А. Агарков.

Поиски свята места

Следующей задумкой компаньонов, застраивающих земельный участок на берегу курортного озера Увильды, была организация собственного цеха по производству пеноблоков. Строить производственный корпус, конечно, дороже, чем взять пустующий в аренду и смонтировать там оборудование – так решили, и сын обратился ко мне:

- Поможешь найти?

Я побрыкался для приличия:

- Как ты себе это представляешь? Разъезжаю это я по городу на трамвае, стучусь в проходные крупных заводов и вопрошаю: «Нет ли у вас, парни, помещения мне в аренду?» Ну, а в ответ: «Кто ты такой и откуда взялся? Зачем? Скучали мы без тебя что ли? Приглашали к себе?» Но это лишь лучший из вариантов. А возможно и так – моя жена, если б она у меня была, моментально станет вдовой, наткнись я в своих поисках на какую-нибудь мафию и ей почему-нибудь не понравлюсь.

- Все не так! – поморщился мой потомок. – У тебя будет машина и ездить будешь по указанным адресам. Мы их из объявлений взяли. Твоя задача – провести переговоры на предмет: сколько стоит аренда и чем можно рассчитаться? Денег на это дело не предусмотрено, так что годится все – возможный бартер, какие-то взаимозачеты, тот же самый пеноблок… ну, и так далее. В таких делах не мне тебя учить. И я уверен, если ты возьмешься с желанием – все будет ослепительно хорошо. Возможно, недельку-другую придется пожить в Челябинске. Ну, пока не решится вопрос… Короче, мы нанимаем тебя, и все твои хлопоты будут оплачены. Так годится?

- А может, дело не стоит стольких затрат? Где вы нашли объявления? Дайте мне телефоны, и я, не выходя из дома, разнюхаю все варианты. Мне такое проделывать не впервой. Телефон – это же волшебная лампа Аладдина: набрал номер – и ты, как джин, в любом конце города. Десять звонков за час – на машине разве такого достигнешь?

Я сам улыбнулся своим словам – элементарно, Ватсон.

Сын возразил:

- Одно дело – сбор информации, другое – личный контакт. По телефону ты никогда не угадаешь – кто перед тобой: порядочный человек или жулик? будет ли он держать данное слово или «зажучит» завезенное оборудование, чтобы слупить потом выкуп? Это все можно выяснить только в личном контакте, и я на тебя надеюсь.

- Хорошо понимаю, что ты имеешь ввиду…

- Прекрасно!

- Но возможен такой вариант – сначала обзвонить всех желающих сдать в аренду помещение, отобрать наиболее приглядные варианты, а уж потом отправиться на личный контакт. Всяко разно суеты будет меньше.

- Ну, в принципе, мы это уже проделали – ты отправишься на переговоры не по случайным адресам, а туда, куда нас уже пригласили.

- Ты хочешь сказать, что и помещение под производство пеноблока мне выбирать?

- Нет. С тобой будет Виталик… или я – это наша задача. А твоя – договориться об оплате бартером или взаимозачетом. Выяснить, что им можно поставить в качестве оплаты за аренду. Для тебя ничего нового…

М- да… убедил потомок – надо ехать и жить в Челябинске. Где? У родственников, конечно – на Шершнях, у Чертиных. Одно было ясно – парни шибко на меня рассчитывают: придется тряхнуть стариной и из кожи вылезти вон, но помочь. Ну и ладушки – постараюсь. А время будет свободное – с внучками пообщаюсь… Они, между тем, подрастают. 

Вспомнил Челябинск, в котором жил, и сразу же к сердцу подкралась щемящая грусть. А от мысли, что снова туда вернусь – правда, всего на несколько дней – ностальгия сменилась сладковатой тревогой и бродячим цыганским волнением.

Разговор занял не более получаса. Я дал согласие: завтра приеду – осталось начать.

Маме сказал:

- Не теряй меня. Я буду работать неделю в Челябинске и вернусь на выходные.

- Что ж тебе в котельной-то не сиделось? - посетовала она. – Вечно с начальством скандалишь – Люся сказывала. Баламут ты, как и твой отец был.

Сколько, однако, в женщинах здравого смысла!

«Баламутом» мама меня называла ещё со школьной скамьи, а вот об отце в первый раз такое услышал. Но я-то не обижался. Ничто не может меня обидеть. Жизнь прекрасна! А если удастся то, что сын задумал с Виталиком Севастьяновым, будет еще лучше. В этом я не сомневался.

