А. Агарков.
Хук справа
Вообще-то все произошедшее между мной и этим мужичком напоминает мне дурной сон. Я не ведаю его фамилии, не помню имени-отчества, где он работал точно не знаю. Кажется, кто-то где-то, обращаясь к нему, называл Алхимиком. Пусть так и будет…
Он был… Я понимаю, ни одно человеческое существо на Земле не является никем. Просто нет у меня о нем в памяти более-менее точной информации. Кажется, он где-то в комхозе отирался в то время, когда я тянул лямку в районной газете и райкоме партии. Еще тогда мы с ним начали здороваться при случайных встречах. Он не отказался от нашего знакомства, когда меня подвергли остракизму имущие власть районную.
Теперь новое время… Мы обычно встречаемся в бане – он приветствует, улыбается, интересуется, как здоровье мое и жизнь. Вобщем, все в пределах правил приличия и никакого напряжения. Не то что встречи с моими бывшими партайгеносами, которые стали теперь членами КПРФ и меня к себе зовут: «Анатолий! Ведь ты же бывший работник аппарата! Как ты можешь оставаться в стороне от нашей борьбы, от нашего общего дела?» Да помню я ваш аппарат и не с самой лучшей стороны! Но чтобы не прослыть ретрогадом или – не дай Бог! – новым русским, надо быть настороже. Господи, это как прогулки по полю минному. Все время приходится думать о политкорректности. Ну как мне им, бестолковым, объяснить, что на свете столько всего интересного – города, страны, храмы Катманду… Сердце просит авантюр, а не реставрации советской власти.
Что еще можно сказать?
Личность-то его не очень запоминающаяся – нехаризматичный мужичонка. Мне кажется, на все случаи жизни у него бывали всего три выражения лица:
- абсолютно тупое, когда он, кого-то слушая, ничего не понимал;
- показное веселье типа: «ну, ты приколист однако – мне так смешно»;
- замаскированный под симпатию злорадный восторг, когда он сочувствовал кому-нибудь в чем-нибудь.
М-да… и вот этому Алхимику с брюшком и лысиной, такому приветливому всегда, я с размаху двинул в челюсть. Между прочим, рука отреагировала сама – мне было плевать тогда, что я делаю. Однако удовлетворенное чувство мести подсказывало: лучшего поступка в жизни не совершал. Ну, а теперь стыдно…
Как это могло случиться? Почему взял и двинул в челюсть мужику? В чем его вина?
Честно говоря, уже подзабыл, каково это – ударить человека по лицу. Может быть, в тот момент просто сошел с ума? Может быть, сотни часов, проведенные в виртуальном пространстве, сделали душу мою бесчеловечной?
И еще… Будто эти вопросы не в голове моей сами рождаются, а кто-то их задает, посторонний. И я на них отвечаю, вздернув подбородок – со мной все в порядке; все сделал так, как должно быть; и вообще, зачем раздувать из мухи слона – не убил же и ладно?
Вот она жизнь: вроде бы ты один, а внутри тебя два… если не целая свора. Как у Эйнштейна – в мире все относительно; главное – это точка отсчета. Ну, двинул боровку в хрюкало – стало быть, заслужил. Что же теперь – обрить голову, натянуть хламиду, взять в руки тамбурин и пройтись по улицам завывая: «Хари Кришна… хари Рама…», чтобы покончить с неприятной темой и взглянуть на жизнь более трезвым взглядом?
М-да… хари-хари… жизнь наша прекрасна… чтоб ей провалиться… Бывают моменты, когда она действительно невыносима.
А началось все в восхитительный солнечный зимний день. Я пошел в баню – ну, понятно зачем: занятие не самое унылое на Земле. Хотя и на особое веселье рассчитывать не приходилось. Просто – полезно и нужно.
Так вот, прибываю в баню субботним днем, а там он, Алхимик – с брюшком-лысиной и, как положено, голый. Подходит, лаская меня взглядом влюбленной коровы, который свидетельствует о том, что он безмерно рад нашей встрече.
- Как дела?
- Всяко бывает, - пожимаю плечами, набирая в шайку воды.
- Слыхал, что сказал американский президент Буш в обращении к нации?
- А должен?
Алхимик почтительно понижает голос:
- Думаю, война не за горами, если Путин ему ответит.
Я под впечатлением надраиваю себя мочалкой. Конечно, чем еще заниматься русскому мужику, когда американский лидер грозит войной миру? На язык просится целая куча хлестких фраз, но стоит ли спорить с человеком, взвалившим на себя титанический труд поучать президентов, как им управлять страной. Нет, мне такое и в голову не приходит.
