А. Агарков.
Коммивояжеры
М-да… Старость, старость… Чтобы её не бояться, надо прислушаться к древним эллинам. Они говорили – священ только разум. И стало быть, тело бренно и преходяще, ибо его хоронят. А великие наши мысли, не зная ни боли, ни страха, ни ненависти, переживут века.
Есть и другая крайность… Человека кормят сказками на протяжении всей его жизни, и он уходит из неё уверенный, что знает о мире все, но в действительности он не знает ничего, за исключением тех событий, которые происходили на его глазах. Да и их ни всегда и ни каждый может объяснить…
А вот по поводу смерти… Для некоторых она приходит слишком поздно. Я бы Ельцина уважал, не доживи он до своего президентства. Конечно, Борис Николаевич был отчаянным человеком, бросившим вызов могучей системе. Но одного отчаяния мало, чтобы править могучей державой. Первый российский президент – живое доказательство того, что в нашей стране можно прийти к власти не имея мозгов.
Увы, это так. При царе-батюшке трон передавался по наследству. А за годы советской власти люди настолько свыклись с диктатом системы, что практически не обращали внимания на умственную убогость её лидеров.
Демократию и гласность объявил Горбачев, но понятия в массах остались прежними. Уродом быть нельзя: шансов мало людям понравиться, но если даже ты дурак, то это уже никого не волнует – мол, балом правит народ, а лидер лишь выразитель воли его. Или, как любил говорить Борис Николаевич – «президент – гарант конституции». Ну-ну…
А вот наш народ стал пленником собственного желания – сбросить, наконец-то, власть осточертевшей всех и каждому коммунистической партии. Все этого хотели, но вслух высказался только один болван, которого вдруг признали политическим гением.
Будь Борис Николаевич моим литературным героем – хотя для оного Ельцин весьма перекормлен, задаст и через чур импульсивен – я бы пристрелил его в 1991 году на Красной площади и увековечил в памяти народной. А живой и больной лишь на голову, дорвавшись до власти, он чуть было не угробил российское государство, которое веками собирали мудрые предки наши.
Чем же он руководствовался, преследуя коммунистов и вылизывая задницу американскому другу Биллу? Вероятнее всего правду об этом мы не узнаем никогда. Могу только предположить – неуравновешенный характер пьяницы и авантюриста. Звездно-полосатая демократия и наше экономическое отставание – значительный стимул для соблазнительной идеи Большого Скачка. Но Борис Николаевич забыл про русский менталитет, который сейчас на вооружении у Путина, президента с мозгами – редкость, которую надо ценить. Наш народ многое может перемочь, но только не унижение. Поклоны Ельцина Белому Дому (американскому – свой он из пушек расстрелял) навсегда опустили его в глазах русских людей. Таких правителей народ завсегда называл «ворами» и усыпал их могилы проклятиями вместо цветов.
Многого мы не знаем, но, как я понимаю, происходили и другие вещи, позволяющие предположить, что Советский Союз, а следом и Россия стали жертвами происков ЦРУ. Я так и не понял, чем же русские коммунисты стали страшнее Ельцину американской военщины – разогнал аппарат и достаточно. Китайский пример доказывает, что реализацию Большого Скачка можно было решить, не привлекая советников из НАТО, и без крови. Чуточку больше ума власть предержащим, а терпения народу не занимать стать…
Впрочем, не зря говорят – каждый народ достоин своего правителя; а людям, живущим в стеклянных домах, не стоит бросаться камнями. Другими словами – умный вор у власти обойдется казне дешевле честного дурака. Никто ведь всерьез не решился дать Ельцину знать – хватит, мол, Боря, волну не гони: страна устала от твоих причуд; и вообще, ты явно не на своем месте. Все старались нахапать побольше, пока есть возможность. Удалось, правда, не многим…
Ну, а уж после политической смерти только ленивый по первому президенту России не проехался плохим словом. И я поворчу…
Но вот что еще интересно: исторически так сложилось и продолжается на протяжении многих веков – великое противостояние двух наций на Земле: британской и русской. Наполеон во Франции и Гитлер в Германии – это временщики-пустышки, на несколько лет создавшие величие своим странам. Их военные походы, сколотившие одноразовые империи, в масштабах истории – всего лишь прогулки по ландшафтам Европы, которые бесславно закончились в России.
