А. Агарков.
Штрихи к автопортрету
Двадцать второго февраля во второй половине дня секретарь директора комхоза позвонила в котельную.
- Тебя, - передала мне Людмила трубку.
- Анатолий Егорович, женская половина комхоза приглашает вас в контору на банкет по случаю праздника День Защитника Отечества. Нам вас очень не хватает, - возвестил её радостный голос.
- А Елена Владимировна к какой половине человечества относится?
- Конечно же, к прекрасной. И она не против.
- Хорошо. Сейчас приду.
Мужчин действительно было мало – Белов, начальник КНС Дмитриев и водяной (начальник водопроводного участка, сформированного из бывшего Водоканала). Я последним пришел – выпил штрафную и налег на закуску. Наевшись досыта и выпив еще, скромно сидел в своем уголке с растянутой до ушей улыбкой энтузиазма.
Время общих поздравлений с мужским праздником и частных бесед, навеянных алкоголем истекло – пора к культурной программе переходить. Но Замышляева отлучилась в свой кабинет и вернулась с информацией:
- К нам топает Управление. Мойте грязную посуду, тащите стулья – застолье продолжается!
Вскоре они пришли – наверное все, кроме Лукинской и Савченко. С собой принесли пельменей и водки. Стали вести себя как хозяева. Хотя различие между присутствующими упраздняло употребленное спиртное.
Через стол от меня взгромоздился сосед по дому № 16 моей семьи Скиба – кажется, Александр. Он давно работает в УУ ЖКХ – наверное, со дня его основания. Был инвалидом от рождения и, меня увидев, протянул для пожатия левую руку. Это тот самый убогий Скиба, который по пьяной лавочке чуть было не откусил палец моей ныне покойной теще. Его жест дружелюбия мною был проигнорирован.
Подали горячие пельмени, разлили водку в стаканы и рюмки, начались тосты.
- У-у-уп! – выпив, Скиба звучно отрыгнул.
Невероятно неприятный тип!
Пока пельмени исходили паром, народ еще держался за столом. А потом всех потянуло на танцы – выпито было уже достаточно. Танцпол организовали в бухгалтерии, сдвинув в угол столы. Отплясывали под соответствующую музыку шейк в кругу. И поскольку для таких танцев не нужны пары, я задержался за столом, тщательно пережевывая пельмени впрок.
Остался и Скиба – ой, не к добру! Впрочем, какой из него танцор.
Жертва пьяного зачатия сверлил меня взглядом, желваками играя – наверное, размышлял о гадких словах, которые мне сейчас скажет. Но начал вполне дружелюбно:
- Хоть ты и был, Анатолий, буржуем, а столько кабаков и шашлычек, сколько мне удалось посетить, отродясь не видел…
Он начал перечислять где был и по какому поводу, повторяя после названия каждый раз: «Был? А я «да»».
Мне неприятно было слушать, а уж тем более общаться с этой карикатурой хмельной генетики, но таки не утерпел. Впрочем, это был не ответ, а вопрос:
- Небось за казенный счет?
- А то! – ощерился собеседник щербатым ртом.
Меня определенно сейчас стошнит. Я поднялся и вышел в коридор, стараясь не смотреть в его сторону. В бухгалтерии пляски народов мира – скачут пьяные коммунальщики и выделываются, кто как может. Прислонился плечом к косяку распахнутых дверей и наблюдал, стараясь выглядеть трезвым и бодрым. Плясать не тянуло – тошнота в желудке хоть и разошлась понемногу, но голова еще кружилась.
Следом Скиба приковылял. Прислонился к стене напротив меня и стал обливать словесной грязью – мол, мужик я дерьмовый, и все остальное прочее…
Не стал долго ему внимать, спросил строго и прямо:
- Ты что, убогий, в рыло хочешь?
Тогда Скиба стал уверять, что хоть он и инвалид второй группы, но меня не боится и, если захочет, справится со мной одной рукой. Тут кассир комхоза Наталья Пушкарева, бывшая одноклассница, выпорхнула из бухгалтерии с явным намерением затащить меня в круг танцующих. И тогда Скиба кинулся в атаку – слава Богу, есть кому разнимать. Выставленная вперед рука со зловеще скрюченными пальцами выдала его намерения – кособокий урод явно хотел исцарапать мое ангельское лико. Но я вовремя заметил его движение и встретил атаку прямым в челюсть. Убогого отбросило на стену, а Наталья повисла на моих руках:
- Мужчины! Защитники наши! Разве можно скандалить в праздничный день?
