А. Агарков. 

Макаров

Если начальник группы вооружения капитан Лямин был ключником картежного клуба «У Лямина», то служащий советской армии Макаров, из той же группы, был ее крупье – ни одной игры не проводилось без него. Но не это было в нем замечательно, а его философские выкладки. Прознав однажды, что я живу врозь с женой, он заявил мне с тем самодовольным, всепонимающим, мерзким видом, который может быть только у альфонса:

- Твоя беда в том, что ты пытаешься жизнь делать сам. Поручи это женщине – пусть убивается, а ты живи и наслаждайся за ее спиной, как у нее за пазухой.

Я над ответом думал не долго:

- Если бы все мужики так рассуждали, знаешь в кого превратились женщины? В толстых и волосатых баб. А что в этом хорошего?

Жену Макарова я еще не видел и рисковал его обидеть. Но обошлось.

Впрочем, вся правда темы заключалась в том, что женщины никогда и нигде не слушались мужей по-настоящему – не мытьем, так катаньем они всегда возьмут свое. Как говорят в авиации – чем меньше летаешь, тем дольше живешь. А на практике получается – чем дольше живешь, тем больше летаешь. Парадоксально, как вся наша жизнь!

Не то чтобы Саня был глуп. Напротив, по-своему он был очень даже умен. В бомбовых прицелах и советских телевизорах он разбирался прекрасно – к нему тащили свои телики даже дипломированные специалисты. Он толково играл в карты, так что никто никогда не мог обмануть его – он всех выводил на чистую воду. А уж если кто-то и совершал такие попытки, его наказания не заставляли себя ждать. Он был крупным и сильным человеком, смелым, а в припадке ярости и отчаянным. Он верил в то, что имеет право – вот почему он его и имел. 

Но у Макарова не было никакого понятия о том, что не относилось к телевизорам, прицелам и азартным играм. Музыка его раздражала. «Ею сыт не будешь», - говорил он. Политика тоже. Он считал, что учиться – терять время впустую. Ему казалось, что любые книги годятся только для дураков и пишутся ими. Он был непротив выпить время от времени и каждый раз, когда в кармане водились деньги. Напившись пьяным, сыпал мудрости. Ему и в голову никогда не приходило увидеть красоту в цветке, в закатном небе или женщине, но он вполне серьезно полагал, что валет червей на игральных картах, гораздо симпатичнее своих коллег.

Если эти странности считать недостатками, то в остальном Александр Егорович был очень спокойным человеком с прекрасным здравым рассудком. В чем-то наивный конечно, но это не раздражало. А что поражало – его простодушные голубые глаза, открытые и невинные как у котенка.

И с этим вот человеком мы не раз попадали вместе в экстремальные ситуации.

История первая. Как мы Саню Макарова чуть не женили.

А дело было так. Жил он в части, в строении типа коттеджа и стоял в очереди на квартиру в городе. А жена его работала продавцом в военторге. Как-то уехала она на курорт, и Саня расслабился – пришел на работу с бодуна. Полдня просился у Лямина – отпусти домой, отпусти за пивом. А начальнику группы вооружения будто шлея под хвост попала в тот день – обычно уступчивый, в данном случае проявил упорство: никаких загулов.

Подошел обед. Макаров ко мне:

- Анатолий, поехали за компанию – времени в обрез.

- Куда?

- На Пласт. В Увелке и Южноуральске водки нет – мы вчера все прошмонали. В Пласту дают по литру на руки. Купим четыре бутылки – деньги мои…

- Вот приспичило! Ну, поехали…

Выгнал он из гаража свой старенький «москвич-408», прижал педаль газа к днищу авто, и понеслись мы в город шахтеров за водкой. На спидометре 110, старый «москвич» весь дрожит, как в лихорадке. Я на всякий пожарный с жизнью простился и с родственниками поименно…

Но обошлось. Вернулись в часть как раз в конце обеденного перерыва.

Макаров мне:

- Ты Лямину не говори, что мы купили и сколько: пусть поскучает, а вечером мы с тобой после работы тяпнем.

К вечеру в нашу компанию прапорщик Полий затесался.

Макаров домой к себе зовет – мол, супруги нет: гуляй, не хочу. Но ведь лето! – природа благоухает. Выпили по стопарику в машине – а поехали на озеро, искупаемся?