А вот русские и британцы год за годом, век за веком создавали свои сверхдержавы – первые великую, вторые величайшую. Они сошлись в бескомпромиссной борьбе за влияние в мире, как вода и камень, как лед и пламень. Одни брали телом и делом, другие душой и верой. Одни брали силой и хитростью, другие упорством и справедливостью. Одни грабили отсталые покоренные народы, другие поднимали их до своего уровня и соединяли в одну семью. Наконец, одна рухнула под ударами времени и национально-освободительного движения, а другую развалили два придурка у власти, доказавшие природе-матери, которая не чертит линий, что границы существуют не только на картах, но и в умах ограниченных людей.
И что же великое противостояние наций?
Оно продолжается, несмотря ни на что. Только британскую хоругвь заменил звездно-полосатый стяг янки. А Россия вернула триколор и двуглавого царского орла, доказывая себе и миру, что мерой цивилизации является не технический прогресс, а мужество нации хранить и защищать свой менталитет. И если природа когда-либо сотворила два общества, предназначенных для противостояния, для решения проблем выживания в бескомпромиссной борьбе, то это – британцы и россияне.
Впрочем, еще не сказал своего слова на глазах набирающий силу китайский дракон. А он обязательно его скажет не сегодня, так завтра. И, возможно, объединенная Европа, вырвавшись однажды из американской неволи, что-нибудь покажет миру свое…
Вы спросите – к чему это политическое отступление? Так политика – мой конек. А вот моему сыну Виктору с его высшим архитектурно-строительным образованием по барабану – кто у власти? что вытворяет? Имея отца и деда заядлыми шахматистами, он так и не освоил эту игру мудрецов. У меня нет ответа – почему? Возможно, от того, что сын мой более обращен к здравому смыслу, чем к отвлеченным понятиям, на которые нет возможности повлиять, а можно лишь обсуждать, что привычнее нашему поколению, более подготовленному к взаимопониманию и компромиссу. Конфликты, которые никак не могут оказаться продуктивными совсем не в чести у нового поколения. Впрочем, мы их по разному воспринимаем: молодежь ищет во всем материальную выгоду, старшее поколение – политическое преимущество, которое можно извлечь из сложившейся ситуации.
Я всегда считал, что не поддаюсь эмоциям толпы (этой демократии в чистом виде) и ура-патриотическим призывам. Но, может быть, сын мой пошел еще дальше в этом вопросе – он напрочь проигнорировал его: мол, политика не для него.
Впрочем, будучи студентом – Витя рассказывал – он разносил по квартирам горожан рекламные брошюры кандидатов на выборы. Но поскольку это делалось за деньги, то к политическим убеждениям волонтера никак не относилось.
Он – мой сын, и я люблю его безгранично, хотя понимаю – мудрость у него еще впереди. Сейчас он ищет в бизнесе самостоятельную дорогу, чтобы испытать свои знания и способности, а потом построить собственную жизнь. Я пытаюсь ему внушить, что мудрость состоит не в том, чтобы ломать-преодолевать обстоятельства, а заставить их на себя работать. Насколько он усвоит мои уроки время покажет.
А мне бы очень хотелось взглянуть на мир его глазами. Понять то, что понял он и не догоняю я. Такое тоже присутствует…
Про себя что сказать? Профессию свою выбрал сам и никогда не мечтал о чем-нибудь проще – например, о нейрохирургии. Всегда был осторожен и старался не злоупотреблять коммерческими рисками. В быту пытался вести здоровый образ жизни и многого не употреблял без повода. К примеру, для организма секс – дело не второстепенное. И потому всегда рядом со мной была хорошенькая женщина. Вслед за внешностью и характеры их соответствовали моим запросам. Ведь, как все мужчины, руководствуюсь в отношениях с прекрасным полом железным принципом – «хочу – не хочу». Но бабником себя не считаю.
Пришло время половой зрелости моего ребенка. В нечастых общениях его мама делилась своими сомнениями. Ревностно инспектируя его увлечения, она отмечала – эта не опасна, та тоже… Опасность представляла девушка, способная женить на себе нашего сына-студента.
- Как ты их различаешь? – удивлялся я.
- По бюсту, - был ответ. – Парни всегда влюбляются в красавиц, похожих на матерей.
У Ольги Викторовны эти предметы – не налюбуешься.
Поминая свою первую жену и её девичьи прелести, предавался мечтам. И вовсе не о том, о чем вы подумали сейчас. О своей безвозвратно ушедшей молодости – да, черт возьми!
Наконец-то, наш сын стал инженером-строителем, нашел работу, и его родители озадачились контрвопросом – кто же… кто же, наконец, станет его избранницей? На мои расспросы при наших встречах Виктор смеялся, как смеётся человек, когда хочет показать, что о нем излишне беспокоятся, и не пытался разглагольствовать о духовном влечении в отношениях с противоположным полом и тому подобной чуши. А по-моему, это он зря. Ибо даже кошке ясно, что судьба потомка небезразлична его родителям – хотя, конечно, никто из нас не собирался вмешиваться в его личную жизнь или оспаривать выбор.
