ульяновска с её неисчерпаемым оптимизмом, пылкую и счастливую тем, что она живет? Я одного только в толк не мог взять – за что она полюбила меня?

… Я смотрел, как она уходит. Её стройные бедра, обтянутые синей джинсой, слегка покачивались, каблуки сапожек цокали по плиткам вестибюля аэропорта Шереметьево-2. Мне хотелось догнать её, объяснить, какова моя роль в том, что произошло и почему мы расстались. Но подумал, что все без толку. Зачем же терять своё лицо? Когда сказка закончена, и звездная пыль грез развеяна по ветру, мы вдруг понимаем, что последняя строчка никогда не будет дописана – поэтому ни к чему предпринимать заведомо бесплодные попытки. Надежда наша на счастье умирала с каждым её шагом…

На кой черт мне искать справедливость там, где её и в помине нет? А если и есть, то не для таких, как я. На острове Свободы мне пришлось побывать в шкуре труса, балбеса, Бога, сукина сына и многих других персонажей – но только не самим собой. В конце концов, я там просто устал от впечатлений и паршиво себя почувствовал, поэтому желание у меня было лишь одно – домой, скорее домой…

Для чего человеку даются мозги? Чтобы строить козни, обманывать и плутовать: ибо хитрость превыше веры – скажут одни. Чтобы открывать законы природы и изобретать механизмы их применения, строить дома и свою жизнь – скажут другие. Ну, а как вам такой ответ? – чтобы понять себя. Разве не цель – покаянное исследование рубцов и потемок собственной души? Разве не величайшая удача – найти того, кто прячется внутри нас? Возможно, что этот кто-то – источник нашего постоянного страха.  

Ибо что такое страх души? Это не трепет перед хищным зверем в густом лесу или маньяком-убийцей, бродящим по ночному городу. Их боится лишь наша плоть в определенном месте в определенный момент. Страх этот забывается, когда ты дома – в тепле, под боком у родных и близких своих. И это не ужас смерти, которой однажды не миновать. Страх души – это когда ты боишься себя самого. Открыть неизвестное внутри себя – вот что такое страх души. Если откроешь и не поймешь – не будет страданиям твоим ни конца, ни меры. Так было, когда я думал, что никогда мне не встретить женщины, от которой захочу иметь детей, если она не будет той, возлюбленной однажды в субтропиках ульяновской девы…

Вот что такое страх души!

И только сумасшедшие ничего не боятся. Только они способны на все, что взбредет им в голову.

К чему это я?

Вот если опыт – родной брат практики, то и теория ему немного сродни. И подумалось мне – неправильно я подхожу к описанию блеска и нищеты нашего Комитета по строительству и архитектуре, портрета его замечательного председателя.

Все что было – когда и как, то бишь, хронологию событий – можно без всяких проблем прочитать в старых газетах. История Комитета – это его стройки. А пуски объектов любит освещать пресса. Читайте…

Какие новшества, совершенства инженерной мысли мы использовали в нашей работе – это вопросы к специалистам-строителям, коим я, увы, не являюсь.

А вот как шло наше собственное перерождение на фоне строек – а оно было, и если считать: два года это срок небольшой, то буквально, на глазах происходило – вот в этом и попробую разобраться.

Наше – я имею ввиду всех комитетчиков поголовно: себя, председателя, рабочих и специалистов. Стройка – это такая штука: мы строим её, она строит нас и навсегда оставляет свой след в наших душах. А порой, напрочь меняет их. Жизнь учит нас, мы учимся жить – ну, а как же иначе? То, что для слабого сумасбродство, для сильного доблесть – говорят в народе. Ну, и так далее…

Такая вот получилась увертюра. Теперь сама опера…

Итак, я занимался взаимозачетами по налогам в областной бюджет, чтобы на стройку шли материалы. Необходимость – мать закона. Только поэтому стал бюрократом. Ведь у этой породы людей извилины в мозгах какие-то особенно извилистые. Да вы, наверное, и сами знаете, что такое хомо бюрократиус. Эти умники прячутся за бумажками и считают, что Земля вертится только благодаря им. Боги ошиблись, произведя на свет это вражье племя. Вот почему, черт возьми, я в такое вляпался?

