Владимира Павловского

 

В. Павловский.

Была суббота…

 

Я помню, то была суббота –

Ну самый мой любимый день!

Когда не надо на работу,

Истома в членах, все так лень.

Уютненько лежу в постели.

Под нос тихонечко храплю,

Забыв о трудовой неделе.

Все так, ей-богу, как люблю!

И дивный сон какой-то снится

Про то, как кушаю я пиццу

На море где-то, может в Ницце,

С какой-то юной чаровницей.

Она прелестна и скромна,

Чувств замечательных полна.

Я вижу: дышит так глубоко,

Так грудь вздымается высоко.

Так замечательно чиста

Улыбка девичья. Уста

Приоткрываются так томно

И зубки в них блестят нескромно.

Как вся она полна любви

И уж горит огонь в крови!

Вот я пою ей серенаду…

Но тут Чак-Моль бежит из ада.

И веет хладом гробовым,

И эхом жутким громовым

Вдруг прорывается сквозь сон

Машунин голос: – Эй, пижон,

Вставай. Пора. Нам надо к маме!

– Родная я еще в пижаме!

Дай, милая... Ну хоть часок.

Я должен выглядеть достойно.

А сердце бьется неспокойно ...

Не то – скорее это шок!

Тащится к маме – это круто!

– Ах, дорогой, не рад ты будто?

Ну ладно съезжу я одна.

Гони-ка мне ключи от джипа!

Ну, просто чудо – не жена!

Но отдаю ключи со скрипом.

Машуня тот еще ездок,

Признаюсь тихо, между строк!

Она уехала. Я нежусь

В постели. Как же повезло!

И мыслью горделивой тешусь –

Моя победа, всем назло!

Ух, как я проведу субботу!

Потом решу! Сейчас охота

Поспать ...  и сплю,

                Наверно, где-то с час.

Затем сквозь сон я слышу раз –

Звонок звенит, затем еще…

Ну как-то очень горячо.

Кому приспичило то, б..ть!

Надев халат иду до двери.

Пока плетусь звенит опять!

Не люди, б..ть… а просто звери!

Дверь открываю – вижу что ж?

Соседка! Ей, .ля, невтерпеж!

Она меж тем зовет: – Машуля!

Глаза – ну, будто, кирпичи!

– Постой, Наташ! Машуля в Туле

У мамы. Только не кричи!

Привет! Скажи, да что с тобою?

Вид у Наташки, ну такой,

Как у троянки, когда в Трою

Ворвались греки и разбой

Устроили победный свой!

Халат на ней какой-то рваный.

Глаза припухли как-то странно.

Стоит, и слезы на глазах,

И неуверенность, и страх!

Понятно все! Небось, с Егором

Опять какая-то беда.

Опять какая-нибудь ссора

Иль в этом роде ерунда.

– Наташа, может быть чайку?

Давай-ка, проходи быстрее.

Сейчас я чайник разогрею.

Тебе добавить сахарку?

Сидим на кухне – чай гоняем.

Молчим неловко и скучаем.

Чем даму милую развлечь?

Что говорить ей-ей не знаю…

От грустных мыслей как отвлечь?

Совсем-совсем не понимаю.

И думаю теперь суббота,

Пришла не вовремя ты что-то!

О, Боже! Хочется так спать.

Ну как домой тебя прогнать!

Но тут во мне какой-то бес

Проснулся и вперед полез:

– Наталья, может коньяку!

Давай с тобой по рюмке хлопнем.

Не то от чая точно лопнем,

Прогоним чертову тоску!

– Давай! – Наталья и не против –

Ей нужно как-нибудь снять стресс!

Коньяк тащи получше, – вроде,

Опять нашептывает бес!

«Камю» на стол, две рюмки рядом.

Лимончик, груша, шоколад.

Чего еще для жизни надо

В субботу?

                – Знаешь, как я рад,

Наташа, твоему приходу!

Давай, Наташка! За тебя!

За встречу нашу! За субботу!

Наташа слушает, сопя.

Две рюмки хлоп… и провалились,

Поддав душевного огня.

Наташины глаза налились

Слезами – смотрит на меня!

Ой! Нет, нет, нет не допустить!

Еще соплей тут не хватало.

Еще по рюмке пропустить!

– Ты как, Наташенька?

                Устало,

Все так же смотрит и молчит.

На ней какой-то груз. И давит!

Никак ее он не оставит.

А бес во мне опять скрипит:

Ну помоги, дурак, же тетке!

Налей скорей еще по сотке,

Что дальше будет – поглядим!

И я, похоже, движим им:

– Еще, Наташенька, Камю?

Мы пьем одну, затем другую.

