А. Агарков.

Первый блин

Обработав увельские предприятия и взяв на заметку тех, кого надо, поехал в Южноуральск. Меня интересовала акционерно-страховая компания «Южноуральск -АСКО», чья реклама на первой страницы газеты «Альянс» была весомо представлена огромным шрифтом. К разговору я приготовился, прихватив с собой номер «Настроения» с отрывком рассказа «Соколовская пасха».

Два молодых человека в кабинете офиса приняли меня и согласились выслушать.

- Читали? – выложил перед ними газету, развернутую на странице рассказа. – Зря. Весь район зачитывается и идет он с продолжением из номера в номер. Автор этого рассказа перед вами…

Ментально похлопал себя по спине. В конце концов, это не ложь в чистом виде – рассказ действительно мой и идет с продолжением. Вот на счет зачитывающегося района… Достаточно заглянуть в «подвал» и станет ясно, что тираж «Настроения» на порядок ниже, чем у «Альянса», и уж, конечно, не тянет на весь район – так себе, ну разве только каждый тридцатый в руки берет.

К счастью, ложь проскочила. Один тут же уселся в кресло читать опубликованный отрывок, а другой предложил мне чаю. Разговор сразу повернулся к цели моего визита. И обсуждению того, как лучше воспользоваться предложением. А суть вот в чем – они оплачивают выпуски «Лиры» формата 4А4 (типографский жаргон от Валентина Абросимова) и имеют право на четвертую страницу, как место для их рекламы.

- Каков ваш тираж?

- Неограничен.

- «Альянс» сможете переплюнуть?

- Влегкую. Все зависит от вас – сколько оплатите, столько и выдам.

К этому времени второй сотрудник страховой компании дочитал отрывок моего рассказа и перебрался к столу – они стали о чем-то шушукаться. А я, пересевший на диванчик с чашкою чая, напряженно вслушивался, пытаясь понять – что к чему? Лица их напряжены. О чем конкретно шушукались, я не понял, но догадывался по теме. И был очень рад утвердиться в своих подозрениях.

Договорившись промеж собой, страхователи стали договариваться со мной. И меня поразили четыре вещи.

Во-первых, обсуждение шло живо, свободно, и все были расслаблены. Никакого чванства руководители «Южноуральск - АСКО» передо мной не являли в отличие от первых лиц районных организаций, с которыми доводилось сталкиваться по теме раньше.

Во-вторых, после того как все высказались, мне было сделано четкое предложение – ясно сформулированное и обоснованное, без всяких там экивоков. 

В-третьих, ребята вели себя явно расположенными к моему проекту – без критики и насмешек.

- Вобщем так, - предложили мне. – У «Альянса» тираж примерно тринадцать тысяч. Делаем пятнадцать. Три страницы ваши, на четвертой – наша реклама. Мы оплачиваем счет типографии, но одно условие – в каждом почтовом ящике должен лежать номер вашей газеты. В Увельском их двенадцать тысяч, вместе с Денисово и поселком Мирный как раз пятнадцать и наберется. После первого выпуска тираж увеличиваем, добавляя одно село… и так до тридцати тысяч – весь район у нас будет охвачен. Согласны?

- Мне надо подумать, - собрался я уходить.

- Подожди, - один из них достал из шкафчика плоскую бутылку коньяка и расплескал по квадратным стаканчикам с высоким дном. – Надо выпить за успех предстоящего дела.

И это было в-четвертых.

Что-то наклевывается – думал я, возвращаясь в Увелку. – Однако хлопот в таком варианте… все ноги собьешь. Впрочем, можно у бати попросить «запорожец». По крайней мере, в села гонять.

Теперь стояла задача продать кому-нибудь третью страницу – первых две посвящены будут литературе. Такая задумка.

Но прежде всего, надо с Абросимовым договориться – как ему такая форма сотрудничества: он выставляет счет за газету тому, на кого я пальцем укажу. Валентин согласился, но поправил – только по гарантийному письму об оплате.

- А ты на это письмо счет на предоплату?

- Верно, - согласился директор типографии.

И мы вместе расхохотались. Потом Валентин покачал головой:

- Время купеческого слова уже прошло или еще не настало – каждый пытается обмануть партнера.

- Но это покупатели…

- Конечно, производителю нет смысла обманывать.