А процесс, между тем, шел…

Настал день, когда на законченный объект собрались несколько ответственных чиновников. И сказал им наш председатель, глубоко вздохнув: «Худо-бедно, но школу мы закончили строить. Теперь зацените наш труд». Он закашлялся, потому что в воздухе над вчерашней стройкой еще носились запахи краски, извести и цемента. И сами понимаете – ни один, вновь построенный объект, не сдается без отдельных недоделок. Поэтому присутствовало также и волнение в голосе. Обычно Сергей Борисович ставит самообладание превыше всего, но в тот момент не сумел скрыть нахлынувших на него чувств…

Осмотрев объект, согласилась комиссия, что новая школа в поселке Увельском построена исключительно замечательно. И все присутствующие были рады. Так же как и сам председатель Комитета по делам строительства и архитектуры, о котором легенды все были второй свежести. Самые дурные из них гласили, что он был самим совершенством, которое редко дается Богом одному человеку.

Мне всегда казалось, что обычно светящиеся иронией глаза Сергея Клипы – и прежде всего они! – выражают все обаяние его сложного характера и изобретательного ума. Но при сдаче школы они наполнились слезами, как у простого смертного, хотя минорному настроению не было повода. Значит, то были слезы радости или умиления торжеством момента. В этот день полагалось ликовать и гордиться плодами труда своего. И если начало строительства нового здания первой школы было до нельзя грустным, то финал – исключительно пафосным.

Устав от собственного энтузиазма, приемная комиссия просто ходила и смотрела, изредка выказывая восхищения. Все сошлись на том, что Комитет умеет и может строить – дай ему деньги, он всю Увелку заново перестроит.

Впрочем, не стану запутывать ситуацию эмоциями принимающих по той простой причине, что я их не видел – а смоделировал своим воображением. И слезы на глазах председателя – мой досужий вымысел (надеюсь, получилось художественно). Просто я знаю, как Клипа относился к строительству этого большого и важного объекта, и что эти чувства любви и ответственности привил нам всем, своим коллегам по стройке, как бы иные того не оспаривали. Поэтому мой рассказ можно рассматривать как максимальное приближение к истине…

В конце концов, что такое истина? Однозначного ответа предложить не могу. Сам исповедаю Верберское: истина – то, во что ты веришь. Хотя, если быть точным, Бернар говорил о реальности. Если то, что я пишу, порой кажется нелогичным, несет отпечаток хаоса и безумия – то в том не моя вина. Вся человеческая жизнь отмечена такой же печатью…

Кто может знать свою судьбу? 

С каждой прожитой нами секундой под влиянием обстоятельств мы все больше становимся самим собой. Если такая вещь, как судьба, действительно есть, она состоит именно в этом – мы находим себя. И не всегда такими, какими хочется, несмотря на ужас и боль такого процесса.

Судьба Клипы Сергея Борисовича – это созданный им Комитет по делам строительства и архитектуры. Звездный час его – строительство здания новой школы. В будущем будет еще более грандиозный проект – «Олимпийский поселок». Но на нём уже председатель наш надорвался…

И в том нет виноватых – ибо, в конце концов, мы же сами выбираем свое будущее.

Но вернемся к хронологической последовательности событий.

Однажды Клипа пригласил меня к себе в кабинет.

- Посмотри – таким будет наш стадион.

На столе у него были чертежи и рисунки новых объектов, которые Комитету предстоит построить на стадионе, в плане подготовки его к юбилейной ХХ летней областной спартакиаде «Золотой колос». Он даже название менял с «Горняка» на «Олимпийский».

Сергей Борисович комментировал:

- Вот здесь будет Гостевая Трибуна. Над ней Факел Олимпийского Огня. Под ней – Раздевалки Спортсменов, для каждой команды своя. Городошный Корт. Новые Площадки для Волейбола и Баскетбола под открытым небом. Хоккейная Коробка.