Приехали на Пахомово. Полюбовались водой и берегами – искрящиеся в закатном солнце голубые волны вздымались и пенились, а затем лениво опускались на песчаный, пустынный берег… Искупались, выпили – а поехали в Петровку? А поехали.

К Бороде приперлись, а он не пьет. Приютил в конторе у себя в лесничестве, закуски принес. А у нас водка никак не кончится. Тут Наташка, сестренка двоюродная, прибежала – на танцы в клуб пригласила «товарищей летчиков».

- А подружки у тебя холостые есть? - спрашиваю. – Нам майора женить срочно надо.

Майором мы с Полием называли Макарова – все в техничках, погон нет, а солидностью Александр Егорович на полковника вытянет.

Обрадовалась Наташка:

- Конечно, найдем!

В клуб заехали – нет той подружки на танцах. Дома нашли. Я, как взглянул на нее, сразу подумал – у барышни ни все с головой в порядке: о том свидетельствовала блажная улыбка на застывшем лице. Ну, да ладно – не мне же сватают.

Познакомили – Наташка ее представляла, я Александра Егоровича. И как-то пошло у них сходу все намази – тут же подруку пошли прогуляться вдоль по селу. Минут через тридцать несет Макаров ее на руках – где-то пассия его, неудачно ступив, ногу подвернула. Посадил на лавочку рядом с нами, говорит ей:

- Вам нельзя на ногах стоять.

- Мне, если честно, уже не больно, - запротестовала она, но все же послушно сидела.

Александр Егорыч стоял рядом и с любопытством ее разглядывал. Потом говорит:

- Я хотел бы осмотреть вашу ногу.

Сходил в машину за фонариком, присел на корточки и начал расстегивать ремешок босоножки. Девушка заметно напряглась. А Макаров стал медленно ощупывать пальцами ее ступню, подсвечивая себе фонариком. Потом поднял голову и с восхищением посмотрел на девицу.

- Я думаю, с ногой все в порядке. А вы очень симпатичны. Куда смотрят деревенские парни?

- Да на дно бутылки, - сказала она насмешливо.

Мне показалось – «товарищ майор» ей тоже понравился.

- Нога не опухла, - сказал Макаров, опять наклоняясь к ее лодыжке. – Она еще вас беспокоит?

- Совсем немного. Я, кажется, могу ходить сама.

- В таком случае к завтрашнему дню все будет в порядке с вашей ногой, и вы сможете пойти на работу.

Он сунул выключенный фонарик в карман технички, взял ее пятку в левую руку, а правой потянулся за босоножкой. Одновременно Макар со значением посмотрел на девицу.

- Вроде бы есть какая-то сказка, где мужик пытается отыскать девушку, которой впору придется хрустальная туфелька.

С сияющими глазами она кивнула:

- Это «Золушка».

- А что случится с нами, если эта туфелька вам подойдет?

- Вы превратитесь в лягушонка, - шаловливо ответила она. – А я в принцессу.

Макаров громко рассмеялся. Потом застегнул ей босоножку, встал и предложил свой локоть. Опершись, девушка поднялась и, прихрамывая, вместе с кавалером направилась в дом... 

Заполночь уже далеко. Водка наконец-то выпита вся. Полий в машине спит. Наташке домой пора.

- Иди, забирай своего дружка.

- Сначала ты от него подругу свою оторви.

Пошли вместе, ожидая самой неприглядной картины.

Однако, сидят два голубка за столом, чай пьют, беседуют – друг к другу на «вы». Похоже, хозяйке молодой ночь эта показалась не совсем обычной, и то, что происходило с ней, было настоящим волшебством – о том свидетельствовали ее глаза. Сейчас она ничем не отличалась от других женщин, которые, попив чаю и перекинувшись парой слов, считают – этот мужчина пришел к ней из сказки и принадлежит только ей.

- Александр Егорович, домой пора – с утра на службу, - говорю я ему.

Но для того имело значение лишь то, что происходило здесь и сейчас.

- Вы езжайте – я позже приеду.

- Ключи от зажигания давай.

- На автобусе.

- Где же ты автобус найдешь в два часа ночи?

Проводил я Наташку домой, залез в машину, спать приналадился.

Егорыч пришел, когда уже рассветало. Всю дорогу до дома нахваливал:

- Славная дивчина! Прекрасно готовит. Надо бы поближе с ней познакомиться.