Впрочем… был один случай – каюсь. Как-то соседка Наташа Фролова, увидев наших детей, идущих бок о бок по улице, мне предложила:
- А что, Анатолий, давай породнимся?
Ей, наверное, кто-то сказал, что она умеет острить. Хорошо бы узнать – кто это был? – уж точно не я. Ничего не имел против девицы Фроловой и симпатий сына, хотя из коротких общений с кандидаткой в невестки можно было предположить, что едва ли возможно наскрести хоть чайную ложечку серого вещества в её мозгах. Но вопреки распространенному мнению о блондинках, девушка была отнюдь не кретинка. И глаза у неё были удивительные – ну, вылитая Патрисия Каас. За такие глаза многое можно простить барышне – в том числе, недостаток ума.
Но с кандидаткой в тещи у нас были незакрытые счеты. Работая продавщицей в моем магазине, Наталья допустила большую растрату. Денежный долг я ей по-соседски простил, но не факт воровства. Мне неприятно было бы называть нечистоплотную в делах женщину своей сватьей. Однако знал с её слов, что она брала уроки колдовства у Шумакова Алексея Афанасьевича – самозваного ведьмака. И не хотел чертовских заморочек для своего ребенка. Я его оболгал в глазах инициатора идеи родства:
- Да, Наталья Николаевна, именно серьезной и правильной девушки рядом сейчас не хватает моему сыну. Недавно заметил следы уколов шприца в изгибах его рук. Знаешь, о чем это говорит?
Мои слова произвели эффект разорвавшейся бомбы – соседка на некоторое время лишилась дара речи. Она смотрела на меня, вытаращив глаза и раскрыв рот, точная пьяная актриса, начисто забывшая слова роли. Догадался по этим признакам, что мысль о нашем родстве ей явилась не только что, и порадовался за свою находчивость.
Наконец Наталья закрыла рот, вдохнула воздуху и заявила:
- Ты меня разыгрываешь.
- Если бы… Говорю совершенно серьезно. Ты сама приглядись, будет возможность…
Ученица ведьмака посмотрела на меня с подозрением:
- Но с чего ты вдруг мне это рассказываешь? По-моему, такими делами детей нормальные родители никогда не хвастают.
- А с чего ты решила, что я хвастаю? Парню срочно нужна помощь. И кто ему может помочь, как ни любящая девушка? Моя покойная бабушка Даша говорила: «Когда болтают о тебе, оставляют в покое другую несчастную душеньку». А нам о чем еще с тобой говорить, как не о счастье наших детей?
Соседка потемнела лицом, потом усмехнулась. Я видел, что она не на шутку огорчена, хотя пытается это скрыть.
- Ну да, конечно… Кто же еще? – тут она выругалась так, как благовоспитанным женщинам ругаться-то не положено.
М-да… Благородное происхождение не скроешь за простенькой одеждой сельской труженицы. Впрочем, мы, простые люди, по случаю приобретшие высшее образование и не рассчитываем на любезное обхождение привилегированного класса времен диктатуры пролетариата.
Короче, сватовство не состоялось. Прости меня, сын…
Когда-то – Витя еще был очень маленьким – мы расстались с его мамой, жили в разных местах и даже семьях. Ликовали с сыном при встречах, печалились расставаниям. Теперь мой старший ребенок вырос – время пришло ему делать выбор, с кем разделить судьбу свою…
Ну, а я… Когда Ольга ушла и распалась семья, пережил ужасный стресс. Никогда не было между нами споров из-за денег или пьянства, не было драк. Теперь-то знаю – женщина никогда не исчезает просто так, она всегда уходит к другому, и по этому поводу не стоит предаваться рефлексии: мир полон баб – хватит на всех. Но тогда…
Господи, я же голову напрочь сломал, чтобы понять, в чем был не прав, и как все вернуть назад. Потом свыкся с утратой и стал психологом…
Может быть кто-то и верит, что между расставшимися людьми, прежде искренне любившими друг друга, возможно примирение – но я не в их числе. Даже если и происходит какое-то сближение – ну, скажем, на почве проблем общих детей – то о возврате прежних чувств не может и речи быть. То что было, уже не будет. И человека того уже нет, которого ты когда-то безумно любил. То, что у людей было общего, пусть даже очень хорошего, разбивается необратимо, когда кто-то уходит к другому, предав тебя. Примирение – в лучшем случае – ложится швом на душу. Так зачем же себя закапывать для новых увлечений, которые могут быть совсем и не хуже?
