В плену

(1941 год, ноябрь. Лагерь военнопленных в Бериславе.)

Студёная ноябрьская ночь хозяйничала в лагере военнопленных. Резкие порывы холодного ветра то и дело проносились надо рвами, в которых содержали бывших бойцов Красной Армии. Но на дне траншеи движение воздуха было не настолько сильным, как на поверхности, что давало возможность людям хоть как-то вздремнуть. Лежать на земле холодно, но другого выхода не было: красноармейцы подкладывали под себя листья или солому, которые немцы иногда им бросали, застилали импровизированные постели всяким тряпьём и хламом, крепко прижимались друг к другу и в таком виде спали. При этом на сосущих кровь вшей обращали внимание только новички, а бывалые ветераны лагеря их почти не замечали.

Данилу снилась Томаковка. Ярко представлялось, как он сидит в центральном парке на лавочке и покуривает с друзьями папиросы... Ласковое солнышко пробивается сквозь летнюю листву деревьев, заставляя жмуриться и отворачиваться от назойливых слепящих лучей. Но почему-то солнце не греет; даже наоборот, лучи нагло залезают за шиворот и холодят плечо ледяным прикосновением. Мужчина почувствовал, что замерзает, съёжился и крепче обнял пленного, лежащего спереди него. То же самое сделал молодой парень, спящий сзади Данила. Стало чуть теплее, но ненадолго.

Вскоре от шеи к спине и животу потекли струйки воды: это стылый осенний дождь вступил в свои права. Волей-неволей пришлось просыпаться. Однако главным ощущением, заполонившим мозг, едва Данил перешёл к состоянию бодрствования, был голод. Есть хотелось настолько, что казалось, будто живот сводят судороги. Мужчина даже рефлекторно дотронулся до него рукой, а затем сглотнул слюну. Но осознав, что утолить голод нет никакой надежды, он решил хотя бы избавиться от дискомфорта, связанного с дождём.

Тем временем военнопленные стали принимать вертикальное положение, стремясь уменьшить количество попадающей на тело воды. Данил тоже последовал их примеру.

– А-а-а-й, – застонал он, почувствовав пронзающую ревматическую боль в суставах ног.

Преодолевая её и сконцентрировав на этом всю свою силу воли, изнеможённый пленник всё же встал, выпрямился и, широко открыв рот, попытался глубоко вдохнуть.

– Кха-кха-буха! – душераздирающий кашель вырвался из груди Данила...

Уже около недели он с тревогой замечал опасные признаки ухудшения своего здоровья: на фоне хронического голодания и постоянного холода возобновились задавненная болезнь лёгких и ревматизм. Грудь болела от постоянного буханья, из носа текло. В придачу не давали покоя распухшие колени и лодыжки, которые почти всё время ныли. А теперь, кажется, ещё и температура поднялась.

«В таком состоянии да в таких условиях я долго не протяну, – подумал Данил. – Если бы хоть какая-никакая кормёжка да крыша над головой...»

Люди начали кое-как заслоняться от падающих с неба капель. В ход пошли плащ-палатки и вещмешки; но эти «предметы роскоши» были только у некоторых пленных, вследствие чего большинство не имело возможности сносно защититься от всё усиливающегося дождя.

Данил был в числе счастливчиков, имеющих вещмешок. Как и другие военнопленные – обладатели этого предмета обихода – он натянул его на голову и плечи, а затем постарался принять положение, приводящее к наименьшему намоканию одежды. Однако это не спасло: дождь уже перешёл в ливень и по прошествии небольшого времени нижняя часть обмундирования полностью пропиталась водой.

«Вот такое лечение холодными примочками моего ревматизма и простуды», – грустно сыронизировал мужчина, стараясь переместиться в сторону из образовавшейся прямо под ним лужи.