Он говорил это с внутренним спокойствием и глубокой радостью мужчины, который встретил женщину своей мечты. А сам выглядел человеком, который только что прошел через суровое испытание, но был относительно доволен результатом. А мне так показалось – не девушка сельская его увлекла, а обличие майора: очень уж ему понравилось в чужой шкуре форсить. Вспомнилась строчка неизвестно откуда – с умом, приятель, вздумал ты сойти с ума.

Много позже при случайной встрече Наташку спросил:

– С девушкой, которую представила «майору» Макарову, все в порядке? Больно вид у нее неземной.

Улыбнулась сестренка:

- А с вашим майором все в порядке? Ему сколько? Лет пятьдесят? Вот и искал бы себе ровню. А ему – ишь ты! – девочек подавай.

Насмеявшись злым смехом досыта, Наташка поведала:

- Да блажная она, дома сиднем сидит – ни с кем не гуляет. На танцах-то мы другую искали. И слава Богу, что не нашли.

- А Макар-то втюрился в эту блажную…

- Ну, так пусть женится – она свободна.

- Так он женат.

- И-и, кобели вы постылые!

- Не обобщай, сестренка, я не такой.

История вторая. Как я к Саньке Макарову чуть не попал в кабалу.

Это случилось в третью зиму моей службы в ТЭЧ полка. В часть тогда пригнали четыре машины – ЗИЛ-автобусы – прямо с завода изготовителя. На одной из них за рулем был Макаров. Он пригнал ее в составе колонны, а поставил на территории ТЭЧ. Она стала нашим автобусом и облегчила отъезды-приезды со службы домой. Более того, в летние жаркие дни мы гоняли в нем на пляж остудиться. Разок даже в Хомутинино на озеро Подборное зарулили – куда я был проводником… Ну да ладно, вернемся в ту зиму.

В связи с автобусом и свойским водилой появилась у заядлых картежников клуба «У Лямина» страстишка одна. Скажем, в пятницу, перед выходными, высадив личный состав, несколько самых заядлых игроков в «храп» оставались в салоне. Ставили машину подальше от любопытных глаз и резались в карты до посинения – никто не мешал.

В тот памятный вечер к картам добавили водку, а машину поставили возле ворот дома моих родителей. Я закуски домашней принес – резьба началась. И до того нас спиртное распалило, что «банки» стали заоблачные. А когда подсчитали, я прослезился – потому как залетел Макару в долг без малого на полторы тысячи. По тем временам деньги немалые.

- Ничего, Толян, - утешает Сашок. – Будешь мне отдавать с зарплаты по сто рублей кажный месяц. За полтора года рассчитаешься.

Из моих двухсот восьмидесяти – семьдесят уходили на алименты сыну, сто я отдавал Томе на дочь. Если еще сотню Макарову – на что же я буду жить? Мне его легче убить. Или самому повеситься. 

От убийства товарища и суицида спас меня крепкий уральский мороз. Печку гоняли, свет в салоне, периодически включая двигатель. А когда алкоголь снес нам головы, а Саньке к тому же крупный выигрыш (ни одного меня он в тот вечер «раздел»), мотор забыли завести – аккумулятор сел.

Собрались по домам – торк! – стартер двигатель не крутит.

Макар глаза округлил:

- Да твою же мать! Меня завтра с машины нах… снимут.

Сане страшно того не хотелось: ведь он две зарплаты получал – и за прицелы, и за автобус. Я почувствовал свое спасение:

- Если машину заведу, простишь мне долг?

Макаров долго молчал и мучился, считая, где больше потеряет – прощая мне долг или прощаясь с автобусом? Наконец, решился:

- Заводи.

Я улыбнулся:

- Мы все иногда должны чем-то жертвовать.

И пошел домой. Выпросил у отца из запасов семейных пару бутылок водки. Взял телефон и позвонил в пожарную часть:

- Здравствуйте, мужики, так и так…

Объяснил им ситуацию, пообещал литр водки и попросил:

- Надо помочь военно-воздушным силам.

Сказали на том конце провода:

- Выезжаем, поможем – сообщите адрес.

Подъехали на красной машине, трос подцепили, дернули – и завелся наш ЗИЛ-автобус. Две бутылки водки пожарники получили, из кабины рукой помахали и уехали. И Санька уехал. Потом шибко переживал, что за две бутылки водки я долг в полторы тысячи перед ним погасил. Меня упрекал, в клубе «УЛямина» искал правосудия…

Капитан Лямин строго на это сказал:

- Он предложил, ты согласился – дело закрыто.