Оклемавшись от стресса, вдруг обнаружил, что жизнь продолжается, и вокруг много хорошеньких женщин, на которых можно не только глазеть… но и спать с ними в одной комнате. Если бы поехал женатым на Кубу, Галка вряд ли меня выбрала в кавалеры. А я её полюбил не меньше, чем Ляльку. И счастлив был гораздо больше – правда, не долго: каких-то двадцать дней отпуска.
Другими словами – желать возврата ушедшей жены так же репродуктивно, как и вера в то, что тебе однажды снова исполнится двадцать пять лет. Жизнь идет своим чередом. И можно сказать – жизнь прекрасна, жаль только коротка!
Такие мысли частенько приходят, когда, сидя перед компьютером возле открытого окна в сад, с удовольствием дышу прохладным ночным воздухом, слушаю приятную легкую музыку, которой наполнена моя комната, и наслаждаюсь одиночеством – мне не нужны семейные трудности. В конце концов, на что жаловаться?
Безусловно, холостяцкая жизнь влечет за собой определенные издержки быта а также дефицит реализации отцовских чувств, и я отнюдь не горжусь тем фактом, что две семьи мои бездарно распались. Но в одиночестве есть свои прелести.
Несколько главных:
– я живу в мире с самим собой;
- занимаюсь тем, чем хочу;
- не мечтаю о пенсии, чтобы уйти на покой;
- мои творческие способности не ослабевают с годами, и очень возможно, придет то время, когда и для меня откроются двери, за которыми обитают бессмертные…
По крайней мере, уже сейчас ничего не имею против, чтобы меня публично читали в бумажных журналах и на виртуальных сайтах...
Очень часто, ведя Интернет-переписку или размещая объявления на виртуальных досках, испытываю восторг открытия. Казалось бы, иду нахоженной тропой, но на каждом её повороте поджидают новые, неизвестные еще сюрпризы. Океан Тьмы времен Колумба, если хотите – вот что такое Интернет! Почему-то кажется: первый контакт с неземной цивилизацией произойдет непременно в виртуальном пространстве. Это становится ясно из его возможностей. Хотя вынужден таки признать: лично я склонен к мысли, что человечество, как носитель разума, одиноко во Вселенной. Но не отрицаю Разума во всех других его проявлениях.
И вот так каждую ночь – сижу у компьютера, разбираю почту, рассылаю поступившую информацию на доски объявлений или свои рассказы на литературные сайты, готовый в любую минуту принять сигнал внеземной передачи. За окном неугомонный ветер стряхивает пыль с листьев деревьев; мерцают звезды, если небо ясно; если их невидно, поблескивают зарницы где-то за горизонтом; из сада пахнет созревшей вишней…
Мир во всем мире от моих усилий, конечно, не восторжествует, но мне нравится моя работа, у которой нет заборов. К примеру, недавно познакомился в социальной сети деловых людей с русскоговорящим американцем Анатолем Кудласевичем. В своем Нью-Йорке он прочитал мои рассказы о казаках и крестьянах Южного Урала. Ему понравилось мое творчество, и он рекомендовал меня в русско-язычное издательство в Канаде «Альтаспера». Мы списались, и я отправил электронной почтой в Торонто три своих повести, объединив их в один роман. Глядишь, книга выйдет…
И надо сказать, после этого жизнь моя здорово изменилась. Если раньше трудился ночами, днем отсыпаясь, ковыряясь в хозяйстве или выезжая на встречи с клиентами, то теперь нашел занятие и на дневные часы. Нет, это не бестолковые игрушки в компьютере – «стрелялки-догонялки», то есть развлечения для интеллектуальных пигмеев. Я опять вернулся к литературе и настолько увлекся, что «прощай, телевизор!» Ему теперь мама скучать не давала. А мне нашлись темы помимо торговли. И то, что выдавал «на гора», размещал на литературных сайтах, с трепетом читая на них комментарии…
Вот такая лирика. А к чему я о сыне?
Уйдя от Чернова, Виктор был не очень доволен новой работой. Реализация ламп и светильников с приходом его по знакомству в коммерческую фирму стремительно пошла в гору. Но сам Виктор не испытывал эйфории по поводу своих успехов, а находился в активных поисках нового рабочего места. Дело в том, что его однокашник так вляпался в игроманию, что начал являть параноидальные склонности. Дело очень страдает от шефа, просаживающего всю наличку от выручки «одноруким бандитам». Виктор уже пригрозил ему уходом и, как только найдется подходящее место, обязательно это сделает.
