А. Агарков.

Цугцванг

В этом году исполнилось двадцать лет со дня окончания ЧПИ. Да-да, ровно двадцать лет назад в конце февраля я и мои однокашники с трех закрытых кафедр Аэрокосмического факультета (это он теперь так называется, а раньше был ДПА – Двигатели, Приборы и Автоматы) защитили свои дипломы и стали инженерами. По разному сложились судьбы наши. Я, к примеру, по жизни иду без веры в Бога, но с верой в Судьбу – ибо считаю: того, что нам предписано, не миновать. А многие из моих однокашников наверняка думают, что человек всего добивается сам. Но суть не в этом. А в том, что юбилей следовало отметить, как минимум встречей в альма-матер.

Впрочем, без меня подобное мероприятие уже состоялось десятилетием раньше. Как это получилось? Мне потом объяснили, что найти не смогли. Вроде бы говорили моей бывшей жене Ольге Викторовне – но то ли она забыла мне сообщить, то ли не захотела… А может быть, и не говорили. Я не стал искать причин, но рад был безмерно, что получил приглашение на двадцатилетний юбилей. Ведь, согласитесь, провести вечер в кругу бывших друзей – что может быть прекрасней? – это значит побывать на самом удивительном празднике, который только можно себе представить.

Как же я получил известие об этом юбилее? Все очень просто. К тому времени уже закрыл оба своих магазина сантехники и стройматериалов. Приобрел компьютер и пытался раскрутить Интернет-коммерцию. Ну, а где Инет, там социальные сети – сайты типа «Одноклассников» и знакомства со старыми друзьями. Вот там-то нашел многих из тех, с кем учился прежде. И кто-то из них сообщил наиприятнейшее известие – после Дня Космонавтики наш бывший факультет собирает всех выпускников юбилейных выпусков. Стало быть нас… и меня, в их числе.

Ничего удивительного в том нет, что нас влекут стены бывших учебных заведений – школы, института… Я бы и в Дом Политпросвещения, где получил журналистское образование, приехал, случись там встреча для выпускников – но его, к сожалению, закрыли «подлые демократы». Ведь в душе я по-прежнему приветливый и компанейский мужик. Внешне несносным сделало меня одиночество… 

Датой встречи обозначили 20-е апреля. Точно помню, поскольку на следующий день именины дочери – надо быть и быть в форме. Но я-то знал, что одной встречей на кафедре мы, юбиляры, не ограничимся – наверняка пойдем толпою в кабак. А потом надо будет где-нибудь переночевать и первой же электричкой вернуться в Увелку – ведь мне предстоит «накрыть поляну» на день рождения Анастасии: пообещал ей семейный обед в кафе. Где ночевать? – да хоть на вокзале: ради такого случая можно. Хотя, конечно, после кабака таки тревожно – запросто можно в ментуру попасть. Тогда лучше на такси в Шершни прокатиться – в гости к двоюродной сестре… 

Кроме того, 20-го апреля воскресенье, а в субботу, по заведенной традиции, мне надо ехать к моей любимой в Красноселку. И утром уже быть в Челябинске. А в понедельник на дне рождения Настеньки. Что делать, чтобы успеть везде – ума не приложу. Тем не менее, со всей отвагой неведения взялся за исполнение.

После двух-трех звонков в СДК «Данко» мне, наконец, удалось вызвать на переговоры Оксану.

- Я не смогу приехать в субботу, любимая.

- Очень жаль. А я надеялась, что ты нас с мамой отвезешь в Челябинск. Мы собрались к Свете в гости и будем там все выходные. Приезжай, а?

- Я тоже буду в воскресенье в Челябинске, но на машине не поеду. У нас встреча выпускников на факультете запланирована – предстоит пьянка.

- Ну, ладно, коль так. Тогда до следующей субботы?

- Слушай, а ты не хочешь с нами сходить в ресторан? Там наверняка многие будут с женами и мужьями, подругами и друзьями… а ты со мной.

- Кто меня пригласит?

- Я.

- Ну, если заедешь за мной, то пойду. Помнишь, где Света живет?

- Найду.

- Тогда жду. 

Чуть ли не впервые в жизни моей все выстраивалось как нельзя лучше.

Воскресным прохладным утром, прокатившись на электричке до города и на троллейбусе первого маршрута до остановки «ЮрГУ», я вошел в парадный вход второго корпуса. Знакомые места разбудили в душе ностальгию.

Охранник в форме лишь покосился на меня, даже не поднявшись со стула. Некто иной в гражданской одежде преградил дорогу:

- Вы на встречу выпускников? Аудитория двести одиннадцать… поднимайтесь, пожалуйста.