И прочий народ с ним согласился.

История третья. Как Санька, Мишка и я подняли бунт.

Однажды небо над аэродромом расколол грохот двигателей незнакомых мне самолетов – один за другим на нашу взлетно-посадочную полосу прибывали серебристые, с хищным профилем лайнеры. Это были Ту-101 – первые наши носители ядреных бомб, дежурившие над Атлантикой. Срок им вышел – пришли на смену более современные самолеты. А старичков разбросали по разным аэродромам для отстоя и последующей утилизации. К нам посадили их штук восемь. Потом тягачами стянули со взлетки и притулили в самом углу аэродромной территории впритык к березовой роще.

Прошел год, или два, или три… не скажу точно.

Летит приказ от командования – самолеты Ту-101 разобрать и приготовить к утилизации. Разобрать – это значит, снять с борта все приборы и оборудование, годное для дальнейшей эксплуатации. Ну, а что останется будет сдано на переплавку в цветмет.

Весна была в самом разгаре. Только-только сошли снега, льды отпаялись от берегов на озерах, перелетные птицы начали возвращаться, вот-вот зазеленеет трава…

День был чудесный, солнечный, тихий. Мы всей ТЭЧью загрузились в автобус и поехали к утилизируемым самолетам. Но поработать не удалось – входы в лайнеры были закрыты, а подъемы ко входам не оборудованы. Тем не менее, мы забрались на плоскости, нагретые высоким солнцем, разделись, расстелили одежду и улеглись на нее загорать. С голубого неба, украшенного пушистыми белыми облаками, жаворонки пели гимны нашему трудовому энтузиазму. В обед в ТЭЧ вернулись – не уставшие, загорелые…

Завтра опять поедем. Как в том анекдоте про бабу и ночной парк…

Но назавтра поставили самолет на регламент – то да се….

Кто был свободен, ездил к Ту-101, что-то снимал с них… А я только заявки принимал на приборы – кому высотомер, кому еще что… Самый жгучий интерес вызывал «указатель давления кислорода». Там, говорили, чувствительный элемент выполнен из рондоля. Это сплав такой особый, напоминающий цветом, яркостью и инертностью к окислению драгоценный металл золото. Из него, говорят, очень замечательные зубные коронки получатся.

Ну, а поскольку снимать его мне, все остальные в очередь записываются – мне! мне! мне! …

Ладно… Сидим как-то в клубе «У Лямина», картами шелестим, мелочью брякаем, а капитан Зозуля, только что вернувшийся из командировки, страшные вещи нам рассказывает. Он уже в ЧВВАКУШ (Челябинское высшее военно-командное училище штурманов) перевелся, а у нас был в командировке – наш полк, кстати, подразделение военного ВУЗа. Там тоже «Тушки» из стратегической авиации на утилизацию поставлены. Знакомый Зозуле полковник, читавший курсантам лекции по ЗОМП (защита от оружия массового поражения), случайно вернулся в свой кабинет с не выключенным счетчиком Гейгера. А тот вдруг как затрещит протестующее…

Что такое? Что за шутки? Откуда может быть радиация?

А потом вспомнил полковник, что в ящике стола лежат у него высотомеры, снятые с утилизируемых самолетов. Они чем практичны – когда настроишь их на высоту местности, показывают атмосферное давление. Полезны в быту для рыбаков и охотников. Полковник и приберег их для друзей в подарок.

Хороши подарки!

Сразу же после обеда Макаров собрал нас, гражданских служащих советской армии, участвующих в утилизации (женщин не посылали), на секретное совещание. С некоторых пор нас стало трое – к нашему с Саней дуэту добавился в группу СД (самолеты и двигатели) мой одноклассник Миша Андреев. Стал нас Макаров подбивать торжественно и решительно отказаться от участия в мероприятии. То есть пойти к начальнику ТЭЧ и заявить о своем несогласии добровольно зарабатывать лучевую болезнь. Причины? Мы не военные – нас никто на пенсию не отпустит после двадцати пяти лет выслуги. А до шестидесяти мы не дотянем, если будем работать на фонирующих самолетах.

Ну, мы с Мишкой не долго артачились – тут же и согласились. Пошли к начальнику ТЭЧ. Майор Тибабшев брови нахмурил:

- У вас у каждого зарплата, как у двух горных инженеров, вместе взятых, а в шахту, между прочим, не спускаетесь. Так что же артачитесь? Выгоню нах…!