- У тебя дочь уже выросла, - вдруг заявляет он мне.
Все, что ни говорят о Настеньке, звучит для меня музыкой. Мой ребенок во всем удался – умница, красавица, отличница в школе, не пьет и не курит, не шастает ночами по улицам со своими сверстниками, любит маму и папу, не грубит…
Ничего не имею против новых дифирамб, но, Господи! не из уст же этого тупорылого!
- Хочешь сосватать?
- Куда уж мне! А вот ей пора получить права на вождение папиного автомобиля.
Узрел где-то нас Алхимик!
Что мы с дочерью учудили? Летом она покрутилась по пустым дорогам в чистом поле за рулем моего авто, набила руку… А теперь сзади и спереди на стекло приклеила знаки «У» - учебный, мол, или ученик за рулем – и гоняет по Увелке в моем присутствии, не боясь никаких гаишников.
М-да… права ей, конечно, нужны.
- Что? Как ты себе это представляешь?
Похоже, Алхимик вошел во вкус.
- Все очень просто. Я набираю группу курсантов для обучения правилам вождения, уходу за личным транспортом, практическому вождению и сдачи экзаменов в ГАИ на права. Папа же найдет средства на плату за обучение любимой дочки?
Бабки, конечно, не проблема: в последнее время в моей виртуальной коммерции все складывалось лучше некуда. Виртуальная торговля пошла на лад – я это чувствую. И скажу больше – деньги это еще не все: кроме материальной выгоды от посреднических услуг при продаже товаров в работе моей появился налет гуманизма, так как помогаю избавиться людям от неликвидов, и мне говорят за это «спасибо». Как тут не возгордиться собой?
- А не рано?
- В самый раз. Я уже видел её за рулем и не раз. Итак?
Алхимик пристраивает свой голый зад на соседнюю лавку и пристально смотрит на меня.
- Откуда мне знать – захочет она или нет?
- Да перестань! Где ты найдешь такого ребенка, чтоб не хотел самостоятельно ездить на машине? Вспомни себя пацаном…
Вот репей!
Повисает долгая пауза. Впрочем, я моюсь, а он сидит в ожидании ответа.
- Я поговорю с ней.
- Вот и славно! – он поднимается. – У меня класс оборудован в старой котельной кинотеатра «Мир». Там и найдешь меня в будний день. И не тяни – как только группа укомплектуется, мы начнем наши занятия.
Бывшая котельная кинотеатра «Мир», как и положено ей быть, расположена за основным зданием. Наверное, первым, отскребшим её от сажи внутри и снаружи был мой приятель Слава Зубков – музыкант, композитор и автор стихов, а еще журналист и работник культуры… Он открыл в ней видеосалон – днем и вечером мультики вертел и детские фильмы для ребятишек, а уж после полуночи и до последнего зрителя крутую порнуху. Обычно приезжали менты на машинах. Ну, и я, по его настоятельной просьбе, заглянул однажды. Просуществовал салон одно лето: потом холода разогнали маэстро и зрителей…
Теперь в помещении провели отопление и организовали курсы подготовки автолюбителей.
Мы пришли с дочерью в понедельник после её занятий в школе. На двери замка не было. Алхимик присутствовал и сидел за столом с видом советника американского президента. Разглядывал телевизор, который что-то негромко бубнил в углу. Увидев нас, оживился (я про Алхимика сейчас говорю):
- О, заходите… проходите. С чем пришли? – глаза его сияют на мою дочь, как у паломника, узревшего живую Деву Марию.
- Здравствуйте, - говорит Настя.
Я киваю – привет, мол, от старых штиблет – и руку ему пожимаю.
- Хочу записаться на курсы подготовки автолюбителей, - сообщает Анастасия Алхимику.
Тот ей кивает – понял, мол.
- Надо написать заявление и заполнить анкету. Документы вы захватили?
- Разумеется, - дочь, смущаясь, копается в сумочке.
Она пишет заявление по образцу под стеклом на столе. Алхимик заполняет на неё анкету, развернув паспорт перед собой. Я выкладываю на стол озвученную им сумму платы за обучение.
- Ну, вот и все, - говорит довольный Алхимик. – Считайте себя моим курсантом, и поскольку группа уже укомплектована, прямо с завтрашнего дня и начнем наши занятия. Дважды в неделю – по четвергам и вторникам, с шести вечера до восьми. Будет уже темно, но, думаю, папа вас проводит.
