Тому, кто не грешил, не будет и прощенья.
Борясь с пьянством
На следующий день после учредительной конференции мы разбирали с Таней «полеты» в ее кабинете.
- Кстати, Винокуров зауважал тебя – ты произвела на него впечатление.
- Да неужели? Он определенно сумел сохранить от меня это в тайне, - Таня сверкнула белозубой улыбкой.
- Он сказал, что ты ему кажешься целеустремленной. Для деловой женщины это похвала.
Уголки ее рта теперь изогнулись в язвительной усмешке.
- Он будет ухаживать за мной?
- Думаю, что нет. Необязательно ухаживать за всеми, кто нравится.
Таня осмыслила все, что сказано было, и вернулась к деловому настрою.
- Для организации первичных ячеек мне надо бывать на местах.
- Подсаживайся ко всем, кто едет в хозяйства, но больше напрягай телефон.
Таня грустно покачала головой:
- Не скоро нам с Вовкой удастся приобрести свое авто.
- А права есть?
- А то! – Таня гордо вскинула голову.
- Я поговорю с Деминой – может она разрешит тебе брать отделовскую машину.
В тот же день.
- Еще чего! – Людмила Александровна поджала губы.
Вопрос был исчерпан.
С другими у Тани получалось лучше. Еще бы! – старались во всю. Ведь их пассажиркой была красивая и утонченная девушка – настоящее дыхание любви – которая боролась с главным пороком русского человека. Ну, как тут не поговорить за жизнь?
Ха, страдайте, мальчики!
И мальчики страдали….
Такой был инцидент – возможно из-за Тани.
Пригласил меня комсомол представителем райкома партии на акцию «Лыжный пробег, посвященный….» чему-то там. Ну, а я Таню.
Организован был так – все ехали в автобусе: комсомольцы, спортсмены. Метров за пятьсот до пункта назначения – это, как правило, село, в котором есть сельсовет – автобус останавливался, спортсмены выходили, на лыжи становились и вереницей в населенный пункт. А там, на площадь, где уже толпился народ – комсомольцы и неорганизованные зеваки. Автобус следом. И начинался митинг.
Мы с Таней делали свои дела – находили парторга и заводили разговоры об организации в хозяйстве общества борьбы за трезвость.
В первом же селе – то было Песчаное – случился инцидент. Мы зашли в контору, спросили Шумакова – здешнего парторга. Обнаружив отсутствие такового, решили переговорить с местным комсомолом. Выходим из конторы - навстречу Васька Пивоваров, водитель автобуса, который, кстати, приписан районному отделу культуры. Ставит предо мною ведро и, нагло улыбаясь, заявляет:
- Начальник, горючки ноль – беги на нефтебазу.
Я поначалу ошалел – краска кинулась в лицо, кулаки сжались. Сделал полшага вперед и плечо выставил – думал, как Пивке (уличная кличка) жахну сейчас снизу в челюсть: ноги взлетят выше головы. Да вовремя на Таню оглянулся. Подопечная моя, широко раскрыв глаза, с любопытством наблюдала, как выкручусь я из сложившейся ситуации? Ну, не кулаками же, право дело!
- Бензина нет? Сейчас устроим.
Разворачиваясь к конторе, заметил Васькин взгляд – в глазах светилась жажда крови. Мы с Таней поднялись в кабинет председателя колхоза, которого знал лично.
- Володя, - говорю, - у нас проблемы с автотранспортом. Автобус дали, но забыли заправить. Поможешь?
Волосенков, слова не сказав, трубку к уху и нефтебазе:
- Заправьте автобус, запишите на райком партии.
Вообще-то мероприятие комсомола, да Бог с ними – разберемся.
Выходим. Васька в той же позе у ведра стоит и говорит:
- Ну, так схватил тару и за бензином.
Хамит пролетарий! Но я в ударе.
- Проблема только в этом? Сейчас решим.
Пошли на площадь. Митинг уже расходился. Наташе Захаровой, руководителю пробега, заворготделом РК ВЛКСМ, а ныне исполняющей обязанности второго секретаря, говорю:
- Водитель вам шибко гонореистый попался – бензина нет, бежать не хочет. Я бы с удовольствием ему расквасил нос, но боюсь мероприятие сорвать. Ты уж разберись сама.
