А. Агарков.

Звездный час

Котельную остановили. Всё, отопительный сезон завершился для нас – началось время отпусков и ремонта.

И буквально на второй день ко мне нагрянула, ну, очень представительная комиссия в составе – Шумаков, Кузаков, кто-то там из котлонадзора и, конечно же, критики из «Облкоммунэнерго». Это они все и затеяли. Хотели наглядно показать котлонадзору и Шумакову, конечно, что получается, когда за дело берутся дилетанты.

Что я испытывал, когда моему сварщику приказали вырезать сектор из трубки котла, который всю зиму был в эксплуатации, словами не передать. Ведь после обрыва болта крышки задвижки в колодце под боком котельной точно такая же конфузия случилась с болтом на циркуляционном насосе – крепежный элемент истончился и оборвался.

Я лаборантке показывал талию у крепежного элемента:

- Знаешь, от чего это получается? От твоего ИОМСа. Не много ли фосфора льешь, дорогая?

Танюша, конечно, смутилась.

- Лью сколько рекомендовано – ни больше, ни меньше.

Все, кто был в курсе проблемы – Горбач, Спешилов и ежи с ними – мне предрекали скорый крах всей отопительной системы. Мол, трубы трасс и батареи чугунные утоньшатся до размера листа бумажного. Вот тогда и попляшем мы лютой зимой!

А теперь я стоял, весь тревогой снедаемый от нехороших предчувствий, и дожидался вещдока своих преступлений – тонкую как картонка стенку у трубки. Я никогда еще в жизни не умирал. Я не знаю, каково это – умереть. А сейчас, в ожидании разоблачения и позора, думал – лучше бы мне умереть.

Между тем, Дудоров вырезал полукруглый сектор дюймовой трубы; маску снял и сказал:

- Дайте воды.

Оператор принес полведра воды. Витя кинул туда горячий кусок металла. А тот пшикнул в сердцах и притих.

Высочайшая и очень строгая комиссия окружила сосуд. Ну, кто рискнет достать из него вещдок? Рискнул Шумаков – закатал рукав белой рабашки и сунул руку в воду за остывшим металлом. Поднял, поднес к глазам, в пальцах его повертел, удивленно сказал: «Твою мать!» и передал железяку представителю котлонадзора.

Признаться, после его слов у меня мурашки со спины разбежались.

А Шумаков, дав надзирающему за котлами налюбоваться на результат нашей водохимочистки, воскликнул:

- А?!

Вырезанный кусочек трубы перешел в руки представителю «Облкоммунэнерго». И снова последовал комментарий первого заместителя Главы района:

- Вы могли себе такое представить?

Кусок железа у Кузакова. Шумаков панибратски хлопнул его по плечу:

- А пойдем проверим твои котлы.

Кузаков не смутился:

- Виктор Григорьевич, первую зиму после пуска я эксплуатировал эту котельную.

- И что, так же чисто было?

- Но не вырезали же. Может, и так.

- То-то и оно, что может быть. А у нас так – и никаких гвоздей!

Наконец, кусочек трубы достиг меня. Нормальной толщины… С очень чистой внутренней поверхностью… Никаких намеков налета минеральных солей. Уфф! – с облегчением выдохнул. А потом прихлынула гордость за наши труды.

Шумаков забрал у меня вырезку из трубы.

- Я его в Администрации под стеклом хранить буду – как экспонат.

Экспонат не экспонат, но рассказывали побывавшие в кабинете первого заместителя Главы района – вороненый кусочек трубы долго лежал на столе Шумакова. А потом переместился в шкаф.

Вот так мы закончили отопительный сезон. На первый взгляд могло показаться – ничего существенного не произошло. Но произошло и достаточное многое.

Во-первых, мы научились работать с ИОМСом без всяких профессоров и кандидата наук с сексуальным голосом.

Во-вторых, мы вообще научились работать, долго притераясь и не понимая друг друга.

В-третьих, котельная окончательно стала нашей и других вариантов не наблюдалось.

Для Шумакова и районной казны лично я оказался весьма кстати – в свое время и на своем месте. И теперь мне сам черт не брат…

Скажите – ну, самохвал. Ну, а не похвалишь себя – кто похвалит?

Проводив комиссию, зашел в операторскую, где волновались и переживали наши котельщики – все, кто был сегодня на смене.

- Ну, как там? Что там? Расскажи.

Я повернулся к Корабельниковой.

