А.Агарков.
Пришли плохие времена
В 1994 году совхоз имени Кирова еще сохранял свое название, производство и структуру управления. Это все благодаря четко, по промышленному образцу, отлаженному производству птичьего мяса и яиц. Куриная ферма так и называлась в быту и по документам – птицефабрикой.
Приехал в совхоз в поисках рекламодателей. И вот что мне предложили сделать за плату – написать очерк об одном из столпов власти, председателе рабочкома Александре Ивановиче Дворянинове. Несколько неожиданно, но дело есть дело.
Скромность, несомненно, хорошее качество. И все замечают – чем лучше человек, тем он скромнее. Однако, думается мне, скромность иногда и мешает, если человек на виду, и биография у него интересная, честная; если жизнь у него поучительная и рассказать о ней следовало бы.
А как поступить, если герою всего тридцать шесть лет, и десять из них он проработал на одном месте – председателем профсоюзного комитета совхоза? Остается одно – отложить мемуаристику на неопределенное будущее и попытаться выяснить какие больные вопросы сегодняшнего дня не дают Дворянинову покоя. По делам и помыслам попытаться угадать или почувствовать его человеческий образ и характер.
Со многими несправедливостями порой сталкивается человек из-за чьей-то нерадивости, со многими страданиями и лишениями – будучи уверенным, что это явление временное, ошибочное: надо только подождать, перетерпеть, и всё наладится. Но… не налаживается. И как же тут не сникнуть, не сдаться, не потерять веру в людей?
Будь милосердным, человек – ведь и тебе когда-нибудь понадобится милосердие!
Сколько же их прошло перед ним – женщин и мужчин, стариков и подростков – односельчан. А какие они разные – тихие и покорные, крикливые и требующие; а крик не поможет, так завернет по матушке – чертям становится тошно… Бывали вульгарные, от которых душу воротило.
Сколько же в нем, таком молодом – и нравственной силы, и дипломатии, и милосердия, и выносливости, чтобы все это перетерпеть, выслушать и принять правильное решение. Нам ведь так суждено – учиться методом проб и ошибок.
Для Александра Дворянинова очень важно в каждом деле выработать личное внутреннее убеждение. Это убеждение прежде всего складывается на основе имеющихся фактов. Но и не только их. Когда зарождаются сомнения относительно каких-то моментов, когда эти сомнения крепнут и начинают оформляться в определенное решение, когда предстоит окончательно утвердиться в правильности этого решения, возникает необходимость выйти за рамки формальности и увидеть человека, к судьбе которого прикасаешься. Непросто все это.
А между прочим, правильная есть поговорка – на ловца и зверь бежит. Только понимать ее надо шире.
Еще когда Александр Дворянинов работал молодым специалистом в совхозе, народ приглядывался: добрый, честный, образованный – такой и нужен. Видимо сама Судьба занесла его в схему жизни, в котором главным мерилом является человеколюбие. Это его призвание и профессия.
- Мы ему доверяем, - говорят о нём хуторчане. – Он с нашей каши вырос.
Кого не спрошу, о нем говорят:
- Мы очень довольны профсоюзом. Иваныч на своем настоять умеет. Со всеми бедами он справляется. Всегда справлялся. Только надо его поддерживать, а то попадется какой твердолобый…
Такое доверие и поддержка обязывают ко многому. Даже за те решения, которые принимает администрация, приходится отвечать и ему. Увольняет директор прогульщика или сокращает штаты сворачиваемого производства – свое слово должен сказать рабочком. Прежде, чем принять решение, Дворянинов проверит факты сомнениями. Он будет придирчивым, въедливым и дотошным, он будет буквоедом – но он должен убедиться, что человек наказан справедливо. Это его работа и одновременно дело его совести.
Жизнь перевернулась. Рушатся изначальные «столпы» общества – КПСС, Советы… Кто на очереди? Профсоюз?
Вот о чем болит душа Александра Дворянинова сегодня.
- Если профсоюзы – о чем сейчас говорят – лишат права социального страхования, это под корень подсечет все основы его. Где брать средства для материальной помощи малоимущим? Чем удешевлять санаторные путевки? Сейчас они, слава Богу, для наших рабочих обходятся лишь в пять процентов истиной стоимости. А новогодние подарки ребятишкам… Другими словами, без соцстраха профсоюз – ничто.