Вскидывает на меня взгляд.
- Да, конечно. Без вопросов, - соглашаюсь я.
- Тогда, до завтра.
Мы покидаем здание котельной. Дочь моя выглядит очень обрадованной.
- Симпатичный дядька!
- Хм… Ты думаешь? Ну, ладно-ладно, не буду тебя разубеждать – как настроишься, таковы и будут отношения. Лично мне он не очень нравится.
- У нашего поколения, - сообщает мне дочь, - другие подходы к оценки людей.
- Ага, понимаю – выгоден он для дружбы или нет?
Дочь вскидывает пальчик жестом, утверждающим: точно, папуля, в цель угадил!
- Тебя проводить?
- Сама дойду.
- Тогда топай. К-ш-ш! – шикаю ласково на дочь.
Она уходит. Я смотрю ей вслед. Мне всегда хочется ребенка своего голубить, но девочка растет и растет – на коленки больше не прыгает, на ручки не просится… и вообще ведет себя со мной взрослой-привзрослой девушкой.
Через сотню шагов она поворачивается, а я по-прежнему неподвижно стою и смотрю ей вслед. Она машет мне рукой: сначала приветливо – пока-пока, потом решительно – да ступай же ты, наконец!
- Иди-иди, - подгоняю я и улыбаюсь.
Я очень люблю свою дочь, честное слово. Всегда готов купить ей коробку шоколадных конфет – найти только повод.
Настя снова поворачивается и идет в сторону дома, а я стою и терпеливо жду, когда она скроется с глаз долой. Как же я грущу по ней! Все бы сейчас отдал, чтобы жить с дочерью под одной крышей. Но между нами моя старенькая мама и наша взаимная неприязнь с Тамарой Борисовной. Отношения бывших супругов такая сложная штука, что впору писать научную диссертацию. А после её защиты с экрана телевизора за бабки раздавать всякие умные советы зрителям.
И еще… Дочь моя на глазах созревает – мысли её теперь, наверное, все больше о сексе и смысле жизни. С вопросами о том и другом ко мне она не обращается – да и не обратится, наверное. А я бы сказал ей – не вздумай влюбляться! Только пылко влюбленной в какого-нибудь обормота дочери мне и не хватает для полного счастья. Из всех её сверстников, которых знаю, ни один не годится на роль моего зятя. Ничего эти парни не понимают в настоящих чувствах, а всех влечений у них хватит лишь на несколько минут возвратно-поступательных движений – ну а когда все закончится, не о чем с ними поговорить. Ну, не от таких же убожеств внуков мне заводить!
Я бы подсказал своей дочери, как надо выбирать себе мужа. И как его надо приручать. Это просто – веди себя с кандидатом смелее: мужчины любят настойчивых женщин. Надо просто переть напролом, если уверена, что перед тобой именно тот, кто тебе действительно нужен – будущий муж и отец твоих детей. Если дело касается великой цели, то обычные правила обольщения не действуют. А хороший пинок к достойной цели еще никому не мешал её достичь. Как говорится, на войне и в любви все средства хороши. Не бойся быть отвергнутой девушкой – королевские замки не сдаются без боя. И не бойся упреков подружек: «Ну ты и стерва!» - они не лучше тебя, но глупее. Сквозь землю бы им провалиться!
Да, и еще одного не бойся – выйти замуж без любви. Если мужчина достоин звания отца и мужа, ты обязательно его полюбишь. Лучше представь себе идиллическую картинку счастливого будущего – однажды ты скажешь своим детям: «Если бы я не была стервой, когда это было нужно, никто из вас не появился на свет».
Жаль, конечно, что Настя теперь в романтическом возрасте. Может, Тамара её просветит…
Придя домой, расположился у телевизора с бутылкой водки. К началу семейного ужина уговорил половину – в результате пол под ногами стал раскачиваться из стороны в сторону, а тревожные мысли за судьбу дочери отступили на второй план.
Что могу еще сказать в завершение темы? Только одно. Важнее всего на свете счастье наших детей – а для этого надо выбрать и подсказать им правильные приоритеты, верные цели… Дети – это главное в жизни. К черту любовь, к черту работу… И общественное мнение тоже к черту. Надо всегда помнить о наших детях, и все будет хорошо.
Подошло время философии выпившего человека.
Иногда думаю – как был бы устроен мир, если бы за его создание взялся я?