- Танюша, это твой триумф! Дай я тебя расцелую!

- Ну, что вы, Анатолий Егорович, - лукаво улыбаясь, сказала лаборант. – Прямо так сразу. Хоть бы поухаживали немного.

И все облегченно рассмеялись.

- Премию, в студию! – закричал Спешилов. – Премия лучше поцелуев.

- Обязательно, - сказал я. – При первой же встрече с Шумаковым.

И попросил её для Танюши, только Виктор Григорьевич отмахнулся:

- К Кожевникову с этим вопросом.

А с того взятки гладки.

- Какую премию, к черту? Вы и так все получаете, как горные инженера. Мне в платежную ведомость смотреть страшно. А уж подписывать…

- Так мы и пашем, Владимир Михайлович, как три комхоза вместе взятые…

- А кто заставляет? Вот-вот, ваша жадность.

Я пожал плечами и умолк. Все достаточно сказано. Больше я ничего ему не смогу доказать. По крайней мере объяснить, чем обусловлены наши заработки. Он считает и будет считать, что моей близостью к Шумакову. И слава Богу, что не знает, сколько в действительности мы зарабатываем. Кондратий тогда бы хватил директора муниципального предприятия «Увельский комхоз».

Бездействие – рациональный и единственно верный способ существования муниципальных предприятий. Так не только Кожевников считает.

Но так не считаю я…

Если бы Кожевников смог увидеть меня таким, какой я на самом деле есть – сгустком концентрированной жизни, экономившим время даже на сне, пирушках и женщинах в угоду полезной работе и творчеству – он бы, наверное, ужаснулся. А я считаю, у человека есть два якоря в море судьбы – его сердце и разум. Пусть общество существует, как захочет – мне оно не указ. Я тоже, наверное, поддался его стихиям, если бы не мои якоря…

И кто же я тогда есть?

Тугой узел амбиций в человеческой личине, видевший в смерти, по обыкновению древних, лишь обретение покоя, или бессмысленная медуза в океане вселенной?

Время покажет… 

Итак, для нас наступил период ремонта и отпусков.

Операторов приказом Кожевникова перевели в сторожа и оклады понизили ровно в два раза. Людмила в отпуск без содержания ушла на все лето – огородом и садом заниматься. Но от полставки кладовщика не отказалась – по-прежнему по звонку появлялась. Сторожить вместо нее стала Танюша, которой все равно надо было мыть полы в административном корпусе. Вместо премии от начальства за отличную работу в отопительный сезон я, с одобрения всего коллектива, разрешил ей махать шваброй, макая её в ведро, один раз в четыре дня.

 Перестановки эти для меня означали три положительных момента:

- котельная по-прежнему была под надзором круглые сутки; и кроме того, девчонки попутно с дежурством делали мелкий ремонт в рабочем зале – белили котлы, красили трубы, в операторской все переделали, как хотели…

- у телефона всегда находился дежурный; ведь мы продолжали техническое обслуживание всей округи, дополнительно заключив договор с комхозом на аварийные ремонты и восстановительные работы в жилом секторе; другим подписантом его выступил я, как физическое лицо – лови меня, губошлепка налоговая!

- возобновились встречи наши с Любашей на сексуальной основе каждой ночью во время ее дежурства.

Впрочем, она и со Строгоновым связи своей не прекратила – такая вот любвеобильная дама досталась нам. Вместе с Вовиком они работали в общежитии над восстановлением жилых комнат и вытворяли там, оставшись наедине, что хотели. 

В эту авантюру с полуразвалившимся общежитием я таки втравил нашу команду, публично переборов Спешилова. Дмитрич в спорах наедине напрочь отказывался – мол, не дадут нам постричь купоны, и труд пропадет напрасно. Тогда я выставил тему на всеобщее обсуждение. И меня, как ни странно, поддержали.

Суть проблемы вот в чем. В бывшем рабочем общежитии ПМК-442 жили теперь невесть кто и невесть как. Те, кто со временем находил жилье лучше, перебирался туда, бросив на произвол судьбы убогую и поднадоевшую комнату. Только этой зимой мы в трех таких отрезали отопление, чтобы не разморозить трубы и не греть понапрасну окружающий мир. 

Я предложил – давайте отремонтируем и будем сдавать в аренду. Кому? – второй вопрос. Будем искать, давать объявления, рассмотрим любые предложения – от физических лиц до частных контор.