Этой взволнованной речью Александра Ивановича я и закончил рассказ о молодом председателе профсоюзного комитета совхоза имени Кирова. По-моему, неплохо получилось.
Наконец-то начальник Вневедомственной охраны решился у меня разместить рекламу. То ли дела у них пошли из рук вон плохо, то ли авторитет моей «Лиры» так поднялся, но однажды взял и пригласил меня к себе майор Мамаев.
Мало того, Михал Филиппыч заказал на отдельной странице материал о своих бойцах. Так появился в «Лире» репортаж ««Увелка», я – «240-ой»» - с погонями, перестрелками, с блеянием в ночи патрульных машин…
Да шучу я, шучу. Просто ночь провел с дежурной группой задержания Вневедомственной охраны Увельского РОВД. Что из этого получилось, сейчас расскажу буквально по часам.
17-00. Сотрудники покидают РОВД. На рабочих местах остаются лишь те, кто «зашивается» в делах, и мы – дежурная смена.
19-50. На пульте бесконечные звонки – сдают магазины под охрану электронных систем. Дежурная смена садится в машину и проверяет на объектах живых сторожей. Едем не спеша. В скорости нет никакой нужды. Всматриваемся в лица прохожих. Интересуемся – как настроена «золотая» молодежь, что она преподнесет нам сегодня.
Злокритичный обыватель, глядя на нас, наверное думает – девчонок высматривают. «Едут и смеются, пряники жуют…»
Увы, это не так. Кроме охраны объектов у нас повседневная… рутинная, если хотите, работа стражей порядка. Подбираем пьяниц, разнимаем дерущихся, задерживаем хулиганов, пресекаем особо буйные семейные сцены. Хватает дел…
22-40. Прекрасное время! Зажигаются фонари. Затихают ветер и листва на высоких тополях медгородка.
- Стой, Серёга!
Останавливаемся, выходим. Живой огонь мелькнул в кустах. Неужто пацаны костер палят? Нет. Горит стекловата в углу вагончика. Никого.
- «Увелка», я «240-ой». Сообщите по 01 – горит вагончик строителей на территории медгородка.
Огонь с ревом вырывается на крышу. Его отблески отражаются в окнах больничных корпусов. Войди мы в вагончик минутой позже, сейчас бы оказались в самом пекле…
Вслед за светом фар из темноты выныривают голубые огни. Молодцы, огнетушители – оперативно! Трещит забор под сильной ногой, мигом раскатаны рукава… И вот уже сцепились в смертельной схватке две стихии – огонь и вода.
Зеваки сбегаются. Нам пора. У нас свои заботы – витрины, двери, замки…
- Не спишь, сторож?
- Привет, начальник!
01-30. До рассвета три с половиной часа. Вполне достаточно чтобы отдохнуть, если сразу уснуть. Но не спим. Оператор у пульта сбивает крем для торта – у неё завтра день рождения. Мы смотрим «телек» и готовим ужин. Скромный ужин: шесть перемен – кофе, кофе с молоком, кофе с сахаром, конфетами, печеньем…
Атмосфера спокойная. Разговоры и шутки беззлобные. В любую минуту может прозвучать сигнал тревоги, и тогда все мысли и действия будут направлены на одно – выполнение служебного долга. А переделки бывают такие, что мы вынуждены прикрывать друг друга, и от мужского чувства локтя зависит жизнь твоя и твоих товарищей. Поэтому затаенных обид между нами быть не должно – чревато…
04-15. Предрассветная мгла вязка и непроглядна. Никакой мистики – нет луны… А звезды что? Пыль, дребедень. Одна радость – фонарь в руке. На улицах ни души. Притихли собаки по дворам. Час котов и… воров.
Всегда ожидаемый и всегда неожиданный сигнал молчит. Сегодня тихо, ветер не звенит стеклами – ложной тревоги не будет.
07-30. Увелка просыпается рано. Спешат люди на работу, здороваются. Мы стоим на крыльце, курим. Еще одна ночь прошла в долгой череде дней и ночей что называется жизнью. На душе легко от исполненного долга. На плечи ложится тяжкая длань усталости. Скоро смена и отдых…
Ребятам Вневедомственной охраны понравилось, что репортаж написан от первого лица – будто каждый из них сам о себе писал. Начальник одобрил. А я получил моральное и материальное удовлетворение.