Как черт из-под печки, возник Белов:
- Правильно, Наталья, говоришь. Нечего бузу заводить в конторе. Хотите подраться – ступайте на улицу.
Не встретив поддержки, инвалид так и сделал – вышел на улицу, хлопнув дверью.
Мне не хотелось судачить с Беловым, и я позволил Наташе затащить себя в бухгалтерию, предупредив:
- Только медленный танец, от скачек у меня голова кружится.
Положил ей ладони на талию, она вскинула свои мне на плечи, и мы плавно двинулись по кругу, то ли вальсируя, то ли тангуя. В незашторенные окна бухгалтерии было видно, как инвалид шкандыбал по проезжей части Октябрьской улицы в ему одному известную даль.
- Эй, Управа! - кликнула Наталья. – Ваш Саша Скиба без шапки и куртки куда-то отправился.
Но никому не было дела до убогого инвалида – все разбились на пары и медленно танцевали, то ли вальсируя, то ли тангуя.
Впрочем, последствия этих событий выходят за рамки моего повествования – я обойду их молчанием.
В субботний день перед женским праздником сестра позвонила из котельной:
- Скоро бане открыться, а Тевелева нет.
- Как нет?
- Так и нет. Звонила ему на мобильный – не отвечает. Дуй, начальник, сюда, разводи огонь для парилки, а то баня сорвется.
Я мигом примчался. Витаминыча нет. Дрова колотые есть, но нет ни щепы, ни бересты, чтобы подпалить огонь. Догадался кочергой расковырять кучу пепла – вчера ведь тоже был банный день – и обнаружил под белым покровом рубиновые угли. Как будто сунул свой нос в интимные дела природы – подумал я и без всякого стыда накидал на них сухие поленья. Через десять минут огонь весело загудел в стальном жерле печи. Парилка для бани была обеспечена.
В тот день просидел в котельной с сестрой до темноты, периодически подбрасывая поленья в огонь. Потом приплелся Тевелев Жека. Что оказалось? Отец его с матушкой куда-то уехали и наказали сыну-студенту за парилкой в бане проследить. А парень забыл – молодо-зелено. Уже после пяти Витаминыч сыну позвонил: «Ну как, справляешься?». И только тогда потомок вспомнил, с чем он должен сегодня справиться.
Ну что ж, бывает…
Сразу же после праздников – мужского и женского – возник у меня конфликт с Костиком. Помните? – я рассказывал: принял на работу слесаря-сантехника, подрабатывающего на калымах по вызову. Все поначалу было нормально – с обязанностями он справлялся и честно делился своими наварами, а на границе зимы и весны сорвался: жлобиться вздумал. День не является на работу, другой…
Я к нему в гости – по-соседству живем. На мой стук Костик явил свою рожу помятую – немного припухшую, но вполне адекватную.
- В чем дело? Заболел, бедолага?
- Нет, Анатолий, весь в работе – калым отличный подвернулся.
- Помощь нужна?
- Справлюсь сам.
- Большой калым? Сколько получим?
- А зачем мне делиться? Сам нашел, сам освою – все бабки мои.
- Мораль есть в твоем поведении? – я посмотрел на него с подозрением?
- Конечно, - ответил Костик. – Что мое, то мое.
- Что тебе ставить на работе за это? Сплошные прогулы?
- Зачем? Меня же уволят!
- И не просто так, а по статье прогульщика.
- Ну, так ты не ставь прогулы – может, я больничный спроворю.
- Мне с твоего бюллетеня какой навар?
- Жадным ты, Анатолий, стал! Мало я на тебя пахал?
- Ты ни одного дня не трудился в комхозе, а зарплату получаешь регулярно.
- Мы же так договорились.
- Так выполняй свои обязательства!
Бесконечный спор ни о чем – каждый считает, что он прав, обвиняя другого в жадности. Я не люблю такие моменты, хотя встречал их довольно часто. Не зря знающие люди говорят – всегда легче заработать деньги, чем их потом поделить. И мое отношение к подобным проблемам – когда начинается свара, бесполезно спорить, на чьем топоре больше крови. Надо решительно рубить по живому и расставаться без оглядки – прежнего рая уже не будет.
Целый месяц Костик не появлялся в комхозе. Целый месяц я ставил ему прогулы. А потом написал докладную и довел дело до приказа об увольнении по статье КЗоТ № 33.
Костик явился в начале апреля с намерением написать заявление об увольнении по собственному желанию. А секретарь ему трудовую с записью – уволен по статье о прогулах.
