Владимира Шабли

 

 

 

В. Шабля.

Расстрел

Колонна этапируемых, без воды и пищи уже почти сутки безостановочно, ускоренным маршем продвигалась на восток, пытаясь выскользнуть из пасти немецких механизированных клиньев.

Как будто чувствуя приближение осеннего ненастья, яростные лучи стремились напоследок показать свою силу, да так, чтобы эти возомнившие себя вершителями истории люди взмолились Господу, выпрашивая ниспослать им глоток воды. А глубоко безразличное, неумолимое, бесконечно-синее небо, чуть украшенное на горизонте несколькими пушистыми облачками, словно высасывало из несчастных арестантов последние соки. Тягучая, густая слюна противно склеивала всё во рту. Когда Пётр поднимал голову к небу, ему казалось, что ещё немного – и этот цинично-прекрасный вакуум поглотит саму его душу, унеся её в недостижимо-далёкую вышину вечности.

Где-то совсем рядом грохотали орудийные залпы. Ровные, как стол, без единого деревца огромные поля побуждали германских лётчиков устремляться к любой цели, появляющейся на фоне этого однообразного пейзажа.

Два раза измученные, перепуганные люди подвергались пулемётным атакам юнкерсов, возвращающихся с задания и напоследок решивших израсходовать оставшиеся патроны. По команде руководителя группы – лейтенанта госбезопасности – все бросались врассыпную. Но несмотря на это, около двадцати человек, включая и военных, погибло от пуль воющих сиренами немецких стервятников. Примерно столько же было казнено охраной. Расстреливали всех получивших серьёзные ранения и тех, кто не мог идти.

Участились попытки озверевших, обезумевших от жажды зеков подобрать валявшиеся арбузные корки или напиться из находящейся рядом лужи. И если в первых отваживавшихся броситься к луже НКВД-исты просто стреляли, то теперь ситуация то и дело выходила из-под контроля.

В очередной раз увидев невдалеке блеснувшую на солнце поверхность небольшой лужицы, буквально все заключённые атаковали этот жалкий источник воды, невзирая ни на страх смерти, ни на отчаянные окрики и пальбу охраны. Они стали неистово бороться и драться за право прильнуть к этой живительной влаге.

Пётр добежал до лужи в числе первых, но несколько человек уже лежали в ней, жадно хлебая и не давая возможности напиться другим. В припадке ярости Пётр схватил одного из них за одежду, отбросил на несколько метров в сторону, упал на его место и рот его слился с водой. Пил он неистово. В первые несколько минут парень не чувствовал ничего, кроме смешанного чувства восторга, наслаждения и радости от утолённой жажды. Только когда вместо воды он почувствовал во рту ил, сознание происходящего постепенно стало возвращаться к нему. Арестант понял, что вода закончилась, а он лежит в грязи, придавленный кучей людских тел. Мало-помалу до заключённых начинало доходить, что воды в луже больше нет, и они постепенно стали сползать с горы тел и отходить в сторону.

Тем временем лейтенант госбезопасности, командовавший этими превращавшимися в зверей людьми, лихорадочно думал над тем, как удержать толпу в повиновении. Но сколько он ни пытался найти эффективный выход, на ум не приходило ничего лучшего, чем ввергнуть заключённых в панический, животный страх, ещё более сильный по сравнению с чувством жажды.

«Да, это единственно возможный действенный метод», – подытожил лейтенант и немедленно перешёл к решительным шагам.

– Граждане заключённые! – пророкотал он похоронным голосом – вами допущено неповиновение охране. Оставшиеся возле лужи первыми покинули строй и, следовательно, являются зачинщиками этого беспорядка; по законам военного времени они подлежат расстрелу. Приказываю охране отвести зачинщиков на десять шагов в сторону и привести приговор в исполнение. Довожу до сведения всех, что я не потерплю произвола и саботажа. И впредь в случае неповиновения, кроме убитых при попытке к бегству, охрана каждый раз будет расстреливать ещё 10 зачинщиков. – Затем он обратился к своим подчинённым: – Васильев, Зельдин, Федоренко, Квакуша, Крипак! Отвести нарушителей порядка на десять шагов в сторону и привести приговор в исполнение!