Один из первых, к кому я обратился с предложением о рекламе в газете «Лира», был Реутов, председатель научно-производственного кооператива «Альтернатива». Виталий Петрович меня внимательно выслушал и пообещал подумать. Думал он долго – практически год. При встречах случайных я ему каждый раз дарил новые номера – поди, подшивку целую накопил. Ну да ладно, его дела…
Я уже не предлагал ему ничего, но однажды субботним вечером он сам мне позвонил.
- Анатолий, ты можешь завтра подойти в мою контору?
Я мог. Часам к десяти, как и было приказано, притопал в управление сельского хозяйства Увельского района, где на втором этаже в одном из кабинетов квартировался офис «Альтернативы». В коридоре пусто и тихо, кабинеты закрыты – день-то воскресный. Лишь одна дверь распахнута – с табличкой НПК «Альтернатива». Виталий Петрович за своим столом.
- Заходи, - сказал он.
Перед ним лежала газета, которую Реутов не спеша перечитывал.
- О чем пойдет речь? – спросил я, выкладывая ему на стол свежий выпуск «Лиры».
- Ты читал мою статью? – он пододвинул мне центральную газету «Сельская жизнь». – «Перевернутая пирамида» называется. Возьми и прочти сейчас…
Взял и искать статью не пришлось – газета была открыта так, что название сразу бросалось в глаза. Присел, углубился в чтение.
Автор имел в виду перевёрнутую пирамиду власти.
Вот если бы мне заказали на такую тему статью, начал её так.
С чего начиналась Америка? Пришел Джон в прерию, прогнал краснокожих, вспахал землю, посеял пшеницу. Собрал урожай, продал – оказался в прибытке. И подумал тогда – к чему это я должен сам с чингачгуками биться? Позвал лоботряса Била, дал ему денег и звезду шерифа – иди, мол, отгони краснокожих куда подальше. Вот так и сложилось процветающее государство, где изначально – человек труда, а власть у него на побегушках.
С чего начиналась Россия? Приказал царь-батюшка стрельцам сходить на Урал, а по пути прибрать к рукам всё, что еще не прибрано. Другими словами – изначально власть, а потом её поданные. Вот и получилась перевёрнутая пирамида. Относительно Америки, конечно. В мире ведь всё относительно.
О том же Реутов сделал вывод в своей статье – пирамида власти сейчас у нас перевёрнута: народ для неё существует, а не наоборот.
Я с ним согласен, и мы бы нашли общий язык, но все же добавил то, что Реутов упустил – русский менталитет. Хоть и взрывал, хоть и свергал, хоть и расстреливал русский народ самодержцев своих, всё равно в глубине души всегда хранил веру в доброго царя-батюшку, помазанника Божьего – будь он Генсеком иль Президентом…
Вот что упустил в своей статье Виталий Петрович – а так, все верно: я двумя руками «за». Сейчас он ждёт моего мнения, а мне хотелось его так подать – пусть даже покривив от истины – чтобы не утратить доверие автора.
- Ну, как?
- Думаю, статья не останется незамеченной, - выкручивался я, еще не найдя нужных и правильных слов.
- Конкретнее – чем? – взгляд председателя «Альтернативы» сверлил меня сквозь очки.
Вытащил меня из щекотливой ситуации незнакомец, вдруг возникший на пороге.
- Здравствуйте, Виталий Петрович! Надеюсь, приехал не напрасно за три тысячи вёрст? Серьёзное дело вы затеваете?
- Думаю, да. Присаживайтесь.
Незнакомец вошел в кабинет, пожал руку Реутову, потом мне. Сел на стул, закинул ногу на ногу и пригладил на бедре потертость затасканных джинсов. Лицом – типичный газетчик, кожа светлая, глаза синие.
- Насчет трёх тысяч ты завернул, - сказал Виталий Петрович, накрывая на своём столе чайную церемонию. – Каких-то сто километров. И вообще – сказал бы, я машину за тобой послал.
Гость улыбнулся речи хозяина кабинета.
- Ловлю на слове – мне предстоит еще путь обратный.
Я подумал – от скромности мужик не умрёт.
Разлив чай и присев в своё кресло с чашкой в руке, Реутов спросил:
- Ну, ты готов ответить мне – как это будет выглядеть и почем?
Гость кивнул. Быстро расправившись с чаем, он достал из внутреннего кармана небольшой блокнот.