Я на мгновение даже опешил – так поразили все эти новшества, потому что наш стадион с детских лет многое значил для нас с председателем. Не боюсь быть уличенным во лжи, заявляя, что лучше нашего футбольного поля во всей области нет – уж я-то их повидал на своем веку. И теперь его будет окаймлять Тартановая Дорожка для бегунов. Высокая Трибуна вместо простой скамьи поднимется для зрителей с западной стороны футбольного поля. Часть даже будет под крышей…

Полюбовавшись проектами и моим изумлением, Клипа перешел к делу.

- Финансирование областное. Так что дел тебе за глаза… Можешь уже начинать.

Председатель был самым сложным и интересным человеком из всех, доселе известных мне. Его личность, казалось бы, уже достаточно изученная мною, в новых фрагментах может вдруг засверкать абсолютно новыми гранями – и я удивлялся: как этого раньше-то не заметил? Иногда он мне казался одновременно злым и добрым, одиноким и ожесточившимся в своем одиночестве. Но всегда чувствовал – он наделен такой громадной жизненной силой, что его пыл и любовь к строительству не нуждаются в единомышленниках: достаточно добросовестных исполнителей.

С этой целью он и зазвал меня к себе в кабинет, чтобы поразить грядущим преобразованием нашего поселкового стадиона. И, возможно, найти во мне душу родственную… Но, увы, мой масштаб строительной эрудиции до него не дотягивал – кроме восторженных восклицаний увиденным планам ничего добавить не мог. 

Я пожал плечами, не зная, что еще сказать – мол, будет сделано, дорогой товарищ председатель…

Мы поговорили еще немного о нашем районном футболе – как вместе начинали команду «Луч», игравшую в третьей областной классификационной группе. Как теперь новый футбольный клуб «Злак» бьётся во второй за честь нашего района, и какие у него есть шансы выиграть «Золотой колос» на своём поле...

После работы, возвращаясь домой, завернул на стадион. Он был очень красив, хотя и запущен – наш «Горняк». Я множество раз бывал здесь и почему-то не обращал внимания на его экзотику – наверное, примелькалась. «Олимпийским» стадиону предстояло стать еще краше…

Кленовую рощу сохранят у входа, лишь беседки добавят и детские аттракционы. Газоны свободного пространства заменят высокие клумбы, в каменном окаймлении. Заросли акации уберут, оставив строй деревьев вдоль забора из стальных прутьев с восточной стороны – это эстетично и полезно, в плане блокировки верховых мячей от стремления покинуть пределы стадиона…

Все это и многое другое усмотрел на столе председателя, а теперь представил на месте. М-да, будет здорово. Вспомнил себя пацаном, когда ходил сюда в детскую спортивную школу…

Гуляя по стадиону, задумался, далеко не в первый и последний раз, над любопытнейшей природой того, что мы называем временем. Легче всего его представить линейной дистанцией – год за годом, век за веком; от рождения к смерти – в пределах одной жизни, от примитивизма к совершенству – в пределах земной цивилизации. Ученые говорят – жизнь, а стало быть, и время развиваются по спирали. Поднатужившись, можно представить его бесконечной петлей – как змею, заглотавшую собственный хвост.

Да-а, время, время…

Говоря о своем невежестве, должен упомянуть, что являюсь приверженцем мысли – мозгу человеческому все по силам. Еще обучаясь в институте, на раз прочитав конспект лекций, с уверенностью шел на экзамен – если какой-то ученый два-три века тому назад сумел открыть свой закон, то почему же я, студент-политехник и будущий инженер, не смогу его доказать за полчаса? Иногда получалось, и это утверждало меня в мысли, что человек хотя бы раз в жизни должен рискнуть всем, чтобы познать нечто выше себя самого.

Напрасно, конечно, так думал – но я ведь никогда не отличался смирением. И это один из худших моих пороков. Однако при всем своем тщеславии понимал – себя-то постичь куда ни шло, а уж нечто запредельное (чужой, к примеру интеллект) скорее фантастика, чем реальность. Поэтому благоговел перед непонятным мне председателем Комитета – по-другому не скажешь.

Будучи любопытным и убежденным в собственном бессмертии, как все не старые еще люди, я не отчаивался и тешил себя надеждой когда-нибудь разгадать феномен Сергея Клипы. Порой бывал излишне уверен и даже бесшабашен в своих предположениях. Видеть реальность такой, какова она есть не всегда удается. Вот в чем беда!