Он сделал паузу и снова заговорил.

- Неси пока рукопись, готовую к публикации – текст наберем.

А я решил в «Лире» печатать рассказы совсем другого толка – страшилки на местном фольклоре. Думал, что найдут интерес и признание.

И еще подсказал Абросимов:

- Тебе надо найти художника, чтобы сделать заставку газеты; так сказать – «продемонстрировать штандарт».

Мне очень понравилось выражение.

И художника я нашел – замечательный мужик, точная копия чухонского артиста Баниониса. Да его так и звали все. В отделе культуры оформителем работал – давным-давно, в незапамятные, можно сказать, времена; потом в бизнес подался; потом… вобщем запутался в жизни.

Я объяснял ему, объяснял – сам запутался в объяснялках своих. Чтобы разрубить Гордиев узел, сказал:

- Короче, нужна заставка на газету – фирменный знак «Литературно-рекламного агентства». Сам придумаешь? Можно несколько вариантов на выбор…

Он посмотрел на меня скептически.

- У тебя есть инструкции насчет того, как шнуровать ботинки, дружок?

Он посмотрел на горизонт.

- Если собираешься сказать, в какой стороне садится солнце – поторопись: а то оно уже садится… на севере, как мне кажется.

Я усмехнулся.

- Ладно. Не мне тебя учить. Червонца хватит?

Он кивнул. Затем внезапно расхохотался. В этом смехе начисто отсутствовала веселость. Нет, это был смех, при котором дрожали плечи, вздымался живот. Конвульсивный смех. Банионис прислонился к стене своего дома, словно у него отказали ноги.

Замечательный человек, талантливый художник, но, к сожалению, чрезмерно пьющий. Я знал об этом. И догадывался, на что пойдет моя десятка. Но ничего не мог поделать.

А штандарт он нарисовал! Без всякого выбора – одну, но очень замечательную заставку литературно-рекламной газеты «Лира».

Пошел к другу детства Михаилу Мамаеву – теперь начальнику вневедомственной охраны Увельского РОВД. Говорю ему – так и так, у тебя хозрасчетная организация: тебе непременно нужна реклама; а то хочешь? – очерк напишу о тебе и твоих бойцах; начальству покажешь – зацелует.

Михаил Филиппович мне такую лекцию прочитал о роли литературе в освоении Марса, что… И снова пригласил в свою шарашку. Часть его радости – наверное, от вида меня просящего – отразилась на лице. Но и я не подвел себя – ответил улыбкой: мол все нормально в жизни моей. Мы уже не разговаривали, а только сидели и улыбались друг другу. Просто сияли от счастья – кто кого пересияет. Улыбка Мамаева полна хитрецы, ну а моя так, сарказма.

Я ему кто? Младенец в пеленках? Или только учусь ходить? Зачем мне говорить, что газеты теперь никто не читает? Конечно, не читают! А мы заставим, по ящикам раскидав – реклама должна быть агрессивной: в двери стучаться, в окна ломиться, через трубу проникать…

Короче… не уговорил.

Ушел, мягко хлопнув дверью:

- Охрана спит – служба идет! Всего хорошего!

Хотя, наверное, был шанс – капитанским погонам и офицерской должности должен соответствовать приличный оклад. Это я про себя и Мишкино мне предложение.

М-да… Еще один критик и весельчак – Виктор Извеков, человек с извилистым разумом и прямой душой. Случайно встретились и разговорились. Он со школьной скамьи был виртуозным мастером сквернословия. Честно говоря, даже гордился этим – не изменил себе и теперь.

- О, Толян! Жопа с ручкой! Работу ищешь или как?

- Спонсоров для газеты. Как ваш Вторчермет, поддержит мое начинание?

- Ты лучше к Скобину (это новый глава района) сходи и попросись редактором в «Настроение» - припугни: а то, мол, новую запущу, нацеленную на критику газету. 

- Готов и критику публиковать – только плати.

- Вот пусть и платит, если хочет остаться у власти.

Мы оба с ним рассмеялись.

- По-моему, просить дотаций у казны все равно, что красть курей у инвалидов.

- Не украдешь ты, украдут другие, - Виктор прекратил смеяться.

- Я смотрю, ты к новой власти не испытываешь никакой любви.

Извеков кивнул.