Если память не изменяет, это поточная аудитория с двумя входами-выходами – на втором и третьем этажах. По студенческой привычке поднялся на третий, чтобы войти подальше от кафедры. И вошел – походкою не столько воскресшего через двадцать лет покойника (как в «Одноклассниках» выразился один мой однокашник), сколько немолодого,  но преуспевающего бизнесмена.

Наконец, знакомые лица однокашников – рукопожатия, объятия, с дамами поцелуи и… разговоры-разговоры-разговоры: трескотня в аудитории. Нас не так уж мало, а было бы гораздо больше, если бы все поступившие защитились и приехали – даже не считая восстановившихся, к коим принадлежу и я. Давайте-ка посчитаем – три кафедры, шесть групп по двадцать пять человек… получается… Ну, практически, треть-то была из нашего выпуска. А аудитория наполовину заполнена. Сколько же здесь юбилейных выпусков?

Пономарев! Генералов! Жежель! Лара Рычкова! …

Мама дорогая! Вася Кошелев! Васек ушел от нас на четвертом курсе по семейным обстоятельствам, но в душе ДПАшником на всю жизнь остался. Мы с ним на лекциях пластались в дорожные шахматы. Веселый мужик и, несмотря на простецкую наружность, хитер, как целая стая обезьян.

- О, Анатолий! Рад тебя видеть, хоть ты сегодня в жутком виде.

Мы обнялись.

- Надеюсь, ты не со всеми так здороваешься?

- Да шутю я…

Володя Курочкин с «Летательных аппаратов» (более известный под прозвищем Кмитец) – мой лепший друг по общаге и стройотрядам. На первом курсе у него были мягкие шелковистые волосы до плеч. А теперь единственной волосистой частью его головы остались лишь выцветшие до бела брови. Когда мы обнялись, слезным туманом подернулся взор. Только ради одной этой встречи стоило сюда ехать.

- Как, бродяга, живешь?

- Помаленьку.

- Таня как?

- Все нормально у нас.

Блин! Вот почему История КПСС и марксистско-ленинская Философия давались Кмитецу хуже точных наук – неразговорчивый он. Но друг и мужик – то, что надо! И жена его прелесть… и сын.

- Отлично выглядишь, - сказал миловидной женщине, защищавшей диплом в один день со мной, тщетно пытаясь припомнить имя её.

Она мое помнила:

- Лестью ты сегодня добьешься от меня чего угодно, Анатолий.

Такой откровенный намек посеял в моей душе какое-то недоброе предчувствие. Присмотревшись внимательней, обнаружил её достаточно привлекательной, не смотря на бальзаковский возраст. При определенных обстоятельствах она могла бы показаться даже симпатичной, но сейчас все это меня не трогало. Память о том, что на вечере я буду со своей любимой, полностью контролировало мое недремлющее либидо, и моей нравственности ничто пока не угрожало. 

Я попытался найти верный тон, припомнив наконец её имя:

- Перестань, Марго. Скажи, что ты пошутила.

Однако она была совершенно серьезна. И повезло, как всегда, мне.

Маргарита тепло улыбнулась, и мне стало совестно – не могу припомнить, чтобы приударял за ней в студенческие годы. Кажется, мы познакомились на последнем курсе, когда оба были несвободны. И судьба наших браков, похоже, схожа: кто быстро женится, долго мается.

Не знаю, до чего бы мы договорились, но в этот момент в открытую нижнюю дверь стремительно вошел солидный мужчина и поднялся на кафедру. Двигался он как человек гораздо более молодой, чем следовало из его внешнего вида и сути происходящего.

Все быстро расселись по местам.

- Я декан Аэрокосмического факультета, - представился вновь вошедший и назвал свое ФИО.

Ага, вспомнил: в мою бытность студентом, он был старшим преподавателем кафедры «Летательные аппараты». Теперь декан и говорит складно.

Вот что он рассказал, поздравив нас с юбилеем окончания ВУЗа:

- Мы по-прежнему пытаемся быть впереди планеты всей: ведь никто никогда не продаст нам ракет. А всемирно известная теперь «Булава» - это наш проект. Но как получилось… Американцы не бросают тему и после пятнадцати неудачных попыток запуска. А у нас на четвертом присутствовал сам министр Грачев. Когда ракета не пошла к цели, он натянул свою фурагу с дубовыми, как его мозги, листьями на единственную извилину головы и приказал: «Проект закрыть, деньги вернуть». И с той поры факультет преследуют сплошные несчастья – финансирование резко урезали, а из того, что дают, половину отщипывают за долги по «Булаве». Видите, в каком состоянии теперь наши поточные аудитории, где не делался ремонт уже несколько лет? Рамы прогнили, стекла потрескались – во все щели дуют ветра, студенты зимой простывают…

Декан перевел дух. Лицо его посуровело.