Но самое удивительное из моих открытий на этом поприще была мысль – Клипа рожден быть строителем, как грузинский царь Давид. После кончины его замечательного детища, Сергей Борисович с уверенностью и изяществом ему присущими работал первым заместителем Главы в Увельской и Южноуральской администрациях, где-то еще… Но уже его имя так не гремело по области, как в должности председателя Комитета по делам строительства и архитектуры. Выше звания заслуженный строитель Российской Федерации он уже наград не получал. 

Клипа на стройке – человек, открытый своим возможностям. Клипа на государевой службе – просто умный специалист, осознающий свои пределы. Может быть, примитивно – но как-то вот так представляется мне ситуация. Остается порадоваться, что Бог обошел меня самого талантами и не требует их реализации – я живу в свое удовольствие.

Получается: предрешить ничего нельзя – в конечном счете мы сами выбираем свое будущее. И никакого секрета бессмертия нет. Секрет жизни – это сама жизнь, которая идет себе и идет, больше здесь нет ничего.

Вот такие у нас парадоксы – то день, то ночь.

А самое страшное в жизни, представляете что? Это, конечно, знать точную дату своей смерти. Такое нелепое знание заставляло бы снова и снова переживать сей момент и лишило нас всех счастливых мгновений бытия. В том вся мудрость жизни и заключается, что мы не знаем дату своей кончины.

Есть и другой вариант – если бы я знал, что умру лет через сто, я ничего бы не боялся и наслаждался каждым мгновением жизни целых девяносто девять лет и одиннадцать месяцев.

И такая мысль имеет право на существование – по-настоящему живут только те существа, которые умереть не боятся. Поэтому, чтобы жить в полную силу, человек должен жить так, как если бы он уже умер. Кому-то может показаться философия эта странной и безжалостной. Но это еще не все…

Парадокс парадоксов – знать свое будущее и пытаться изменить его. Если это удастся, как же тогда мы могли его знать?  

Апофеоз человеческого мышления в этом вопросе – мы не меняем будущее, мы выбираем его.

Это к тому я так рассуждаю, чтобы понять: был ли шанс сохранить Сергея Борисовича Клипу главным по стройкам для Увельского района? Или без Комитета председатель уже не строитель?

Однажды, еще студентом будучи, увидел в Челябинске на витрине фотовыставки большой портрет Сергея Клипы с безымянной надписью «Сельский архитектор». Я очень был горд, что знаю этого парня, и что мы с ним – земляки. Наверное, это было в 1977 году. Потому что двадцать лет спустя в тесном кругу друзей и сотрудников мы отмечали юбилей работы Сергея Борисовича в Увельском районе. Четверть века мы уже не праздновали…

И прошу понять меня правильно. Пусть Сергей Борисович живет и здравствует еще многие годы в любом качестве – даже пенсионером. Но Клипа-строитель ушел из жизни вместе с его Комитетом. Сейчас я говорю о символе, а не о живом человеке. А все остальные его поприща – это было уже не то…

Старость не радость. Мы должны стариться и умирать в свое время – это нам предназначено. Но вспомним Эраста Фандорина – вот у кого было постоянное движение к самосовершенствованию! – и возьмем с него пример.

Тяжело переживать падение с пьедестала. Не каждой душе под силу – иные ломаются. В этом плане пост заместителя председателя не был для меня звездным часом судьбы и карьеры. Работа в Комитета – да: я с гордостью осознаю свою сопричастность к его великим делам. Но кем я там был – дело второстепенное…

Такой приведу пример. Работал в Комитете снабженцем Евгений Попов – молодой, холостой, подвижный парень. Настолько раскрепощенный, что умудрялся даже Ильину, бывшему заместителю председателя райисполкома, а потом директору крупного предприятия, говорить «ты» - чего мы с Клипой себе не позволяли. Формально он был в моем подчинении – Попов этот – но озадачивал его и спрашивал результаты работы сам председатель. Так уж на практике повелось, поскольку я со своими зачетами в вечных разъездах. Но снабженец не забывал, кто его непосредственный начальник, и старался всячески угождать мне – порой до надоедливости.