Наташе смелости и силы не занимать стать – сама здоровущая как бык; в школьные годы, говорила, борьбой и боксом занималась; в студенчестве – армрестлингом.
К Ваське подошла и говорит ужасно страшно низким голосом:
- Если я тебя стукну кулаком, будет больно и стыдно. Так что, прости….
Она притиснула Васькину спину к автобусу и так даванула грудью в грудь, что он то ли пукнул, то ли хрюкнул. А когда отпущен был, схватил ведро, запрыгнул в свой автобус, завел и помчался на заправку.
Таня зашлась в счастливом хохоте.
А я, склонив голову набок, изогнул губы в самодовольной ухмылке.
У нас таких водителей, как Васька Пивоваров, в райкоме нет – другая категория.
Вот, например….
Наша Танечка приболела – легла в хирургический стационар. Мы с Натальей Ивановной собрались уже навестить ее – летит приказ: срочно отбыть в Дом Политпросвещения обкома партии по вопросам общества «Знание» и единого политдня.
Я пробежался по кабинетам – кто-то едет в областной центр? Комсомол едет в лице все той же Наташи Захаровой. Быстренько присоседились и поехали.
В Челябинске говорю водителю Журавлеву:
- Михал Дмитрич, будет время, заскочи в магазин «Спорттовары», купи мне спортивную сумку.
Подаю ему четвертную – меньше купюры не нашлось.
- И на рынок, - говорит Наталья Ивановна, - купите грецких орехов. Мы на обратном пути заедем в южноуральскую больницу попроведовать нашу сотрудницу. Она их любит.
И что вы думаете?
Журавлев исполнил, как просили – купил спортивную сумку и набил ее орехами под завязку – весь четвертак истратил. Мы посмеялись у Тани в палате.
Но какова школа!
От грецких орехов Таня быстренько поправилась и приступила к работе, делясь впечатлениями:
- Как народ-то встревожен! Спрашивают – будут ли заставлять вступать? будут ли выгонять с работы, если не вступишь?
- И что отвечаешь?
- Что общество добровольное. Что желание бросить пить должно от души исходить, а не от страха быть уволенным.
- А было бы неплохо. Как думаешь?
Она кивнула.
Таня научилась звонить мне домой. А я признался, что видел ее во сне однажды, вызвав чарующую и загадочную улыбку. Надо глупее быть, чем был на самом деле, чтобы не понять, что я девушке тоже нравлюсь. Но не стоит сейчас прыгать и вопить «ура!» - твердо сказал себе. – Победа будет только тогда, когда она сама кинется мне на шею. А потом подумал: это, наверное, судьба моя – воровать куски с чужого стола, не обретя личной жизни и счастья.
Но адюльтер в аппарате райкома партии – это, конечно же, нонсенс. Размышляя о том, с трудом подавил приступ вины и беспокойства. Но я ведь шустер, хитер и опытен – я справлюсь. Я всегда справлялся. Хотя понимал: даже та удача, которую для себя приручил, однажды может подвести….
А взять моральную сторону дела. Совращать сотрудницу от тебя зависимую не очень-то хорошая затея. Почти так же плоха, как блевать в скафандре космонавта – ни глаз утереть, ни просморкаться.
Еще один служебный диалог.
- Ты так рьяно взялась за дело – к майским праздникам весь район пить заставишь бросить.
- Промедление мне не друг.
- Но свободная минута – драгоценный дар. Кстати, который час? Женский рабочий день уже закончился – давай домой отвезу тебя.
В машине по дороге к Тане домой.
- Я…. Прости меня. Ты очень красива – мне трудно рядом с тобой думать о деле. Я не хочу тебя подставлять и не могу совладать с собой. Что делать?
- Прекратить этот лепет!
- Э-э…. Что?
Ее голос зазвучал резче:
- Если ты будешь сюсюкать, ухаживая за мной, я буду не улыбаться, а беситься. У меня воздыхатель дома в постели – мне нужен мужчина, которым бы я восхищалась. Вкалывай, обыгрывай своих врагов, делай карьеру и свое дело – я не разрешаю тебе унижаться. Так что перестань на меня пялиться, и я стану твоей даже гораздо раньше, чем ты сейчас думаешь. Ты слышишь меня, Анатолий? Не смей унижать себя в моих глазах. Я тебе запрещаю!