- Господа, я вижу у многих из вас в руках крутые мобильники… и сверкающие лимузины, что выстроились в ряд у нашего корпуса – дай Бог министрам таких! – тоже ведь ваши? Короче, вот наш расчетный счет в банке. Кто сколько может… Мы будем рады и благодарны… В конце концов, вы из наших стен отправились в путь к благополучию.

Мелом на доске декан написал длинный ряд чисел.

И смотрю, действительно, некоторые по карманам полезли, достали свои «раскладушки» и…

- А что с «Булавой»? – крикнул кто-то.

Декан платочком вытер мел с пальцев и, улыбнувшись горько, сказал:

- Тему москвичи подхватили. Довели до ума и первой же серийной ракетой прикончили мятежного генерала Дудаева. А мы по-прежнему возвращаем деньги за «неудачный проект».

Загудела разговорами аудитория. И было на что обижаться – некогда самый богатый факультет института… да что там города… если не всей страны, опустили в дерьмо придурки у власти.

- А теперь, коллеги, вы можете пройти в закрытую часть и побывать в своих любимых аудиториях. Охрана предупреждена – вас пропустят.

Охранник на входе в закрытую часть действительно впаял свой зад в стул, а взгляд в журнал, не обращая внимания на входящих. В бытность мою студентом здесь все было гораздо строже. Но сегодня воскресенье, учащихся нет, а в визитерах народ солидный.

Мы, выпускники двух групп кафедры «Двигатели летательных аппаратов» с двадцатишестилетним стажем (шесть лет учебы) выбрали себе в любимые аудиторию, в которой нам читал лекции по теории подобия доцент и кандидат технических наук Морозов – заслуженный деятель театральных искусств. Уже после нашего выпуска он оставил карьеру ученого, чтобы профессионально руководить челябинским театром «Манекен».

Олег Жежель не собирался идти со всеми на вечеринку, и ему хотелось оторваться здесь. Мигом накрыл преподавательский стол литровой бутылкой водки и огромной пиццей, уже порезанной на куски. В дело пошли одноразовые картонные стаканчики. И потекли разговоры – а помнишь, а помнишь?… а где и кем ты теперь работаешь?  …сколько детей у вас?

Не сразу, но таки дошло, что юная незнакомка пришла сюда с Олегом. А я прекрасно помню его жену Наташу – почти всей группой были на свадьбе. А когда у нас с Лялькой родился сын, мы делали вид, что дружим семьями – ходили в гости и принимали, встречались в парке и гуляли с колясками…

- А где же Наташа? – угадав минутку, приглушенным голосом поинтересовался.

Жежель не стал таиться – махнул рукой и очень внятно сказал:

- Аа… разошлись. Дурою оказалась! Теперь вот… - он поискал глазами свою подругу с явным желанием нас познакомить – ну и, похвастаться, наверное.

Все это мне совершенно не нравилось. 

М-да… подруги любимые, а жены – дуры. Мы с Ольгою тоже разошлись, но у меня никогда бы не повернулся язык назвать её дурой, хоть она и разменяла наш законный союз на порочную связь с мерзопакостным уголовником Куликовым. Скорее – она жертва собственного легкомыслия: желание нравиться всем сыграло с её судьбой злую шутку. И ей из нас троих, участников распавшейся семьи, шишек досталось больше всех. Да и ладно, Бог судья, а не я… Ей винить меня не в чем: сделал все что мог, чтобы спасти наш брак, но увы… жизнь течет по своим законам.

- Ты что нахмурился – огорчился? Брось, пожалуйста. В конце концов, вы тоже с женой разбежались… еще раньше нас. Ну, улыбнись – жизнь прекрасна! Давай выпьем по старой дружбе – ты как-никак кое-чем мне обязан.

Я не понимал, чем именно я обязан Олегу Жежелю. Если за комнату в студенческом общежитии, которую он нам оставил перед свадьбой, то еще раньше именно я ему её предоставил, назначив старостой этажа. Если за подержанные холодильник и коврик, оставшиеся после его проживания в этой комнате, которые он нам первоначально озвучил свадебными подарками, то мы с женой за них рассчитались деньгами по цене новых вещей. Что ещё?

Но мы таки выпили, чокнувшись пластиковыми стаканчиками – юбилей разве не повод?

Потом пообщались со Славой Сиротой. Он, кажется, остался недоволен нашей последней встречей в Челябинске, когда звал нас с Тамарой в ресторан и просил у меня наган. Я тогда работал в российской армии…

- Чем теперь занимаешься? – спросил меня владелец самого крутого турбюро в Челябинске.