Но в настоящий момент он обратился ко мне с просьбой о помощи в экспансии рынка ламп и светильников в близлежащих к Увелке городах – Еманжелинске, Южноуральске, Пласте и Троицке. Ему нужны были моя машина и я, как водитель. Вот и отправились мы в круизы по городам и магазинам…
Сначала рассчитывали разобраться с этим делом за несколько дней. Но в первой же поездке сыну пришла в голову мысль – а почему только магазины? И мы попутно объезжали в указанных городах самые крупные предприятия – оставляли им прайсы и контактные телефоны. Другими словами – наводили мосты для сотрудничества. И там, где казалось – обернемся за один день, мы застревали довольно прочно.
Я сошелся с директором Еманжелинского кирпичного завода Цветковым, когда еще работал на взаимозачетах в Комитете по делам строительства и архитектуры Увельской Администрации. Приехали в гости, и оказалось, что сын Цветкова учился с Виктором в одной группе Архитектурно-строительного факультета ЮрГУ, а теперь работал у отца – он-то нас и принял тепло.
- О, Витек, привет-привет! Как там Челябинск – еще на месте?
- В основном, да, - ответил сын.
А когда провожал нас после приема, Цветков-младший пожелал:
- Удачной охоты, Витя!
Видимо, он неплохо знает моего сына.
От Увелки до Троицка километров сорок – не больше. А будто переносишься на другой континент. И даже время другое. Ведь Троицк – старинная пограничная крепость, которая видала под своими стенами не только ордынцев из степей Казахстана, но и взбунтовавшихся пугачевцев.
А еще здесь полно цыган. Цыганок даже со спины ни с кем не спутаешь – юбки до самых ступней; ну и сверху не все как у людей. А вот мужики ихние одеваются по-европейски; хотя, конечно, бороды брить не любят. В последнее время они бродяжничать перестали – накупили себе жилья на городских окраинах. Электричками ездят в Челябинск и промышляют ворожбой с попрошайничеством на железнодорожном вокзале и его окрестностях. Это цыганки, а цыгане, оказывается, неплохо умеют строить – и зарабатывают на калымах. Такая теперь жизнь у них…
В Троицке есть мечеть и много мусульман. Но, конечно, по-настоящему облик города определяет русская община – они застроили прежние трущобы в процветающие торговые и промышленные районы. Когда-то, раскручивая «Лиру», я во многих местах здесь побывал и мог служить сыну отличным гидом.
Надо признаться: опыт общения с руководителями предприятий на благотворительные темы оказался тогда для меня безрезультатным. Хотя старался и столько наговорил здесь желаемого вместо действительного, что наверняка обеспечил себе теплое местечко в Преисподней, которое, если верить попам, гарантировано всем лжецам. Тогда для меня самое важное в жизни было – увидеть свою газету и свое имя в её редакторах. Будто сто лет назад это было, но память хранит переживания. Нет, я никого не облапошил в Троицке – да и цели такой не вынашивал. Мне нужны были средства на издание «Лиры», и я расписывал её возможности потенциальным инвесторам в самых радужных красках, напрягая свое красноречие.
Нынче – другое дело. У нас была масса товаров для предложений. И самые благие намерения завязать деловое сотрудничество.
Должен сказать, когда я уже уходил от активного поиска потребителей неликвидов: сначала в магазин, потом в интернет, мне в затылок дышали бизнесмены иного типа – их метко окрестили в народе «челночниками». Они предлагали из своих бездонных сумок, парфюмерию и бижутерию, женское белье и спортивные майки с логотипами известных американских и европейских фирм… прямиком из Китая.
Сначала их неожиданные визиты вызывали удивление у конторских, а потом стали раздражать. К началу нашего круиза по Троицку практически на всех дверях в производственных контор висели объявления: «Просьба «челночникам» не беспокоить». Действительно, от их визитов служащим одни неприятности от начальства.
Кстати сказать, мои наезды по поводу «Лиры» мало чем отличались от визитов «челночников»: разве что я шел прямиком в кабинет директора, а они в кабинеты служащих.
Ну, а мы с Виктором не бродили по коридорам контор наугад: наша цель – отдел снабжения предприятия или главного энергетика. Там нас принимали вполне радушно.
Молодой, симпатичный, энергичный, с добродушным юмором Виктор производил на кандидатов в партнеры нужное впечатление. К тому же, предлагал не просто товары по оптовым ценам, а готов был их дать на реализацию. Нет, коробки мы не возили, а лишь распечатки прайсов и обаяние коммивояжеров.