- За что?

- За неисполнение приказа.

Мы с Михаилом приуныли сразу, но Макаров стоял на своем:

- Я хочу видеть этот приказ в письменном виде.

- Что за фокусы? – ярится Тибабшев.

- Все очень просто, - говорит Александр Егорович. – С вашим приказом я сгоняю к военному прокурору. Пусть объяснит мне, бестолковому, что мне можно, а что нельзя в данной ситуации.

Пришло время майору задуматься. Но не надолго. Рукой устало Тибабшев махнул:

- Идите нах... Без вас разберем.

Мы вышли, однако, из темного здания на ослепляющее солнце чудесного апрельского дня и с чувством пожали друг другу руки – наша взяла!

Вот так нам Егорыч своей мудростью спас волосы на голове, мужскую силу, а может, и жизнь продлил на много лет.

Мысли по поводу. Долго стояли фонирующие самолеты стратегической авиации у березовой рощи. Не от них ли появились в наших лесах рядовки, кружавчики… и прочая грибная нечисть, которые так любил собирать капитан Серов?

История четвертая. О том как начальник ТЭЧ осаждал клуб «У Лямина».

Как-то летом самолета в регламенте не было, делать тоже было нечего – обед закончился, а нам игру бросать не хочется. Игроки-то подобрались все азартные: Макаров, Миша и я – гражданские специалисты; капитаны – Лямин с Зозулей и прапорщик по кличке Садам Хусейн (он когда туза в темную брал, всегда приговаривал, махнув рукой «Дахусим!»). И два вооруженца (чья, кстати, лаборатория) наблюдателями – Поляков и Полий.

Одно окно в лаборатории завешено плотными шторами, другое закрыто фанерным стендом так, что снаружи нас не видно. Свет включили и играем…

Стук в дверь. Голос Тибабшева:

- Лямин, обед закончился. Карты спрячь, дверь открывай.

Так и сделать нам  - скандала бы не было.

Капитан Зозуля рукой махнул:

- А ну его нах… Играем дальше.

Двери не открываем, дальше играем. Тибабшев ярится – то в двери стучится, то в окна:

- Я сейчас двери сломаю, окна высажу. Всех, кого поймаю, уволю к чертовой матери.

Потом успокоился, сел в беседку и сидит – нас сторожит, как охотник у лисьей норы. Это прапора, которые вне игры, подсмотрели. Дело принимало оборот хреновый. Карты мы бросили – не до игры. Стали думать, как выбираться из создавшегося положения.

Капитан Зозуля предлагает:

- Я сейчас выйду, затею с ним ругань, а вы под шумок разбегайтесь.

Зозуля может на такое решиться – он отчаянный. Он красавицу Свету, служащую из своей группы, соблазнил, не побоявшись ее мужа, начальника штаба. А когда разразился скандал, семью бросил, любовницу увез в ЧВВАКУШ и новое назначение там получил, и квартиру даже. В ТЭЧи он теперь в командировке был.

- К черту вашего Баба-хана (Тибабшев в простонародье)! Как говорят в авиации – погоны в воздухе подъемной силы не имеют.

Этот план не одобрил капитан Лямин:

- Главный прибор безопасности расположен между ушами.

Поднял трубку телефона и стал обзванивать все группы нашей технико-эксплуатацонной части. Вскоре со всех лабораторий подтянулись прапора и офицеры – Тибабшева обступили, о чем-то с ним спорят.

Лямин двери открыл:

- Первый пошел!

Один за другим мы выскочили из лаборатории, сразу за угол и кто куда.

Пронесло! Потом узнал подробности финальной части инцидента. Тибабшев увидел распахнутую дверь оружейной лаборатории, когда в ней остался один лишь Лямин.

- Ты почему не открывал? Где картежники?

- Вы о чем?

- Вы после обеда в карты играли. Я стучался, вы не открыли…

- Товарищ майор, я только что из военторга пришел – там такая очередь! Мед привезли… А лаборатория действительно была закрыта, когда я пришел. Вы не видели моих прапоров?

Ушел начальник ТЭЧ не солоно хлебавши.

История пятая. Как мы Саньку Макарова перевозили.

Получили Макаровы квартиру в Южноуральске – то ли он, то ли жена: в очереди оба стояли, наконец, получили… Взял Александр Егорыч самый вместительный кунг в ТЭЧи, меня да Мишку, да Полия грузчиками и поехали грузиться, перевозить и разгружаться. Потом Лямин подтянулся в нашу кампанию амбалов.