Вот отец не обиделся бы на том свете… Он мне частенько снится. Сколько трудов руками его переделано! Сколько затей родила его светлая голова! Он был новатором во многих делах. Ему бы землицы да батраков: урожденный кулак – в хорошем смысле этого слова. Бывал он и председателем колхоза – еще до моего рождения – но ненаглядная партия своими указивками доставала… доставала… и однажды достала таки его, непокорного: уехал отец из села и устроился слесарем на завод. 

По поводу цеха для производства пеноблока сын говорил:

- Грядет строительный бум. Материалы подорожают, и мы всегда на них найдем покупателей.

Он был в прекрасном настроении. Но мне все едино. Я уже перегорел, как предприниматель. Деньги сейчас нужны лишь для одной цели – помочь Анастасии закончить университет. А потом – дом, сад, огород… и литература. Тихое беззаботное существование на радость себе и во славу Родины… у Светы под боком.

Кстати, позвонил ей и сообщил новость – мол, в Челябинск ненадолго отлучаюсь.

- Загляни, - пригласила она, - попрощаться.

И рассмеялась, а смех её прозвучал воистину музыкально, несмотря на хрипотцу в голосе.

Потопал с Бугра к ненаглядной, а следом туча свинцовая волоклась, погромыхивая. Неужто гроза в конце сентября? Совсем с природой стало неладно! 

Калитка открыта. Едва приоткрыл дверь в дом, Света кинулась мне навстречу. В своем коротком домашнем халатике…

- Как же ты долго! – выпалила она, повиснув у меня на шее. – Сказал: «щас приду»…

Говорила без осуждения, но с волнением в голосе. Приятно, черт возьми!

Прислонившись спиной к косяку, перевел дух:

- Привет, любимая!

И тотчас за окном сверкнуло и послышался глухой рокот грома – точно по железной крыше что-то тяжелое прокатилось.

- Сейчас ливанет! Вовремя я… - только успел сказать и мои губы запечатали её уста.

Точно кто-то бросил камешки в оконное стекло – полил дождь, да как бы не с градом. Но нам уже было не до сюрпризов погоды…

После бурной страсти мы нежно ласкали друг друга, лежа в кровати и прислушиваясь к утихающим за окном грозе и дождю.

- Когда познакомились, я думала: ты напыщенный индюк с верхним образованием из богатой семьи. Мои-то родители были заскорузлыми работягами. Работа на заводе у станка была единственной перспективой и для меня. Поэтому не выносила всяких аристократов, у которых все есть от рождения.

- У меня никогда не было всего, - поправил я, но, помолчав, добавил. – Правда, не голодали.

- Вот что мне в тебе нравится – твоя простота и доступность. Трудно найти начальника, который умеет слушать рабочих. А ты умеешь и слышишь. И тебе не все равно, что они говорят. Это трудно выразить… Но ты мне не безразличен еще и поэтому. С тобой хорошо…

Что это? Минута откровений? Еще у порога говорила, что любит. Теперь хочет оправдаться за тот уход или готовит почву для нового?

- Не знаю, что может случиться завтра. Не могу тебе ничего обещать. И не буду. Но я не могу просто расстаться с тобой… Ты понимаешь?

Я через силу улыбнулся, готовясь к самому худшему из признаний. Но она не решилась:

- А ты меня любишь?

Я небрежно рассмеялся, сбрасывая напряжение.

- Мы можем начать все сначала. Ведь все, что было, уже в прошлом.

Она пристроила голову мне на грудь.

- Глупо и нет, но я сказала тебе. Ты не обиделся? Только не обижайся… - она замолчала, и ресницы её стали влажными от непролитых слез.

Я ласкал её еще бережнее, чем прежде. 

- Береги себя, - сказала она, когда я с кровати поднялся и начал одеваться.

Последнее объятие и долгий-долгий поцелуй. Мне бы остаться – к черту Челябинск и все остальное прочее. Но долги наши и заботы всегда разводят близких людей целесообразно, рационально и… бездушно.

Попытался отогнать эту мысль. Мы обязательно встретимся. Неужели нет? Неужели Света снова сбежит от меня к кому-то?

Я крепко сжал губы и шагнул за порог.  