Назавтра вечером в половине восьмого отправился в автошколу – ходу от моего дома до кинотеатра «Мир» двадцать минут. Если верить часам, пришел я за десять минут до объявленного конца занятий курсантов-автолюбителей. Их было полтора десятка, мужчин и женщин, но ни одного знакомого лица – давненько я в обществе не бывал.
Занятия уже закончились, но никто еще не ушел – кто-то разглядывал плакаты на стенах, небольшая группа с вопросами окружила стол преподавателя, кто-то одевался не спеша… Я подал куртку дочери.
- В кино с девяти пойдем?
- Ответ: нет, - серьезно говорит Анастасия. – А причин несколько – у меня не все уроки готовы, мама будет волноваться, никто не ходит в наше время в кинотеатры: ведь есть интернет.
Тамара Борисовна недавно купила Настеньке ноутбук.
- Я хотел с тобой посидеть.
- Ты можешь меня проводить.
Снова – здорово! А для чего же я притопал тогда?
Настя уже готова к походу домой, но мы не уходим – ждем остальных. Я к ним присматриваюсь. Дамы и господа разного возраста – немного растерянные, как всегда бывают пришедшие в школу новички, но на меня поглядывают снисходительно: мол, у нас уже есть авто и скоро будут права – а ты, мужик, кто?
Гордо вскидываю подбородок – подумаешь, важные шишки, курсанты-недоучки. У меня уже есть права и авто, к тому же я – организатор и владелец собственного предприятия. Правда, добра в нем – один сотрудник с полным набором оргтехника… да дом деревянный со старенькой мамой. Это мое – моя вселенная, моя фирма, мое дело и жизнь моя… Офисом служит спальня – зато не надо на работу ездить и платить аренду за помещение. Нет тупорылого начальства и долбанных подчиненных, которые всегда норовят испортить кровь и сократить годы жизни своим командирам. Я сам себе начальник и подчиненный. В этом нет никакого вранья – просто жизнь удалась! Есть повод быть жизнерадостным…
Наконец, выходим всей толпой. Алхимик выключил свет в классе, а теперь вешает снаружи на дверь амбарный замок. Все его ждут, а потом общей группой мы идем по Советской улице в сторону вокзала – туда, куда надо моей дочери. Группа тает постепенно. Первым шмыгнул в переулок Алхимик. Потом было еще несколько перекрестков и полураспадов деления коллектива; наконец, двухэтажный дом, где живет моя дочь. Несколько человек топают дальше – к вокзалу.
- Надеюсь, ты теперь понял, что провожать меня после курсов не надо? – строго говорит Анастасия.
Что я могу ответить? Дочь, как всегда, права – есть кому её провожать.
- Даже через двор и подъезд?
- Ну, перестань! А то еще приходи за мною на дискотеку в ДК – она заканчивается в половине двенадцатого.
Мы входим в подъезд.
- Зайдешь, с мамой поздороваться?
- В следующий раз.
Настя жмет кнопку звонка, я выхожу во двор и топаю на Бугор, ведя с дочерью мысленный диалог. «Все расстаются однажды, и мы расстались с твоей мамой. Ничего тут не поделаешь. Бесполезно жить прошлым. Надо быть в настоящем и думать о будущем». Произнося это, ловлю себя на странном дежавю. Кажется, тоже самое внушал сам себе, когда расстался с Оксаной. Но ведь мы с Тамарой – другое дело. У нас есть общий ребенок – навеки связующее звено. И этот ребенок мне с ухмылкою отвечает: «Жизнь течет, как эскалатор». В её устах эта фраза совсем не уместна. «Эскалатор? А я-то полагал, что жизнь – это тернистый путь, через который надо пройти». Настя настаивает: «Да, эскалатор, который движется-движется, несмотря ни на что. Наша задача – наслаждаться пейзажами и пользоваться подвернувшимися возможностями». Не мои слова и мысли. Откуда это у неё? От мамы или Дарьи Донцовой, глупых книг которой дочь собрала целую библиотеку. «Стало быть, дочь, ты пользуешься подвернувшимися возможностями? Не замечал. Приведи пример». «Каждый использует возможности, как умеет» - отмахивается она. А я расстроен. Какой-то дурацкий диалог у нас получается. Впрочем, все это лишь одни мои мысли. Только в чем же я подозреваю своего ребенка? Поразительно, как устроен человеческий мозг. И что такое интуиция? В разуме она или в душе?
Больше Анастасию не провожал с курсов автолюбителей, но всегда с интересом слушал, как продвигается её обучение.