Я кратко поведал.

- Ты мелко мыслишь и всегда будешь мелко плавать, - резюмировал Слава. – Бери пример с меня.

Поскольку никогда не мечтал стать владельцем предприятия с большим количеством сотрудников, то и посоветовал ему, куда именно засунуть свои советы.

Выплеснув свою досаду, он встряхнул головой. Лицо его выражало скорее печаль, чем гнев. Каким бы себялюбцем он ни был, ему невозможно отказать в незаурядном обаянии.

- Реклама в Инете нужна? – спросил я.

- В обмен на путевки за кардон, - парировал он. Я согласно кивнул. Казалось, он пришел в добродушное настроение. – Только платить я буду за конкретного покупателя, а не за то, что ты будешь стучать в Инете.

- Тогда почему путевки, если они тебе деньги принесут?

Он театрально всплеснул руками.

- Анатолий, ты что не хочешь съездить в Италию или Грецию?

- Ты всем сотрудникам платишь путевками?

Сирота гомерически расхохотался.

- Ты слишком примитивно подходишь к жизни – вот что я тебе скажу. Мои сотрудники за границу ездят бесплатно – договор заключить, маршрут проверить, туристов сопроводить… тоси-боси.

Похоже, он прав.

- Ну так, ты и меня бесплатно направь для изучения темы рекламы – так сказать, собственными глазами увидать, что живописать.

Он ответил непонимающим взглядом.

- Давай выпьем, - предложил Вячеслав и сам сходил к накрытому столу.

А когда вернулся с двумя стаканчиками водки и куском пиццы, я подумал – игру стоит продолжать и согласился. В чем-то мы были похожи с ним. И выпивший Сирота больше напоминал домашнего пса, чем акулу капитализма. Но то, что Слава предлагал, было интересно… 

Но тут в нашу аудиторию повалил весь остальной народ юбиляров-выпускников Аэрокосмического факультета. Заходили, отдавали деньги на застолье Сергею Генералову и уходили. Вот тогда и узнал, что организаторами банкета выступили наши ребята – Кошелев и Генералов. Что интересно – ни тот, ни другой не закончили ДПА.

Про Васю я уже говорил, а вот Сергей после четвертого курса уехал вместе с группой наших студентов в Питер, где их без всяких проблем зачислили на пятый курс военно-инженерного института – бывшей академии имени Можайского. Получив серебряные ромбики и погоны лейтенантов, эти ребята разъехались по всему Советскому Союзу обслуживать ядерный щит страны. Генералову еще повезло – он вернулся в Челябинск и читал лекции курсантам ЧВВАКУШа. Остальным не очень. А один, мне сообщили, вообще попал на север Якутии в шахту с ядреной ракетой…

И эти двое за свои деньги взяли в аренду на один вечер чью-то ведомственную столовую. Сейчас деньги возвращали желающие от души повеселиться – и должно было сверх компенсации затрат остаться ещё на спиртное.

Кстати, Василий был на машине, и они уже собирались отправиться в супермаркет, всем и каждому объявив, где и во сколько начнется тусовка.

Оплачивая вход на двоих, я попросил:

- Васек, у меня подруга на АМЗ. Мы с тобой успеем за ней сгонять?

- Конечно. Поехали с нами. Водки возьмем и куда надо проскочим.

Так и сделали – загрузили водку в багажник авто и приехали к Светиному дому. Когда мы вышли с Оксаной из подъезда, держась за руки, как два подростка, у моих однокашников нижние челюсти пали на грудь. Они, наверное, собирались весь вечер сочувствовать моему распавшемуся браку с прелестницей Лялькой? – однако не на того нарвались!

Усадив любимую на заднее сиденье и присев рядом, спросил:

- Ну что, братцы – Жежель отдыхает?

- Само собой, - был ответ.

Ничего не ведавшая Оксана приветливо улыбалась. И улыбка сверкала топором, опускающимся на шеи осужденных, которые то и дело на неё оглядывались. Впрочем, оглядывался Генералов, а Вася пялился в салонное зеркало.

Такое же впечатление моя любимая произвела на всех остальных участников вечеринки.

Стол, кстати, оказался недурным – отличные холодные закуски, к ним хорошая водка. А в разгар вечера подали горячее.

М-да… повеселились мы от души.

Только в самом начале вечеринки подошла Марго, и выражение её лица никак нельзя было назвать дружелюбным.

- Анатолий, это ты с дочкой?

- Это я с внучкой.