Ночь все преобразила. Несвоевременная гроза прошла, очистив воздух от осенней прелости, оставив после себя свежий запах озона. Дома обнимала неподвижная тьма, тихо шептались последние листья на деревьях. Утомленный любовью, я поднимался к себе на Бугор, мысленно прощаясь с Увелкой и настраивая душу на меланхолический лад…

Пришел, разделся и лег спать – сразу навалилась усталость. Хоть и не особо много трудился – любить женщину, не могилу копать – все мышцы болели до единой. Хотелось покрепче уснуть, чтобы ночью, как всегда, встать и поработать в инете, а утром без пробежки, на электричке отбыть в Челябинск. И уже чувствовал приближение сна, но знаменательный этот день отнюдь не спешил меня отпускать…

Наши отношения со Светланой переживали вторую молодость. Первый раз я не успел в неё влюбиться. А уж теперь постараюсь… Только не знаю, сколько у меня на это времени отведено.

Света, как я уже говорил, безуспешно побывав замужем, восстановила наши отношения. Вернее, сами вернулись. Она говорила, что любит меня, но не стыдилась при этом грозить:

- Вот не женишься, снова уйду.

Отдаваясь, эту угрозу она постоянно твердила мне в ухо. Во всем любимая моя была женщиной разумной, но в теме брака её, говоря компьютерным языком, просто глючило.

Я отговаривал её от поспешных решений:

- Ну, дай мне хоть дочку выучить. Работа у неё уже есть, в квартире пока не нуждается… А вот плата за университет – это моя святая обязанность. Как защитит Анастасия диплом, я твой – со всеми своими потрохами.

На лице Светланы появлялось сомнение:

- У тебя всегда отговорки – дочку выучить, маме помочь… Ну, смотри, смотри… тебе жить, только не знаю, с кем.

- Потерпи – не делай глупостей.

- С какой стати?

Подруга моя во всем отличалась отзывчивостью и пониманием. Но в этом вопросе была просто камень – уж не знаю, откуда у неё такие категорические матримониальные убеждения. Сейчас, куда ни глянь, даже молодежь сплошь и рядом живут парами в свободных отношениях, подавая нам пример, пожилым. Сказано же: каковы времена – такие и нравы. Светик мой, ты-то в какой эпохе живешь? И что же мне с тобой делать, прикажешь? 

Вот оно, долгожданное утро, и ни малейших перемен к лучшему – толком не выспался, без толку посидел за компьютером, не сбегал к тотемной лиственнице, а на душе и в теле сплошная усталость. Лишь на вокзале несколько приободрился. Как бы там ни было, я покинул скамейку запасных и вышел в центральный круг футбольного поля. Легка ли поступь моя? способен ли нанести меткий удар? – игра покажет.

Я сел в электричку. Итак, что на очереди? Наверное, надо определиться с жильем. Не доезжая Челябинска, сходим в Шершнях и на Вторую Базовую… Номер дома не помню, но ворота, как старый баран, непременно узнаю. Договорюсь с родственниками о проживании и позвоню сыну. Задача поставлена – поехали исполнять…

Улица Вторая Базовая, что на станции Шершни, не уступала в патриархальности нашей имени Лермонтова на увельском Бугре – нет асфальта на проезжей части, хотя обозначен тротуар рядом деревьев. На калитке знакомых зеленых ворот кнопка звонка.

Я нажал. Появился Евгений Михайлович, по родству – двоюродный зять.

- Привет, - без всяких эмоций сказал, увидев меня. – А Ниночка наша в больнице лежит.

Пропустил в дом, прикрыв собою огромного черного пса в будке собачьей. Давненько я здесь не бывал – Михалыч опять все перестроил. Веранды нет. Дверь со стороны сада открывалась в прихожую, где я разулся. Следующее помещение – кухня: там гудела горелка газовой печки и было душно.

- Ого, у вас пекло! – сказал заходящему следом хозяину.

- С утра прохладно было. Сейчас можно выключить, – и выключил.

- Что с Ниной Алексеевной?

- Сердечко прихватило. Недельке две пролежит.

- А я к вам на постой пришел проситься – тоже на недельку-другую…

- Располагайся – места хватит. Мы вдвоем с младшим внуком пока перемогаемся. Сами готовим. Он сейчас в институте.

- А Нина далеко в больнице?

- Да нет. Время будет – вечером съездим.

- На троллейбусе?

Евгений Михалыч пожал плечами:

- Я за руль теперь не сажусь. Если Дима не повезет, значит на троллейбусе.

- А машина есть?

- Внукам отдал, - сказал хозяин, на стол накрывая.

Пора звонить сыну – мол, я на месте, с жильем определился, жду дальнейших указаний.

Через час приехал Виталик.

- Один адрес здесь, неподалеку – какая-то автобаза сдает железо-бетонный склад в аренду.