Катаясь по городам и магазинам, мы много меж собой говорили – о чем-то спорили, кое в чем приходили к пониманию. Я поведал сыну, что интернет для меня – самое то, когда хочешь отрешиться от остального мира в плане живого общения. Виктор согласился со мной, что продуктивнее работать в собственном темпе, а не положенных восемь часов – отводя необходимое время на восстановление желания работать. Мою свободу от безначалия, он уравнял со своей инертностью реагирования на давление обстоятельств. Но чего сын категорически не любил – работать у себя дома. Даже мысли он старался отключить от дел, возвращаясь в чертоги свои.
Создалось впечатление, что у нас уже есть чем делиться друг с другом. К примеру, свой энтузиазм сын всегда проявлял в открытую. Другими словами – общаясь с ним, кандидаты в торговые партнеры очень быстро понимали, кто сколько заработает от сотрудничества. В этом, если хотите, его строгий моральный кодекс – дай Бог всякому коммерсанту такой.
Черновские хитрости отметались и не возникало напряжения в диалогах. Похоже, у моего сына может возникнуть своя концепция коммерции и деловых переговоров. Мир деловара Чернова Виктора Анатольевича расчетлив, холоден и темен. Мир начинающего бизнесмена Агаркова Виктора Анатольевича – вещь куда более понятная, чем четвертое пространственное измерение. И потому ему больше веры от кандидатов в партнеры.
Проще сказать:
- девиз моего сына в контактах с партнером – мы заработаем вместе;
- девиз Чернова на переговорах – в выигрыше тот, кто окажется хитрее.
Виктор, надо отдать ему должное, никогда не терял терпения в спорах со мною. Ведь я, Бог знает как, превозносил бизнес-достоинства Генерального директора ООО «Сантехлит». Сын отмечал лишь одно:
- Он умеет быстро считать в уме.
Отвечая оппоненту, усомнившемуся в точности и порядочности его расчетов совместной прибыли, Виктор говорил обычно так:
- Я ведь не владелец фирмы, а лишь только менеджер. Все, что у меня есть – это мое доброе имя и разменивать его на какие-то сомнительные выгоды для не принадлежащей мне канители, уж поверьте, не намерен. Может статься, что завтра я буду работать на вас – так зачем же мне врать сейчас?
Срабатывало безукоризненно.
А мне приятно было осознавать, что осталось в нашем мире нечто от благородства купечества русского. И в этом есть мое участие…
Впрочем, я тоже времени даром не тратил: сын предлагал свои товары, а я – неликвиды из своей информации. Кое-кого удалось заинтересовать. И осталось только свести двух желающих продать-купить и получить с них свою посредническую маржу. Но этим можно заняться потом, когда решим задачу круизов.
Целых две недели мы только и делали, что носились с сыном на машине по городам, предприятиям и магазинам – уезжали из дому с рассветом и возвращались глубокой ночью, перекусывая на автозаправочных станциях бутербродами. К ужасу своему осознавал, что и маму свою посадил на диету – молоко с батонами: на готовку не было времени. Сестра выручала. У неё были грядки с помидорами в огороде на Бугре. Она приезжала на полив вечерами и угощала чем-нибудь вкусненьким нашу маму.
Итак, две недели – исключая, конечно, выходные, когда сын уезжал в Челябинск – Виктор жил у нас с мамой. И поскольку он уже не был лицеистом и даже студентом, а образованным инженером-строителем с дипломом о высшем образовании, с первого дня его пребывания в нашем доме, я попытался его примирить с моими требованиями в быту. Они просты и общедоступны – чисто не там, где убирают, а где не сорят.
Как будущему главе семьи и владельцу собственной квартиры, внушал потомку, что жить вообще гораздо проще, если подчиняешься некоторым правилам. И кажется, в этом преуспел. Правда, до совершенства Виктору еще далеко, но он согласился с моею концепцией. И даже потихонечку приноравливается – за собой убирает…
М-да… Ну, а Виктор меня просвещал новостями из спорта и Голливудских блокбастеров…
- Куча дерьма, - констатировал сын по поводу одной из новинок, вышедшей на экраны России.
- Это их название или твое суждение?
Он засмеялся. А потом закурил. Обещал, что скоро бросит. Не понимаю – зачем тогда начинать? Неужели вид и запах копченой селедки может быть лучше живой рыбы?
Я очень хорошо умею подмечать очевидное – прямо мастер.
А еще сын считает, что время капиталистов-предпринимателей безвозвратно ушло. Теперь больше всех в мире зарабатывают музыканты, спортсмены и телеведущие… Словом, те, кто на виду у народа и правит настроениями толпы.