Названные НКВД-исты, держа винтовки наготове, решительно двинулись в сторону поднявшихся к тому времени «зачинщиков», которых было 15 человек. Пётр находился ближе к левому краю группы. Он слышал слова лейтенанта, и в нём отчаянно боролись чувства эйфории от приливающей к организму воды и страха перед надвигающейся смертью.

– Организаторы беспорядка, – обратился лейтенант к грязным, мокрым перепуганным людям, – за невыполнение приказа по закону военного времени вы приговариваетесь к расстрелу. Отойти на десять шагов вправо и выстроиться в шеренгу! – Держа револьвер в согнутой руке, он указал им на место, куда должны были стать несчастные.

Пётр в числе обречённых побрёл на место, указанное лейтенантом. До него начал доходить смысл происходящего. Стало страшно и жутко. Вдруг чувство безысходности захватило всё существо Петра. За несколько секунд пути до места расстрела в голове пронеслась вся жизнь: самые лучшие, яркие и красочные моменты его короткого бытия фейерверком промелькнули в сознании…

«Почему так быстро всё заканчивается? Это несправедливо! Во мне ещё столько сил и энергии. Разве для того я появился на свет, чтобы так нелепо и глупо умереть в 21 год?» – вопросы без ответа, перемешанные с сильнейшими эмоциями страха, растерянности и жалости к себе, к своей загубленной жизни лавиной захлёстывали мозг и всё существо Петра. Глаза налились слезами и две тоненькие струйки потекли по щекам.

– На колени, саботажники! На колени! – резкий голос лейтенанта госбезопасности прозвучал как раскат грома среди ясного неба, а его неумолимый свирепый вид свидетельствовал о неминуемости расправы. – Занять исходную позицию для приведения приговора в исполнение! – обратился он к НКВД-истам. Те стали в ряд напротив приговорённых. – Целься!

Пётр вместе с остальными опустился на колени. Его руки дотронулись до пожухлой степной травы. Он сорвал одно растение, начал жевать сухой стебелёк и ощутил во рту чуть горьковатый травяной привкус. Затем посмотрел в бесконечное синее небо, вспомнил, как в юности, точно так же сливаясь с этой голубизной, мечтал о служении своей любимой Родине. Не успел… Не дали… За что?! Слеза снова покатилась по щеке.

– Огонь! – скомандовал лейтенант.

Грохнул залп и стоявший на коленях возле Петра заключённый безжизненно клюнул землю. Упали ещё три человека в других местах шеренги.

– Заряжай! – продолжал командовать лейтенант госбезопасности. – Целься!

Вдруг дунул свежий предвечерний порыв ветра. После страшной жары приятная прохлада пробежала по коже, чуть растрепала слипшиеся волосы. Лёгкой зябью заколыхалась степная растительность. Приближающееся к горизонту кроваво-красное солнце безразлично смотрело на мышиную возню людей. Пётр перевёл взгляд на группу НКВД-истов. Нацеленная на него винтовка указывала штыком прямо в грудь. Пётр посмотрел в дуло.

«Неужели грубый кусок свинца сможет разрушить, навсегда уничтожить мою единственную в мире, такую прекрасную, уникальную и родную, неповторимую, тонкую и чувствительную душу? Нет! Это абсурд! Душу может уничтожить только такая же высокоорганизованная, но злая субстанция. Это может сделать только душа дьявола… Нет, всё происходящее – неправда, мираж, дурной сон! В действительности этого просто не может быть!» – испуг, страх, жажда жизни, мечущиеся мысли: всё перемешалось в естестве Петра, огромным прозрачным чёрным шаром затмив сознание.