Так вот, время пришло написать заявление на увольнение из Комитета – причину я потом расскажу, чтобы сохранить интригу повествования. Уволился. Потом возле бывшей конторы встречаю Попова – я отходил, он подъезжал. Останавливается возле меня, стекло опускает и вопрошает:

- Что ты здесь делал?

- В гостях был, - отвечаю.

- А что, есть кому тебе в гости ходить? – ухмыльнулся Попов и бросил окурок мне прямо в лицо. Потом дал по газам и умчался прочь – знал, конечно, за такой демарш я мог бы ему и нос сломать.

Вот был бы я по жизни начальником, от такого поведения бывшего подчиненного с горя запил. А так – утерся и дальше пошел. Ну, дерьмо человек – что с него взять? Как раньше ползал ниц, так и теперь не в облаках…

К чему это я?

Совсем не знаю, как Клипа пережил закрытие Комитета – меня уже в это время там не было. А Сергею Борисовичу даже повышение вышло на административном поприще и, думаю, бычки ему в лицо не бросали его бывшие подчиненные. Но ругали – я это сам слышал, хотя не сторонник собирать сплетни. И понять их можно – без работы остаться в наше неспокойное время весьма чревато. Но что поделаешь – такова жизнь! А на всех никогда не угодишь…

Рано или поздно приходит время, когда удача изменяет нам, и наши мажорные часы волей-неволей перестают тикать. Остается только принять судьбу, когда твое время приходит, и смириться с тем, что она дает. Такова цена за былое величие – даром ничего не дается. Однако не стоит слишком долго витийствовать на эту тему. Человеческая натура – вещь сложная. А память имеет свойство нам изменять, как дева ветреная…

Но какой бы несовершенной она ни была, всегда буду помнить такой случай. Однажды стоял на остановке Плановый в направлении дома и поджидал автобус. Тогда я работал в фирме сына ООО «Бетонпрофит» и возвращался из Челябинска на перекладных – как это делал каждый рабочий день.

Неожиданно на остановку подрулила крутая иномарка. За рулем был Сергей Борисович.

- Садись, подвезу, - предложил мне Клипа.

- Я по-прежнему живу в Увелке, - напомнил, зная, что мой бывший начальник переехал в поселок Лесное.

- Знаю. Прокачусь немного в твоей компании, - ответил он.

Выглядел бывший председатель вполне респектабельно. И точно такое же пытался произвести впечатление. Говорил-говорил и даже изредка улыбаться… Но я знал, что все самое лучшее – то, что уже никогда не вернется – у него давно позади. И сейчас он не тот, кем был – хотя при власти и в крутой машине…  

Он завез меня во двор дома № 16 Советской улицы, где проживала моя семья – зная, наверное, что ушла из жизни бывшая теща моя, но не зная того, что я так и не вернулся в объятия Томы. Или она не позвала меня – это можно понять как угодно: результат все равно не менялся.

Я не стал информировать Клипу, что отнюдь не в этом доме живу. Мы еще немного посидели в салоне автомобиля, поговорили, как старые добрые приятели. А что нам делить – расстались мы без скандала, работали дружно. И бывшие наши коллеги мне все уши прожужжали о том, что Сергей Борисович – чертовски холодный человек. Почему мне? Да потому что считали меня лучшим его другом – если не по жизни, то в масштабах Комитета по делам строительства и архитектуры.

Относительно дружбы с председателем я никогда не разубеждал комитетчиков – ни в момент его деятельности, ни после его падения. Что такое дружба, в конце концов, как не двойное зеркало, которое мы держим между собой, видя в нем то, что нам приятно видеть? Когда же дружба со временем начинает трескаться и изображение портится, дружбе приходит конец. Вот я сижу, точно холодное бесстрастное зеркало, перед моим старым приятелем, и он, должно быть, видит себя в нем детоубийцей – погубившим свой Комитет. А в его подрастерявших иронию глазах я вижу отражение не выбившегося «в люди» предпринимателя, который мне совсем не симпатичен.