- Тебе следовало раньше об этом думать…
- Не все еще потеряно.
Настраиваясь на работу, Виктор просто бурлил от радостного возбуждения.
- Я чувствую – сегодня будет великий день.
И так каждое рабочее утро. После очередного визита в снабженческий отдел какого-нибудь крупного предприятия тоже не забывал высказать сыну свои впечатления о его работе:
- Горжусь тобой!
И даже обнимал его в избытке теплых чувств. Считаю: людям вообще полезно обниматься. Возможно, это у меня от флотской службы на сторожевом корабле, где жизнь и успех всего экипажа зависят от действий каждого моряка – и мы как братья.
Не прошли мимо внимания Виктора и мои ночные бдения за компьютером. А однажды он застиг меня, когда набирал текст рассказа, тыкая одним пальцем в клавиатуру.
- Что, не знаком с передовыми современными технологиями? – не без ехидства, впрочем вполне дружелюбного, спросил он.
Я отозвался после небольшой паузы, закончив фразу на мониторе:
- Все, что нужно для меня, знаю, - и ухмыльнулся. – Чего же еще?
- А какими программами пользуешься в Интернете?
- Теми, что поставил твой кузен Андрей Евдокимов.
- И дальше ни шагу?
- Ты о чем?
- Так я ведь информатику изучал в университете. Хочешь, обучу чему-нибудь, пока здесь живу?
- Думаю, не стоит. Мне экзамены не сдавать, а то, что не пригодится, не запомню. Что потребуется, спрошу у Андрея – он настроит и обучит: я ему за это плачу. Просто так время терять не хочу. Так что, спасибо…
- Но я тебе могу показать многие возможности компьютера, которыми ты сейчас не пользуешься.
Я воззрился на сына с изумлением, словно он только что, буквально на моих глазах превратился в китайского мандарина – надо же быть таким надоедой!
- Спасибо за предложение, но я с трудом отошел от коммунистического синдрома – хочу все знать! Теперь я хочу знать только то, что полезно моей работе. Лишнее ни к чему. Я знаю, что в интернете много есть интересных игрушек, и замечательных фильмов, которые я еще не видел, и можно найти толковых людей для общения. Но мне от компьютера нужно только то, что мне необходимо здесь и сейчас. А все возможности его ни к чему.
Кажется, не убедил я наследника. Или убедил, но в своей тупости. А мне достаточно того, что я сам уверен в том, что хочу и могу.
Когда Виктор фыркнул на мое несогласие поступить к нему в ученики, добавил такую фразу:
- Ты с таким же успехом можешь учить корову чирикать. Так что, не напрягайся…
Сын и на это не успокоился.
- Ты же пишешь рассказы о прошлом? Значит, тренируешь память.
Я поморщился и раскрыл потомку основной рецепт своей писательской кухни:
- Кое-что помню, остальное выдумываю – ничего нового. У меня плохая память на лица, да и диалоги в башке не задерживаются – все уходит, как вода в раковину. Но возникают интересные мысли, вокруг которых я строю сюжет. Примерно так…
Он задумался, и я рад – мне не надо теперь напрягаться и выдумывать ответ поязвительней. Но все же было видно, что мои успехи в литературе не перевешивают в его глазах мою компьютерную безграмотность. И еще с тревогой подумал – случись сыну открыть свою фирму, вряд ли он меня возьмет в неё хотя бы на удаленную работу. Кому нужен четырехлетний мальчик, стучащий одним пальчиком по клавиатуре?
Но потомок меня раззадорил, а я не привык оставаться в долгу – на выпад всегда отвечаю выпадом. И наехал на парня:
- Ладно, с компьютером как-нибудь разберусь сам. Давай поговорим о твоих делах. Сдается мне: для солидности в переговорах тебе не помешали бы деловой костюм, рубашка с галстуком и штиблеты на каблуках.
Хотя сам эти атрибуты презирал. Быть приветливым и любезным мне не мешали ни джинсы, ни кроссовки, ни даже ветровка поверх майки. И это вовсе не газетно-райкомовская школа публичной раскованности – просто во мне от рождения заложены дипломатические способности. Я так думаю…
- Ну, чего ты смеешься? Чтобы выглядеть преуспевающим деловым человеком, на твоем прикиде не должно быть ни складочки. А уж стрелка на брюках такая острая – хоть колбасу ею режь. На голове прическа элегантная, на носу очки солнцезащитные, на губах улыбка… А у тебя? Ты в зеркало посмотрись…
Взглянув на себя в зеркало трюмо, Виктор изобразил ужасное огорчение – закрыл лицо руками и простонал:
- Ах, я не проживу больше и дня!