- Времена меняются и режимы, а чиновники всегда и всюду остаются прежними – не способными отличить собственный анус от кроличьей норы…

На мой удивленный взгляд поправился:

- Ну, или карман собственный от кармана казны.   

Да, забыл сказать – когда начал хлопоты по организации собственных ЧП и газеты, вновь вооружился дипломатом, с которым ходил везде и всюду будучи корреспондентом «Ленинского Знамени». Там кроме ветровки на случай дождя были все документы по затеянным темам.

На усмешку одноклассника:

- Ну, раз ЧП открыл, ты кабинет бы себе завел для солидности – телефон, секретаршу…

Я похлопал по дипломату рыжей кожи:

- Мой кабинет всегда со мной.

- Экономно. С таким кабинетом задницу не нарастишь, - посочувствовал школьный друг и фыркнул. Если бы этот звук вырвался изо рта какого-то другого человека, то его можно было принять за веселый. За юмор. В случае с Извековым сказать было трудно. Витек всегда внимательно относился к своей внешности и любил выглядеть ухоженным. То же самое у него к атрибутам – кабинет, телефон, секретарша…

- В галстуке ты мне нравился больше, - сказал он. – Да и бабам, наверное, тоже…

- У тебя нравственность мартовского кота.

- Ой, да ладно! Кто бы говорил…

Короче, попикировались, как всегда. Извеков пожелал мне удачи в моем безнадежном деле – мол, мысленно он всегда со мной.

- Ну-ну, - сказал я. – У победы много отцов, поражение – сирота. Останусь ни с чем – никто и не вспомнит; раскручу дело – тут же появится свора друзей.

- Надеюсь, это не обо мне?

Надейся – этого я уже не сказал, но подумал. Потом отмахнулся от этих мыслей. В самое ближайшее время мне предстояло заняться серьезными делами. Идем вперед! – я не из тех, кто умирает от ран в спину.

Но Виктора зацепило – ему не понравилось выражение «свора друзей».

- Хочешь я тебе поклянусь, что никогда, ни при каких условиях не предам школьного друга?

Я отмахнулся:

- Любая клятва хороша настолько, насколько хорош человек, который ее дает. А в твоей клятве нет необходимости – я верю каждому твоему слову.

Внезапно Извеков расхохотался.

- Эх, Анатолий, Анатолий… Сомневаться во мне… Знаешь, что это? Первый признак старческого маразма – вот это что. 

В ответ грустно покачал головой.

- Я – ягненок, Витек, среди волков. Невинный ребенок, окруженный врагами…

Здесь мой школьный товарищ внимательно посмотрел на меня умными глазами.

- Это после райкома-то? Да чесать мой лысый череп когтями! Хотя, для сына Божьего ты вовсе не так уж плох…

Короче, мы заболтались. А день, между тем, клонился к концу. На западе разгорался закат, и зрелище впечатляло.

- Наш мир прекрасный, на самом деле, несмотря на то, что не все в нем живут так хорошо, как им бы хотелось.

Я разделил его мнение, только добавил:

- Согласись, что после свержения КПСС, как-то честнее стало жить. Я теперь точно знаю, если не заработаю сам, никто ничего мне даром не даст.

Виктор фыркнул.

- Как поразительно быстро вы, партийные деятели, открестились от партии.

Улыбка сошла с лица моего. Я повернулся к Извекову и внимательно посмотрел на него – прошелся взглядом с головы до пят; подобно тому, как оценивают скот или поденных работников. Ничего не сказал. И не было необходимости ничего объяснять – он обо мне и так все знал; и про мои стычки с райкомом тоже. Кстати, из прежней практики опыт был – хороший ответ на любой вопрос требует долгой подготовки. Такова жизнь. Таковы мы... 

И все-таки я сказал. Не сразу, но сказал, похлопав товарища школьного по плечу.

- Настали новые времена, Витек. Новые времена требуют новых традиций. Очень жаль, что они не пришли до того, как меня заставили перейти из газеты в райком.

- Э-э, не скажи. Вон сколько новых партий появилось в стране из-за этой херни. И все в Кремль рвутся, всем власти надо… Ты свою думаешь учреждать? Я бы вступил…

Да, этот парень очень часто и достаточно многим был, как заноза в заднице – особенно в школе учителям. Но он действительно в доску свой. Ему можно было верить и доверять. Хотя, думаю, к жизни в капиталистическом обществе он готов еще меньше, чем мышь к полетам. Конечно, если это не летучая мышь. 