Вот это женщина!
Я о таких отродясь не слыхал.
- Да, милая, - смиренно сказал.
Мне вспомнилась историческая картина – прекрасная женщина с обнаженной грудью на баррикаде Парижа 1792 года. Такая вот ассоциация в голове возникла после ее отповеди.
- Прекращай ухаживать за мной и берись за дело. Понял? – сказала она, выйдя из машины.
Это не было похоже на свободное падение в будущее.
- Тогда защищай свою честь, любимая, - выдохнул со всей нежностью, на какую был способен.
- Всегда, - было слышно, как она сглотнула. – Мне пора.
И мне пора – промедление никому не друг. Возвращаясь в райком, думал – что бы такое сотворить, чтобы разом чего-то добиться. Чтобы можно было Тане сказать – все, дело сделано; пожалуйста, можно мне тебя любить? И не хочется думать о чем-то другом, кроме как об удачном карьерном ходе, для которого так нужны хладнокровие, самообладание и сдержанная ирония, чтобы не спалить себе мозги.
Время тикало у меня в голове. Иногда лучше не думать, а просто действовать. Но, не зная, что делать, ходил с таким неестественно веселым видом, что меня освистали бы на любой сцене. Таня по-прежнему со мной держалась приязненно и оживленно – с удовольствием болтала о своих делах.
У нее дома муж. А кто и где ждет меня? Нельзя сказать, что сердце радостно бьется в предвкушении завтрашнего дня. Далеко не так. Не покидает горькое чувство утраты. Не об этом мечтал. Она запретила за собой ухаживать – мол, сама решу, когда ты будешь достоин. Просто какая-то уловка – держать меня в напряжении. Девушка не старше Галки Худяковой переиграла по всем статьям. Кто мог бы подумать? М-дя….
Вспомнив об ульяновской деве, попытался вызвать в воображении ее образ, но поспешил отказаться от этой попытки, прежде чем удалось. Чувство очень похожее на грусть сдавило сердце. Как странно из случайностей складывается наша жизнь. Очень часто мы тратим время на поиски того, что уже имеем.
Если я мог бы позволить себе слабость, то напился вдрызг и оплакал нашу любовь с Галей, которую никогда больше не увижу, и которая навсегда останется в сердце моем. Оплакал бы утрату любви и человека, которого случайно встретил и так бездарно потерял.
Стал загибать пальцы в уме, считая месяцы разлуки. В январе мы расстались – февраль, март, апрель…. Неполных три месяца. А четыре месяца назад я и ведать не ведал ни о какой Гале Худяковой из Ульяновска. Теперь прощаюсь с ней навсегда. Этого ли хотели она и я, заключая дурацкое пари?
Впрочем, Куба казалась нам чудесным, удивительным и нескончаемым миром удовольствий и развлечений. Там все влюблялись и любили. Хотя….
Почему люди думают, что близость в постели это любовь? Это просто взаимное удовольствие. Хотя женщины, хитрые бестии, превратили секс в инструмент достижения своекорыстных целей. А мужики-то, дураки, изо всех сил стараются доставить им наслаждение. Но женщины чаще всего имитируют оргазм, думая, что это совсем не заметно. Но настоящий оргазм у них получается лишь тогда, когда они достигают поставленной цели.
Ну, скажем, Галка хотела выйти замуж. Чего хочет Таня?
Любовь не должна ограничиваться только сексом – под ней подразумевается нечто большее. Что? Да, что такое любовь? Не помню, чтобы испытывал это чувство. Мои страсти по Ляльке? Надо честно признать: сначала было привыкание, а потом обида. И женился на ней из чувства долга: стараюсь всегда возвращать долги. С Галкой был бесконечный секс – с утра до вечера и ночи напролет. Теперь мое тело ее больше помнит, чем память души. Если она позвонит, что у нас будет ребенок, женюсь и на ней. Женюсь с удовольствием….
Черт! Куда же она позвонит? Сюрприз с телефонами – это был блеф.