Бедолага ко мне:
- Я на тебя в суд подам за присвоение чужой зарплаты.
- С чего ты взял, что она у тебя была? Кто за прогулы начисляет зарплату? Прокалымил ты её, дружок, профукал – не обессудь. Инструмент, что за тобою числится, верни на склад и будь здоров.
- Я забираю его себе в счет компенсации за невыданную зарплату, - Костик вздернул в браваде свой безвольный подбородок.
Этот жест меня раззадорил.
- Я бы, конечно, мог тебе морду набить прямо здесь и сейчас, но не буду. Лучше действовать по закону. Ты не получишь свою трудовую, пока не вернешь инструмент.
- А она у меня в кармане, - сказал уволенный по статье прогульщик и вышел.
Блин! Секретутка бестолковая подвела! Мы же договорились – без моего «добра» ничего Константину не выдавать.
Ладно. Как говорил творец Октябрьской революции – мы пойдем другим путем. Сделав необходимые копии с документов, написал заявление участковому инспектору, на словах объяснив – что почем. Вечером видел, как к домику Костика подкатил милицейский «бобик». Наутро меня вызвали в РОВД. Инструмент у Костика конфисковали и мне передали, заставив расписаться, где было нужно.
В середине лета, окрыленный спиртным, Костик пришел домой ко мне выяснять отношения. Ничего не требуя, заявил, ораторствуя, как Цицерон:
- Пойду сдамся прокурору и все расскажу о твоих махинациях. Сяду сам, но ты, начальник, паровозом пойдешь…
Внимательно выслушав его, сделал к соседу один только шаг:
- Ну, ты, блин, напросился! – все-таки я тебе в хрюкальник дам.
Костик кинулся прочь – кульдюхая на плохо гнущихся ногах, убегал вверх по улице к своему дому. Тоже мне, моряк! Полный урод – пришел к выводу я – душой и телом. Или новый плод генетики под покровительством Бога, которому уже надоела человеческая раса своими занудными молитвами-просьбами. Что же творится на белом свете? Куда мы идем? Наверное, Сатана – самый искренний из всех субъектов религии.
Больше мы с Костиком не пересекались.
Отопительный сезон подходил к концу. Получая зарплату в комхозе, мы долго ждали, чтобы нами снова заинтересовались имущие власть. Но прежде секретарша директора подала мне приказ об обязательном участии всего личного состава котельной на субботнике по уборке территории. Не ожидал, что он вызовет в коллективе нашем такой дружный протест.
Я как рассуждал: субботник – это не шаг с чистым настоящим в будущее, а уборка того мусора, что накопился в прежней производственной жизни. Скажем так – дань уходящему.
А ребята с девчатами решили по-своему: мы, мол, теперь не комхозники – незачем на него спину гнуть. В котельной чистота и порядок. Возле котельной нет ни травинки лишней, ни мусора. Сейчас, в весенние дни, когда тепло никому не нужно, а в прачке и бане вода горяча, операторы сами выходили погреться на солнышко – траву между делом прополоть, сор вымести; невзначай вскопали клумбу под окном коморки своей и посадили цветы. Вобщем, все чин-чинарем у нас в котельной – и никто не пойдет на субботник в комхоз.
Я вышел один. Ну, может, еще Борис Родионов наводил порядок в станочной мастерской – он уже передумал уходить из комхоза.
Белов спросил:
- Где твои люди?
- Положили с пробором на субботник.
- Как это? – удивился главный инженер.
- А так. Раз передаёте, говорят, нас в «Коммунсервис» - вот ему и будем служить.
- А ты чего приперся тогда?
- А я из комхоза никуда.
- Ну-ну… - ухмыльнулся Белов.
После Дня Победы теплотрассы на обогрев жилья и прочих сооружений от котельной отключили. Приехал Кепко. Вновь приказал писать заявления об увольнении из комхоза и приеме на работу в МУП «Коммунсервис». Он хотел ключ от входной двери себе забрать, но его без моего вмешательства убедить сумели, что котельная на лето не закрывается…
Новый директор было отправился восвояси, но потом остановился и повернулся ко мне, будто что вспомнив.
- А ты, дружок, не утруждай себя заявлениями – я не приму тебя ни под каким рассолом, - выдав эту тираду, он сплюнул на пол.
Дурной знак – плеваться на палубу.