В самом деле, ситуация выглядела ничем не лучше. Ярко красивая и очень юная, по сравнению с окружающими, Оксана вызывала восхищенные взгляды мужчин и завистливые у женщин. 

- Тебя посадят за педофилию, - между тем, наседала Марго.

- Будет что вспомнить в сыром каземате.

- Знаешь, что делают с такими на зоне?

И я понял: дальше не стоит искушать судьбу, пикируясь с обиженной женщиной – взял и невежливо отвернулся, обратившись к своей любимой…

Закончились тосты, начались танцы… Для меня это было время разговоров со старыми друзьями, а для Оксаны – очередь кавалеров с приглашением потанцевать. И как на заказ, вместо шейковой музыки гоняли «медляки» один за другим. Моя любимая практически с круга не сходила – но ведь это её стихия. Да и понимала насколько важней мне в эту минуту общение с друзьями других развлечений.

Один юбиляр с кафедры «Автоматические установки» высокий и тощий, весь затянутый в кожу, гибкий собою как глиста, буквально ходил за ней по пятам. Потом подошел ко мне, ухмыляясь пьяно:

- Анатолий ты не ревнуешь?

Мне бы еще его имя знать.

- Это ты сидишь в шахте с ядреной ракетой под городом Мирный? Тогда нет… - сказал и, констатируя свою гениальность, самодовольно ухмыльнулся.

Мужик вспыхнул багровым румянцем на впалых щеках.

- Что ты хочешь этим сказать?

- Иди танцуй, пока есть на чем, - прицыкнули на него мои друзья, в тесном кругу сидевшие рядом со мной.

Из мужика будто вытряхнули всю начинку – лицо его снова поменяло цвет: стало серым в тон рубашки. И сам он стал похож на спущенное колесо. Служитель ядреного щита Родины свалил и больше не преследовал Оксану. Но той кавалеров и без него хватало.

Между тем, подошло время, когда непьющий Вася Кошелев стал развозить на своем авто упившихся юбиляров по домам. Подбирал он не всех подряд, а только из нашей группы. Ко мне подошел:

- Анатолий, вы подождите. Я сейчас отвезу эту партию и за вами вернусь.

- Хорошо. Но если столовку закроют раньше, мы пойдем к остановке троллейбуса. Ищи нас там.

- Какие сейчас троллейбусы? Первый час ночи…

- Тебя не дождемся, такси поймаем. Ну, не здесь же торчать.

Получилось, как я и предполагал. Только Василий отъехал, нас попросили покинуть помещение. Последние объятия на крылечке, обещания позвонить и приехать (не зная номера и куда) – наконец, все разошлись в разные стороны. Неходячих и плохо ходячих, хвала Аллаху, с нами не оказалось.

Мы с любимой вышли на остановку троллейбуса возле киномакса «Урал». Людей не было, не видно такси… только прохлада апрельской ночи. Несмотря на близость мая, ветер дул, казалось, из Арктики – и нам пришлось туго в весенних нарядах.

Начались суровые прогнозы моей любимой:

- Сейчас нас в милицию заберут. 

- Какое им дело до нас? Мы ничего не нарушаем.

- Эти скоты всюду суют свой подлый нос – служба такая.

Мы стояли и ждали – ни такси, так Васю; ни Васю, так любопытствующих из ментовки… не идти же пешком на край города в самом деле.

Я уже начинал заводиться, но Оксана только увеличила скепсис.

- Что-то плохо ты продумал эндшпиль, великий гроссмейстер. Похоже мы тут с тобой заночуем. Пойду прилягу на лавочке – все равно замерзла, как цуцик.

Слова её навели на мысль, каким именно образом человечество пережило ледниковый период в пещерах каменных – вероятно, эволюционный позыв к продолжению рода был весьма сильный. Но отчаяние иногда рождает и вдохновение.

- Прекрати оплакивать нашу разнесчастную судьбу. Пойдем лучше погреемся в маркет – кажется, он работает круглосуточно, - кивнул я на светящуюся витрину за дорогой.

Мы отогрелись в пустом магазине и, накупив съедобных подарков тем, к кому ехали, вернулись на остановку. О чем думали? Нам бы о транспорте, а мы себе груза добавили… Таким беспомощным, как сейчас, давно не чувствовал себя.

Но на наше счастье Бог таки есть!

Подкатил пустой автобус – остановился, дверь распахнул. Я крикнул водителю:

- Нам до амэзовской больницы.

Он рукой махнул, приглашая. Мы вошли. Я сунул ему червонец, и моя внутренняя пружина встала на место. Мы доехали до «Больницы» без остановок. Калымит, наверное, бедолага…

На короткий звонок дверь открыла Нина Николаевна в халате поверх ночной рубашки, приложила палец к губам:

- Тс-с-с… идите на кухню.