Вскоре мы были у подъезда её конторы. А еще через несколько минут в офисе начальника автоколонны. И я затянул бесконечную песнь одинокого койота:

- Неужели вам не нужны авторезина, ГСМ, спецодежда, стройматериалы... стройка или ремонт зданий… погашение долгов у кредиторов, в конце-то концов?

Без всякой пользы уговаривал, словно выковыривал упавшую в щель булавку – чем усерднее скребешь пальцем, тем глубже она западает.

- Нет, - твердо стоял на своем представительный начальник. – Только деньги. Будут финансы, мы все проблемы решим сами.

- Деньги возможны, лишь когда мы наладим производство и организуем сбыт.

- Возьмите кредит – для этого банки существуют.

Нашу полемику прервал Виталик:

- Пойдемте глянем на объект.

Прошли на железобетонный склад. Севастьянов его тут же забраковал:

- Нет воды, канализации, газа – такое помещение нам не годится.

Начальник одумался, пошел на попятную:

- Согласен на резину для «КамАЗов» в оплату за аренду склада.

- Сначала коммуникации подведите, - посоветовал ему Виталий.

- Может, вы сами? – с робкой надеждой спросил начальник.

- Хорошо, - согласился Севастьянов. – Будем иметь вас в виду.

И ко мне:

- Поехали дальше.

Ну, поехали.

Следующая остановка в Тракторозаводском районе на улице… блин! дай Бог памяти… кажется, Героев Танкограда. Короче, сплошные промышленные предприятия – а редкие жилые дома, как правило в несколько этажей, оборудованы под офисы и конторы или стоят пустующими с битыми стеклами окон. Нигде не было видно детей, не слышно музыки. Бывшие жилые дома выстроились унылыми рядами, как надгробные памятники, стерегущие покой умерших.

- Экологическая поганка! – охарактеризовал это место Виталий Севастьянов.

На одном из предприятий непонятного назначения и по крышу запорошенного белой пылью, исходящей от соседа-гиганта ЧЭМК (электрометаллургический комбинат), встретили нас два джентльмена армянской наружности с игривыми улыбочками на лицах, которые, впрочем, тут же угасли.

- Прошу прощения за беспокойство, на прошлой неделе мы вам звонили насчет аренды производственного помещения, - заговорил Виталик очень учтивым тоном. Видимо, где-то под спудом напускного равнодушия у него были припасены голоса на все случаи жизни.

- Звонили? Об аренде производственного помещения? – один из хачиков склонил голову вбок. – Имеем такое…

- Можно взглянуть?

Лицо другого исказилось недовольной гримасой.

- Что за надобность?

- Годится – нет? Надо ведь посмотреть, - Севастьянов снова стал невозмутимым.

Тот же хачик:

- Приезжайте через неделю.

- Но ведь в объявлении сказано: «Сдается» - значит, уже, сейчас… а не неделей позже. И в телефонном разговоре вы приглашали.

Первый хачик:

- Сейчас там другие торчат и не платят. За неделю мы их выселим. Тогда приезжайте.

- Несерьезный вы народ, - с горечью сказал Виталик.

Я бы сказал круче, но меня никто не спрашивал. И не слушал. Я стоял и молчал, как рыба об лёд. Севастьянов не торопился отчаливать.

- Нам все-таки хотелось бы взглянуть на объект: если годится, можем и подождать.

- Не знаю, что делать с вами, - сказал первый хачик и повернулся к другому; далее они тарабанили на своем непонятном языке.

Потом нам все-таки показали цех. Там действительно полно было оборудования, большей частью не распакованного, и непонятно – его владельцы-неплательцы то ли еще не въехали, то ли уже съезжают. Но ведь могут и договориться с хозяевами…

Когда вышли на улицу, Виталик дал волю своим чувствам:

- Вот армяшки долбанные - ишаководы! Никаких понятий о правилах ведения бизнеса. Свяжись с такими…

- Лучше не надо, - высказал я свое мнение. – Куда дальше едем?

- Наверное, закончим на сегодня. Тебя на АМЗ отвезти?

- Если можно, туда же – Вторая базовая, дом тридцать семь в Шершнях…

Но покинул машину возле магазинчика в начале улицы. Зашел, купил пакет пельменей, бутылку водки и отправился к родственникам на постой в приподнятом настроении. Было приятно осознавать, что меня, как специалиста, пригласили два бизнесмена – мой сын и Виталик Севастьянов. Да еще на машине возят…

Тут окликнула молоденькая и весьма симпатичная девушка:

- Простите, вы не могли бы мне помочь?