Я довольно покладистый человек и допускаю любые суждения вплоть до безумных, лишь бы мне не навязывали их силой. Фривольное директорское «дружок» прозвучало сейчас оскорблением. Тут же ответил Кепко тирадой:
- Знаешь что, чувачок, про таких, как ты, говорят на футбольном поле? – бей-беги, думай не надо. Мне хочется остаться здесь ничуть не больше, чем тебе меня видеть.
По-моему, классно сказано в глаза директору в присутствии всего коллектива!
Трудность доли руководителя заключается в том, чтобы в конце концов самому исполнять советы, которые даешь подчиненным. Но природа не налагает на тебя ничего такого, к чему бы не подготовила – говорят церковники. И я был готов ко всему – тут же усадил народ на собрание по поводу визита директора и его информации.
- Дело вот в чем… Котельная наша сейчас как новенькая – благоухает и сверкает, все крутится и работает, большего ремонта не предвидится в летний период. Думаю, с вами поступят так: по заявлениям сейчас из комхоза уволят, а в МУП «Коммунсервис» примут не раньше сентября. Вы потеряете четыре оклада в зарплате и получите на этот же срок разрыв непрерывного стажа. Оно вам надо?
- А что предлагаешь? – спросили меня.
- Я не буду писать заявление об увольнении из комхоза по собственному желанию и вам не советую. Пусть УУ ЖКХ напишет приказ о переводе нас на новое предприятие, со всеми вытекающими из него последствиями. Или пусть Замышляева нас увольняет приказом по сокращению штатов в связи с передачей объекта. Тогда у нас сохранится право на два дополнительных оклада. А Кепко осенью все равно всех примет – некуда ему без нас деться. Что скажите?
Борис Родионов подал голос:
- А я и не думаю увольняться – к черту котельную, в комхозе останусь.
Сварщик Вова плечами пожал:
- Белов мне тоже предлагал место в комхозе – им сварщик нужен позарез.
Тевелев меня поддержал:
- Я не буду писать заявление. Поработаю пока истопником в парной у Горохова, а там видно будет.
Истомин, вздохнув:
- Ну, а я, как в прошлом году буду работать все лето. Не важно кто – комхоз или «Теплосервис» - все равно оплатят. Людей ведь без бани не оставят и больницу без прачки.
- Думаю, что УУ ЖКХ твою работу оплатит, - подсказал я. – Но ты не пускай дело на самотек – спроси у Замышляевой, спроси у Кепко, сходи к Савченко в Управу… Ну, а что наши дамы?
Людмила ответила:
- Я напишу. Все равно хотела взять отпуск без содержания по уходу за садом и огородом.
- Тебе лишние два оклада?
- Не люблю скандалов.
Светлана:
- Я тоже всегда беру отпуск на лето без содержания – буду красить, белить подъезды… За два-три месяца накалымлю больше, чем за весь отопительный сезон заработаю.
Татьяна Корабельникова отмолчалась.
Единства у нас не получилось – теперь каждый сам за себя. М-да, умирает наше общее дело – ведь мы так хотели аренды. Не получилось… то ли к несчастью, то ли к счастью.
Недавно пришел к сакраментальному выводу: самые благородные существа на свете – это кошки. Однажды они покидают нас, чтобы с достоинством умереть в одиночестве, оставляя хозяину надежду и не доставляя хлопот погребения. Вот и я… с достоинством удалюсь из котельной в свой интернет, чтобы никому больше не было от меня хлопот. И постараюсь забыть прошедший год – ибо забвение подобно рубцу на живой плоти, оно затягивает прошлое и мало-помалу скрывает все.
Но прежде напьюсь… Все беды мира от тщеславия, но как говорили в Древнем Риме – истина всегда в вине.
М-да… опять интернет и виртуальная коммерция. Но прежде, получив в комхозе приказ об увольнении по сокращении и трудовую книжку, отправился в Центр занятости населения и встал на учет, как безработный. Два оклада получу в комхозе, а там видно будет…
Те, кто интересуется моим творчеством и читают книгу за книгой, думаю, смогли убедиться в том, что я человек искренний и совсем не такой уж экстравагантный, как это кажется на первый взгляд. Мне полных пятьдесят два года. Мой рост – метр семьдесят. Помню, когда призвался в Анапу, от подошв до макушки имел сто шестьдесят девять сантиметров. Через полгода от бесконечных занятий на турнике вытянулся до ста семидесяти одного. За прошедших тридцать лет на сантиметр усох. Ношу усы, как память о службе во флоте. Вы не поверите, но они мне были присвоены приказом командира ПСКа за отличную сдачу проверки боевой и политической готовности. Не гоняюсь за модой, предпочитая спортивный или рабочий стиль в одежде.