Витек улыбнулся. Но на этот раз в его улыбке не было и следа покровительства.

- Наша история никогда не шла простыми и ясными путями. Вечные бунты, перевороты, революции…

Я вздохнул. Вот – живой пример того, как перемешаны в народном сознании крупицы фактов с грудами домыслов. А поскольку в истории я – дока, то всегда готов полемизировать по любому ее вопросу.

- Как говорится, что русскому плохо, то немцу смерть. Для других бунты и революции несут зачастую гибель культуры и цивилизации. Для России – это лишь обновление. Она как змея меняет кожу и идет дальше к своему процветанию.

- Ты думаешь? – с сомнением спросил Извеков.

- Я это знаю. И верю в то, что у новой власти нет цели создания идеального будущего для своего народа, как обещали того коммунисты. Ее задача – обеспечить условия, чтобы у людей было будущее, которое они в силах создать сами. Может, создать плохо, но самостоятельно. Чтобы у народа не возникало желания подстраиваться под сделанный для всех образец общественных отношений. Как это было при коммунистах…

Виктор что-то проворчал. В этом звуке не прозвучало удовлетворения, что на самом деле было странно для беспартийного человека. Думаю, Извеков хорош как исполнитель в любом деле. Но планировать что-то новое – не его стихия. Не смотря на ум и благородство, а также острый язык, Виктор в душе оставался просто хорошим парнем – всегда готовым пойти навстречу.

Очень его благородство вписывалось в систему – ты мне, я тебе. Не погрешу против истины, заявив – наверное, половина Увелки (имею ввиду поголовье начальников) чем-то ему были обязаны. Кому надо было вызволить права из ГАИ, поохотничать в зоне покоя или алиби за проступок в глазах жены обращались обычно к нему. Извеков всегда помогал бескорыстно, увеличивая число благодарных ему людей. Мне кажется, эта суета доставляла Виктору истинное наслаждение. А статус всезнайки, всеумейки и всеможайки поднимал его имидж в собственных глазах.

Вот таким был мой школьный товарищ.

Поэтому он ничего не сказал о новых сентенциях в общественных отношениях, только что заявленных мною вслух. Сказать было нечего.

Наверное, в его глазах я не выглядел человеком, исполненным благородства. Но я был его школьным товарищем, а бросать друзей Виктор Извеков не привык. Он просто махнул рукой – занимаешься своим делом? занимайся! нужен буду, придешь и попросишь… 

И ничего больше. И ничего меньше.

А мы пойдем дальше.

В Увельском Агропромснабе зашел в менеджерский отдел. Со своим предложением, естественно.

- Оно нам надо? – спросил один.

- Совсем не надо! – заключил другой. – Вон компьютеры, есть интернет – заходи и общайся с целым светом. Любая информация – в долю секунды… Кому теперь нужна на бумажке газета?

- Верно-верно, - добавил третий.

Я не был уверен насчет титулов этих господ. Но табличка на двери гласила – «Менеджерский отдел». Стало быть, все они – менеджеры. По-русски – организаторы. Придя в Агропромснаб, я первым делом отыскал их кабинет. Если не эти ребята, то кто же тогда поймет и примет мою идею?

Жизнь приходит и уходит, – подумал я перед тем, как постучать в эту дверь. – И вот оно – время бизнеса.

А что в итоге?

Они все единодушно дали понять, что моя затея в их глазах не стоит выеденного яйца. Я практически испытал шок. Сладкий воздух возможностей, витавший по кабинету, вдруг оказался спертым. Убеждать в обратном этих самых продвинутых ребят в округе – все равно, что просить лягушек не прыгать. Но уходить молча, не солоно хлебавши, не в моих правилах.

- Вы подходите к вопросу вверх ногами, - заявил я. – Это на самом деле вопрос не технический, а престижа.

Глаза мои больше не горели идеей, а были холодными как лед.