Должен сказать, что мне было приятно внимание Клипы. Хотя на недобрый взгляд можно подумать, что первый заместитель Главы города Южноуральска бравирует своим демократизмом. Может быть даже, он ожидал моей просьбы к нему: принять участие в судьбе бывшего подчиненного – глядишь, какую-нибудь должность предложит у себя под боком. Но я рассказал ему о фирме сына, в которой работал офис-менеджером. И о том, что все у нас идет «пучком»…

Сидели мы тет-а-тет, в принципе, не долго, ехали – и того меньше. Не стану рассказывать все, о чем мы говорили в ту памятную встречу – просто накоротко посудачили о том, о чем только могут говорить двое не самых болтливых мужчин. Мы делали вымученные попытки шутить и припоминали смешные истории из прошлого. Возможно, Клипа чувствовал во мне невысказанный упрек, но не услышал его.

А мне многое хотелось сказать, но не решился. К чему толочь воду в ступе? А говорить о серьезных вещах хоть и в былом… Нет, я не хотел произносить тех слов, которые друг никогда не должен говорить другу. Особенно если это правда.

Что пользы от воина без войны, поэта без стихов и председателя без Комитета?

Впрочем, если у вас в ходе моего повествования создалось впечатление, что я собираюсь в чем-то обвинять Сергея Борисовича Клипу, то оно неверное. Ибо он и есть самый пострадавший от падения Комитета человек. А то, что он ушел из него, не дождавшись конца, так ведь и я сбежал – не мне обвинять…

Другое дело, что большинство комитетчиков относилось к Комитету как к месту работы. Возможно только для нас с председателем его детище было и сохранилось в памяти как ореол мечты и дерзаний – для него как создателя и руководителя, для меня как участника большинства проектов. Великие дела, великие замыслы…

Но кто может знать в точности – так это или нет?

Жизнь состоит из перемен, но кое-что в моей жизни, похоже, осталось неизменным. Я считал и считаю, кто бы что там не говорил –  Комитет наш не загнил и исчах, не был предан и брошен Клипой, а надорвался в славной борьбе с долгами. Впрочем, невозможно представить его существование без председателя. А председатель ушел в Администрацию. Это ускорило падение колосса…

Что же он сам думает по этому поводу?

Мне бы спросить, но я не решился – все из-за той же боязни быть непонятым, до упреков скатившись. Лишь домыслил по-своему то, что почувствовал: Клипа – сложный человек с душою искателя, раздираемой бесконечной внутренней борьбой между мечтами и горьким опытом. И я был уверен тогда, что до конца разгадал председателя.

Это поистине человек, живущий на вершине своей внутренней горы высоко над другими людьми. Их он мерил своей меркой: для него не существовало оттенков реальности – либо ты честный и полезный обществу человек, либо ты вор и должен сидеть в тюрьме. Это требование к окружающим для него превыше всех добрых чувств. Расскажи я ему сейчас историю с Черновым и переписанными счетами, он бы наверняка сказал: «А ну, выметайся из моей машины и никогда на глаза больше не попадайся». И никаких скидок на давность лет и дружеских отношений. Впрочем, он и меня подозревал во всех тяжких – было однажды такое дело. Но об этом позднее…

Вот эта его черта всегда озадачивала меня. Человек, который никогда не говорит неправды. Не думал я, что такое возможно! Почему это так для него так свято? Ведь правда правде рознь. А истина то, во что ты веришь. По этому принципу можно и немного совсем приукрасить что-нибудь…

А как же дружба? Что дороже – друг или жизненные принципы? Ответ однозначный – у председателя не было, нет и никогда не будет друзей: их ему заменяют принципы.

Когда меня что-то беспокоит, когда я чувствую себя запутывавшимся в какой-нибудь ситуации, я люблю сбегать в лес – к моей тотемной лиственнице. Люблю пройтись по лесной дорожке до опушки – именно в эти минуты ко мне приходят самые светлые мысли. Это одно из самых излюбленных моих занятий.

Когда прощались с Клипой во дворе дома № 16 по Советской улице, я подумал – скорее бы выходные: я хочу сбегать к лиственнице; у меня появились мысли, с которыми надо срочно разобраться.