- Да, пожалуйста, если без смертельного риска, – остановился я.

- Риска никакого нет, просто… понимаете… Вобщем, я наберу номер, а вы поговорите… с парнем одним. Я боюсь – вдруг жена трубку поднимет.

- Хорошо.

Мы втиснулись вдвоем в телефонную будку, приплюснутую к стене магазина. Девушка вставила карту, набрала номер, сунула трубку мне в руку – на том конце раздавались гудки. Потом что-то щелкнуло, и откликнулся мужской голос:

- Алё…

- Олег, - подсказала девушка.

- Здравствуйте, Олег. Вам удобно сейчас разговаривать?

- Смотря о чем… Вы кто?

- Нас не прослушивают?

- Нет.

- Я по поручению… - глянул на девушку, она шепнула:

- Тереза.

- … Терезы. Вы можете с ней пообщаться?

- Да.

Я передал трубку и нацелился выйти из будки, считая миссию свою исполненной и дабы не мешать воркованию любовников, но девушка удержала меня за рукав.

- Здравствуй, миленький! Я ждала тебя все выходные…

Я задержался, недоумевая – что ей ещё от меня надо? И чтобы отвлечься от некасающегося меня телефонного разговора, стал глазеть по сторонам. Неподалеку за столиком для фуршета два алконавта сосали пиво. Наши телодвижения в тесной телефонной будке привлекли их внимание. Они таращились в нашу сторону и комментировали – всяк по-своему. Но по лицам читалось – молодец, мужик! так её так! жарь во все щели… Предложи я им занять мое место, наверное, сдохли оба разом от счастья…

Закончив переговоры, девушка обратилась ко мне на «ты», по-свойски, с неожиданным предложением:

- Деньги есть? Вечер пропадает – могли бы куда-нибудь сходить.

- К сожалению занят.

- А бываешь свободным? Дам телефон.

- У меня есть подруга, которую я очень люблю.

Девушка стремительно «переобулась»:

- Вы о чем, гражданин? Просто сходить в ресторан, пообщаться…

Я и от этого отказался – у меня есть Светлана, к черту Терез! Да и эта никуда не годится… Не мать Тереза, а катастрофа – «деньги есть? могли куда-нибудь сходить»...  и прочая херня первому встречному. Оно мне надо? Как говорится – ищи себё ровню и обрящешь что хочешь. Впрочем, это совсем другая тема.

Понятно, что каждый смотрит на жизнь и её события со своей колокольни. Но такие прямолинейные барышни всегда ставят меня в тупик. Да к тому же, когда ты не в поиске, соображалка с хотелкой на женскую тему – обе ни к черту. Вот я это знаю, а она? Как женщине дать понять, не говоря при этом ни слова, что её не хотят. Не раздевать её взглядом? Да я вроде и не пялился на её ноги и грудь. Но с другой стороны, нельзя ни в чем быть уверенным: мужское либидо никто не отменял – оно существует помимо нашей воли и часто проявляется подспудно. 

Когда мы расстались, почувствовал облегчение.

Евгений Михайлович откликнулся на звонок в калитку. Пропуская меня во двор, критически оглядел:

- Отработал? У тебя бодрый вид.

- Это единственный результат. 

- Но у тебя же оплата почасовая?

- Скорее – поденная.

- А мне Ниночка звонила. Сказала: «Сегодня не приезжай». У неё вечером процедуры.

Я выставил бутылку на стол:

- Тогда можем причаститься.

Евгений Михайлович убрал пельмени в холодильник. 

И как только я опустился на стул у стола обеденного на кухне, где Михалыч готовил ужин, нахлынула усталость. Блин, как будто из шахты поднялся, отработав наряд – вот что значит задымленный воздух и городская суета! Просто мука мученическая.

Хозяин что-то помешивая на газовой плите, вел неспешное общение. Вопросам не было конца. Я уперся лопатками в спинку стула и отвечал, стараясь припомнить все детали обсуждаемой темы.

Наконец, он рассмеялся:

- А знаешь, что мне нравится в твоей новой работе?

- Что? – устало спросил.

- Привезут-отвезут, подскажут-расскажут – думать не надо…

Да я и не собирался думать или переживать о работе. Душ и сон – вот чего я сейчас хочу. Но у Чертиных ванны нет – есть замечательная баня, которую надо топить…

Мы поужинали вдвоем, понемножку выпили для аппетита. Однако, хорошо в городе жить – простая комнатная антенна выдает кучу каналов. Мы скучали у телевизора. Я, задремав, услышал Михалыча:

- Ты ложись, на меня не смотри – все равно буду Диму ждать.