- А знаете ли вы, господа, что смотреть вдаль можно в двух плоскостях? – во времени и пространстве. Сейчас вы измеряете мою тему расстоянием от вашего носа до монитора. Что ни есть признак мудрости. Взглядом в будущее обладают лишь по-настоящему деловые люди, для которых карьера – святое дело. Остальные рискуют состариться, сидя в таких кабинетах…

Нет, ну право дело – тоже мне менеджеры! Черт их дери! Сидят, как бюрократы; глядят, как бюрократы; говорят, как бюрократы… И как бюрократы не упускают возможности кому-нибудь поднять кровяное давление. 

Даже сам вид – теперь я уже пригляделся! – этих менеджеров таил в себе какой-то мрачный секрет. И секрет этот явно доставлял им удовольствие. Поди подворовывают за спиной начальства?

Чуток здоровой паранойи не повредил бы никому из них. А пока что они дружно являют идиотизм – абсолютный, очевидный и предельно простой.

Конечно, это мое субъективное мнение, навеянное сложившейся ситуацией, которая отнюдь не складывалась в желаемое. Возможно, начальство о них думает по-другому, но у меня лично их поведение и отношение к моему предложению рождает вполне определенные ассоциации. Хотя, надежда умирает последней, а человеческий разум – предмет адаптабельный. Но поведение менеджеров Агропромснаба, по моему разумению, было крайне загадочным и слегка настораживало. Есть ли у них вообще какое-либо видение будущего?

Может, мне стоило пойти к начальству с торжественной и воодушевляющей речью? Но все, что удалось придумать на ходу, к случаю никак не подходило. Что ж, придется отправиться восвояси…

- Парни, ну так я к начальству пошел? Алексей Федорович – мой школьный приятель…

Прозвучало угрозой – и я, таким образом, тут же завладел всеобщим вниманием. Все посмотрели на меня с определенной долей растерянности и неприязни. В кабинете воцарилась абсолютная тишина.

- Минутку-минутку! – протестующе воскликнул один. – Вы что, всерьез намерены с такими пустяками идти к Генеральному директору?

- Это для вас, может быть, пустяки, а для него, может статься – очень даже дельное предложение. 

- Сходите к Дрягину сначала. Быть может, он вас убедит в несерьезности вашей темы.

- Это кто?

- Начальник отдела. Дверь напротив.

Что ж, стоит зайти. Хотя после отказа здесь, любое компромиссное решение будет далеко от совершенства. 

- Спасибо. Я знал, что могу положиться на вас. 

Раскланялся с непроницаемым лицом и покинул менеджерский отдел. С философской точки зрения – любой визит считается удачным, если покидаешь кабинет не ногами вперед. Я вышел сам…

Если команда Агропромснаба – одна большая семья, то Сергей Аркадьевич Дрягин – старший брат всех менеджеров. И еще снабженцев. И, наверное, кладовщиков…

Начальник менеджерского отдела – симпатичный молодой человек с тихим голосом, шикарно ухоженной бородкой и проницательным взглядом умных глаз.

Сначала пригласил меня сесть, а потом задал вопрос.

- Чему обязан?

Я тут же накляузничал:

- Хотел было ваших ребят заставить оторвать свои задницы от кресел, пораскинуть мозгами и взяться за дело. Но бесполезно: там думать никто не хочет – пришел к вам. Значит так… 

Выслушав меня, Дрягин сказал.

- Они правы. Этот вопрос не в их компетенции.

- А в чьей?

- Ну, как минимум, в моей или тех, кто выше меня.

- Так в чем же дело? Что вы мне скажите на предложение?

Дрягин отрицательно покачал головой.

- Нам не интересны ни Увелка, ни ее деревни.

- Могу я знать, почему?

Дрягин вздохнул.

- Здесь мы знакомы каждой собаке. Для нас сейчас поле деятельности – Казахстан, в первую очередь… и все, что за пределами нашей области.

М-дя… На облом похоже. Но, как говорят самураи, важны не победа или поражение, а то, как ты будешь драться. И я начал импровизировать.

- Сергей Аркадьевич! К черту АСКО! Пусть будет последняя страница вашей. А я постараюсь свою газету разослать как можно дальше – через вокзалы, жеде и авто, через гостиницы и магазины… прочие публичные места: ведь распространяется она бесплатно. Простое и элегантное решение. Как оно вам?

- Ну, в принципе, да – так приемлемо.

Именно эти слова мне и хотелось сейчас услышать.