Находясь в состоянии аффекта, он почувствовал, будто бы отрывается от действительности, поднимается над всей этой суетой, воспаряя в серебристую сияющую вышину. Там, внизу, на коленях стоит его тело. А его суть, его душа, пребывающая на пороге вечности и вкушающая прелесть единения со святым духом, с сарказмом наблюдает сверху за происходящим. Взгляд обратился к прекрасному свечению, исходящему с небес.

«Бросить всё и лететь, нестись к этому упоительному манящему свету, где так хорошо, красиво и спокойно, где величественная чистота вселенской мудрости примет меня в своё лоно, ничего не требуя взамен!» – мелькнула спасительная мысль.

Но что это? Вдруг Пете непреодолимо, безудержно захотелось опять слиться со своим телом, и душа тут же устремилась назад, к своей плоти и вошла в неё, слилась с ней, испытав короткий, еле уловимый, но такой прекрасный миг экстаза.

Пётр встрепенулся. Винтовка продолжала смотреть в грудь. Но ему уже не было страшно. Теперь он знал, что его душа не может умереть – это невозможно! Его суть, его дух, а значит и он – бессмертны! Восторг от чувства единения с вечностью, от ощущения себя как частички бесконечно великого божественного духа, захлестнул существо Петра. Он с вызовом упёрся своими чистыми сине-зелёными глазами в глаза целящегося в него человека; тот не выдержал взгляда и отвёл глаза в сторону.

«А может быть дьявол – это лейтенант?! Посмотрим, что он сможет противопоставить обретённой мною душевной силе», – подумал Пётр.

Но всмотревшись в выражение лица руководителя группы, он за маской непреклонности вдруг обнаружил загнанного в угол зверька, вымаливающего прощения у Господа Бога.

Лейтенант поднял руку, давая знак НКВД-истам приготовиться к залпу… Но Пётр улыбался: он постиг высшее знание и не верил больше в способность этих жалких лицедеев самостоятельно вершить судьбы.

– Отставить! – с облегчением сказал лейтенант. – На этот раз вы помилованы, но в случае повторного саботажа пощады не будет! Занять места в хвосте колонны и продолжать движение. – А затем, обращаясь ко всем, добавил: – Примерно через два часа пути мы достигнем места назначения – железнодорожной станции, в которой должна быть вода. Там все смогут напиться. Но чтобы не попасть в лапы немцам, идти нужно быстро, без остановок. Не делайте роковых ошибок, не заставляйте меня применять крайние меры. Шагом марш!

Колонна двинулась дальше. Только после нескольких сот метров пути к Петру начало возвращаться привычное ощущение цельности всего организма. Постепенно он почувствовал, что в нескольких местах тело страшно болит: это ушибы – последствия борьбы за воду у лужи. Но то были такие мелочи в сравнении с наслаждением от утолённой жажды.

Напуганная немецкими самолётами, близкими отзвуками боёв и критической ситуацией с дисциплиной, охрана через каждые две-три минуты обречённо кричала то «Шире шаг», то «Шаг вправо, шаг влево – считается побегом: стреляем без предупреждения!», то применяла ненормативную лексику.

Но Петя как-то мало обращал внимания на эти выпады. Его взбодрённое порцией воды тело будто бы обрело «второе дыхание», и теперь он шёл даже как-то достаточно бойко по сравнению с измученными и истерзанными неудовлетворённой жаждой товарищами по несчастью.

Оставшийся до станции путь этап прошёл относительно благополучно, если не считать двух отказавшихся идти дальше заключённых, которых, согласно инструкции, охране пришлось пристрелить. В самом начале населённого пункта на пути колонны встретился колодец, и лейтенант позволил людям организованно напиться, а также наполнить свои фляги и другие ёмкости водой.

 

Добавить комментарий

ПЯТИОЗЕРЬЕ.РФ