- Это, наверное, тяжело для девушки – дорожные правила, устройство машины?
- Да ерунда, как дважды два, - машет она рукой. – После всех лекций преподаватель нам обещал выдать ответы на экзаменационные вопросы в билетах. Так что, проблем со сдачей не будет…
Послушать её – все хорошо и прекрасно, но меня начинает что-то тревожить. Наблюдаю за Настенькой, вслушиваюсь в её слова – она безмятежна как никогда. Через месяц после начала занятий завиляет:
- Мы стали кататься на автомашине по полигону. Иномарка с автоматической коробкой передач – не то что твоя классика, но я приноровилась. Скоро по улицам будем гонять…
Вот оно, началось! Внешне я скала скалой, но внутри все так и дрожит от недобрых предчувствий.
- Берегись, собаки и кошки! Курсанты Алхимика на улице!
А в душе умоляю – только бы не человеческие жертвы. Тьфу, черт! Не дай, Бог, накликать. Теперь мне остается только скрестить пальцы рук на удачу и ждать. Впрочем, и ног, если это возможно… Что-то мне не дает покоя. Сам не пойму что. Какие-то неясные предчувствия заставляют быть на взводе.
С трудом отгоняю мрачные мысли и возвращаюсь к ним опять после того, как Настя уходит – раз в неделю она появляется у нас с мамой: иногда с Тамарой Борисовной, иногда одна. Однажды попытался вызвать дочь на откровения по поводу «эскалатора жизни» - её эта мысль или я придумал?
Анастасия меня успокоила:
- Мне нравится сравнение жизни с эскалатором. Постоянное движение. Всякое в жизни случается, но нужно просто жить дальше.
Умничка! Это слово иногда ей пишут учителя в тетради вместо оценки. Правда-правда! Я сам видел. Но дальше дочь загоняет меня в тупик.
- Знаешь, давно хочу тебя спросить...
- Спрашивай, - на душе у меня неспокойно.
- Почему ты не пытаешься примириться с мамой? Она тебе совсем-совсем не нравится? Ты её никогда не любил? Зачем же женился тогда на ней? Мама рассказывала, как ты ей сделал предложение в тот день, когда вы познакомились.
- Хороший вопрос. Но я тоже хочу тебя спросить – что обо мне думает мама?
Настя понижает голос и опускает взгляд:
- Ты достал её своими бабами. От кого в тебе такая распущенность? Мама у тебя правильная, сестра тоже. В кого ты, папа, такой уродился?
Она спрашивает с плохо скрываемой надеждой – в каждой девушке живет принцесса, желающая снять чары с заколдованного принца: в данном случае пусть не для себя, а мамы.
- Не считай меня, пожалуйста, моральным уродом. Все очень просто и достаточно примитивно. В самом начале семейной жизни у меня не сложились отношения с твоей бабушкой. Я поставил Тамаре условие – либо мы вместе уходим на съемную квартиру, либо я возвращаюсь к своим родителям. Она выбрала свою мать.
- Ты же не бросаешь свою маму. Как же можешь осуждать мою?
- Я не осуждаю. Просто мы с той поры пошли каждый своею дорогой. А баб у меня было не больше, чем нужно мужику для здорового образа жизни. Правда, однажды я влюбился без памяти. Но как влюбился, так и разлюбил.
Мне нельзя было смолчать про Оксану – Настя в курсе тех дел.
- Бросил? – усмехнулась дочь.
- Она меня бросила. Я никогда не бросаю женщин…
- Кроме мамы.
- У мамы был выбор, но она сделала его не в мою пользу.
У Настеньки глаза уже полны слез. И мое сердце больно щемит от сочувствия.
- Может, снова попробуете с мамой наладить свои отношения?
- Я думаю, это не нужно ни ей, ни мне. А тебе? Тебе не хватает семейных скандалов?
- Ой, ни за что не поверю, что вы способны с мамой ругаться. Оба такие спокойные – громкого слова от вас не услышишь…
- Мне бы очень хотелось, ребенок, чтобы ты себя не считала сироткой и жертвой семейного конфликта. Мы тебя оба любим – и я, и мама. Хочу по этому поводу дать совет. Не напрягай себя нашими проблемами. Рано или поздно все образуется.
- Послушай…
- Да?
- Я школу закончу, в институт поступлю – с кем останется мама?
- Спроси у неё.
- Я спрошу. Но ты ведь, в принципе, серьезный мужчина, и сейчас у тебя никого нет…
- Встречаться от безысходности не в моих правилах.