Я понимал, что одним ремонтом брошенных комнат там не обойтись. Чтобы отреставрированная площадь имела хоть какую-то привлекательность, как жилье или помещение взятое в наём, необходимо и над всем зданием потрудиться – починить подъезд и входные двери, комнаты общего пользования… умывальни, кухни, душевые и прачечные. А главное – сделать туалеты на этажах. До сих пор его жильцы справляют нужду в холодном на улице. Все это предстоит сделать на свои средства – финансировать наше тимуровство никто не собирался.

Когда еще только задумывался над этой темой, сходил в «Службу Заказчика» к Валентину - провентилировать: а платят ли жильцы общежития ему за тепло и воду? Оказалось – нет. «Бомжатником» и «ночлежкой» обозвал сей притон Ким. Это усложняло дело и в то же время облегчало его.

Усложняло тем, что денег ни туда, ни отдуда ждать не приходится.

Облегчало тем, что для отчаянных и злостных неплательщиков мы сами могли выступить властью и построить их в струнку.

Эта фраза моя при всеобщем обсуждении темы очень понравилась слесарю Строгонову – он прямо таки ухватился за неё двумя руками. Вовок попросил назначить начальником его на эту стройку. И Любовь Васильевна поддержала сей почин, выразив желание работать не за реальные бабки, а за возможнось впоследствие сдавать отремонтированные комнаты квартирантам. Может, она хотела себе жилплощадь присмотреть. Может, и у Строгонова были какие-то меркантильные планы на общагу или её подвал. Так или иначе меня поддержали, и Спешилову пришлось уступить.

Только не считайте, что я – кремлевский мечтатель. Нет, на голом энтузиазме не  собирался восстанавливать общежитие и его обширный подвал.

Ну, во-первых, жилые комнаты и закутки под ними, сдаваемые в аренду, действительно сулили реальный доход.

Во-вторых, я надеялся кое-какие материалы перехватить для ремонта общежития в комхозе и списать их на котельную.

В-третьих, мы не собирались одни упираться; провели работу среди жильцов под девизом: делаем для вас – делаем с вами. И ведь никто не отказался. Вовик первое время только этим и занимался – ходил по комнатам и поднимал трудовой энтузиазм жильцов. И поднял – он покатился как лавина с горы. На работу все, кто мог, выходили; и материалы нашлись, и инструменты…

К началу лета дело таки закрутилось.

Еще одним объектом, где Любовь Васильевна тем летом трудилась, был ремонт подъездов жилого сектора Восточного микрорайона. Комхозу таки дали на это деньги, а я выпросил этот подряд под своих ребят, заключив договор на себя, как физическое лицо. Гладышев с помощником, которого определял ему Спешилов, ремонтировали двери. А Люба их красила, а еще панели и батареи… стены белила… И так подъезд за подъездом.

В котельную нам практически ничего не дали – ни технику для свала трубы старой котельной, ни материала для строительства вышки под расширительный бак, ни труб для выборочного ремонта теплотрасс, ни утеплителя для тех же целей…

Я выписал в комхозе кирпич, цемент и песок. Все перевез на «попрошайке» и приступил к строительству колодцев над задвижками теплотрасс. Всего их надо было сделать шесть штук. За каменщика у нас Володя Резников, а крышки с люками на шарнирах делал Гладышев вместе с петлями для замков. Спешилов посылал к ним подручных.

Я заключил еще один договор на строительство теплотрассы в гараж ветлечебницы. Они закупили трубы. Мы приступили к работе. Для изоляции труб, несущих тепло, решили поместить их в деревянные короба, заполненные гречневой шелухой – дешево и надежно.

Директор «Стандарта» по-прежнему думал.

Все! Микрорайон Восточный себя исчерпал в плане калымных работ.

Напомню, что мы имели.

Дежурство в котельной и мелкий ремонт. Строительство шести кирпичных колодцев вместе с крышками и люками над задвижками теплотрасс. Техническое обслуживание всех административных зданий и жилых двухэтажных домов. Ремонт подъездов жилых домов с заменой входных дверей. Строительство теплотрассы в гараж ветлечебницы. Практически капитальный ремонт общежития. Параллельно функционировали автомастерская Горбача и восстановительный участок Ромашки.

На все про все у нас было пятнадцать исполнителей, включая полукладовщицу Людмилу, и один начальник.