Там было нам постелено, и между нами наступило очевидное перемирие.

Рассовав продукты, с собой привезенные – часть в холодильник, часть просто на стол – мы разделись и легли на матрас, словно проделывали это вместе уже много лет и не раз…

Не помню, чем уж мы занимались на нем сверх обычного, но пластиковая двухлитровка с пивом вдруг рухнула на нас со стола. Да ладно бы просто – а то упала и начала поливать в микроскопическую пробоину миниатюрным источником «жигулевского». Мы вскочили как угорелые. В чем мать родила я включил свет. Определив источник влаги, отнес прохудившуюся посудину в ванну. Оксана тем временем перевернула матрас. Скомканная простынь повисла на батарее. Мокрый край одеяла достался мне.

Выключив свет, мы обнялись и уснули счастливые.

Когда я проснулся с тяжелой головой, в окно кухни било солнце. Мы лежали на матрасе, переплетя руки в объятиях. Мне надо было на электричку. И мы не проспали – я даже успел умыться, а Оксана собрала завтрак. Поцеловавшись у входной двери, на неделю расстались.

Пересекая Шершни, завернул в магазинчик и купил полторашку пива. Для чего? Вроде бы взял пример с любимой не похмеляться после пьянок. Так может, как средство от депрессии, которая, как мне показалось, прицепилась вчера, потеснив ностальгию от встречи со старыми институтскими друзьями? Может быть…

Приобрел билет до станции Нижне-Увельская и на привокзальной лавочке открыл полторашку. Потом пил «жигулевское» в электричке. Перед завершением маршрута допил, но так и не понял – избавился от депрессии или нет?

Озадачил другой вопрос – успею ли я на Бугор смотаться, чтобы побриться и освежиться, поменять рубашку: на часах уже одиннадцать. Подумал, что жене все равно, как я выгляжу, а дочь простит за хороший подарок, отправился в гости.

Как и предполагал, Анастасия обрадовалась, меня увидев. Дочь моя в день своего пятнадцатилетия выглядела подобно счастливице, которая узнала, что популярная вокально-инструментальная группа «Ариэль» в полном составе собирается прибыть на её торжество.

Тамара, срисовав мой облик одним критическим взглядом и оценив состояние, насмешливо резюмировала:

- А вот и папа наш заявился – небритый, но почти трезвый.

Других слов для меня не нашлось. Недаром же говорят, что самые жестокие удары нам близкие наносят. У меня желание говорить пропало. Дамы собрались, и мы устремились в Южноуральск навстречу радостям предстоящего дня. В дороге не спеша и старательно повел беседу о пустяках, понемногу оттаивая в семейном кругу. 

В городе возникли трения – какой подарок выбрать дочери на день её рождения? То, что хотела Настя, не нравилось её маме. И наоборот… Тамара за помощью обратилась ко мне:

- Ты что молчишь?

И я почувствовал себя миротворцем ООН, влезающим между двумя враждующими армиями, но объективности сохранить не смог.

- На что Настя укажет, то и куплю. Убеждай, мама, её…

- А ну вас к черту! – обиделась Тамара Борисовна.

В уголке моей души шевельнулось что-то похожее на симпатию к ней.

Потом дочь привела нас в кафе, и мы заказали праздничный обед.

Наевшись досыта, я почувствовал, что именно мяса мне не хватало в желудке, чтобы депрессию разогнать. Заулыбался Чеширским котом и принялся рассказывать дочери о вчерашнем дне – о ракете «Булава», о моих однокашниках, о застолье нашем…

Прогулка и сытный обед расслабили меня окончательно и подвели к скандалу. В какой-то момент Тамара, прервав мои разглагольствования, сказала весьма недовольным тоном:

- Ты весь прямо цветешь и пахнешь, как придурок, объевшийся счастья.

Бдительность моей жены как всегда не дремала.

А я в ответ, ни грамма не думая:

- А знаешь, я действительно счастлив – встретил женщину замечательную и теперь люблю и любим…

Ну, не дурья ли башка? Это я кому говорю? Собственной жене в присутствии дочери! Правда мы не живем вместе почти пятнадцать лет, но все равно – мог бы и пощадить её самолюбие. Так ведь нет – брякнул сдуру! Прежде чем наказать грешника, говорят, Бог лишает его рассудка – вот и меня лишил…

Тамара Борисовна напряглась лицом, потому что любовь втроем не совсем в её вкусе. Как истинно русская женщина, она хочет все или ничего. Впрочем, это, наверное игра слов. Тома, должно быть, всегда знала о всех моих похождениях на стороне. Знала и терпела – видимо, это её устраивало. Устраивало, пока она не обнаружила отблески счастья в моих глазах. Вот это её возмутило…

Итак, Тамара… минуту помедлила и начала говорить язвительным тоном, словно объясняя очевидные вещи круглому идиоту:

- Слышала я про твою очередную подругу. Не слишком ли она молода для тебя? И, признаться, не понимаю, что она в тебе нашла?