Вывод напрашивается – нет любви, есть какие-то порывы и условности. Пусть женщины щебечут о ней, а мужчинам при этом стоит сохранять высокомерный вид хорошо воспитанных людей. Быть разумным и рассудительным – это основа основ поведения в обществе, в котором не стоит прыгать от радости по каждому пустяку. А нежные чувства лучше загонять в самые потаенные уголки сердца и доставать лишь в крайней необходимости.
Нет, все верно: любовь – всего лишь слово, которое даже нельзя объяснить, если за ним нет поступков.
Выяснив все эти условности, почувствовал, как легко стало на сердце – будто у школьника, сбежавшего с уроков. Почему вдруг легко? Не стал ли я циником? Циником, никогда не знавшим любви и нежелающим ее познать. Циником, для которого женщины – это физиологическая потребность и не более того. Они специально созданы для удовольствия и удовлетворения мужского желания. Их можно брать, использовать и бросать, навсегда забыв. Так поступают со всеми женщинами за исключением родных….
В крайнем случае – чуть-чуть привязанности. Главное – никогда никому не отдавать себя! Никогда. В основе отношений плотская любовь – а ухаживание, как прелюдия к ней, своего рода искусство, которое требует жертв.
Вот если бы все было так просто!
В ближайший выходной отправился погулять на природу.
День выдался ясным и солнечным. Поляна просохла до самой опушки. Солнце достаточно высоко и греет прилично. Теплый ветерок ласково трепал волосы. Давным-давно не было так хорошо.
Прислушиваясь к несмолкаемому шелесту лопающихся почек и току сока в стволах берез, думал, что лес узнает меня. Птицы только что вернувшиеся с юга встречали ликующим гомоном. С каждым шагом на душе становилось все легче и легче, словно встречный ветер сдувал с меня заботы одну за другой, даруя долгожданное ощущение покоя и свободы. После Кубы я здесь впервые!
Я собирался посидеть у заветной лиственницы, чтобы лесная тишь и благодать привели в порядок мои мысли – избавиться от беспорядочных, набраться разумных. Хочу избавиться от чувства вины перед Галей. Нам было хорошо на Кубе. В любви я ей признался. Если бы она хотела видеть меня мужем, то так бы и сказала, но она промолчала. Больше не было причин чувствовать ответственность за ее судьбу.
Как называется чувство противоположное надежде? Отчаяние? Если некий высший смысл в том, что мы с Галей не стали супружеской парой? Ради чего все происходит именно так? Почему тело мое тоскует по Гале, а мысли все с Таней?
Столько вопросов, но ничего путного для ответов не приходит в голову!
Что за бездарный день!
Мир и красота, царившие вокруг, куда-то будто отлетели.
Что свершено, то свершено. Как это верно! Я не могу повернуть время вспять. Не в состоянии вычеркнуть из жизни те дни, что провел с Галкой на Кубе, когда мы болтали, смеялись, любили, и когда я готов был следовать за ней хоть на край света.
Я не мог вернуть прошлое и что-нибудь изменить.
Я влюбился в Галку Худякову. Вынужден признать – мной владела не просто страсть, а чувство более глубокое. Я расстался с Галкой Худяковой. Так захотела и она. В чем же цинизм? Как объяснить мое чувство к Тане? С глаз долой – из сердца вон, а сердце требует любви. Этому было одно название…. Природа. А я просто живой организм….
Я могу себе это сказать, потому что так оно и есть. А другие мнят себя людьми и судачат о любви, поступая, между тем, по-скотски. Врать самому себе – не это ли самый тяжкий из всех грехов? Тогда такая мысль: любовь – это не заблуждение (прихоть?) души, а составляющая вечного цикла жизни и смерти на Земле, служащая для обновления и продолжения рода человеческого.
Мысли, как обычно, метались из одной крайности в другую.
А хотелось порядка в голове!
На День Печати Южноуральский горком партии решил провести смотр конкурс стенных газет трудовых коллективов. Пригласили редакцию газеты «Ленинское знамя» в жюри, а меня с ними послала Демина.
Газеты развесили в фойе ДК «Энергетик». Их было так много, что я заблудился, читая и разглядывая. Меня разыскали и представили шефу горкомовской идеологии Пресняковой.