Я выпрямился на диване и заморгал. Неужто уснул? И долго спал? Потер глаза. За окном темно. М-да… Что-то припозднился наш студент – младший внук Чертиных, один из Пашиных сыновей. Давно ли с Евгеньевичем были такими же? Парнями проворными гуляли ночью по Шершням. А теперь Павла нет. Совсем поседел Михалыч: нелегкое это дело – схоронить единственного сына. Когда-нибудь и наш час пробьет – жизнь не вечна и течет, укорачиваясь с каждым днем…

У Чертиных теперь, в перестроенном доме, не считая прихожей и кухни, четыре комнаты. Евгений Михайлович определил меня на ночлег в дальнюю от телевизора – в ту самую спальню, где мы с Пашей долгую зиму, весну и осень делили одну кровать на двоих. Я устроился на ней поудобней и закрыл глаза, снова осознав, насколько же я устал, практически ничего не сделав. Мыслящие лемминги – вот мы кто…

Утром увидел внука Диму. Нет, конечно мы и раньше встречались, но не в таком состоянии – тогда он был еще ребенком, а теперь стал студентом и дылдой в отца. Стоял у газовой плиты и помешивал ложкой в кастрюле кипящие пельмени.

Евгений Михайлович ворчал:

- Ну, сколько можно? Они же разварятся и превратятся в кашу – тесто с мясом.

Дима, крепко пожав мою длань, отвечал:

- Сколько написано на пакете, столько и надо кипятить.

- Что – все десять минут?

- Так точно, дед!

После пельменей, кстати, не разварившихся, попили зеленого чая.

- Ну, я в институт, - отчалил Дима.

- А я буду ждать машину, - взглянул на Михалыча с надеждой, что он не выгонит меня прежде, чем за мною заедут.

Хозяин, моя посуду:

- Ну, а я тебя провожу и в лесочек схожу – прогуляюсь, ноги поразомну. Неохота торчать в доме, когда на дворе такая славная погода.

Сдал Евгений Михайлович – подумал я – больше стал отдыхать. Раньше без работы никак не мог.

Вслух согласился:

- Хорошая мысль. Может, грибы еще не прошли – морозов-то не было. А позавчера у нас гроза была. Что творится с природой?

Управившись с посудой, Михалыч заскучал – раз-другой, глянул в окно, любуясь обихоженным садом. Я предложил:

- Времени-то еще восьми нет, а господа бизнесмены любят досыта спать. Лес ведь у вас начинается в конце улицы – пойдем погуляем вместе, грибов пошукаем… Думаю, раньше десяти за мной не заедут. А приедут – позвонят… к лесу подскочат, не много и потеряют. 

Михалыч кивнул и молча стал собираться. Вышли во двор, и тут он отпустил собаку с цепи. Даетижтвоюмать! – я напрягся. Но огромный пес мельком, пробегая, обнюхал меня – а вчера и рычал, и гавкал, и рвался с цепи, подлюга! – заскулил от нетерпения, царапая калитку лапой. Когда открылась, так рванул на улицу – держись, прохожий народ!

- Никого не порвет? – усомнился я в благонадежности пса.

- Он знает свою работу, - раздумчиво сказал Михалыч, запирая калитку на ключ. – На цепи – дом сторожить. На свободе – меня охранять.

- Ну, а если сосед руку подаст?

- Соседа не тронет. А незнакомого запросто.

- Не боишься сесть за него?

- Когда-нибудь надо, - усмехнулся Михалыч грустным мыслям и разговорам.

Лес располагался в конце улицы, за высокой насыпью железнодорожной одноколейки. Мы здесь с Пашкой пацанами частенько играли, а иногда грибы собирали с Ниной Алексеевной.

Легкий ветерок гладил лицо, неся запах прелой листвы и сосновой хвои от огромных деревьев, окаймляющих березовый колок. И грибы здесь встречаются в широкой палитре – от груздей и обабков до сопливых маслят.

