Захват 

Лучшие уроки преподносит сама жизнь.

Их правда нужно еще пережить...

/А Чернов/

Турчинов – мужик деловой. Не, серьезно, без шуток. Когда в политике не свезло, он ударился в бизнес. Открыл клинику на свои деньги – якобы для фронта и победы. Но не излечивали в ней раненных, а расчленяли на органы. Сначала подбитых москалей, взятых в плен, потом целых, но пленённых, а потом до своих добрались – заказ был слишком велик: евро и баксы текли рекой. С начала войны его состояние увеличилось кратно...

Расходным материалом стали и дети беженцев, потерявшиеся, либо похищенные – «Кровавый Пастор» оправдывал свое погонялово.

О врагах надо знать все. В Министерстве Госбезопасности ДНР Саню и Олю просветили. Теперь они ехали мстить пану Турчинову за все грехи его – а точнее, умыкнуть в Донбасс на публичный суд и публичную казнь. Что может быть Богу угоднее?

И пусть трепещет мышь преступная перед удавом правосудия. Хотя конечно, по комплекции Турчинов ближе к тюленю. А вот душой – трусливый мышонок.

Что можно сказать о готовности главного действующего лица? Его супергеройская головушка даже не сомневалась в успехе операции – войдет, всех перестреляет, вырубит Турчинова, отнесет в фуру. Там для него приготовлен посудный пенал – вынуты полки, и сам положен горизонтально: на подобие гроба с шарнирною крышкой. И по газам, включив маячок для космического спутника – мол, встречайте меня: я с добычей!

Вот и вилла пана Турчинова стоит на отшибе. Пора собираться в гости. Саня достал АПБ, навернул глушитель, передернул затвор, поставил на предохранитель…

- Дядя Саня! Яка у вас іграшка! – потянулась мелкая к пистолету.

- Оля, будь добра, забери ребенка и отшлепай.

- А? – просьба Готовцева заставила Ольгу замереть с открытым ртом.

- За що відшльопати? – возмутилась мелкая.

- Это оружие, а не игрушка.

- Ой! – Кристина попятилась к маме и с её колен. – Ти підеш вбивати когось?

- Нет, хочу в гости кое-кого пригласить, а если не пойдет, пристрелю.

- Він з нами поїде?

- Не в кабине, а в фуре.

- Але там темно і страшно!

- А я его спать уложу.

- Він не буде зі мною грати?

Оля вмешалась:

- Доченька, он страшный и злой – его можно везти только в фуре. Не думай о нем. Съешь лучше пирожок.

Кондитерское изделие было схвачено цепкими ручками и тут же надкушено крепкими зубками. А потом мелкая залезла в спальник и притихла…

В кабине был полумрак, а за окном вообще чернота.

Ольга взглянула сквозь стекло и сказала:

- Почему-то большинство преступлений совершатся тревожными темными ночами.

- Если это напутствие – спасибо на том, моя дорогая!

- У тебя слишком лихое выражение лица – сосредоточься.

- А у тебя глаза на мокром месте. Что не так? Напомнить? – я ещё жив!

- Попы говорят, что мы бессмертны. Ты веришь в это?

- Все умирает, и вместе с нами мироздание – по крайней мере, в нашей душе. Хотя для других оно продолжается.

- У тебя есть мама?

- Она умерла.

- Вот и моя погибла. Сироты мы с тобой.

- У тебя есть отец.

- Толку с него? Спился мужик! Кристину к нему точно не поведу. Да Бог с ним! Как ты думаешь – мы воюем по воле Путина или защищаем равновесие мироздания?

- Хороший повод ты нашла для сравнения. Лично я – за равновесие.

- И как получается?

- Сложно. Но я стараюсь, - в голосе Сани слышны были легкие нотки гордости.

- А мне страшно представить, чем приходиться заниматься нашим солдатам на передовой.

- Чем занимаются? Смотрят смерти в глаза.

- И что можно увидеть в глазах самой смерти? Удивление, печаль или торжество?

- Торжество по поводу?

- Ещё одна жертва!

- А любопытства нет?

- Чему удивляться? Дело привычное для неё.

- Говорят, что некоторые смерть чуют.

- Но чуйка вряд ли спасает. Раз чует – значит умрет. Как ты думаешь, смерть – живая или фантом?

- Смерть – это выдумка. Прекращение жизнедеятельности организма, конец всему – вот и смерть.

- Что-то мы разболтались не к добру. Давай оставим эту тему.

- Давай о жизни поговорим. Сколько мы детей заведем.

- Ну, как минимум, мальчика я хочу тебе подарить, чтобы было кого курить учить.

И вдруг отвлеклась от темы.

- А у меня красивые глаза? – ресничками хлоп-хлоп-хлоп…

- А ты не знала? Зачем в зеркало смотришь?

- Хочется от тебя услышать, - Ольга юркнула к Сане подмышку, и оттуда послышалось. – Прости меня, дуру.

Готовцев обнял её.

- Куда я денусь?

А ведь и правда – им некуда деться друг от друга: будто незримой нитью связаны.

- Ты боишься? – спросила Оля.

- Есть немного. Но клянусь тебе: если сейчас принесу Турчинова и прорвемся через границу, я куплю вам с Кристиной дом – деньги у меня есть. Живи этой надеждой и желай мне удачи.