- А где Демина? – спросила Муза Даниловна.
- Меня послала.
- Вы инструктор Агарков? – она критически осмотрела меня, как раба на невольничьем рынке, и по-моему не осталась довольной.
Потом был банкет в ресторане «Солнечный».
Какая-то фурия из аппарата южноуральского горкома партии с претензией на популярность, но глазами птеродактиля, налетела на меня:
- Вы почему не пьете?
Торжественно и не без бравады предъявил ей удостоверение участника Увельского районного общества по борьбе за трезвость под номером три. Таня прочила мне первый номер, но природная скромность взяла верх – первый у председателя, второй у ответственного секретаря – согласен на третий.
- Какие мы правильные!
Потом пригласила на медленный танец.
- Почему, - спрашиваю, - музыканты оркестра так на нас пялятся?
- А там мой муж играет.
- Прямо сейчас?
- Нет. Сегодня его в городе нет.
- И вы незамужняя женщина на сегодняшний вечер?
Она расхохоталась:
- Для кого как!
Начали собираться домой.
Моя преследовательница схватила недопитую бутылку водки со стола:
- Семисынов, я с вами!
В Увелку ехать мне да редактору – да вот веселая бабенка затесалась в наш мужской коллектив. В свой кабинет Александр Геннадьевич не повел – принес стаканы в пресс-клуб. Гостья к водке достала сверток бутербродов из ресторана. На троих разлила.
- Зря колготитесь – я не пью, - сказал и отошел к окну.
Настырная горожанка поджала губы. Семисынов разлил мою порцию по стаканам – они выпили и закусили. Веселье иссякло.
- Отвезите меня домой! – требует гостья.
- А я сам дойду, - говорю редактору.
- Нет уж, нет уж, - Александр Геннадьевич против. – Вместе привезли, вместе проводим. Дезертирство сейчас просто некрасиво.
Я как забился в уголок заднего сидения двухдверчатой «Нивы», так и не стал пересаживаться, когда наша гостья, у своего подъезда попрощавшись, покинула салон.
На обратном пути на автобусной остановке «Плановый» Семисынов подобрал попутчицу – какая-то девушка, отчаянно размахивая руками, чуть не бросилась под колеса. Да и понятно – время позднее, как из города еще выбираться?
- Не боитесь ночью одна? – спрашивает Семисынов.
- А вы насильник? – она кокетливо улыбнулась, потом оглянулась и увидела меня в уголке на заднем сидении; тут она действительно перетрусила. – Остановите! Остановите машину! Я с вами не поеду!
Машина сама остановилась.
- Да твою же мать! – на чем свет Семисынов ругался. – Горючка кончилась. Что будем делать?
- Отпустите, мальчики – а то в тюрьму пассажу.
- Заткнись, дура, или проваливай! - с Александра Геннадьевича слетел весь редакторский лоск.
- Час поздний, на дороге пусто – надо в Увелку идти за помощью. Я до ментовки дойду и пришлю дежурку сюда.
- Не надо ментов, я же выпивший.
- Ну, хочешь, пожарку пришлю? Выпустите меня, - девушку попросил.
Она выскочила из машины.
- Вы меня изнасилуете?
- Размечталась!
Метров через двести она догнала меня:
- Я с вами пойду – с тем гавнюком не останусь.
- «И вот она явилась миру – само смиренье, кротость и краса…» - кого-то процитировал, не помню.
- Да ладно издеваться-то, - она обиделась. – Все вы, мужики – гавнюки и гандоны.
- Так чего же цепляетесь за нас?
- А куда деваться? – от кого-то надо рожать.
Вот тебе на! – Анжела Дэвис….
Возле Денисово мы расстались, в противоположные стороны разойдясь.
В ментовке дежурному рассказал, где оставил редактора на редакционной машине. Больше я ничего для него не мог сделать – довольный собой и даже случившимся пошлепал домой.
Совращение Данаи произошло в начале лета.
Таня попросила свозить ее в выходные в колхоз «Заветы Ильича» на премьеру тематического представления самодеятельного коллектива, посвященного борьбе с пьянством.