Напряжение разом исчезло. Сердце бешено застучало в ребра от захлестнувшей радости. Лед тронулся, господа присяжные заседатели… Командовать парадом буду я!

Признаюсь – нашу договоренность с Агропромснабом в лице Дрягина С. А. отметил банкой пива. Никогда прежде не пил заграничные напитки в жестянках, а тут взял и купил в киоске по дороге домой. Представляете? – консервированное пойло в жестяной таре показалось мне чистым, сладким, холодным нектаром. Господи, как это было вкусно! Вот что значит праздновать победу!

Голову слегка закружило – интересно, могла ли оказать такое действо всего одна пол-литровая кружка обычного «жигулевского» пива? Может, и могла… а может, это от радости поехала каруселью бестолковка моя. Но даже при таком раскладе – чувствовал себя прекрасно. А домой пришел, еще захотелось выпить – просто безумно. Тем более, что в голове начал складываться план, как мне распространять газету, чтобы Агропромснабу угодить. Скорее всего, помог таки алкоголь. И еще несколько капель его могли бы помочь окончательно сформировать мой замысел. Короче, батю я уговорил…

А возможность предоставлялась замечательная!

Энтузиазм в эти дни был неподделен. В таких случаях говорят – человек просто помешан на своем деле. Впрочем, это увлечение разделяли и все участники моего проекта:

- Банионис – нарисовавший замечательную картинку к первому публикуемому рассказу «Призрак заброшенного дома»;

- Люда-верстальщица – классно скомпоновавшая первый номер газеты;

- Дрягин – не только организовавший гарантийное письмо от АФ «Комсервисагро» (дочерняя фирма Агропромснаба), но и погасивший счет типографии на предоплату.

Воистину, дружно – не грузно…

И всем не терпелось увидеть газету.

Хоть она вышла без третьей проданной страницы. Точнее страниц было четыре – на трех опубликован художественный рассказ, а на четвертой реклама «Комсервисагро».

Пусть без прибытка я остался, но с готовой газетой на руках мне легче разговаривать с рекламодателями.

«Комсервисагро» заказал и оплатил тираж в 1000 экземпляров. Я положил их в дипломат и чувствовал себя героем. Раздавал знакомым и незнакомым, приговаривая: «Это моя газета». Поехал в Челябинск в редакцию «Выбора» - похвастался там. И всюду, где только мог, по пять или десять экземпляров – оставлял, оставлял, оставлял… – на окнах, стойках, столах…

Как здорово было осознавать себя первым, кто за многие тысячелетия издает собственную газету в поселке Увельском! Как здорово было видеть и держать в руках этот плод человеческой изобретательности, прилежания и мастерства! Я сразу же полюбил запах типографской краски. Именно страсть к журналистике привела меня к «Лире». Как я смог выжить, лишившись любимой работы в лихие годы? Теперь непонятно… 

Дрягин сказал:

- Есть звонки. Работать будем. Затея себя оправдывает. 

До этого момента «Лира» для меня была лишь целью, которую во что бы то ни стало необходимо достигнуть. Теперь же, когда газета издана и читается, все мгновенно стало другим. Это не только мое детище и труд нескольких человек, это и способ зарабатывать деньги. Насколько эффективный – покажет время.

В эти дни в Челябинске встретил случайно моего бывшего шефа в аппарате райкома партии – Кожевникова П. И. Разговорились. Пал Иваныч одобрил мою затею:

- Вся история человечества основана на том, чтобы правильно преподнести информацию и создать необходимое общественное мнение. Если не ошибаюсь, Еврипид говорил: «Дайте мне в руки газету, и я переверну Землю вверх дном».

Он, конечно же, шутил, но я ему возразил:

- Твой взгляд политика с точки зрения художественной литературы полон цинизма. А Еврипида оставь в покое. Он был безобидным драматургом. Это Архимед через точку опоры рычагом хотел перевернуть Землю.

- Вот даже как! Средства массовой информации для того и предназначены, мой милый друг. Иначе считать – глупейшая наивность. Зачем было создавать газету, если не управлять общественным мнением?

- Ну, если говорить о политике, то она может быть платформой полемики. Газета есть поле для столкновения мнений – чтобы люди читали и выбирали, что им приемлемо.

- Но редактор всегда может повлиять на то, как подать материал – один приподнять, другой опустить или прокомментировать как надо. На то он и редактор, черт возьми! 