Сейчас остро чувствуется смена времени года! Листва опадает, иголки хвои наливаются густотой зелени, жухнет и поникает к земле трава – все ожидает прихода зимы. Не слышно гомона насекомых…

Порой я спрашивал себя – если ты так влюблен в деревья и травы, какого черта уехал из села в город учиться на инженера? Вон Миша Дегтянников, которого в Петровке зовут Борода, отучился в Свердловске пять лет и вернулся к природе – лесничим. А что мне дал мой диплом специалиста двигателей летательных аппаратов? Или второй – журналистский… впрочем, нет – агитатора-пропагандиста? Ни тот, ни другой так и не помогли мне найти свое место в жизни.

Грибы играли с нами в прятки. Утреннее солнышко пригревало и провоцировало их выглянуть из-под листвы. Перелетные птицы, должно быть, улетели уже в теплые страны. Стрекотала сорока одна в опустевшем лесу – наверное, псу нашему уделяла свое беспокойное внимание. А тот носился, как угорелый, невесть за кем…

Евгений Михайлович – вышедший на пенсию водитель большегрузных автомобилей: и дальнобойщиком поработал, и по городу намотался на «ЗИЛ-131» с огромными чанами муки. Профессию он свою любил и скучал по ней, но увы – возраст уже не тот, и здоровье подкачало: зрение крепко ослабло. О работе своей век бы говорил. Вот и сейчас, вороша палкой опавшие листья в поисках грибов, мне внушает профессиональные истины:

- Есть старые водители, а есть лихие водители, но нет старых лихих водителей. 

Интересная мысль. Я прежде об этом не задумывался. А сейчас пришла мысль вот о чем – отражает ли сказанное Михалычем его суть или это лишь пустое тщеславие шофера, благополучно вышедшего на пенсию? Как не прост, однако, этот с виду простой человек. Дул нам с Пашкой в уши, что служил в очень секретных войсках, о которых даже говорить нельзя. А недавно признался, что это был первый советский спецназ в группе оккупационных войск в Германии, и обучали их захватывать и ликвидировать штабы противника. Открыл Михалыч сей секрет, потому что подписке о неразглашении вышел срок – ровно пятьдесят лет. Во как!

Задумавшись, пропустил очередную истину Чертина – уловил лишь последние фразу:

- … в этом я не сомневался, но не мог представить себя седым и старым – а жизнь всегда непроста.

Вот о чем это он? И переспрашивать неудобно. И почему это важно, если ведем риторическую дискуссию ни-о-чем?

- Прости. Задумался. Пропустил… Так о чем это ты?

Михалыч остановился, как запнулся, смерил меня взглядом, покачал головой.

- Скажи, если вопрос для тебя решенный – что грешнее: красть или врать?

Несколько удивленный я кивнул – мол, вопрос понятен, сейчас отвечу.

- Видишь ли, Евгений Михайлович, все на свете имеет свое оправдание. И воровство, и вранье могут существовать, если их цель – уцелеть в этой жизни. Ну, в смысле, человеку помочь выжить, если он прибегает к таким мерам. А красть и врать ради удовольствия, экстрима, щекочущего нервы, или благополучия – несомненно, грешно.

- Интересная мысль. Возможно… мне следовало бы об этом подумать. А как насчет тебя лично? Часто воруешь или врешь?

Я не ответил. Вопрос взволновал и заставил задуматься. Что происходит с Михалычем? Покаяния у последней черты? И меня это ждет впереди?

- Ты расстроился? Что-то вспомнил? Но тебе ведь не нравится врать?

- Не нравится, - признался я.

- А знаешь, почему?

- Не вполне. Раньше чувствовал неловкость, когда уличали. Теперь стыдно перед самим собой.

- И за то, что работал в райкоме? Ведь партия всю страну дурачила и не единого слова правды никогда никому не сказала.

- Но согласись – любой индивидуальный разум существует в своем мирке, который себе придумал. А как ты хочешь, чтобы целая система существовала и в чем-то даже побеждала? Тут без вранья никак – вот и придумали коммунизм. Мы и сейчас без вранья жить не можем – врут политики, врут… - тут я умолк, облизав губы – блин! риторика какая-то бестолковая…

- Значит, вранье и воровство – непременная черта человека?

- Это тебя расстраивает?

- Тебя нет?

- Нет. В таких делах я руководствуюсь словами своего любимого зятя Вовы Андреевича: «Пусть весь мир катится к черту, лишь бы моя совесть была чиста и спокойна».

- И не пытаешься убедить других, чтобы они жили по Заветам Божьим?

- Зачем? Я неверующий и не пропагандист-агитатор – пусть каждый живет, как умеет и может…

Диалог наш прервал звонок мобильного телефона – за мною приехал сын. Я объяснил ему, где меня следует искать, пожал руку Михалычу и направился к железнодорожной насыпи, пытаясь избавиться от чувства, будто увяз в паутине слов.