- Мне жалко маму. Она такая красивая – неужели ты не замечаешь?
- Расстаться со мной – это её выбор был.
Настя справилась со слезливым настроением и говорит проникновенно:
- Сейчас я тебе кое-что скажу.
Она оглядывается вокруг – никто не подслушивает нас?
- Говори, - соглашаюсь я осторожно. – Только не выдавай государственных тайн: всем подпискам моим срок истек.
- Если я тебя попрошу, ты поухаживаешь за мамой? Мне кажется, она ждет твоего первого шага.
- Кажется или ждет?
Она наклоняется ко мне и говорит тихо-тихо:
- Я думаю, вы созданы друг для друга. Вот никого не могу представить кроме тебя рядом с ней.
- Спасибо за комплимент, - я почти смущен. – Но предоставь этот вопрос решать Тамаре Борисовне. Она лучше тебя знает, что ей надо.
Настя прячет лицо в ладонях – то ли плачет, то ли смеется: не понятно.
- Что же вы, предки, такие беспомощные? – как котята слепые.
В груди так все и сжимается от острой боли. Не переношу женских слез, тем более плача любимой дочери. Ей так хочется, чтобы к маме вернулся муж, что я не в силах сказать «нет». Но как бы мне хотелось, чтобы дочь меня поняла. Я уже примерил на себя тогу бобыля, и она мне пришлась по вкусу – так что не надо меня жалеть. А маме…
- Хорошо, дочь. Я тебя услышал. Но жизнь довольно сложная штука. Я не питаю отвращения к твоей матери – может, что-нибудь со временем и получится.
Легонько дотрагиваюсь до её локтя.
- Проводить тебя домой?
- Пойдем, проводишь. День выходной. Мама дома. Купим чего-нибудь к чаю и посидим по-семейному…
Так и сделали. Настя во все глаза наблюдает за нами, а у нас с бывшей женой подчеркнуто вежливый стиль общения. Будто встретились два случайных знакомых за одним столом. Что ж, бывает в жизни и такое …
На прощание мне Настя шепчет:
- Мама простит тебя, если ты вернешься.
Я ей тоже на ушко в ответ:
- Меня не за что прощать – я перед ней ни в чем не виноват и не чувствую себя последним гадом.
Выхожу из квартиры…
М-да… А потом Настя пожаловалась, отвечая на мой вопрос:
- Как управляешься с иномаркой, ребенок?
- Этот придурок… ну, твой дружок… во время езды держит руку на кресле водителя, и когда совершаешь ошибку, он стучит кулаком по темечку. И больно, и неприятно…
Я изумился:
- Ты о ком сейчас говоришь?
- Да о нашем преподавателе на курсах.
- Не фига себе! Алхимик? Да он что, с дуба пал? Сейчас же пойду и придушу гада.
- Потом придушишь. Вот права получу, и он твой…
- Но ты все равно ему скажи, если он еще раз притронется к тебе, я ему все конечности оборву – якши?
- Ладно-ладно… - во взгляде дочери хулиганский блеск.
Прошли два с половиной месяца обучения курсантов-автолюбителей – впереди экзамены и вручение водительских удостоверений.
Этот день наступит завтра. Вечером за ужином я предлагаю маме тост:
- Давай выпьем за Настин успех – завтра ей предстоит важный экзамен.
Мама с рюмкой в руке недоуменно смотрит на меня.
Поясняю:
- Она сдает экзамен на получение водительского удостоверения. Скоро будет самостоятельно возить тебя на нашей машине. Это же здорово!
Мама почему-то грустит. Я смотрю на неё, и у меня сжимается горло. Они ведь с покойным батей тоже когда-то были молодыми. Конечно, автомобили не водили… Но… мама как-то призналась, что неплохо играла на балалайке. А отец хвастал, что был в Петровке чуть ли не первым гармонистом. Вот какие у меня одаренные предки, а я даже гитару освоить не смог. Впрочем, детям моим тоже ни что не далось в художественной самодеятельности. Каждому, как говорится, свое. Но прогресс заметен от поколения к поколению. Отец получил права на вождение автомобиля после пятидесяти, я в тридцать лет, сын в двадцать, дочь еще раньше…
Я с любовью смотрю на маму. Мне хочется верить, что седые волосы, слезящиеся глаза и морщинистая кожа – лишь оболочка телесная: душой она – молодая задорная девчонка, как наша Настя…
А мысли мои так и скачут, сбиваясь к завтрашнему дню. В душе пусто и холодно. Знакомое чувство: будто это я сдаю завтра экзамены, а не дочь. Строю планы: когда Настенька успешно отстреляется в ГАИ, свожу их вместе с Тамарой Борисовной в кафе – торжественный ужин по поводу. А с мамой вечером попьем пивка на радостях…
Победного звонка дочери начал ждать с самого утра. Весь извелся от неизвестности. Если бы Тамара не позвонила мне в четвертом часу, окончательно потерял рассудок:
- Приходи, папа, дочь утешать. Она вся в слезах.