- Значит, так…
Не сразу но понял, что речь идёт о газете. Похоже, Виталий Петрович затевает собственный проект средства массовой информации. Из того, что мужик зачитал, можно сделать вывод, что проект тянет на наш «Выбор», а перед нами – второй Кукаркин. Он читал, Реутов мрачнел, я разглядывал их лица. М-дя… золотой выйдет Виталию Петровичу газетка. Я бы со своей «Лирой»… Впрочем, не для того ли он пригласил меня, чтобы быть оппонентом губернскому гостю?
Он закончил. Реутов стал уточнять интересующие его моменты. Я молча ждал, когда пригласят в дискуссию. Не дождался…
В полдень Виталий Петрович пригласил гостя к себе домой на обед. Мне, прощаясь, руку пожал.
- Спасибо, Анатолий.
За что? Лицо моё выразило недоумение. Если бы спросил моё мнение обо всём услышанном, я сказал – разводят вас, Виталий Петрович. Он не спросил – я не сказал. Домой шел и думал – почему дорогая, но областная, а не моя «Лира»? Она на три порядка дешевле, но может быть очень сердитой – как в теме Бородина.
Да Бог с ними! Мне ли считать чужие деньги?
Много позже, когда обсуждаемый проект не состоялся, таки догадался, что видел в то воскресное утро в офисе «Альтернативы». Виталий Петрович тешил своё самолюбие – вот, мол, каков я: захочу и собственная газета у меня будет. Серьезных намерений у него не было.
Это не было потрясающим открытием. Просто я достаточно хорошо знаю Виталия Петровича. А кроме того, как бывший райкомовский работник и нынешний газетчик, хорошо умею анализировать жесты, слова и чувства. Мало что в людях и людских характерах способно меня теперь удивить. Ведь всю свою жизнь я наблюдаю и оцениваю людей. Что, похоже, превращает меня в циника. Чрезвычайно редко люди таковы, какими хотят казаться.
Правильно, что не влез в полемику, предлагая «Лиру» свою. И сильно подозреваю, что челябинский гость обратно уехал на электричке. Председателя НПК «Альтернатива» баским словом не обольстишь.
Как-то проязычился Валентину Абросимову о своих проблемах с ЧП.
Тот даже вперед подался:
- Как? Так ты что, платишь налоги?
Я, выдержав паузу:
- И каждый квартал сдаю полный балансовый отчет.
Директор типографии недолго обдумывал услышанное – со шкафа достал подшивку «Российской газеты», отыскал нужную страницу, очертил ручкой нужный абзац и сунул мне под нос.
- Читай.
Там было написано, что вновь образованные редакции СМИ освобождаются от уплаты налогов на два года.
- Господи!
- Вот-вот, - Валентин покачал головой.
- Дай мне газету.
- Зачем?
- Пойду в налоговую выяснять отношения.
- Они об этом прекрасно знают.
- Тогда что получается – меня развели?
- Именно так.
- Может, все-таки тоже не знали.
- Нет, не думаю – им положено это знать.
- Ладно. Спасибо. Пойду устраивать Варфоломеевскую ночь…
Господи, они все знали и меня водили за нос. Ну, твари!
Когда по поводу освобождения от налогов задал вопрос курирующему инспектору, Тамара Акулич плавно покивала головой – да, конечно, она все знала, но…
- Я тебя воспитывала. Хотела сделать из тебя настоящего предпринимателя…
Ни хрена себе! Какой неискоренимый оптимизм!
- Я сейчас пойду к прокурору или в суд и заставлю вас вернуть стибренные у меня деньги.
Она и бровью не повела.
- Иди хоть к черту! Где это видано, чтобы государство кому-то возвращало финансы? Пусть даже через суд…
- А причем тут государство? Я на тебя собираюсь подать… Из зарплаты частями будешь отдавать. И налоги и штрафы…
- Ну-ну, блажен кто верует. У тебя нет ни малейших шансов по этому поводу.
- А вот посмотрим, как ты запоешь, когда суд тебя, воровку мелкую, вытащит на свет божий. И деньги вернешь и на зону пойдешь…
- Ты не груби мне… А то полицию сейчас вызову, и сам пойдешь куда следует.
Она имела в виду налоговую полицию. Были такие ребята о ту пору…
Я двинул к дверям, на ходу размышляя – судиться-рядиться, а на хрен мне это надо? Закрою ЧП, уйду в подполье, буду натурою брать за свои рекламные услуги…
Открыв дверь, обернулся – просто так уйти не было сил.