Спешилов являл настоящий талант организатора, назначая старших участков и манипулируя их помощниками. Только не думайте, что у нас процветал жесткий режим ГУЛАГа, времен жизни и деятельности Сосо Джугашвили. Единственно, во что вмешивался Спешилов, это срочное устранение поломки по заявке из административных заведений и жилого сектора – туда он посылал людей своей властью, назначая сколько надо и кого конкретно. А на остальных объектах люди трудились вполне добровольно. Пришел, поработал – получил часы в зачет. Съездил с семьей на озеро? – за свой счет. По этим зачетным часам, отмечаемых Спешиловым в записной книжке, в конце месяца делился весь наш дополнительный приработок.

Рабочий день для нас начинался в 8-00 и заканчивался в 21-00. Работали без выходных. Но прогулов не ставили. Даже если кто прогулял по личным делам и те часы, которые оплачивал оклад комхоза, он за собой его сохранял – не оставлять же деньги Кожевникову. Справедливость восстанавливалась за счет посторонних заработков – ведь кто-то этот прогул отработал.

Полный набор рабочих часов автоматически имели два человека – я и Спешилов. Дмитрич – как бригадир и учетчик рабочего времени каждого члена коллектива. Я – как автор всех затей и подписант большинства договоров.

Грамотным языком говоря – у нас с бригадиром был ненормированный трудовой день. Остальным приходилось нарабатывать свои часы в указанное время и дни. Причем, оплаченное комхозом, никому в зачет не шли.

Чтобы было понятней, приведу пример наглядный – вышел, скажем, Ротанов в понедельник 8-00 и отработал на объектах котельной до 21-00. До 17-00 он трудился в счет своего оклада сварщика, а остальные – как участник калымного процесса. И в зачет шли четыре часа, где бы и кем он не трудился; пусть даже в подручных у каменщика. Мы не классифицировали калымные деньги по профессиям и классностям – вышел, отработал час, получи единичку в блокнот бригадира.

Хочешь работай, хочешь нет. Но, по крайней мере, сидящих без дела в котельной уже не наблюдалось. Разве только в сильный дождь – да и то только те, кто работал на трассах.

Особая статья – Горбач. Если он справлялся с очередной машиной без помощника, то платил нам только аренду бокса. Если приглашал кого-то, оплачивал и за помощь.

Все было честно, наглядно и демократично – трудись и трудись без всяких споров. По-моему, люди охотно выходили в неурочное время и выходные дни: знали – своё получат, и никаких наколов.

Да и как не выходить! В котельной, несмотря на ремонт, всегда уют, чистота и порядок. Отношения между членами рабочего коллектива, как в хорошей семье. В такую атмосферу ноги сами несут. 

Сыну моему в этом году исполнилось пятнадцать лет. И когда парень попросился на лето переехать ко мне и поработать с моими ребятами на калымах, я скорее обрадовался, чем испугался. Он воспитан джентльменом-дедом и очень культурной бабулей. Каково же их будет отчаяние после трудового лета увидеть внука курящим, пьющим и матерящимся.

Но после отчаянных разборок и воцарения Спешилова в бригадиры, все как-то само собой устаканилось – пьянство, свары и сквернословие куда-то запропастились. Отношения в коллективе стали добропорядочными, а сами люди душевными и веселыми. Такие плохому не научат.

Сын переехал ко мне и стал работать, сердце радуя.

Даже животные к нам в котельную прибились замечательные.

О кошках что говорить – они всегда найдут себе ласку. И за кусочек колбаски в чашке избавят вас от мышей и крыс.

Однажды собачушка появилась беспородно-лохматая – мелкая, лопоухая, с пронзительно громким лаем. С чьей-то легкой руки прозвана была Матильдой. Через неделю всех своих она уже узнавала по походке, а гостей обозначала сразу же при входе на территорию.

Мало этого. Была у неё еще одна замечательная способность. Может, дар свыше?

Не знаю какими путями, каким чутьем или собачьим разумом поняла наша Матильда вислоухая, что звонки телефона так важны операторам. Только услышит – а слух у неё отменный – и бежит к дежурному оператору-сторожу, где бы он не был (хоть даже закрылся в туалете) и донимает лаем: мол, телефон звонит, давай поспеши в операторскую.

С таким сметливым и быстроногим помощником котельная днями стояла с распахнутыми дверями – а это очень важно при покрасочных работах. Сторожа занимались ремонтом, а звонки дублировала Матильда – причем, на порядок громче. И посторонних останавливала далеко на подступах к дверям открытым. Лучшего охранника не придумать.