- Что случилось? Не сдала? – сердце замерло, а эмоции из меня так и бьют.
- Её даже не допустили до экзаменов в ГАИ. Вы что, в самом деле не знали, что права выдают в восемнадцать лет? А ведь я вам говорила – поспешишь, людей насмешишь.
Как это похоже на Тамару – всегда и во все искать виноватых.
А меня так злоба распирает, что становится трудно дышать. Твою мать! А ведь я действительно не знал и даже не думал об этом. Мне почему-то казалось, что моей талантливой дочери никакие возрастные ограничения не помеха. Но куда же смотрел Алхимик? Ведь он же знал! Он анкету Настину заполнял с её паспорта…
Ай да преподаватель курса! Постепенно до меня доходит вся степень его низости. Каков лжец и подлец! Чтобы бабки срубить… ради нескольких тысяч каких-то бумажек так подставил мою дочь… ребенка не пожалел! Ну, сука-гнида, хрен собачий, попадешься ты мне в руки! Порву я тебя на части!
- Ладно. Сейчас приду, - сказал бывшей жене и сунул трубку в гнездо факса.
Никому никогда не прощаю обид. А дело Алхимика мне кажется проще пареной репы – поймать козла и настучать по лицу. Делов-то… Деньги, конечно, уже не вернуть, но душу отвести имею право.
В данный момент она кипит в крайней степени ярости. Кровь стучит в висках, руки дрожат от желания бить и крушить, но пока удается сдерживаться. Изо всех сил стараясь не бежать, спускаюсь медленно с Бугра. Не стоит торопить события. Всем известно, что самая сладкая месть подается в холодном виде. И я её смакую, прокручивая в уме сцены избиения Алхимика.
Хари-хари… я отомщу этому козлу. Хари-хари… надо только набраться терпения.
Но где его взять? Меня колотит от напряжения и ненависти. Я жажду крови. Я заставлю его корчиться от боли. Да чтоб он… Лучшей мести мне не придумать.
Не для меня, по крайней мере сейчас, величайшие заповеди человечества:
- не судите и не судимы будете;
- не обижайте и не будете обижены;
- прощайте и прощены будете...
Чем ближе подхожу к кинотеатру, тем хуже становится мне. Я уже знаю, что зайду и, если застану там урода, возомнившего себя самым хитрым на свете, порву на части. Черт с ним – сидеть так сидеть! Все равно однажды придется… я так думаю.
Твоя мать! – на двери котельной нет замка…
Я захожу. Алхимик сидит за столом, на котором остатки пиршества – пустые бутылки, огрызки, объедки… Обидчик дочери моей, а стало быть, мой смертельный враг, сидит в доску пьяный, тупо уставившись перед собой, пустив слюнку с губы до самой столешницы. Должно быть с группой обмывал получение прав…
Он такой отвратный сейчас, что меня начинает тошнить. Но я заготовил ему обвинительную речь, и я ее произнесу.
- Привет, козлина! – мне хочется яростно рычать, но голос без крика сорвался сам, и я истошно сиплю. – Что же ты с дочерью моей так поступил? Бабки сорвал и в кусты. А не подумал о том, сучья морда, что отвечать за фуфло придется?
Он возводит очи горе и находит меня, фокусирует на мне взор, с трудом узнает:
- А, это ты, Анатолий Егорович. Ничего страшного не произошло. Экзамены в автошколе дочь твоя сдала, когда время придет, сдаст и в ГАИ. Деньги не главное…
Вот для кого действительно деньги не главное, так это для меня. Я даже не буду требовать их возврата. Но этот лысый козел сейчас ответит за все…
- Мне надо тебя поблагодарить?
Похоже, Алхимик не догоняет ситуации.
- Ага, сгоняй-ка за пузырем, будь другом. А то я сам – видишь какой…
- Сию минуту. Только маленький презент за мою дочь дозволь поднести.