Пусть в лице моем нет ничего привлекательного, не обойден женским вниманием. Хотя не скажу, что ласки прекрасной половины человечества даются мне без особых усилий. Красивых предпочитаю умным. Молоденьких зрелым. Люблю мечтать и философствовать за бутылкой водки или трехлитровкой живого пива. Моя старенькая мама поддерживает меня в этой слабости, но очень маленькой дозой. Я же могу увлечься…
По правде говоря, если бы не необходимость зарабатывать дочери на обучение в университете, я забил на все на свете – жил своим садом-огородом, писал книжки о себе любимом и публиковал их в интернете. Я трудяга ночного часа – осуществляю коммерческие операции в виртуальном пространстве: кому что найти, кому что продать. Прекрасный мир вокруг меня в это время спит и не пробуждает во мне добрых чувств – я сажусь к столу, боком к окну и открываю компьютер…
А когда закрываю и бегу к лиственнице вокруг меня сосны, березы, поле в холмах, птицы и облака, которые я чувствую, как живые и разумные существа…
Значит ли это, что живу я отшельником? Разумеется нет. Трижды в неделю по вечерам посещаю спортивный зал стадиона – играю в настольный теннис, шахматы… и, конечно, общаюсь с приятелями. Хожу на все футбольные матчи в Увелке и большие культурно-спортивные мероприятия. По старой дружбе с буржуем Гороховым каждую субботу моюсь и парюсь в бане бесплатно, общаясь там с мужиками. Я не считаю себя неудачником, хотя не сделал карьеры. Каждому свое – не мною сказано, но мною принято, и потому, наверное, я единственный в мире человек, который никому не завидует.
Навсегда остался мечтателем, но прекрасно понимаю, что мои нынешние дела – дела взрослых и печали мои не детские. Мои однокашники давно повернулись спиной к нашей юности – состарились и дрожат от страха перед смертью. Иные уже ушли навсегда. Все чаще теперь собираемся мы не в школе на встречах выпускников, а на похоронах общих друзей. И слова там звучат печальные…
Впрочем, ладно – рано итоги подводить, пойдем дальше по теме.
В Центре занятости попал в «тесные объятия» госпожи Калиш Л. В., голос которой и взгляд мог даже кобру устрашить, не считая собак и кошек. Да и я, только взглянув на неё, сразу подумал – с такой женщиной мне было бы не уютно ехать в одном лифте.
Она сунула мне пакет документов, с которым я должен ознакомиться и подписать.
Шрифт был очень мелким.
- Очки дома забыл, - пискнул я, словно пойманная мышь.
- Очень сожалею. Приходите завтра с очками.
- А вы не могли бы мне конспективно рассказать о том, что там написано.
- Не могла, - отрезала Калиш.
- Ну и ладно, - хмыкнул я. – Чай не срок себе подписываю.
И подписал все документы, не ознакомившись с их содержанием. Вот таким гротескным образом я встал на учет в Центре занятости населения Увельского района.
Рассказ о ловушках, которые скрывались в непрочитанных документах, отложу на потом. Пока же исполнил минимум, предложенный мне инспектором Калиш – обошел ряд предприятий и собрал с них подписи и печати, что во мне они не нуждаются. Потом два месяца получал зарплату в комхозе.
Поскольку все наши желания с неизбежностью должны начинаться с некоей потери рая, на третий месяц моего пребывания в Центре занятости инспектор Калиш отправила меня с направлением в Агроснаб. Им потребовался инженер-механик.
Даю справку. Я по образованию инженер-механик. Окончил ЧПИ (нынешний ЮрГУ), факультет ДПА (нынешний – Аэрокосмический), кафедру – Двигатели Летательных Аппаратов. Согласитесь, специальность для сельской местности не шибко востребована. Вот и думаю: то ли Агроснаб ракеты задумал пускать, то ли самолёт сверхзвуковой присовокупил…
Ни то, ни другое. Требуется им специалист по ремонту станков. Конечно, фрезерный от токарного отличить я смогу, но чтобы диагностировать, налаживать, ремонтировать – Боже упаси! Нет у меня таких амбиций. Да и зарплата, скажу прямо, меньше, чем мне комхоз ненаглядный платил, как сокращённому технологу котельной. Ну, не враг же я себе и своему бюджету – никакого желания поступать в Агроснаб.
Но начальник отдела кадров не захотела мне в направлении Центра ставить визу «не годен».