Но пойдем дальше.

Прошлой зимой – в самой её середине – закончилось сено, которое я заработал у фермера Бородина. Мама сказала: «Ищи. Будем покупать». Случайно в Райтопе, оформляя привозку угля для отопления дома – газ мы провели только этим летом – столкнулся с Главой Хуторского поселения. Алексея Васильевича интересовала та же проблема. Разговорившись, закинул ему вопрос о сене – нет ли излишек на продажу? Лычагин-старший пошел мне навстречу – предложил кузов трактора донника по сходной цене.

Донник, скажу я вам, это такая штука – аромат, парфюма не надо. И корм питательный. Пока перетаскивал его в огород от ворот, выпустил коровку нашу полакомиться. Та с дуру так налопалась, что…

Мама потом рассказала – её будто кто подтолкнул среди ночи. Встала, оделась, пошла в стайку. А там корову нашу пучит – объелась ароматного корма. Почти до утра мама её по двору водила, заставляя двигаться, чтоб не лопнула. А я безмятежно спал в это время, умаявшись на такелажных работах.

Так вот, Глава Хуторской территории снова встретился мне в начале ремонтного сезона.

- Алексей Васильевич, такая тема – не найдется ли у вас калыма для классных сварщиков и слесарей? У меня котельная встала, люди без дела и материалов – работы просят. Может, у вас есть что для нас?

Лычагин подумал-подумал и сказал:

- Отопление планировал обновить в Администрации.

- А трубы и батареи есть? Мы хоть завтра приедем к вам.

- Батарей там не будет. Трубы большого диаметра, вода горячая под давлением из котельной – вот и вся затея.

- У меня дома такая система. Только вода там движется конвективно. Сколько заплатите? Мы сделаем…

- Планирую… - Глава Хуторской Администрации озвучил сумму.

Я о подробностях:

- Какие трубы у вас? Сколько их? Сколько потребуется стыков сварить? Есть ли отводы такого диаметра?

- Ты позвони мне завтра. Я посмотрю все, посчитаю, скажу.

На следующий день я позвонил. Лычагин мне выдал всю информацию. Сел за расчеты. Закончив, перезвонил:

- По государственным расценкам за монтаж такого объема полагается… - озвучил свою сумму. – Качество гарантируем.

Лычагин подумал-подумал и согласился:

- Приезжайте со своим аппаратом и инструментами.

- Это конечно.

Новый объект предложил Спешилову. А Виктор Дмитрич меня удивил.

- Там делов-то всего на два дня. Давай возьмем Резникова и сгоняем втроем. Сумму в общий котел вносить не будем. И вообще никому про Хуторку ничего не скажем.

Ну что тут возразишь? Стоит ли из-за двухдневного круиза в сельскую местность ссориться с бригадиром? Людьми управляет он – если что просочится в массы, пусть сам и разгребает.

Поехали мы втроем. Сняли батареи старые, хотели уже трубы монтировать, но возникла проблема. Здание вмещало в себя два подразделения – Администрацию Хуторской сельской территорию и местное отделение почты России. А отопление общее проведено. Лычагин меняет на своей половине: холодно зимой – видимо, батареи засорились. А как же соседи?

Алексей Васильевич поясняет – говорил он с ними, они не хотят.

Тогда смысл менять? Если батареи засорились и не греют, значит мал проток теплой воды. Смена труб здесь ничего не даст: воду будут тормозить батареи там – на половине почты. Глава Администрации совсем растерялся.

Выход нашел Резников. Он предложил закольцевать подачу с обраткой отдельно для почты и отдельно для Администрации – получатся два контура в одном здании. Там, где трубы, где нет затора, давление воды передавит – и у Лычагина будет теплее. А в отделении почты станет еще холоднее. Но ведь это их проблемы – верно?

Так и сделали. Проложили большие трубы по стенам Администрации и закольцевали два контура. На входе и выходе теплотрассы поставили два тройника.

Два дня работали. В воскресенье закончили. В понедельник получили в расчет оговоренную сумму. Но поскольку опрессовки не было и пока провести невозможно, торжественно поклялись – в случае чего, сразу, без проволочек приехать и огрехи исправить.