- Корова ты с ветвистыми рогами! Не зря тебя Федя бросил…
Захлопнул дверь и пошел писать заявление о закрытии ЧП. Скорее несся чем шел, охваченный гневом справедливой ярости. Мир сузился до пределов, где все было четко и ясно – я обманут государством, которому желал лишь добра. Пусть эта курица не Президент из Кремля, но тоже суть – олицетворение власти на местах…
Пульс стучал в голове. Дыхание с шумом вырывалось из грудной клетки – так шуршат волны о берег. Нет, судиться не буду – может получиться себе дороже: адвоката надо нанять, тоси-боси… а, возможно, ещё проиграю: не зря эта курица так уверена. Давая выход справедливому гневу и безудержному стремлению отомстить, я строил планы, как мне вести дела, чтобы ни шиша не платить налоговикам. Хотелось сыграть с ними в игру – «кто кого?» – по самым высоким ставкам.
- Все верно, - одобрил мое решение Валентин Абросимов. – Тиражом до тысячи экземпляров может выпускать хоть черта лысого любое физическое лицо. Не нарушая, конечно, уголовного кодекса…
- Лицензию на «Лиру» у меня отберут?
- Никто отбирать ничего не будет. Она ведь зарегистрирована на тебя лично, а не на ЧП, и автоматически потеряет регистрацию, если в течение года типография не отправит им свежий номер газеты. Но даже и в этом случае ты можешь выпускать газету ничего не меняя в названии и оформлении. Только тираж будет ограничен – не более 999 экземпляров в одном выпуске…
И на том спасибо.
На следующий день, более-менее успокоившись, пришел в районную администрацию и, будучи в добром здравии и твердой памяти, написал заявление о ликвидации ЧП Агарков А. Е. Сожалений не было никаких. Была огромная досада – нахрен я его вообще открывал? Работал бы с тиражом 999 экземпляров и горя не знал...
Позже досады пришло чувства страха: неужели долбанное ЧП – единственное в жизни, на что я способен? Люди вон фабрики к рукам прибирают. Им что, больше дано?
Должно быть, так. Не получился из меня Каупервуд.
Еще недельку меня помучили администрация с налоговиками плюс пенсионный фонд, и ЧП закрыли. Одной заботой стало меньше.
Другая пришла. Закрылся «Выбор». На самом деле газета не была областной и сельской, как писалось в её подзаголовке и моем удостоверении журналиста. Это был авантюрный проект Вячеслава Кукаркина, поддержанный владельцем птицефабрики «Равис» и депутатом Государственной Думы Лежневым М. А.
Как известно уже, Михаила Александровича убили и преступников не нашли. Финансирование газеты прикрылось. Редакция разбежалась – следов не найти. Впрочем, один таки адрес я знал – поскольку был в гостях на корпоративе, посвященном бабешкину празднику. Но секретарша редактора со слезами на глазах заявила мне с порога:
- Ах, оставьте меня в покое! Справляйтесь сами со своими делами.
Ни адреса, ни телефона Кукаркина она мне не сообщила.
- Он хоть жив? Или в бегах? – запоздало крикнул я в захлопнувшуюся дверь.
Бог с ними, с долгами по зарплате – мне бы книжку трудовую вернуть. Без неё ни на работу устроиться, ни в Центре занятости встать на учет – там безработным дают пособие.
М-дя… ситуация. Может так оказаться, что разыскать Кукаркина будет невероятно трудно, если не знать, каким образом он вовлечен в бизнес Лежнева – а не причастен ли он сам к убийству?
Был журналистом, стану частным детективом. Может быть, дело швах, но я был полон оптимизма. Круг поисков пока ограничен – Увелка, Челябинск. Надеялся, мне поможет сбежавшего редактора отыскать мой лучший друг и наставник – Кожевников Павел Иванович. Но его самого еще надо найти. Знал, что он работает кем-то в администрации губернатора. Петр Иванович Сумин знает, наверное. Надо просто зайти и спросить. Сам не пойму, почему я этого не делаю…
Другой путь – увельские корни Пал Иваныча. Мать, брат, сестра – кого-то из них можно было отыскать: не такая уж Увелка огромная. Помнится, к его маме мы с Кожевниковым заезжали – какой-то шестнадцатиквартирный дом, какая-то улица где-то у железной дороги. Поспрашивал общих знакомых… Майора Мамаева, к примеру. На его уверения, что он мало знаком был с Пал Иванычем, ответил сдержанным недоверием, которого и не пытался скрыть.