За несколько ходок с задачей справились. И почти что без приключений. Только у трюмо одну ножку сломали. Мишка присел во время транспортировки, кунг на кочке тряхнуло, ножка не выдержала два веса (свой и Мишкин) и подломилась.

Поставив кунг, сделав рейс на автобусе, Саня пригласил нас, участников переезда, на новоселье. Мадам Макарова закуски приготовила. Накрыли стол посреди художественного беспорядка нерасставленной мебели, открыли бутылку. Лямин поздравил хозяев с новосельем от лица всего коллектива. 

Окна новой квартиры на запад – солнце устроило прощальный салют своими лучами, окрасив небо и всю округу в золотисто-красные тона. Застолье шло со смехом и шутками. Хорошо сидим!

Только вторую бутылку открыли, стук в двери. Майор Тибабшев собственной персоной. Пришел поздравить с новосельем и объявить свое решение:

- Ты, Александр Егорович, автобус в ТЭЧ не гоняй – ставь его под окнами после рейса.

- Гип-гип, ура! – оружейники хором, и тут же начальника под белы руки и за стол усадили.

Тот не в отказе:

- Это самое лучшее приглашение, которое я получил за сегодняшний день.

Сначала штрафную налили, а когда третью бутылку распечатали, начал Лямин учить Тибабшева правилам карточный игры «храп». Посуду раздвинули, карты раскинули… Стук в дверь.

Входит мадам Тибабшева и с порога мать-перемать – и мужа, и нас всех, пьяниц беспросветных, стала ругать и оскорблять. Мы сидим, молчим, глаза в пол. Из кухни выплывает мадам Макарова с половником наперевес.

- Если вы, уважаемая, пришли нас поздравить с новосельем, то берите стул и присаживайтесь к столу, я вам рюмку налью. Если пришли ругаться, то вон порог и есть Бог. В противном случае я вам лоб половником расшибу.

Мадам Тибабшева измерила взглядом хозяйку, толику подумала и решила ретироваться со словами:

- Ну, придешь ты домой!

Сразу после ее ухода нам, увельчанам, домой захотелось. Макаров, понятно не в адеквате, за руль, конечно, теперь не сядет – пошли на рейсовый автобус. А Тибабшев, похоже, всерьез увлекся азартной игрой. Не думает (или не хочет думать?) бедолага о том, что нынче ждет его дома.

Вот на мой характер – если бы жена в любой ситуации повысила на меня голос принародно, назавтра она уже была разведенкой. Все конфликты между супругами разрешаются тет-а-тет – я так понимаю семейную жизнь.

С автобуса топал домой и у магазина на Бугре встретил однокашника Виктора Извекова – он был на машине с приятелем, и они брали водку.

- Поехали с нами.

- Да нет, спасибо, я лучше домой.

- Ты что же, не хочешь с нами выпить и поговорить со старым школьным другом? – угрожающе подступил Виктор.

- Нет.

- Ну, ладно, в райкоме ты мог зазнаваться, а сейчас-то – какого нахрен? – сказал он низким яростным голосом. – Разве тебе не хочется рассказать старому другу, почему ты вернулся сюда из Челябинска? Я ведь тебя провожал на вокзале, когда ты поехал в институт поступать. Помнишь?

- Конечно, помню, Витек. Ты тогда у абреков в товарном вагоне купил бутылку вина и всучил нам с Коптягой на дорогу. Мы ее выпили в Свердловске без закуски из горла ночью.

Мое признание заставило бывшего одноклассника взглянуть на меня еще более гневно.

- Ты уехал делать карьеру, а вернулся сюда ни с чем. Я так понимаю – чтобы все начать с нуля? Ну, так поехали, поговорим. Ты в Увелке уже шестой год, а мы с тобой по-людски не общались.

Я кивнул и полез в машину, чувствуя, что вот-вот должен упасть топор палача.

- Я-то имею представление о том, сколько человек должен иметь силы и мужества, чтобы вернуться на родину не победителем, а проигравшим. Помню тебя мужиком гордым – ты когда в институте учился, а потом на заводе работал, на нас сермяжных посматривал свысока, - продолжил Извеков свою отповедь, когда мы приехали к нему домой. 

- Не помню таких грехов за собой.