И не проходит в холостую.

И я уж весело воркую,

Лимончик вкусненько жую –

Мне коньячок попал в струю!

Болтаю. Глупый анекдот,

За ним другой. Смеюсь вдруг тупо!

Со стороны все это глупо,

Но все ж работает и вот:

У ней улыбка на устах,

И ест кусочек шоколада,

И говорит умильно: – Ах,

Сосед! сосед, ну как я рада,

Что дома оказался ты!

У нас с Егором спор культурный.

И не совсем литературный

Разговор потом …

                на многие листы.

Однако суть его в любви.

И о любви у них все споры,

Любвеобильности Егора,

Как хочешь это назови!

То, что он хочет не могу

Позволить я никак ему! –

Наташа скромно заявила

С какой-то внутреннею силой!

А он вот требует и все.

Что с ним поделать, е-мое!

Ну будто я какая шлюха.

Сегодня мне халат порвал –

Какой ублюдок! двинул в ухо!

Распсиховался и сбежал!

Наташа так разволновалась,

Вдруг губки полные надув:

– Плесни, сосед! Что там осталось!?

Да ну его, ей-богу! ... Уф!

И отодвинув табурет,

На ножку ножку положила!

Не понимаю в чем секрет,

Но выглядит ужасно мило:

Халат раскрылся ненароком –

Какая стройность, белизна!

И понял я к каким урокам

Готовит нас теперь весна!

Ах, Боже мой! Ну что за ножки –

Ну что за прелесть, что за стать!

Нет, полюбуюсь все же, трошки –

Ну как с собой тут совладать?

Вот мы встречаемся глазами

И заворожено молчим!

Мы, как актеры в глупой драме,

Играют то, что пишут им!

Гляжу – и чувствую угрозу.

Не знаю, что и предпринять.

Но тут она меняет позу

И глаз не оторвать опять.

Она немного наклонилась,

Скрестивши руки впереди

И взгляду моему отрылась

Вся прелесть молодой груди.

Ее халат не смог, ей-богу,

Их полностью укрыть собой.

Быть может видно не так много,

Но, Боже мой! Но, Боже мой!

Я встал неловко от смущенья!

О, Боже! Куда деть глаза.

В груди огонь, сердцебиенье…

Что делает со мной коза!

Что ж делать дальше? Я к окошку.

Кляня себя: что за кретин!

Уф! отдохнуть хочу немножко

От обольстительных картин!

Стою в окошко тупо глядя,

Как обойденный лаской кот,

Но вдруг она подходит сзади

И чую обнимает! Вот

Ручки нежно и проворно

Ласкают спину, плечи, грудь!

Стою, не двигаясь покорно,

И даже плаваю чуть-чуть!

А ручки ниже, ниже, ниже!

Что, черт возьми, за баловство?

Ее дыхание все ближе,

И вот обняли естество.

И мысль противная о Маше…

Но все, владеет мною бес!

Он там внутри! И он в кураже

В безумный блуд меня понес!

И я халат с нее срываю,

Коньяк, лимон – все на полу!

Ее на стол! И обнимаю

В каком-то яростном пылу!

Гляжу на грудь ее – ложбинка

Прелестная меж двух бугров.

Глаза огромны – в них бесинка

И жар от тысячи костров.

Во мне не бес уже, а демон

С желаньем диким обладать!

И отличается лишь тем он,

Что хочет грудь ей разорвать!

И сердце вырвать. Упиваясь,

Пустится в пляс и заорать!

И надо мною издеваясь,

Он начинает хохотать.

До боли зло, внутриутробно!

Наташа в ужасе! Огромно

У ней расширены зрачки.

Глазищи лезут из орбит

И сердце бешено стучит!

Где нож? Где нож? – мой демон рыщет!

Бутылка! Бьет ее об стол!

Стекло скрипит – осколков тыща.

Еще б момент и все б вспорол!

Наташа будто онемела!

Рот в диком ужасе раскрыт

И жуткий страх… дрожит все тело!

Ни звука, только лишь мычит!

Но вот прорвался! Заорала!

Какой-то страшный визг и стон!

Рывок! Удачно! Побежала,

К двери! Быстрей! быстрее вон!

Один стою посреди кухни:

Какой ужаснейший разгром!

Сознание вот-вот потухнет,

А в голове Бом-бом-бом-бом!

И сердце бьется ду-ду-ду!

Шатаясь, будто бы в бреду,

К кровати медленно иду!

Но вот дошел и сразу рухнул

Почти в небытие, во мрак!

В последний раз завыл и ухнул,

 И успокоился призрАк!

 

 

Добавить комментарий

ПЯТИОЗЕРЬЕ.РФ