Малое Шумаково – это же малая родина моя! Здесь родился мой отец. Здесь родни у меня – в каждом третьем дворе. Когда пацаном приезжал с отцом, собиралась большая толпа родственников – барана резали, готовили бешбармак и гуляли всю ночь. Однако сейчас гуляют не так. Позапрошлом летом здесь был с родителями – обошли пять дворов, и день на исходе.
В воскресенье взяли отделовский «бобик» и поехали вдвоем на премьеру.
- Спасибо, - сказала Таня, хлопнув дверью.
- А мы еще не приехали. Молись, чтобы что-нибудь не сломалось в пути.
Таня неожиданно улыбнулась, и на щеках у нее заиграли ямочки.
- Неужто боитесь, Анатолий Егорович, с девушкой застрять на дороге?
- Таня, я не из камня сделан, - предупредил от фривольных намеков.
- Я тоже, - отозвалась она. – Не представляете, как мне хочется приключений!
Я сразу подумал, что-то сегодня произойдет.
Трудно было изображать бесполого каменного героя – я всего лишь мужчина!
Спектакль собрал множество зрителей и состоял из жизненных миниатюр. Это как анекдоты, показанные вживую. Было смешно и немножко тревожно – прозвучат ли фамилии родственников? Увы, прозвучали. Экая незадача! Думал, после спектакля завернуть к кому-нибудь похлебосольнее – покормить мою спутницу. Теперь не решился – возможны вопросы, возможны обиды, а со мной сам ответственный секретарь районного общества борьбы за трезвость. Представляете ситуацию?
Попрощавшись с принимающей стороной, которой Таня дала очень высокую оценку за представление, тронулись в обратную дорогу. Только выехали за село, навстречу гроза – громы и молнии, стена дождя. Даже при свете включенных фар далее пяти шагов ничего не видно.
- Давай переждем, - предложил я, - а то, как бы с кем-нибудь не столкнуться лбами.
Увидев съезд на проселочную дорогу, свернул туда.
- Здесь не гоняют, здесь безопасней.
И выключил свет. Тьма, разрываемая вспышками молний, обступила со всех сторон. По лобовому стеклу и металлической крыше остервенело хлестали струи дождя. Гром оглушал в замкнутом пространстве. Окрестности трепетали под напором грозы. Но в салоне автомобиля было уютно, тепло и сухо.
- Красота! – сказала Таня. – Где такое еще увидишь и когда?
- Ты не очень торопишься? Все нормально? В грозу очень опасно движение – может ударить молния. Ты веришь в судьбу?
- Я верю в любовь, которая покоряет всех и всегда. А ты?
Трудно было поверить, что нашу очень деловую Таню могут посещать подобные мысли.
- Нет, - отрицательно покачал головой. – Я вообще не верю в любовь – есть только симпатия и желание.
- Ага? – Таня хмыкнула, но спорить не стала. Перелезла на заднее сиденье, пошуршала платьем и позвала. – Иди сюда.
Тоже перебрался назад и при свете, кстати, подвернувшейся молнии обнаружил Таню совершенно голой.
- Ты же этого хотел? Ну, так пользуйся – заслужил.
Не смог отказаться.
Потом мы лежали – я на жестком дерматине сидения, Таня на мне и в моих объятиях.
- Ты как называешь то, что сейчас произошло между нами? – осведомилась она. – Удовлетворением желания?
Я замялся с ответом.
- И симпатии. Мы же нравимся друг другу, не так ли?
- Знаешь, сколько народу мне нравится? – так что теперь с каждым ложиться?
- Правильно, но есть еще и желание, - отозвался я. – Взаимное влечение.
- Мужчины испытывают желание всякий раз при виде женщины.
Не понимал, к чему она клонит, и не знал – то ли мне злиться, то ли смеяться. Невозможно представить такой разговор до того, как все было сделано. По крайней мере, роли должны были быть распределены наоборот – я убеждать Таню в своей любви, а она верить или нет.
- Остановимся на том, что мы переспали, - подытожила Таня. – Давай одеваться: гроза вроде стихает.