Виктор ударил кулаком по столу:

- Да ты ни разу не пришел ни к кому из нас – не поделился своими заботами, не рассказал, что твою загубило карьеру. Неужто бы мы не приняли участие? – поддержали, посоветовали… Ты же был гордостью нашего класса – лучший математик района! А приехал и бегаешь с авторучкой, блокнотом – как какой-нибудь шнырь!

- Ты забыл о моих сочинениях по литературе, о наших рукописях с Нуждасиком, которыми зачитывалась вся школа, - взорвался я. – Чем тебе профессия журналиста не по нраву?

- «Профессия журналиста», - жестко передразнил Извеков. – Писаришки на побегушках! Я так считаю…

И я согласно кивнул – пусть будет, раз он так думает.

Налили, выпили. Хозяин квартиры водителю автомашины:

- Галюк, если тебе надо домой, езжай – мы еще долго трепаться будем.

Симпатичный малый покосился на початую бутылка и сказал:

- Я не спешу – говорите всласть.

Виктор снова свой взор устремил на меня.

- Зачем ты в райком-то подался, Агарыч? В твоем ли характере дуракам кланяться?

- Ну, не скажи – отличная школа! Я много чего там приобрел…

- И опять за бортом оказался, чтобы снова с нуля начинать?

- Знаешь, Виктор, я теперь мечтаю о другой совершенно карьере – хочу стать профессиональным писателем. А пока работать готов даже школьным сторожем. Хотя мне неплохо платят на аэродроме.

- И есть какая-нибудь надежда, что тебя будут публиковать?

- Я отправил несколько рассказов в разные журналы – жду ответа.

- Батя мой (на самом деле отчим – Тренин М. А.) пишет книгу по истории района и планирует где-то издать ее. Я поговорю с ним, может, и тебе удастся пристроиться…

Больше всего на свете мне хотелось ухватиться за это предложение, но гордость мешала.

- Я думаю, если произведение стоящее, оно само пробьется в издательстве.

Заметил, как сузились глаза Извекова.

- Итак, - холодно произнес он. – Ты снова гордишься и чураешься старых школьных друзей. Гордыня, Агарыч, тебя погубит.

Я вышел из себя:

- Не применяй ко мне слово «гордыня», приятель. Я еще ничего не достиг, чтобы зазнаваться перед школьными друзьями. И кстати, за два года моей работы в райкоме никто из бывших одноклассников не обратился ко мне с личной просьбой. Я, конечно, в аппарате был не первым секретарем, но кое-что мог – какое-нибудь благо сотворить для хорошего друга.

- Благо? – в ярости закричал Извеков. – Да ты даже квартиры для себя не добился. Думаешь, все что у вас в Белом Доме творилось – это партийная тайна? Черта с два! Весь район знает и судачит о ваших интригах.

- Да, квартиры я не добился. Это правда.

- И я говорю – нахрен ты с ними связался?

Подумал, что по сравнению с этим разговором со школьным приятелем допрос у следователя мог показаться веселой дискуссией.

- Я жду ответа, - напомнил Виктор, разливая водку в стопарики.

- Хотел бы тебе его дать, но не могу. Это слишком тяжело объяснить. Сам не знаю зачем полез в этот гадюшник. Впрочем, прижали – угрожали даже. И потом – я там получил второе высшее образование.

- И так же тяжело понять. По правде говоря, я совсем не понимаю тебя. Ты в Увелке живешь, как Робинзон на острове. Даже женился, никого из друзей не пригласив на свадьбу. Как ты можешь так поступать с тем, кто тобой гордился и уважал?

Кровь отхлынула от моих щек:

- Все в прошедшем времени?

И Виктор покачал головой в бессилии. Когда мы выпили, и он заговорил опять, голос его звучал напряженно, но стал мягче.

- Несмотря ни на что, не могу поверить, что ты стал эгоистом бессердечным. Должна быть какая-то причина, чтобы делать то, что ты делаешь. Попробуй объяснить так, чтобы я мог понять.

Я молчал, собираясь с мыслями.

- Скажи мне, - почти попросил он. – Скажи мне, что ты заблуждался, ошибался и очень сейчас жалеешь, что забыл старых друзей. Просто скажи это, и мы простим тебя, если сможем, поможем и снова будем гордиться тобой как в школьные годы.

У меня все болезненно сжалось внутри, но я уже был не школьник.