- Тоже мне, Вневедомственная охрана! – упрекнул я. – Ты должен знать всё и вся.
Винить Михал Филиппыча не стоит – знать точные адреса всех проживающих в Увелке он не мог: это не входило в его обязанности. И упреки мои не приблизили разгадку.
Возможно, точный адрес мамы Кожевникова знает Белоусов, который теперь возглавляет райком профсоюза работников сельского хозяйства. Два года работы в одном кабинете прилипают как хорошо нажеванная резинка – мы стали не то что друзьями, а просто обязанными друг другу. Я склонялся к тому мнению, что Владимир Викторович обязательно мне поможет.
Первый же телефонный звонок попал в цель – Белоусов ответил:
- Приходи – поговорим.
- Ну, ты бюрократом стал! По телефону внапряг сообщить?
- Ты еще занимаешься газетным делом?
- Как раз им и занимаюсь.
- Приходи – тема есть.
- Ты мне дай сейчас адрес и телефон, если есть – я решу свой вопрос, а потом нагряну к тебе для беседы. Так пойдет?
Белоусов порылся в записной книжке и сообщил мне челябинский телефон Кожевникова. Запасливый парень!
Спустя минуту я звонил по 07. Пошли гудки. Господи Боже! Пал Иваныч, ответь!
Следующие два дня каждый час в рабочее время я набирал заветный номер – может, правильный, а может, непра… Стоп! Ответили…
- Пал Иваныч? Ну, здравствуй, дорогой…
Молодые люди в мешковатых куртках, обвислых джинсах, вязаных шапочках с музыкальными инструментами – в основном, гитары – стояли в сквере кружком и пили из бутылок пиво…
- Кто это? Хиппи?
- Уличные музыканты. Так теперь у нас зарабатывают…
- Прям как на Кубе! Но там старичье было…
Мы с Кожевниковым сидим за столиком в летнем кафе под открытым небом возле большой палатки с надписью на четырех скатах крыши «Кока-кола». Пал Иваныч делился со мной результатами своих изысков.
Кукаркин, оказывается, теперь живет в селе Долгодеревенское.
- Там не дом у него – Тадж-Махал, - заметил мой бывший шеф.
У меня эта информация вызвала чувств не больше, чем пустой бумажный стакан, перепачканный кока-колой.
- А где работает теперь?
- Вроде пока нигде. Может, в частной конторе? Информации нет.
- Слушай, а что по Лежневу?
Кожевников покачал головой.
- Ничего не известно. Ты как?
- Закрыл ЧП своё нахрен. Не до газеты теперь…
Рассказал о подлости Тамарки Акулич.
- И говорит, что её никак не достать. Что посоветуешь, Пал Иваныч?
Тот головой покачал:
- Ничего. Если судиться не хочешь, пристрели тёмной ночью.
- Много чести – сидеть из-за такой амёбы.
- Занеси в чёрный список. Время придёт – сочтешься.
- Сделано. Я вот что думаю – а стоит ли государству вообще налоги платить?
Сказал и искоса бросил взгляд на госчиновника Пал Иваныча, но никакой реакции на лице его не обнаружил. Он сказал, прихлебывая кофе:
- Ты же не платил за сделку с Бородиным, и земля не разверзлась.
- Конечно нет, но совесть покалывала.
- Привыкнешь и к этому, - сказал Кожевников.
- Ты хочешь сказать – уже привык взятки брать?
- Если б давали…
- А сеном ты не берешь…
Мы улыбнулись, вспомнив прошлое.
- Ну ладно, успехов тебе, - бывший шеф пожал мне руку и отправился на работу.
Воздух был влажным и тяжелым, но не от смога выхлопных газов и прочей деятельности большого города. Приближалась гроза. До электрички оставалось четыре часа. Но я поехал на вокзал, чтобы изучить маршрут и расписание движения автобусов до села Долгодеревенское и обратно. На всё про все у меня только день. Поэтому следовало знать и учесть каждую деталь, независимо от того, какой бы мелкой или незначительной она ни казалась.
И ещё… Надо было обдумать и понять поведение Кукаркина. Почему он мне не позвонил? Почему никак не сообщил, что газета прекращает своё существование? Откуда такие сложности? Почему ему просто не отдать мою трудовую книжку при развале редакции – хотя бы через секретаря, адрес которой я знал?