Забегая вперед на четыре месяца, скажу – они были: побежала вода в нескольких стыках. Сразу же после звонка Лычагина закинули мы в багажник «запорожца» газопроизводящий агрегат моего зятя и его самого в салон авто. Ох, и поругался же Владимир Андреевич на нас, нерадивых, исправляя огрехи Резникова. Но уж после его работы замечаний не было вовсе.

Резников другим отличился. По дороге обратно после расчета по его просьбе заехали в инкубатор совхозный, и Володя приобрел за наличные деньги десять двухдневных гусят.

Оно ему надо?

Дело в том, что про гусят этих ходила в Увелке дурная слава – мол, мрут, как мухи. Если из десятка один-два доживут до зимы, считай повезло. И это при хорошем уходе.

А у Резникова кому ухаживать? Семья все еще живет в Ташкенте – квартиру там продают и мебель (не оставлять же чебурекам свое добро!) При переезде в Увелку Владимир Николаевич купил домик на улице Советской и жил в нем пока один.

С утра до вечера он в котельной. Возвращается только ночевать.

Утром распахнет двери стайки, насыплет корму, нальет воды, и гуляйте, пернатые, сами по себе – без надзора и ухода. А сколько опасностей вокруг таится – коршун в небе, кошки соседские… Улица Советская – самая центральная во всем поселке. И машин полно, и недобросовестных пешеходов… А гусята шмыгали в подворотню и в кювете копались… В огороде траву щипали, пропалывая картофель за хозяина…

Мы в котельной каждый день Резникова донимали:

- Ну, как там гусята?

- Целы все, - отвечал Володя и продолжал с презрительным видом, очень обидным для гусят. – Что с ними сделается? Нажрутся и серут…

Не верилось. При любой возможности я заходил к нему и пересчитывал суетливые рыжие комочки. Действительно, все сохранились. А миновав пуховый возраст, превратились в очень важных и гордых птиц. Таким уже не страшны коршун в небе, кошки соседские, вороватые пешеходы… А машины сами от них шарахались.

Конечно, не очень порядочно мы поступили, утаив калым, но я теперь знал, где их искать. А искать их надо было в совхозе «Южноуральский». Совсем недавно он стал подсобным хозяйством могучего гиганта «Южуралтрансгаз». Сразу много проектов богатые газовики закрутили, для северных широт готовя гостинцы – совхоз-то плодово-ягодный – и денег бухали Магометову гору.

Однажды завел «запорожец» и поехал в Березовку. Нашел главного строителя и предложил свои услуги – мол, бригада сварщиков и слесарей из котельной жаждет работы.

- Из котельной? – встрепенулся мой собеседник. – Теплотрассу сварить сумеете?

На мой кивок сунул под нос бумагу.

- Вот смета. Если сумма устраивает, можете приступать хоть завтра. Работы здесь на три-четыре месяца. Материал весь в наличии. Дважды в месяц актируем объем выполненных работ и выдаем зарплату. Ну, как?

Сумма стояла очень большая. Но и объем работы приличный. Тут поголовьем не возьмешь. Скажем, два сварщика попеременно трудятся, а один слесарь им ассистирует – больше людей не всунешь при всем желании и возможностях. Сколько успеем сделать, за столько и получим – сумма не ограничена финалом. По этой части договор устраивает.

- Вы откуда приехали?

- Из Увелки.

- В Увелку за рабочими ходит автобус. Вечером дважды возвращается – в пять часов отвозит контору, после восьми рабочих.

- И в выходные?

- И в выходные тоже возит. Трудимся без передыхов весь световой день. Слишком много пусковых объектов запланировано на этот год.

- Хорошо. Я посоветуюсь с мужиками и завтра вернусь с ответом.

- Если надумаете браться, прихватите свой паспорт – сразу составим договор.

Сумма на смете Спешилова тоже впечатлила. И условия работы вполне устраивали – отвоз-привоз за счет предприятия. Почему же не потрудиться на благо подсобного хозяйства АО «Южуралтрансгаз»?

Вернувшись в Березовку на следующей день, отдал паспорт прорабу для оформления договора. И вот он готов.

- Пойдем, поговорим, - зовет меня он в свой кабинет. – Помнишь сумму по смете?

Я кивнул.

- К договору будет приложена другая смета. Вот она – видишь?

Взглянул на сумму под новой сметой и будто опешил – она была ровно вдвое больше той, что предложена нам.

- Как это? – растерялся я.