- Витек, ты хороший человек! Спасибо тебе. Но я уже не семнадцатилетний романтик. Я не верю ни в любовь, ни в дружбу, ни в Бога, ни в черта, ни в совесть, ни в справедливость… Я даже себе самому не верю.

Его брови сошлись на переносице, и школьный товарищ грозно уставился на меня. Откинувшись на стуле, он долго в упор разглядывал мое лицо.

- Значит тебя сломала жизнь?

- Я этого не говорил! – не согласился я с его выводом. – Жизнь изменилась, мы изменились… стали взрослыми… всему свое время.

- Значит, ты прогнулся под мир?

Я чувствовал как душа разрывается на части сильными эмоциями, которые не мог ни понять, ни контролировать. Я попытался сказать Извекову слова, которые он от меня ждал, но не смог. Все что у меня получилось – это смотреть на безжалостного обличителя уныло и в холодном молчании.

У Виктора тоже поникли плечи. Когда он заговорил, мне показалось, что он вот-вот разрыдается от отчаяния.

- Понятно, - тихо сказал он. – Еще одним гавнюком на земле стало больше, а хорошим человеком меньше…

- Эй-эй! – вмешался Галюк. – Давайте без оскорблений, а то вы сейчас раздеретесь.

Казалось, его предостережение прозвучало ни к месту. Извеков посмотрел на него задумчиво, как будто силился понять. Его голос почему-то сделался совсем нежным.

- Хорошо, - мягко произнес он, обращаясь ко мне. – Я принимаю это. Пусть ты изменился, а я-то нет. Я по-прежнему тебя считаю порядочным человеком, хоть ты и работал в райкоме партии.

Эти слова произвели на меня удивительный эффект необъяснимого сочетания освобождения и тревоги.

А Виктор продолжил:

- Ты не веришь в дружбу, но ты ведь не продашь друга – это так?

Ответ не подразумевал лжи во благо, и я сказал правду:

- Однажды я трахнул невесту друга, когда он напился пьяным.

- Хороша невеста! – хихикнул Галюк.

- Да, ты здорово… здорово изменился, - печально сказал Виктор. – Давай выпьем, но не за это, а за то, что мы встретились, посидели, поговорили. Иногда надо…

Выпили.

- Ну, так может быть, я пойду?

Виктор молча пожал плечами. Я обулся и от порога:

- Ты знаешь, не держи на меня зла. Твоя категоричность – это твоя позиция. Я смотрю на жизнь философски и имею на это право. Мое кредо – все в жизни можно объяснить. Друг мой флотский напился, невеста хотела… а спали мы втроем на одной кровати. Не было никакой возможности уклониться от перепихона, так что… И никто ведь не пострадал.

Извеков посмотрел на меня с жалостью:

- Кроме твоей совести.

- Ну, уж с ней-то мы как-нибудь договоримся. Но мне не безразлично твое мнение обо мне.

С этими словами я ушел. И надолго лишился покоя. Как этот человек посмел рассуждать о моих мотивах и эмоциях? Мой собственный кодекс чести не предусматривает равнение на кого-то. Я всегда сам решаю – что хорошо, а что плохо. Дружба, любовь… Маяковский, Есенин… все это хорошо в свое время. Чувствам прошла пора – настало время трудов и раздумий. Только подумал об этом и…

Я не пошел домой. Позвонил с вокзала по телефону-автомату Тане:

- Привет. К тебе можно?

- Приходи.

- Я без пива.

- Ну, тогда и мысли пошлые оставь дома, - на том конце провода хихикнули.

- Ладно. Только взгляну на тебя и уйду.

И пошел вместо дома на элеватор.

- Надеюсь, ты не убивать меня пришел, - растягивая слова, произнес глубокий веселый голос. – У тебя такое лицо суровое.

- Есть за что?

- Вообще-то да… Я только что Санька проводила.

- И теперь пахнешь чужим мужчиной?

- Что-то вроде этого. Но ты тоже не одеколоном благоухаешь. Где пил? С кем?

- У коллеги на новоселье.

- Ну, а раз выпил – баба нужна. Что ты, что он… Эх вы, мужики… Не думаете, что ваша баба тоже чего-то хочет.

- Ладно, уже поздно – не хочешь любви, не буду приставать. Можно мне у тебя поспать? А завтра утром на работу поеду.

Таня постелила мне на диване. А потом все-таки пришла…

 

 

 

 

 

Добавить комментарий

ПЯТИОЗЕРЬЕ.РФ