И поскольку я медлил с ответом, Кожевников продолжил, пожав плечами:

- Постарайся осмыслить и понять то, что я тебе сейчас сказал. Чем раньше поймешь, тем дальше продвинешься. Ну, а я буду иметь в виду – мол, есть такая газета, и редактор ее мой друг.

Заметив растерянность на лице моем, Пал Иваныч потрепал по плечу.

- Не беспокойся – с опытом все придет… и понимание в том числе. Еще не было случая, чтобы вместе с лицензией на СМИ выдавали и здравый смысл.

Бывший мой шеф был политиком до мозга костей. Мне оставалось лишь улыбнуться.

- Возможно, это было бы слишком здорово, чтобы на мою газету кроме производителей и торговцев обратили внимание еще и политики.

- Для этого тебе надо вращаться в их кругах – там, где массовые объединения, движения и союзы готовятся к случке, чтобы создать политическую партию.

- Ты предлагаешь переехать в Челябинск? Или, может, в Москву податься?

- Было бы здорово! У тебя же семья здесь…

- Ты забыл, Пал Иваныч – я женат вторым браком в Увелке.

- Да какая там жена! «Да не разлучит человек тех, кого соединил Господь на небесах!».

- Зато у нас дочка!

И не сказал, но почувствовал странную, противоестественную гордость за Тому.

Помолчав, Кожевников сказал:

- Здесь ты бы мне пригодился. Ты не боишься спрашивать и умеешь задавать правильные вопросы.

- Спасибо. Постараюсь полезным быть своей газетой. Но в Челябинск или еще куда ни за что не поеду – в Увелке мне любо!

- Иногда и такое случается, - улыбнулся Павел Иванович.

На этом расстались мы. Я уехал в свою Увелку. А Кожевников вернулся в привычный ему мир – мир кабинетно-публичной работы, политики, жестких правил борьбы… Слишком заурядный мир, чтобы мне понравиться. Ну, а истина, как водится, находилась где-то посередине между двумя этими крайностями.

Сидя в электричке по дороге домой, я думал о словах Кожевникова. Вот в чем он действительно прав – мы совершенно не подходим с Тамарой друг другу, как муж и жена. Мы и сошлись-то совершенно случайно. Хоть я давно убедился, что вожделение имеет мерзкое свойство скрывать недостатки характера человека, но в нашем случае менее всего повинно оно.

Никаких серьезных недостатков у Томы, собственно говоря не было, если не считать ее нерушимой привязанности к алкоголичке-матери, которая начала отравлять нашу семейную жизнь с первого дня. У нас и часа медового не было – какой уж тут разговор о положенном месяце?

Но как, черт побери, можно любить женщину, свихнувшуюся на своих принципах? Особенно, если эти принципы в основном касаются интимной жизни. Уже не раз я жене намекал, что свято место пустым не бывает – не будет ее на моей подушке, будет другая. Просто удивительно, с каким безразличием она реагировала на то, что других женщин бросает в рев и упреки.

Единственная тема, которая нас объединяла – наша дочь. Единственная вещь, которая Тому во мне интересовала – это деньги. Иногда мне казалось, что я ненавижу свою жену. Но враждовать с ней никогда не хотел. Я просто панически боялся потерять свою дочь, а вот с мамой ее был готов хоть сейчас развестись. Но Тамара продолжала считать меня мужем, хотя мы уже несколько лет вместе не жили.

Между тем, понимание зрело, что в моих несчастиях на этом фронте ни Лялька, ни Тома совсем не повинны – просто не создан я для семейной жизни.

И было другое… 

Возня и хлопоты с газетой доставляли огромное удовольствие. Литературные ночные опыты служили надежным средством от скуки. Подружка Таня снимала сексуальное напряжение. Однако на душе все равно было горько и неспокойно. И думаю, что неполадки с Томой не имеют к этому никакого отношения. Возможно, во всем виноваты проблемы с отчетностью по налогам. Мне самому хотелось освоить эту науку. Но то ли времени не хватало, то ли тяму…

Кто-то однажды заметил, что неведенье – благо, знание – сила, а неизвестность – сущий ад… Я не знал, что мне делать с ЧП – наверное, это было благо. Знаний вести его грамотно не было – стало быть, бессилие налицо в этом вопросе. Мне неизвестно, что с ЧП станется – вот это точно сущий ад!