Я понимал, что наблюдаю выброс первичного вулканического облака, за которым вот-вот последует собственно изверженнее, тем не менее пустился в опасную полемику.

- Видимо то, что ты не нашла, - тоже напрягся, кляня свой язык болтливый. – И мне рядом с ней очень легко…

Тома сжала кулаки, и я подумал, что она собирается меня ударить, показав ту сторону своего характера, которую мне видеть еще не доводилось. Её взрывные способности были мною пока не изведаны.

- На неё ты спускаешь деньги, отрывая у дочери. Ты даешь этой сучке все, что она не попросит. И даешь это только ради того, чтобы с ней поваляться в постели! – бросала она обвинения, и в голосе её звучало неподдельное презрение. – Когда наконец станешь ты реалистом, ведь уже на пятом десятке жизни? Когда наконец поймешь, что тобою просто пользуются? И, в конце концов, ты ведь еще женат!

- Ну, хватит вам, - сказала Настя и расплакалась.

М-да… день рождения дочери мы (я?) испортили.

- Все совершенно не так, - умоляюще произнес я, обращаясь к дочери.

Но мои оправдания никто не слушал. Утерев слезы, Анастасия решительно встала и направилась к двери. Мать за ней следом. А мне еще надо было рассчитаться за торжество. Короче, в Увелку мы вернулись не вместе – дамы мои от меня убежали.

Все происшедшее казалось бредом. Черт же дернул меня за язык! Мне вдруг сделалось даже совестно. Впрочем, правда всегда лучше вранья – утешал сам себя. Конечно это так, только надо выбирать место и время, когда и кому её говорить. И все-таки Тамара никогда не бывает так хороша, как в гневе – в который раз подумал я. Глаза у меня были сухие, но очень хотелось плакать из-за обиды дочери. 

Вобщем, как-то вот так все получилось плохо…

В самом мрачном настроении поехал домой, пытаясь найти утешение и обрести хоть какой-то душевный покой. Жалость к себе – отвратительное чувство, но именно в нем я погряз с головой. И мне надо было навести порядок в своих мыслях – не простая задача без пробежки к лиственнице. Несмотря на неурочный час, переоделся и побежал. Итак… 

Но что делает Тамара Борисовна? На той же неделе, она берет с собой Настю, и обе едут домой к сопернице – то есть на Спиркину Заимку. Находят дом и квартиру Нины Николаевны, застают в ней Оксану, Светлану, Кристину…

Настя знакомится с малышкой и начинает её развлекать. Что делает её мать?

А что должна делать жена, приезжая к сопернице в борьбе за мужа? По законам жанра возможны три вещи:

- вымазать дегтем двери квартиры или ворота усадьбы;

- побить окна;

- потаскать соперницу за косу;

- поцарапать её румяные щечки.

Что делает Тамара Борисовна, встретив Оксану? Она вполне мирной и нравоучительной беседой пытается «открыть» сопернице глаза на то, какой я паршивый негодяй…

Все подробности этой встречи любимая рассказала мне в ближайшую же субботу. И добавила, премиленько улыбаясь:

- Между прочим, она называла тебя бесплодным трипперным стариком!

Вот даже как! Ну, Тамара Борисовна выдает… Кажется, меж нами был уговор – говорить гадости только в глаза. Почему-то она считает, что выполнять его должен только я. Она определенно принимает меня за пустое место и пытается сделать его отхожим. Ну-ну… 

Я тоже могу иногда быть холодным мерзавцем. И душу мою искалечили женщины, а не партийные работники – так считаю. Однако, каким бы бессердечным ни был, мысль о мести Тамаре за содеянное мне и в голову не приходила. Но что-то надо было делать – не бревно же бесчувственное я. Лежа на диване под боком у Оксаны, серьезно задумался – чем мне ответить на этот визит? 

А та продолжала живописать минувшую встречу с моей женой.

- Я ей говорю: «Гражданочка, вы, собственно, чего добиваетесь?» Она: «Хочу открыть вам глаза». Говорю: «Они у меня всегда открыты и хорошего мужика за версту увидят». Твоя жена: «Вы его совсем не знаете». Я: «Это вы его совсем не знаете, раз называете бесплодным трипперным стариком. И хочу вам дать совет… Анатолия я вам уже не отдам, а на будущее пригодится. Запомните, неуважаемая – чтобы мужика возле себя удержать, надо хорошо ему давать!»