Все факты становились кусочками головоломки и, поставленные на своё место, могли обнаружить некую связь. В теперешней ситуации я являюсь и детективом и журналистом одновременно. Оставалось надеяться, что распространенное мнение, будто работники газет всегда пишут лажу, дурача читателей, не соответствует действительности.
Что я знал о Кукаркине? Что он, как и я, служил на границе. Что был редактором увельской районной газеты «Ленинское Знамя». Потом его пригласили на областное телевидение редактором новостной программы. За собой из увельской газеты Вячеслав Аркадьевич утянул Селезневу Лену, моего шефа и наставника по сельхозотделу. Лена, сделав карьеру, оказалась в Москве. Кукаркин завис и при развале страны лишился своего редакторского кресла на телевидении. Потом был Лежнев и сельская областная (ну, якобы) газета «Выбор». Теперь нет ничего… включая совести. Живет Кукаркин в Тадж-Махале в селе Долгодеревенское под Челябинском. Всё…
Жизнь не впечатляющая, но вполне состоявшаяся для его интеллекта. Интересно, когда и как он из партии вышел? Почему в политику не подался? Материалы «Выбора» были ко всем лояльны – никого не цепляли… Самым примечательным из всего, что удалось выяснить о Кукаркине, был его дом-дворец (со слов Пал Иваныча). На какие шиши редактору захудалой газетки тиражом в две тысячи экземпляров удалось его выстроить? Экономя на наших зарплатах? Думаю в должности редактора на телевидения в советские времена шансов «забуреть» у него было ещё меньше.
Что мне известно о смерти Лежнева М. А. – если, конечно, связывать эти два события: убийство предпринимателя-депутата и бегство редактора его газеты? Михаил Александрович был убит возле ворот своего дома выстрелом из окна напротив строившегося коттеджа. Дальше следствие не продвинулось. Местная власть от лица губернатора упомянула о «потрясении» и «глубокой скорби», которую вызвала утрата известного бизнесмена и выдающегося общественного деятеля. Но, может быть, иного и трудно было ожидать, когда по всей стране разгулялся «пиф-паф» - отстрел значимых фигур и криминальных авторитетов.
Узнав на вокзале всё, что было возможно, я назавтра наметил поездку в Долгодеревенское. До электрички еще час. С переговорного пункта позвонил в квартиру бывшей тёщи – точнее сыну. Мальчик был дома.
- Я в Челябинске, но времени не было повидаться, извини.
- Ну, ничего. Ещё увидимся.
- Я найду тебя, когда разберусь с одним типом.
- Что за тип?
- Так себе. Справлюсь один. Но в следующий раз обязательно возьму тебя с собой на разборки.
- Хорошо, - сказал мой четырнадцатилетний сын.
Утром вернулся в Челябинск на первом поезде. На автовокзале взял билет на ближайший автобус, проходящий через Долгодеревенское. И вот я там…
В воздухе не чувствовалось ни малейшего дуновения, что предвещало день жаркий и безветренный. Деревья поникли пыльной листвой. С помощью местных жителей нашел нужный адрес. За высоким сплошным забором белый двухэтажный дом с мансардой был еле виден, и то лишь издали. Асфальтированный подъезд, ворота, калитка – здесь уже ничего не видно, даже крыши. Прорезь в сплошной ограде для почты, кнопки звонка нет. Хоть застучись, хоть закричись… приехали!
Пошел вдоль глухого забора огромной усадьбы. На углу – встроенная в периметр из железобетонных плит автомастерская с распахнутыми воротами. Видны люди, слышна голоса и звуки производственного процесса. Кукаркина нет. Я подошел…
Разговор с незнакомыми людьми для выяснения конкретной информации всегда требует особой деликатности. Потому что реакция их может быть непредсказуемой. Однако я надеялся на журналистскую практику. А потом у меня созрел план. В дипломате лежал нестандартный конверт с возвращенной издательством рукописью. Опорожнил конверт и на их место сунул вдвое сложенную «Лиру».
Подойдя к распахнутым воротам, не спешил вступать в диалог – приглядывался и прислушивался.
- Тебе чего? – наконец, спросил меня один из участников производственного процесса по ремонту черного джипа.
- Вячеслава Аркадьевича.
- Вечером будет, - буркнул он и занялся делом.
Я подошел поближе и продолжил разговор.
- Мне пакет передать, - достал из дипломата конверт с «Лирой».