Было уже темно, когда добрались до Увелки. За остаток дороги не обменялись и дюжиной фраз. Ко всем моим бедам души не хватало только еще ее отчуждения! Ну, нет бы соврать – язык не отсохнет. Твою мать! Клял себя, на чем свет стоит. Почему-то подумал, если скажу, что люблю, буду с ума сходить как по Галке. Но там было проще, здесь – замужняя женщина. И потом, сама же поставила мне критерий годности, сама решила, сама осуществила, а я как слепое орудие…. Но было все восхитительно!
В начале июля моих ответственных секретарей пригласили в Челябинск на недельные курсы.
В конце недели Таня позвонила – не смогу ли приехать, чтобы отметить окончание их учебы.
- Наконец-то закончили? – глупо спросил. – А я тут соскучился. Как там Челябинск?
- Челябинск? – переспросил она. – Это не самый красивый город в мире. Но неплохой ресторан можно найти.
- Намек понял. Ждите – буду.
Приехал в Челябинск на электричке. Барышни жили в гостинице «Малахит». Там же в ресторане заказал столик на….
Таня по телефону сказала, что у Натальи Ивановны кавалер появился из числа обучающихся ответственных секретарей.
Заказал в ресторане «Малахит» столик на четверых. А потом терпеливо ждал в фойе гостиницы своих студенток, развалясь в кресле, закинув ногу на ногу да еще нахально улыбаясь всем проходящим.
Улыбнулся и девушкам, наконец появившимся.
- Сколько вас можно ждать?
Мужчина, сопровождавший их, представился:
- Николай. Очень рад знакомству.
Он был немного настороже – я это почувствовал.
Ответственные секретари наши жили в великолепном двухместном номере и пригласили меня в гости. По соседству жил Николай.
- Достопримечательности Челябинска пойдем осматривать? – осведомился он.
- Пойдем, - согласилась Наталья Ивановна.
- Я бы поспал с дороги, - это я.
- Я тоже хочу отдохнуть, - а это Таня.
Так мы разделились на пары.
Не привык давать волю чувствам, но как только вышли Наташа и Коля, просто бросился к Тане. Мы с упоением целовались, пока она не сказала:
- Все прекрасно! Но мне надо помыться. И тебе, кстати, тоже.
Я первым принял душ, а потом, дожидаясь Таню, уснул на ее кровати.
Вот это я сделал зря. Лучше бы нам освободиться от бремени плотских желаний до ресторана. Интересно, разрешит нам Таня выпить или нет? На столик я заказал поллитра водки и бутылку шампанского.
Итак, ресторан «Малахит». Красивые дамы мои, принарядившись, выглядели просто ослепительно. За соседним столом четыре армяна шеи свернули, на них пялясь. А еще они громко бранились и матерились по-русски. Я им сделал замечание, и они на меня обратили внимание – что-то сказали и громко заржали.
Таня сказала официанту, указав на графин с водкой:
- Вот это вот уберите.
Тот руками развел – не могу, мол, оплачено.
Коля налил себе рюмашку, но так и не выпил.
Пили шампанское, которое спас я словами:
- Партия призывает бороться с пьянством, но не с напитками.
- В таком случае, - вздохнула Таня, - пьем без тостов, как сок томатный.
- Как будет сказано, - я поднес ее руку к своим губам.
Из-за соседнего столика встал армян и подошел пригласить Таню на танец.
Она фыркнула:
- Еще чего?!
Армян ощерился:
- Ты брезгуешь или ломаешься?
- Тебе же сказали, - влез Николай. – Топай отсюда.
И покосился на меня. Он никак не мог взять в толк, чего же я выжидаю молча.
Наталья Ивановна посоветовала незадачливому кавалеру:
- Ищите подружек в другом месте!
Еще один армян подтянулся:
- А нами, значит, вы брезгуете?
И отвесил подзатыльник Николаю.
Словесный скандал готов был перерасти в драку.
Ну, и я, наконец, поднялся:
- Стоп, стоп, стоп! Остыньте маленько. Сейчас я все улажу.
Обратился к армяну:
- Вы танцевать хотите? Я вам сейчас музыку закажу – подождите чуток.
Потом к Татьяне, взяв за тонкое горлышко графинчик с водкой:
- Нам ведь она не нужна, верно?
И пока все опешили, мне внимая, быстренько пошел от стола.