- Вы пройдите в цех, пообщайтесь с начальником. Может быть, не так уж все страшно, что вменяется вам в обязанности.
Итак, я отправился в цех по производству пальцев для гусениц тракторов с надеждой уговорить технически более грамотного специалиста не брать меня на работу. Близился полдень – было жарко и в глазах рябило от яркого света. Мне очень хотелось умотать отсюда домой поскорее. Но начальника на месте не застал.
- Куда-то вышел, скоро придет, - мне сообщили.
Отправился бродить поточными линиями, присматриваясь к парку станков. А сам цех пыхтел, визжал, звенел на разные голоса – тот самый звук, который на «Станкомаше» я даже издали слышать не мог, не завидуя участи глухих…
Мне нравятся обороты в романах в виде фразы: «… мне никогда не забыть обстоятельств встречи с такой-то особой и тех последствий, которые она за собой повлекла…», или: «… подробности этой сцены никогда не сотрутся в моей памяти, проживи я еще хоть сто двадцать лет…», и тому подобное. Далее следует описание на тридцать страниц. Посмотрим, во сколько я уложусь…
Итак… Станок был специальный – я даже не знаю, к какому классу его отнести. Пусть будет прессовальный. Механическая операция, для которой он предназначен, создавала на концах заготовки для будущего пальца бобышки путем сжатия с моментальным нагревом этих концов. Нагревало, конечно, электричество; сжимал, конечно, гидропресс; а оператором на станке работала миловидная девушка, действуя легко и быстро.
Я долго стоял за её спиной, наблюдая за ритмикой безошибочных и беспрерывных движений – взяла в правую руку заготовку из специального ящика, где они в гнездах стояли, сунула в оправку станка; снова в правую заготовку; левая в рукавице снимает деталь с рубиновыми от моментального нагрева бобышками и ставит в гнездо другого ящика… Так безостановочно – пока заготовки деталями полностью не переберутся из ящика в ящик.
Наконец, это чудо производства свершилось. Девушка глубоко вздохнула, не спеша тельфером опустила ящик деталей в тележку и увезла в конец цеха – то ли на обжиг, то ли на отпуск металла… Вернулась с новым ящиком заготовок и, прежде чем приступить к работе, решила поболтать со мной, все еще торчащим без дела у её станка.
- Корреспондент из газеты? Хотите заметку написать?
- Нет, - важно сказал я. – Будущий механик цеха – пришел устраиваться на работу.
- Понятно. Тогда будем знакомы. Я Лида.
- Анатолий. Вы не позволите мне попробовать?
- Попробуйте – как механику отказать? Помните порядок движений – эту взял, сюда сунул, снова взял, эту вынул, эту сунул, эту взял… ну и так далее без остановок, - она продемонстрировала мне свое мастерство прессовщицы, работая, как и прежде с рукавицей на одной руке.
Я встал на её место, надел на левую руку рабочую рукавицу… Эту взял, сюда сунул, другую взял, эту вынул… потом сбился: то ли не в черед сунул новую, то ли не вовремя поставил готовую, но когда взялся за третью заготовку голой рукой, меня так шандарахло током, что я метра на два отлетел от станка.
Лида весело рассмеялась.
- Я что-то перепутал?
- Ну, конечно.
- А если бы я работал в перчатках на обеих руках, не ударило током?
- Не ударило.
- Так что же вы не сказали?
- Так я же работаю.
Конечно, это было что-то типа производственного прикола – скажем так: удар электрическим током по самолюбию. Симпатичная девушка Лида моментально превратила меня из дипломированного инженера-механика в сконфуженного обывателя. Но конфуз мой был не так уж велик, как можно было ожидать. Мы, обменявшись приветливыми улыбками, расстались, когда Лида сказала:
- Вон наш начальник цеха к себе в конторку прошел.
Постучавшись, вошел в кабинет и признал в визави дальнего родственника – то был свояк моего племянника по фамилии Питин, по прозвищу Младший. Ну, думаю, договоримся. Однако на этот раз я ошибся. Руку он мне пожал без энтузиазма, не признавая родства. Взял мое направление, прочитал и наложил резюме: «ОК, оформить механиком». Ну, блин, директор…
Голову сломал, размышляя – откуда такое бездушье? Только позже узнал – Питин-младший в цехе работал последний день, и все ему было по барабану.