М-да… как говорится – не в бровь, а в глаз. С этим у Тамары Борисовны как раз никак – ни хорошо, ни плохо… А про Оксану подумал – она бы могла смертельно обидеться на меня за этот визит моей жены. Но раз не обиделась, значит любит, значит я ей действительно нужен. И она мне нужна…

Закончила свой рассказ Оксана вопросом:

- Она что у тебя больная?

Бедняжка не знала, насколько близка к истине.

Впрочем, и я не знал – мне надо было подумать. И крепко-крепко задумался над мыслью – что за человек моя жена Тамара Борисовна в девичестве Белокрылова? Все факты нашей дружбы, совместной жизни и несовместной сложил в одно целое, как пазлы мозаики, и вот что у меня получилось…

Когда маме сердобольные соседки приносили новости о похождениях моей пьяной тещи, она сокрушенно качала головой:

- Бедная Тамара…

Жизнь у моей жены практически с детства была кошмарной.

Впрочем, она с теплотой вспоминает отца – как любя её, покупал конфетки. Когда умер он, Тома была еще маленькой девочкой, а убитая горем вдова ударилась во все тяжкие. Живя бок о бок с полусумасшедшей от пьянства женщиной, деля с ней один диван на двоих, Тамара не ссучилась, не скурвилась, не спилась и нес…. Слово нехорошее на язык просится, но не буду озвучивать. Жена моя сама себя воспитала и образовала. Я считал её Жанной Дарк семейного разлива и очень ею за то гордился.

Но надо признать, жизнь в кошмарных условиях не прошла для неё без следа. Тяжелую рану она оставила в душе прелестной девочки, превратившейся в прекрасную девушку, а затем в красивую женщину. Название этой раны, точнее уже болезни – мизантропия. Живя в нечеловеческих условиях Тома не знала, что такое счастье, не ведала пути к нему и не искала. Счастливых людей считала придурками, которые её всегда раздражали.

В застольях, где люди ели, пили, пели и смеялись, она не засиживалась – хлопнув дверью, уходила обиженной. А я все голову ломал – что не так? кто, чем и как опять не угодил моей жене?

В воскресные иль выходные дни Тома постоянно делает променады по магазинам. У других это шопингом называется, у неё – зарядка души. Ничего практически не покупая, она выбирает, щупает, примеряет… доводя до белого каления продавцов. Мне не раз об этом выговаривали знакомые торгаши, но что мог поделать.

И последний факт – визит на Спиркину Заимку. Он тоже продиктован мизантропией. Ведь было ясно, что никакими уговорами и откровениями ей Оксану от меня не отвадить. Она просто рассмеется визитерши в лицо. Что, кстати, и получилось…

Значит, заведомо проигрышный ход. В шахматах он называется цугцванг. Как же Тамара на него решилась? Кто лишил её разума и выставил идиоткой в глазах соперницы?

Думаю, это отблески счастья, лучившиеся из моих глаз, и слова о том же вызвали в душе Тамары Борисовны бурную реакцию – гнев и ненависть. А уж эти чувства лишили её рассудка, и она поехала к сопернице на переговоры…

Все пазлы к месту – мозаика сложилась. Моя жена страдает мизантропией. И сердиться на неё за это – все равно, что сердиться на леопарда за то, что он питается маленькими ягнятами. Природу не переделать. Хроническое заболевание не излечить!

Вот к какому выводу я пришел в долгих и мучительных размышлениях – Гарик Каспаров отдыхает! К тому же прояснились многие важные вещи. Мне стало совершенно ясно, что я совсем и не собираюсь на Оксане жениться или на ком-нибудь другом. У меня есть сын и дочь – к чему мне чужие дети? К чему вообще женитьбы эти? Права та бабеха из Красногорска, напутствующая Оксану в санаторий – пока есть возможность зарабатывать деньги, надо брать от жизни все, что возможно!

Но даже дня больше не хочу оставаться мужем Тамары Борисовны.

В понедельник пошел к мировому судье и написал заявление на развод. В назначенный день в зале для заседаний мы были вдвоем – я и судья.

- У вас есть имущественные претензии к вашей жене?

- Нет, ваша честь. Какие претензии? Мы пятнадцать лет не живем вместе. Простая формальность этот развод.

- Вы свободны! – объявила она.

Еще минута, и мы бы оба разрыдались от горя и счастья по поводу финиша моего брака с Тамарой. Но, наверное, я – бессердечное существо, поскольку со злорадством отсалютовал мировому судье двумя пальцами.