Позднее сына спросил о том же – что напряжнее: врать или красть?

Тот отмахнулся:

- Наша задача – найти помещение для цеха. Все остальное – ерунда.

Молодо-зелено! На серьезные мысли у него не скоро найдется время. А я чувствовал, что совсем немного, и у меня останется лишь одна задача – выжить, во что бы то ни стало, в борьбе с болезнями старости.

Мы мчались куда-то по городу, а в голове моей клубились тревожные мысли.

Я был рад, что со мною сегодня работает сын. Не просто рад – почти счастлив. Все время, пока находились вдвоем, болтали о наших дочках-внучках – что они выдают, подрастая день ото дня. Он был рад говорить, я был счастлив слушать.  

Мы побывали на двух предприятиях и плотно поели в ведомственной столовой завода «Электромашина». 

- Иногда мы здесь обедаем с мамой, - сообщил потомок. – Она неподалеку отсюда работает.

Я подавил в себе желание удушить единственного сына.

Вон оно что! Вот еще чем меня так волнует Челябинск – неожиданной встречей с бывшей женой. Да, конечно, мы могли бы совершенно случайно встретиться с Лялькой здесь. Она снова одна, теперь вдова – мужа прибрал афганский синдромом. А великие чувства остаются навеки – пусть рубцами, но грузят память.

Между тем, сын продолжал:

- Как находишь столовую?

- Я её не искал, - буркнул под впечатлением. – Это ты меня сюда привез.

- На ресторан мы с тобой еще не заработали, - посетовал Виктор.

М-да… дела наши шли не важно. Особенно по моей части – на бартер никто не соглашается, взаимозачетам тоже не рады. Гони деньги – все твердят – и никаких гвоздей! Похоже на тупиковую ситуацию…

Сын, несмотря ни на что, полон был оптимизма. Ну а я старался не хмуриться, ломая голову – во что это я вляпался, давая согласие на участие в поисках? К примеру, на ЖБИ-2 есть необходимое помещение в аренду, но у них отлажено собственное производство пеноблоков, и их ничем не удивить… разве только песком с «Инмы». Однако там такие объемы и собственный железнодорожный состав для транспортировки сырья, что никак не вклинишься туда с нашим мизерным объемом.  

Хотя, конечно, если подумать и договориться с «Инмой», найти огромный самосвал – сейчас, говорят, появились импортные шестидесятитонники (целый вагон!) под сыпучие грузы – да возить песок изо дня в день (на ЖБИ-2 и себе) можно чего-нибудь достичь.

Сын кивнул, полыхнув улыбкой:

- Хорошая тема! Но список еще не закончен – давай поищем другой вариант.

И мы едем дальше… А ко мне вдруг приходит мысль, что работа наша не только занудна, но и бесперспективна. Хотя… разве можно назвать занудными встречи и разговоры с новыми людьми? Конечно, все наши предложения архаизм: давно ушли в прошлое взаимозачеты, и бум на бартер исчерпал себя. Но надежда на успех все-таки есть, хотя очень и очень слабенькая. Потому не рискнул затеять с сыном разговор про занудство нашей работы. А занудством считаю все, где нет пространства для импровизации.

Каковы мысли – таковы и кошмары… Мне приснился очередной наш визит по вопросу аренды производственного помещения. Заходим в контору, а там серьезные парни в галстуках. ««Садко» - это ваше предприятие?» - спрашивают и суют какие-то документы под нос. В них моя подпись и печать «ООО «Садко»». И тут же наручники защелкнулись на моих запястьях…

Я вскочил на койке, хватая воздух ртом. Пот струился по лицу, белье намокло… Сообразив, что к чему, попытался рассмеяться. Но получился кашель. Тьфу! Тьфу! Тьфу! Чур меня! – как и все кошмары, этот был живым и ярким. Сердце все еще колотилось, во рту была сушь Сахары, к глазам подступила резь… К чему такой сон? Подсознание предупреждает, что веревочке недолго виться? Пора завязывать с этим мытарством – вот к чему!

Везде одни и те же ответы – нужны деньги! И нам не придумать каких-нибудь новых трюков. Это проклятая возня мне теперь кажется не только бесполезной, но и вредной… для престижа будущего предприятия по производству пеноблоков.

Занялся рассветом пятый день моей челябинской командировки.

 

Добавить комментарий

ПЯТИОЗЕРЬЕ.РФ