М-да… ну, ладно. Принимаю волевое решение – покидаю Агроснаб, миновав его отдел кадров, на свой страх и риск возвращаюсь в Центр занятости. Привожу свои доводы и вижу – не понимает меня инспектор. Или не хочет понять. Смотрит на меня г-жа Калиш и плечами пожимает – вас же принимали. Ей тоже по барабану – смогу ли я там работать, буду ли полезен… На руках все компроматы против – подписанное направление «принять», мой отказ. И, стало быть – ату его! Лишила месячного пособия, одарив запахом духов и пота.
- За что? – спрашиваю.
- Вы же подписывали бумаги – там ясно сказано: не выдавать пособия, если вас не устраивает предложенная работа.
Вот так. Наверное, инспектор получает навар с каждого сэкономленного рубля пособия безработного. Каждый крутится, как умеет. А законы Центра занятости суровы – можешь-не-можешь иди и работай или сдохни с голоду. Я, конечно же, не помру, и даже нашел в себе сарказм пробормотать Калиш слова благодарности, которые вообще-то от меня такие люди слышат не часто. Но не плакать же, умоляя. Улыбка – достоинство мужчины в любой ситуации.
Что сказать по этому поводу? Неотразимые остроты всегда приходят мне в голову только в три часа ночи, когда я сажусь за компьютер и заново переживаю все перипетии дня. А в данный момент молча удалился с печатью беспредельного идиотизма на опечаленном лице.
Если верить моей памяти, мне тогда очень захотелось чем-нибудь досадить инспектору Центра занятости. Но вот чем? Сейчас мне странным кажется это – почему же я не пошел самым доступным и правильным путем? Надо было взять документы те, что подписал не глядя, и прочитать внимательно. Пусть не у Калиш, у другого инспектора… В конце концов, сама руководительница Центра занятости Головина – моя с юных лет приятельница. Изучив документы, я бы знал – права Калиш или нет, наказывая меня за отказ от работы, которая заведомо мне не по силам? Интуиция подсказывала, что вредная баба просто гнобит, но чувства к делу не подошьешь.
Невелика и потеря – материальная помощь Центра занятости – можно ею и пренебречь. Но возникшее противостояние между мной и инспектором Калиш все более увлекало – кто больше кому нас…? Впрочем, обойдемся без гадких слов.
Каждый раз при наших встречах Калиш повторяла, что стоя на учете в Центре занятости, я не имею права заниматься частнопредпринимательской деятельностью:
- Даже продажа вами выращенной клубники на базаре является нарушением правил и преследуется наказанием.
Чего-чего, а такого добра в виде подобных наставлений всегда у инспектора в избытке. Разумеется, я не собирался торговать на базаре клубникой, но и следовать её мудрым советам тоже.
Интересно, а жить без пособия на что простому человеку? Впрочем, я, не являясь простачком, не задавался этим вопросом, продолжая интернет коммерцию – пусть поймает, если сумеет. В глазах моих не было уныния, а лишь снисхождение и презрение, когда я смотрел на инспектора Калиш. Это не возбуждало в ней ко мне дружеского участия. Она, конечно же, подозревала, что с голоду я не помираю и даже частенько бываю с дочерью в злачных местах (подруги к тому времени у меня уже не было). Но ей не оставалось ничего другого, кроме как издали следить за ходом моих дел и ждать того момента, когда она сможет мне отомстить. Вот так и пошло – она ищет причину лишить пособия, а я улыбаюсь все шире и шире. И интерес во взгляде читается – не надорвалась еще, голубка, меня гнобить?
Наверное, мне следовало сняться с учета в Центре занятости – ведь пособий я не получал, раз за разом наказываемый инспектором Калиш. И я бы ушел, вняв голосу благоразумия, который, правда, не всегда слушаю. Но увлекла игра. Почему бы, поработав в «час Пикуля», пробежавшись, отдохнув, не наведаться к госпоже Калиш – полюбоваться: не начала ли она худеть, истекая злостью на меня? Все-таки какое-то развлечение в моей небогатой событиями повседневной жизни.
Даже сегодня, спустя десять с лишним лет, сохранился в памяти ее образ – толстая неуклюжая дама, что-то мнящая о себе. И не сказать, что я был беззащитен перед её чиновничьей ненавистью – она лишала меня пособия Центра занятости, а я одаривал её улыбкой, неплохо зарабатывая в инете. Вместе ждали часа – когда же расстанемся, наконец. И такой день однажды пришел. Сын предложил мне официальную работу в своей фирме «Бетонпрофит». Мы расстались с инспектором Калиш, не попрощавшись.