- Очень просто. Получать по актам будешь вдвое больше, но половину отдаешь мне.

- Но почему?

- Потому. Ты смету внимательно почитай. Видишь, пункт первый – выемка грунта вручную. Вам этого делать не придется – траншея уже вырыта экскаватором. И короба туда опущены. Подвезем, разбросаем трубы по длине трассы и варите себе на здоровье. За свою работу свое и получите. А все, что сверху, вернете мне. И без выкрутасов, пожалуйста…

Далее прораб мне поведал, что есть у него поддержка от красногорских бандитов. Если вздумаю я финтить с деньгами, они меня всюду найдут и непременно накажут. А мне показалось, что в договоре этом извращены все законы человеческой жизни…

Словом, приятно поговорили.

Договор на сварку труб теплотрассы я подписал. Прораб мне пообещал – если все будет нормально с опрессовкой, он отдаст мне и монтаж теплоизоляции с заделкой швов между коробами и установкой крышек. А возможно, и «ручную» планировку грунта после приемки теплотрассы в работу.

Напоследок выписал мне проездной для бригады на служебный автобус.

Ничего не скажешь – душевный человек.

Заездом бригады в три исполнителя на объект руководил я. Приехали в Березовку на рабочем автобусе «Южуралтрансгаза». Первым делом нашел прораба. Он нам выделил вагончик для хранения оборудования и инструмента (все привезли с собой), переодеваний и отсидки в случае непогоды.

Помните, знаменитый торнадо летом 1995 года в Березовке? Я не был его очевидцем, но ребята рассказывали – если бы не вагончик, им каюк. Там крыши стальные летали по улицам, как фанера над Парижем.

Пока парни устраивались в вагончике, я на «воровайке» (бортовой «камаз» с манипулятором) привез кузов труб и раскидал в короба. Рук марать не пришлось – на «воровайке» и на складе свои грузчики.

Дальше пошла наша работа. Трубы вручную стыковали и варили электросваркой.

Парни прихватили с собой тормозки, а я пообедал в совхозной столовой.

После обеда случилась гроза, и что-то там выбило в электрической части, лишив электропитания все село. От безделья томясь, пошли в посадки и досыта наелись ранней смородины – хозяйство-то, напомню, плодово-ягодное.

К пяти вернулись – света все нет. Сели в автобус до Увелки.

Таким образом, у нас закрутился еще один объект – самый денежный из ранее названных.

На следующий день ребята поехали в Березовку втроем – без начальника и надзирателя. Вернулись на позднем автобусе, ударно отработав весь световой день. Все, что требовалось, у них для работы было. Чего не хватало – обращались к прорабу. И он никогда ни в чем не отказывал, ибо сам был заинтересован в результатах нашего труда.

Вот таких трудяг сознательных мы воспитали в котельной нашей!

Как говорили древние римляне – Viva Восточная!

В судьбах земли, народов и людей есть нечто сходное: у земли бывают катаклизмы, у народов – революции, у людей – болезни. Все они переживают детство, зрелость и старость. Вот только возраст у них исчисляется по разному: у земли – миллионами лет, у народов – веками, у людей – годами жизни. И всем им отмерено свое время, в течение которого они переживают звездные часы.

Звездным часом котельной Восточная стал 1995 год. Точнее, первая его половина.

Шестнадцать человек, собравшиеся в один коллектив, мы делали такие объемы, что простому смертному на окладе в нашем поселке и не снились. Где-то рядом и вокруг происходили разные события, а мы просто вкалывали и были счастливы своим трудом. Глаза каждого из нас светились вдохновением. Я это лично видел. И, конечно же, еще не знал, что переживаем свой звездный час, как коллектив.

Звездный час… Как это здорово звучит!

Будет ли грядущее после него и будет ли оно лучше настоящего? Этого никто не знает, да и не хочет знать. Считается: что проведению угодно, то и будет; а все, что оно сделает заранее написано в книге нашей судьбы. Но мы не задумывались над этим, мы просто вкалывали, мы зарабатывали большие деньги и думали, что наше будущее еще прекраснее. 

Но не следует думать, будто все, что мы сделали, явилось само собой или по чьей-то доброй воле. В основе всего были созидательный труд, чувство духовного единения и заинтересованности в результатах.