Черт побери, почему я женился на учительнице, а не бухгалтере? Или взять да подругу поменять? Всего бы лучше соблазнить незамужнюю родственницу господа Бога… Вот тогда был бы я в шоколаде! 

Пожалуй, самое большое беспокойство вызывало неоднократное упоминание курирующего налогового инспектора завести для ЧП постоянного бухгалтера. Тамара Акулич и кандидатуру предлагала, но вот именно это мне и не нравилось. Терпеть ненавижу тупые наезды!

И дела с отчетностью по ЧП становились все хуже и хуже.

Добравшись до дома, позвонил Тане:

- Чем сильно занята? Как насчет пива и секса?

На том конце провода:

- Звучит чертовски романтично, но приемлемо в обратном порядке – сначала любовь, потом пиво. Думаю, не слишком большое удовольствие целовать губы, пахнущие копченой мойвой.

- Ладно, посмотрим, что там по-твоему считается большим удовольствием. Скоро буду.

- Просто мечтаю тебя увидеть!

Собственно говоря, мы не часто виделись в последнее время. Она мне даже не приснилась ни разу. Слишком большая усталость и чрезмерное умственное напряжение не оставляли сил на эротические фантазии. Хлопоты, хлопоты… а теперь, наконец, выхлоп – есть чем похвастать.

У нас с Танюшей две общих страсти – к сексу и пиву с копченой мойвой. Накувыркавшись досыта в постели, мы могли часами сидеть в креслах у телевизора – прихлебывая и закусывая, а еще комментируя увиденное на экране. Сегодня мы могли поговорить о моей газете.

Таня приняла меня с таким почтением, что я даже смутился. Потом потащила к столу и заставила подписать экземпляр первого выпуска «Лиры» - где-то уже перехватила. Потом угостила фирменным пирогом.

Я ел, а Таня нахваливала:

- Мне понравился твой рассказ. Интересно – что будет дальше?

- Вот и томись теперь до следующего выпуска.

- А когда?

- Договорились с Дрягиным ежемесячно. И мне к очередному номеру надо найти покупателя на третью страницу.

- Обязательно найдешь – я в тебя верю. Вода в титане нагрета. Хочешь в ванной помоемся вместе? – весело предложила Таня.

На мгновение задумался над предложением. Весь день на ногах – чертовски устал, а в горячей воде вообще разморит. И какой тогда секс? Если только заночевать…

- Конечно, почему бы и нет! – решился и начал раздеваться, бросая одежду прямо на стул.

Таня вылезла из халата в ванной комнате. У меня сразу дух захватило от нагой красоты – мне всегда по вкусу были обнаженные прелести подруги. Но она тут же шмыгнула в воду, и очарование момента было разрушено. 

Похоже и в ванной секс не светит – с деловым видом Таня занялась помывочными делами. А я насупился – зачем звала? Просто помыться могли бы и пораздельности – не теснясь. Горячую воду экономит?

- Ну, чего ты? – она шлепнула мыльной мочалкой меня по плечу. – Тебе не обязательно сегодня идти домой. На всю ночь ты мой…

- Ну и чем мы будем заниматься?

- А вот чем, - ответила Таня, стискивая меня в объятиях.

Наш поцелуй длился долго-долго…

Наверное, если бы Тома знала об этой моей связи, она непременно подала на развод. Ведь существуют вещи, которые просто невозможно простить…

Но кто меня к этому привел? – вот в чем вопрос. Я не чувствовал себя виноватым. Но, может быть, настало время серьезно поговорить с Тамарой Борисовной – объяснить, что семейная жизнь наша давно закончена, и роль похотливого любовника отравляет мое сознание. Если Тома прислушается к моим словам, то и вопрос с ребенком мы сумеем уладить.

Бесспорно, такой разговор давно назрел, но я до сих пор не представлял, как вести себя и что именно сказать. Боялся каких-то ужасных последствий. И потому раз за разом откладывал объяснения. Снова и снова размышлял, почему так мучительно не решаюсь объясниться с Тамарой. Я ведь уверен, что давным-давно разлюбил ее.

И потом… Получив свободу от Томы, совсем не собирался отдавать ее Тане, как бы она того не хотела. И в этом тоже была проблема.