Вот зачем я это делал? Мне было бы приятнее сказать, что я извлек некий урок из случившегося противостояния. Но кому на пользу ложь? Правду сказать – я появлялся в Центре занятости с одной целью – досадить инспектору Л. В. Калиш. А она вымещала на мне свою злобу. Только не знаю – становилось ли ей от этого лучше?
В боксе это называется «клинч» - когда два спортсмена сцепились вместе и никак не могут разойтись. Никаких сантиментов. Никакой морали. Необходимо вмешательство рефери, чтобы их растащить.
Когда я мысленно возвращаюсь к этому противостоянию, мне кажется, что я вел заведомо проигрышную войну с самим собой. В ней меня не воодушевляла никакая героическая идея, не ждал победы над противником – просто ходил в Центр занятости и улыбался потугам инспектора Калиша мне досадить. Из противности и без всякой рациональности…
Ведь даже официально устраиваясь на работу к сыну, спросил:
- А что будет, если я останусь и на учете в Центре занятости Увельского района?
Умудренный начальственным опытом потомок мой сообщил:
- Поймают – так взгреют, что мало тебе не покажется. Ты с этим, папа, не шути.
Вот и прервался наш «клинч»…
В моей жизни было много пустых и бесцветных дней, повторение которых не принесло бы мне радости. Но этот год… целый год пустых хлопот и сумасшедшей, но безрезультатной любви можно назвать напрасно прожитым по многим причинам. Главная из которых – я опустился до Центра занятости. Хотя понимаю – это было обязательным условием получения мною компенсации за сокращение в комхозе, которой я из принципа не хотел попуститься. А потом увлекло бодание с Калиш…
Когда нет идеи, возможны два варианта к действию – придумать её или отдаться на волю судьбы: ведь иногда случается, что благоприятные события развиваются помимо нашей воли. Я же предпочел оба вместе – вернулся в виртуальное пространство со своей информацией купли-продажи и крепко задумался: а что же дальше?
Припомнил прошлые успехи и неудачи, анализируя ошибки – все эти мелкие, ненужные и пустые события, из которых сложилась моя жизнь. Повторяться, конечно, не стоит, но рациональное зерно могло быть и подсказать – чем заняться?
Это разум… Что же до моей души, то она жила сама собой – сражалась с нечистью и коварством, спасая прекрасных принцесс, а потом спала с ними; и наслаждалась одиночеством на прекрасном острове Робинзона Крузо. Словом, скиталась в мечтах там, где чувствовала себя недосягаемой для упреков и взглядов нормальных людей. Я будто грезил наяву. Но справедливости ради следует уточнить – после прекрасных грез, как правило, подваливала животная тоска.
И вдруг, между делом, сами собой вспомнились чьи-то строки:
«Эта женщина была так прекрасна,
Что было бы страшно её полюбить».
Вы понимаете я о ком?
В удобный час позвонил Светлане.
- Привет! Как жизнь семейная? Не скомпрометирую звонком?
- А мы расстались.
- Что так?
- Долго рассказывать.
- Может отметим это событие визитом в шашлычку?
- А давай!
Всю дорогу в такси Света молчала. Да и в шашлычке «У Арсена» была не очень-то разговорчива, хотя мы выпили на двоих шкалик водки. Впрочем, нашлись слова и смелость пригласить меня к себе в гости.
Все, кому доводилось принимать подобные приглашения от любимых женщин, подтвердят мои слова – в моменты, когда вас охватывает желание, мозг отказывается воспринимать внешний мир, как нечто целое и гармоничное, и схватывает только череду разрозненных картин, не в силах установить связь между ними. По этой причине плохо помню все детали того вечера – о чем общались, чем занимались – все будто провалилось в преисподню, хотя выпито было мало и под хорошую закуску.
Тот же домик на двух хозяев. Та же комната. Та же большая двуспальная кровать.
- Вы здесь жили? – спросил я, намекая на её скоротечное замужество.
- Молчи, - прикрыла мне Света ладонью губы.
В такие моменты, когда сознание находится на грани бреда, для моего мозга, целиком занятого попытками вернуть утерянный рай, любое простое и конкретное дело – благо. Приказано молчать – я молчал, любуясь хозяйкой, расправляющей постель, и мечтал о нашем, быть может, совместном будущем.
И только какое-то подспудное чувство, оставшееся неподвластным мужскому желанию, все твердило мне в ухо – если хочешь сохранить хорошее воспоминание об этом вечере, останься хозяином своих страстей. Но и его опрокинули в преисподню четыре незабываемых слова Светы:
- Ты еще любишь меня?