Хотя начинали мы не так…

Над этим перерождением коллектива я много думал в то время и после. Вспомните, что было в котельной меньше года тому назад. При слове «зарплата» люди убегают с работы, меня бросают в колодце умирать. Васька Ротанов приходит в котельную пьяный и точит нож, чтобы зарезать начальника. А визит Коваля с его дохлой крысой…

Садом и Гоморра на излете двадцатого века Увельского разлива – вот что такое котельная Восточная при её становлении, как самостоятельного коллектива. С чем еще можно сравнить?

С криком душевной боли? Было и такое, когда к зятю за помощью обращался.

А потом, что же с ней произошло?

В чем причина перерождения людей и атмосферы в коллективе?

На ум приходят их несколько:

- ну, где-то я немного перетерпел – не впал в амбиции всеразрушающих увольнений;

- бригадирство Спешилова к месту пришлось…

- специалисты подобрались у нас классные, способные делать большие дела – их только направить в верное русло и пить не позволять на рабочем месте, тогда они горы способны свернуть.

Помнится, Чингисхан в такой ситуации своим говорил: «Монголы! Перед вами враг!» И к черту летят все стратегии с тактиками – кривые сабли и меткие стрелы злобных кочевников делали свое дело. 

А люди – они везде одинаковы: их прессуют, они пакостят. Разве будет человек трудиться, подгоняемый пинком и криком? А других инструментов для окладников еще не придумали. Не коммунизм же дребанный строим!

Когда дают возможность заработать, вот тогда люди работают.

Что еще?

Думаю, в основе и главным все-таки был труд. Труд – сотворивший из обезьяны человека. Труд, переродивший из банды судимых алкоголиков, ежи с ними и стукачей, замечательный производственный коллектив, объединенный общими задачами и устремлениями. Дай людям свободу творчества, заинтересуй в результатах труда, и золотыми парнями вдруг покажут себя.

Мало того, без водки и хвастовства, одной лишь работой и общением, честным расчетом с ними эти люди считали себя счастливыми – счастью которых в пору завидовать власть предержащим. Ну, может быть, я немножечко утрирую. Но мне очень хотелось верить, что так и было на самом деле.

Не у меня одного чувство гордости за котельную переполняло душу. Нашими трудами и заботами жил и украшался весь микрорайон Восточный. И все, в нем живущие, на нас буквально молились.

Котельная будто стала сосудом, хранившим волшебного джина. 

А еще в мыслях сравнивал её с кораблем – такой она была чистенькой и ухоженной. И прошу, не улыбайтесь этому сравнению: кто считает себя моряком, поневоле привыкает к таким аллегориям – в штиль призывает ветер, в бурю жаждет тихую погоду, а в кочегарке видит белоснежный океанский лайнер.

Я, когда шел на работу, издали видел её высоченную трубу. А потом, после двух-трех поворотов между двухэтажными жилыми домами, красивые формы котельной вырисовывались перед глазами во всех подробностях, являя собою удивительное совершенство.

Сказать по правде, никогда не был знатоком красот архитектурных строений. Но то, что вот это – моя котельная, придавало её конструкции особый шарм. Я не мог не любоваться изящными линиями корпусов – административного здания и котельного зала – обилием стекла, цветом бетона и силикатного кирпича, которые на фоне голубого неба казались белоснежным парусником в океане. Мне бы хотелось на одной из стен сделать какой-нибудь барельеф. Например, джин из кувшина в виде дыма. Символично?

Чтобы люди смотрели и завидовали. А мы бы гордились, что здесь работаем. Ведь моряки любят свои корабли – почему мы, котельщики, не можем любить свою котельную?

И потом, не забывайте, что я писатель – привык к поэтическому взгляду на мир. А по складу натуры, как моряк, люблю жить настоящим, без трепета взирая на будущее. Любуясь котельной, уже не вспоминал со стыдом и обидой те неприятности и унижения, которыми судьбе было угодно испытать меня здесь.

Не я сказал, но это верно – очень сильные чувства обычно находят выход не в словах, а в слезах. И они застилают глаза всякий раз, когда вспоминаю котельную Восточная и наши славные дела. Много мы сделали. Много из того, о чем думалось, осталось мечтами. Человек по натуре предприимчивый и жадный до сильных ощущений, я не смог подчиниться бесцветному, однообразному существованию простого мастера котельной – что было уготовлено мне судьбой в дальнейшем.

Котельная по-прежнему существует и дарит людям тепло. А я ушел, чтобы жить по-прежнему вольно и искать дело, которое стало бы смыслом моей жизни.