Вот что такое счастье, в конце концов? Ведь оно – многие так считают – важнее самой жизни. Счастлив ли Сергей Борисович на склоне лет своих? Осталась ли у него цель в жизни, кроме как помогать своим детям воспитывать их детей? Ведь человек бесцельный живет инстинктами – поспал, поел, поработал… день прошел – ну и хер с ним! А целеустремленный – видит все в истинном свете и ощущает прелесть каждого мгновения жизни. Ради этого мы живем, ради этого мы умираем – разве не так?

Возможно, Клипа устал – в короткой беседе, сидя в машине рядом, я не почувствовал в нем горения. Возможно он утерял смысл жизни и ему надоело его искать в Белых Домах Бюрократии. Возможно, прежняя его активность теперь для него сущий ад – поскольку она никому не нужна. Несущий свет должен терпеть боль от ожогов – только он должен знать, во имя чего или кого терпеть ему эти страдания.

А каково это – начинать сызнова?

Человек, как правило, запрограммирован на что-то природой – и под эту цель наделен от неё талантами. От рождения мы боимся темноты и громкого шума. По жизни набираемся страха перед бедностью и неудачами. Существует ли страх перед попытками начать все сначала?

Вот я, к примеру, как был по жизни предпринимателем, так им и остался до нынешних дней. Мне замутить что-нибудь новое, если разочаровался в старом – раз плюнуть. Возможно, в этом мой талант – смотреть на жизнь глазами ребенка и видеть вещи не такими, какими их видят другие люди; верить в сказки и пытаться создать их. Это просто захватывает меня раз за разом!

Каково было для Сергея Борисовича, человека зашоренного в своих принципах,  после фиаско с его Комитетом по делам строительства и архитектуры не рядиться в чиновники, а создать новую строительную канитель? Кабы знать…

Все мы гордимся своей уникальностью и часто оправдываем свое существование, глядя на звезды и заявляя, что во всей вселенной нет другого такого же существа. Мы верим в свои способности и вытекающие из них уникальную ценность своего я. Каждый из нас некоторым образом представляет собой свой собственный уникальный мир, достойный существовать не менее, чем необъятная Вселенная вокруг нас. Мне кажется, я это знал всегда и этим всегда оправдывал собственное тщеславие.

Думая о Клипе, я уже не был так уверен. Я никак не мог себе объяснить – почему он, человек очень умный, никак не мог понять, что все люди вокруг очень разные и большинство не подходят под требования его стандартов. Человечество хочет сладко спать, вкусно есть, совокупляться и лишь по необходимости – работать. А от воровства каждого из нас удерживает лишь одно – страх наказания. Но Клипа думает, что это проблемы воспитания…

Ну, так воспитывай – на то ты и председатель!

Нет, у него своё – вор должен сидеть в тюрьме. И хоть ты кол на голове теши…

То, что у него с этим не так, как у всех людей, в наших спорах я всегда относил к «коммунистической контузии». Когда-то и сам верил в эту мечту. Но, увы, меня не надолго хватило с ней…

В детстве мы растем и усваиваем все, что нам преподают. В юности мы пытаемся воспитывать сами себя. Потом мы мужаем и хотим найти свое место в жизни и обществе, а обстоятельства под эту марку нас формируют в личность. И, наконец, мы выходим на пенсию и считаем, что достигли наивысшего уровня компетенции и мастерства. Хотя именно в эту пору нетерпеливая молодежь нас называет «старыми маразматиками».

Ну, что ж… пусть будет. Свой долг мы исполнили – завели и вырастили детей, передали им свой опыт и знания – осталось только умереть. Это тоже элемент программы, заложенной в нас природой.

Если бы я смог набраться смелости и уйти из жизни, как дети Маркса, то наверное мог заявить, что моя жизнь в моих руках. Нет – я малодушно тешу себя надеждами, что, когда насовсем откажутся мне служить мои ноги, я буду жить, стуча пальцами по клавишам клавиатуры компьютера. Когда персты загнутся от старости, я буду диктовать свои мысли внучке или секретарше.

Конечно же, это страх перед смертью. Но я считаю, что служу великому делу познания мира. И буду служить ему до последнего вздоха…

 

 

 

Добавить комментарий

ПЯТИОЗЕРЬЕ.РФ