Этот козел так ничего и не понял – кивнул, попытавшись улыбнуться. Я ударил его правой в челюсть со всей яростью рабоче-крестьянской ненависти к вшивой и вороватой интеллигенции. Алхимик упал вместе со стулом, кувыркнулся через голову и затих бесформенной кучей на полу, прицелив задницу в потолок.
Я выждал почти минуту – ни звуку, ни хрюку… Притих мужик – поди навеки ласты склеил. По заслугам козлу…
Тамара Борисовна открыла мне дверь. Быстро избавившись от верхней одежды и обуви, прошел к Настеньке в комнату. Присел на диван, на котором лежала дочь, прикрытая пледом. Она не спала, но уже и не плакала. Я погладил её по волосам.
- Все нормально, ребенок. Хрюкальник этому козлу я набил.
Настенька с подушки переместила голову ко мне на колени и сказала:
- Хорошо, что пришел. Я по тебе соскучилась.
От удивления смотрю на Тамару, которая замирает в дверях. В носу щекочет. Я торопливо тру переносицу.
- А я по тебе всегда скучаю.
- Ты останешься с нами сегодня?
- Я планировал съездить в кафе. Но раз такой случай… Как скажет мама.
- Мама, я хочу, чтобы папа остался сегодня с нами, - немного капризно говорит наша дочь.
- А где мы его положим спать?
- Ну, здесь, а я к тебе уйду. Или лучше у тебя, а ты сюда…
Не верю своим ушам. Настя явно решилась на бунт против желаний мамы – кажется, впервые в жизни. Тамара неодобрительно качает головой, но молчит и смотрит на меня. Но я только незаметно для дочери пожимаю плечами…
Я уже отошел от бойцовского настроя, и состояние ребенка меня уже не так беспокоит, поэтому в унисон обстановке становлюсь похожим на побитую хозяином собаку и чувствую себя не лучше. Мне понятно желание Насти, не ясен настрой Тамары, про себя же скажу так – я не хочу возобновлять близких отношений с моей бывшей женой. Ушло так ушло – к чему воду мутить?
А она, хоть и держится строго как всегда, стоит бледна, и бьет её легкая дрожь. Не обольщаюсь – не из-за меня. Поток сегодняшних новостей совершенно деморализовал Тамару Борисовну – она испереживалась за свою дочь.
Да и у меня, надо сказать, вслед за последними событиями аппетит пропал. Есть совсем не хочется, как и вести беседы в семейном кругу – хочется выпить, есть подумать о чем. Но балом правит Настенька, как лицо наиболее пострадавшее во всей этой печальной истории. А решение, как всегда, принимает Тамара…
Она выбирает домашний ужин в семейном кругу.
Сходили с бывшей женой за продуктами в магазины. Вместе готовили. Потом посидели за столом, ужиная… Фильм посмотрели с диска – «Мастер и Маргарита» на Настином музыкальном центре. Меня уложили спать в Тамариной спальне – бывшей тещиной комнате на ее диване. Столько воспоминаний…
За ужином с Тамарой Борисовной выпили по бутылочке пива, и, как только голова коснулась подушки, я отключился. Ночью проснулся. Спать не могу. Натянул штаны и вышел на кухню. По старой привычке с ногами уселся на подоконник, не включая света. Во дворе дома горит фонарь. Тихо падает снег. До чего же красиво!
Одолевают неприятные воспоминания, и вместо улыбки выходит жалкая гримаса. Я её вижу на оконном стекле.
Легкие шаги в коридоре – входит Тамара.
- Ты на излюбленном месте? – замечает с саркастической улыбкой.
- Тут спокойнее.
- Почему не спишь?
- Не спится.
- Значит…
- Значит…
Мы обменялись взглядами и нам все понятно – мы не нужны друг другу, прости дочь. Каждый говорит и думает о своем.
- Мы никогда не найдем общего языка, - говорит моя бывшая жена.
- Да он, наверное, нам и не нужен, - вторю я ей.
- Только Настенька мечтает.
- Она мне говорила.
Долго молчим, глядя в окно.
- Чаю хочешь? – спрашивает хозяйка кухни.
- Нет, спасибо, я лучше пойду. Извинись за меня...
Тамара кивает:
- Договорились.
Тихонько открывает английский замок и ждет меня у входной двери, пока я одеваюсь. Трудно представить, о чем она думает сейчас. Почувствовав мой взгляд, Тамара Борисовна улыбается – грустно и мило.
- Пока!
- Пока…
Дверь за моей спиной закрывается, щелкнув английским замком.