- Оставляй, передадим, - буркнул мужик, не повернув головы.
Положил конверт на свободную полку.
- Могу быть уверенным, что дойдёт?
- Все в порядке, как в банке швейцарском – не сомневайся.
- Нет, а все-таки… Хотелось бы знать, прежде чем начальству докладывать. Не подскажите, как Кукаркину позвонить и справиться? – сказал и дыхание затаил.
Мужик оторвался от работы, вытер руки тряпкой, достал с полки тетрадь общую, полистал… Положил передо мною на верстак.
Переписав шестизначное число, уточнил:
- А код челябинский?
Мужик кивнул. Можно было уходить. А я протянул ему руку.
- Меня Анатолием зовут.
- Зови Денисом, - он крепко, по-мужски, стиснул мою ладонь.
Возраста моего. Высокий, спортивно сложенный, рыжеватые волосы коротко стрижены. Симпатичный малый.
- Где ваша машина? – спросил.
- На перекладных я – не великая шишка.
- Чай будешь?
Я кивнул, а он кипятильник, каким греют воду в ведрах, воткнул в розетку и сунул в большой чайник.
- Мужики! – объявил Денис. – Перекур.
Подошли ещё два работника автомастерской, вытирая руки. Разобрали кружки, заварку в пакетиках, сахар-рафинад из коробки… И сахар, и чай, как и все вокруг пахли бензином и машинным маслом.
Мне хотелось раскрутить ребят на конфиденциальный разговор.
- Как думаете, есть у нас шансы на чемпионате мира?
Национальная сборная по футболу уехала в США, и вся страна за неё переживала.
Присутствующие повернулись ко мне.
- Хорошо хоть пробились. А что-то выиграть там – никаких!
Я подлил масла в огонь:
- Нам тренер в ДЮСШа говорил: «Поле ровное, ворота большие, мяч круглый… Играйте, ребята, удача с вами!»
Разговорились. С футбола перешли к вопросам насущным. Вскоре я уже знал, что автомастерской владеет Кукаркин, а они – наёмные автослесари. Работа есть. Мастерская приносит прибыль. Вячеслав Аркадьевич очень доволен… Еще у него перед домом плантация клубники – сбор приличный. Вобщем, человек не бедный господин Кукаркин. Зачем ему моя трудовая книжка?
Час спустя, топал в направлении автобусной остановки. До вечера ждать не собирался своего бывшего шефа. Но у меня теперь есть его телефон.
Вечером позвонил из дома. Трубку подняла женщина, а потом пригласила «Славу».
- Здравствуйте, Вячеслав Аркадьевич. Моя фамилия Агарков. Помните такого?
- Что случилось, Анатолий?
- Мне кажется, что-то случилось у вас, - тихо сказал я. – Приехал – редакции нет. Лена к черту послала. Что происходит Вячеслав Аркадьевич? В душе зреет беспокойство…
- Да, в принципе, ничего страшного, - услышал ответ Кукаркина. – Сменим спонсора и будем работать.
- Сколько ждать?
- Ну, максимум год.
Я почувствовал, как внутренности мои обдало жаром, как от волнения деревенеют руки и ноги.
- Как вы себе это представляете? Целый год сидеть, не работать?
- Ну, почему? Найди работу и работай… А как возобновим выпуск газеты, к нам возвращайся.
- Как же я устроюсь на работу, если моя трудовая книжка у вас, и Лена не хочет её отдавать.
- Ах, да… - Кукаркин надолго умолк. Слышно было, как он сопел в трубку, соображая, что бы сказать.
- Понимаешь, Анатолий. Даже не выпускаясь, газета еще может существовать целый год. А потом у неё отберут лицензию. Надо только год потерпеть. Ведь не плохо ж работали…
Я на секунду прикрыл глаза и почувствовал дурноту. Потом взял себя в руки, раздельно и твердо проговорил в трубку:
- Верните мою трудовую книжку.
- Анатолий, один только год! Ты ведь три прослужил и не рассыпался.
- Вячеслав Аркадьевич, - сказал твердо. – Я не буду в суд на вас подавать. Завтра поеду к южноуральским бандитам и просто закажу вас. Они не только выбьют мою трудовую книжку, но и долг по зарплате за два месяца. Если вы этого хотите, то получите…
- Черт с тобой! – прохрипел Кукаркин. – Трудовую заберешь у Лены. Я позвоню ей…
И бросил трубку.