Это он так прикалывался… тоже мне, народный артист!
Впрочем, как бывший журналист, я умел располагать к себе собеседников так, что они проникались ко мне доверием и при необходимости сами распускали языки. При необходимости мог перекинуться с интересующим меня специалистом свежими политическими новостями в мире и высказать свое отношение к ним. Мог поддакнуть даже, если респонденту нравилось копаться в чужом грязном белье. В этом Виктору до меня далеко …
Хотя, честно сказать, не могу себе представить молодого менеджера предприятия, толкующего о чем-нибудь, кроме своих ламп и светильников. Ну, разве только о последнем футбольном матче национальной сборной – ведь репутация фирмы зависит не только от предлагаемой продукции, но и кругозора её сотрудников…
- Ты даже представить себе не можешь, как много можно узнать о собеседнике из пустых разговоров, - поучал я сына. – Иногда за банальными фразами открываются на редкость небанальные черты и факты. Учти, потомок…
Но это был опыт «Лиры», а лампы и светильники, как и мои неликвиды, наверное, требовали более конкретного разговора.
Ну, да ладно… подводим итоги.
Мне наши поездки взбудоражили кровь, и ничуть не жаль было потраченного времени. Господи, чего только не отдашь за возвращенную молодость! Хорошие были дни. После окончания наших круизов одинокое существование в стенах дома покажется мелочной скукой. Как бесцветна будет вся оставшаяся жизнь, если только компьютер, литература и хлопоты в огороде!
Надо будет придумать средство от старости. А пока напрягал голову над мыслью – что будет в мире, если политику заменить коммерцией, а политиков коммерсантами? Кажется, в этом преуспели китайцы…
Когда закончилась наша работа, речей никто не говорил. Чтобы выразить свои чувства, Виктор протянул руку, благодаря за помощь:
- Спасибо. Пока. Мы чертовски здорово поработали. Это было вроде, как вместе в разведку ходили.
- Похоже, боги Олимпа нам улыбались в дороге, - согласился я опечаленный.
Атмосфера расставания всегда смахивает на поминки – рукопожатие, короткий обмен взглядами в поисках ответов на незаданные вопросы получают особое значение. У меня, к примеру, в глазах стояли слезы. Что ж, видит Бог, кое-какие ответы мы получили, и вряд ли стоит просить большего.
- Мне тебя будет не хватать, - сказал я.
- Челябинск не так уж и далеко.
- Я надеялся, что ты это скажешь. Ты веришь в несбыточное, сын?
Он вроде бы догадался, какого ответа я жду, но все равно покачал головой и попытался сбить торжественность момента.
- Нет. Все зависит от нас.
Сын усмехнулся той лукавой улыбкой, от которой лицо его преображалось. Потом улыбка исчезла, сменившись стоическим выражением.
- Надеюсь в скором времени работать над своим проектом.
На меня нахлынуло чувство вины – мне нечего было ему предложить, кроме посредничества в коммерческих операциях, а парень, понятно, мечтал о собственном производстве.
Вот если бы не революция 1917-го года, мой отец унаследовал хозяйство и дело своего отца, в котором было двенадцать лошадей и с десяток амбаров зерна. Потом я бы сменил его. А сын мой мог бы стать сейчас солидным землевладельцем и производителем сельхозпродуктов. А может быть, даже владельцем земельного банка… Кто знает? Пути эволюции не ведомы смертным.
Ну, а коль получилось то, что имеем, и я, и сын мой все еще в поисках своей темы. Может быть, Виктору повезет больше, и он сумеет реализовать себя. Хотя, кажется, труд писательский – это то, что мне сегодня надо. По крайней мере, без своего солидного дела я выгляжу просто подростком, так и не ставшим взрослым. Ну а с изданием моих книг простое увлечение придает мне гражданской солидности – хотя бы в собственных глазах. Не так ли?
М-да… Две недели круизов с сыном пролетели одним днем. Теперь вот прощаемся на автовокзале в Южноуральске.
Сын со вздохом сказал:
- Завтра на ковер к игроману.
Я пожелал его обидчику:
- Чтобы у него чирей на носу соскочил! И грибок между пальцами вырос ног! И недержание мочи приключилось!
- Скорее я ему морду набью, - улыбнулся мой сын.
Все было бы не так погано, если знать, что наши хлопоты с сыном в скором времени старицей окупятся. Но Виктор всячески ругал своего шефа-игромана и собирался уйти в первую же подвернувшуюся канитель.