Зал был большой, народу полно, но я безошибочно и сразу нашел то, что искал – компанию бритоголовых парней в цветных пиджаках и кожаных куртках.
- Здорово, славяне! От наших непьющих дам вам подарок, - и водрузил им на сдвинутые столики графинчик с водкой. – Пейте на здоровье! И помогите, пожалуйста, - кривоносые сыны Кавказа не дают нам отметить наш праздник.
Они дружно поворотили спортивные выи к нашему столику.
Один поднялся:
- Пойдем, побазарим.
- Гулять кончайте, - сказал армянам. – Через две минуты кто здесь останется, горько пожалеет об этом.
Поклонился дамам:
- Извините, девушки.
Повернулся к армянам:
- Ну?!
Те, полностью уничтоженные, торопливо распихали закуски с выпивкой по карманам и подались восвояси. Пожелав приятного вечера, удалился спаситель наш.
- Анатолий, ты гений! – подскочила Наталья Ивановна и поцеловала мою щеку.
Танечка приложилась к губам долгим и нежным поцелуем.
Остаток вечера мы танцевали.
Когда вернулись в гостиницу, Николай принес из своего в номер девушек бутылку коньяка и кулек фруктов. Но кроме него никто не пил.
Наталья Ивановна сидела на стуле и качала ногой. Ситуация ее забавляла. На что надеется Николай, ухаживая за ней? Выглядел он весьма озадаченным.
- Уже поздно, девушкам надо спать, - обратился Коля ко мне, вставая и прихватив бутылку с кульком. – Боюсь, сейчас нас попросят удалиться. Предлагаю уйти по собственной воле. Мы у меня это дело допьем без свидетелей.
Я не прочь был отделаться от четвертого лишнего.
- Ты иди, я сейчас приду.
- С дамами всегда остается самый хитрый, - вздохнула Наталья Ивановна.
- Если ты желаешь сбежать к Николаю, то я не пущу.
На улице как по заказу началась гроза, заглушая все звуки. Это к тому, чтобы мы не мешали друг другу спать. Мы легли с Таней, а Наталья одна. Когда мы сделали свои дела, она не спала.
- Спасибо, что приехал, - шептала Таня.
- А попробовал бы не быть, - громким голосом сказала Наталья Ивановна. – Мы ему такое на работе устроим!
Шутка, конечно, но с большой долей истины – интимные отношения рождают зависимость.
Таня не зря училась в Челябинске – привезла целую папку сценариев безалкогольных свадеб и молодежных праздников. Увлеклась ими, как фанат футболом.
И комсомол подсуетился в лице Валеры Иванько. Не знаю, где они добыли деньги, но открыли свое молодежное безалкогольное кафе с глупым названием «А у нас». Стали там свадьбы проводить, переделав название из «безалкогольных» в «комсомольские».
Мы с Таней там были в обеденный перерыв – попили, поели в полумраке, в прохладе, под музыку. Как-то нечаянно зашел разговор о ее муже.
- Надеюсь, - сказал я, - тебе удалось избежать несчастной судьбы многих красивых женщин? Твоя красота досталась тому, кто видит глубже одной поверхности?
- Вовка хороший муж и отец, хотя ему далеко до совершенства ума. Он вполне обыкновенный, всегда пытается сделать как лучше, но не всегда делает правильный выбор.
Я не понял по тону – она защищает его или оправдывает свой адюльтер?
- Вот гляжу на тебя, - продолжала Таня, - и понимаю, насколько важно иметь семью.
- Семья – это действительно редкостная ценность, - согласился я.
А что было делать?
Как-то проязычился Тане, что под всякими предлогами и уловками второй уже месяц практически избегаю обязательных пятничных возлияний в гараже. Она тут же загорелась идеей – навсегда прикрыть гнездо порока.
- Давай в газету статью напишем!
- Наезд на аппарат? Пашков мне за такие дела гениталии оторвет… а тебе пришьет.
- Не пошли! Боишься? – я Винокурова попрошу: он никого не боится.
- С ним тоже самое случится.
- Так что же делать?
А ничего! Жизнь сама прикрыла кабачок аппаратный – волей Пашкова, устами Фетисова пятничные возлияния были запрещены. А причиной тому были полные драматизма события.