В глазах Оли сверкнули слезы. Но улыбнулись они друг другу одинаковыми улыбками – будто предвкушали будущее, к которому остался один шаг. Ну, два, от силы…

Готовцев насчитал от места, где притаился в кустах «камаз», ровно пятьсот шагов до ворот виллы Турчинова. Какую же невероятную силу и выносливость надо иметь, чтобы дотащить этого борова до его пенала в фуре?

Саня знал себя – он может всю ночь не спать, крутить баранку и быть при этом бодрым, свежим и активным. Но вот таскать тяжести как-то прежде не приходилось. Может, вести пленного под конвоем, а возле фуры вырубить? Ну, там видно будет – сначала надо проникнуть за этот забор.

В виду ворот остановился и вспомнил о тех, кто остался в кабине: мелкая – милота, а Ольга временами бывает крайне скупа на эмоции. Ну да ладно, операция начинается…

Дальше что?

Дальше, как советовали в Госбезопасности – надо определить камеру видеонаблюдения, не маяча под объективом, без шума из пистолета вырубить её и ждать ответной реакции охраны. Они придут, обязательно придут проверить – что произошло у ворот, почему не горит экран?

Калитка открывается – они на ладони. Такое начало, что дальше – видно будет.

Света нет над воротами – наверное загорается лампочка, когда машина подъезжает или кто-нибудь подходит. У Сани с собой ПНВ. Разглядев камеру над калиткой, сбил её первым же выстрелом.

Ждем любопытных. М-да… Даже как-то немного стыдно – думает Саня, и это ему не нравится. Укорил себя за слабость. Если уж принял решение, то колебаться от таких мелочей, как жизнь охранника, точно не стоит. 

Я жду – убедил себя Саня и дождался.

Калитка открылась, появился охранник. Завернул голову на камеру, повисшую на проводах, и получил в череп пулю.

Взглянув на распахнутую калитку, Готовцев невесело подумал – входить или ждать Турчинова здесь?

Говорят, молния не бьет в одно место дважды, если это не громоотвод. Но вот Саня направился было к калитке, а из нее вдруг выходит второй охранник. Мгновенная реакция, мягкий выстрел, как шлепок ладони по колену, и новый улегся рядом с первым. Тиха и темна ночь украинская!

Стрелять из АПБ Готовцев мог даже и в ПНВ, но он также успешно орудовал ножом, ногой и кулаком.

Затащил оба трупа в калитку и прикрыл её. Пошел к дому с прибором на голове.

Кто бы видел его в эти минуты – мягкий пружинистый шаг: движения пантеры на охоте, даже улыбка на губах стала хищной.

Следующую жертву, прихватив за горло в коридоре дома, приложил головой об стену, а потом добавил пулю.

С четвертым охранником столкнулся лицом к лицу в его служебной комнате – взгляд растерянный, и это понятно: пистолет у налетчика в руке, а у него в подмышечной кобуре.

- Тебя как хоть называть?

- Степа.

- Саша, - представился Готовцев в ответ. – Много вас в доме?

- Без господаря шестеро.

- Где ещё двое?

- Отдыхают.

- Веди.

Охранник по коридору пошел вперед. Саня подумал – все равно убивать – и не стал оружие отбирать, но свой пистолет не опускал.

- А ты не из робкого десятка.

- Треба боятися? Мені щось загрожує?

- Нет, - соврал Саня.

Вошли в комнату. Свет включили. Двое лежали одетыми – только кобуры с пистолетами на прикроватных тумбочках.

Готовцев начал расстрел. Первым в голову – проводника. А отдыхающая смена отбыла на тот свет из положения «лежа».

Может, поторопился? Как бы не заблудиться, не зная дороги. Кабинет Турчинова на втором этаже. Ищем лестницу.

Не включая света, с прибором на голове Саня пошел коридором.

Начало было быстрое и достаточно увлекательное. Теперь задача найти хозяина. Где он может быть в кабинете или уже спит?

Интересно по какому распорядку живут обладатели таких дач?

Надо подумать – спешить в таких случаях редко бывает хорошо.

Готовцев подумал пару мгновений и пошел коридором, мягко ступая ногами в кроссовках, пробуя двери – если закрыта, долго прислушивался.

Пока все варианты мимо. Может, выйти наружу да обойти вокруг дома, посмотреть – где свет горит, где ночник светится?

Ну, где ты, Турчинов? Я же к тебе со всей душой – подумал Саня и спустился вниз.

Вышел наружу, пошел вокруг дома. Колесо судьбы набирало обороты…

Обнаружил лоджию на тыльной стороне здания – она полыхала дневным светом в ночную тьму. И сам Турчинов в трепыхании штор стоял у раскрытого окна. Лысый череп, седые редкие волосенки по его краям, такова же растительность на подбородке. Оттенок кожи лица говорил, что мужчина болен и болен серьезно. Кто-нибудь сказал – годы, а специалист – рак.

«Кровавый Пастор». Чудовище в облике человека. Именно чудовище – другого сравнения нет.

За его спиной открыта дверь в кабинет, где он занимался своими полуночными делами. А сейчас вышел к распахнутому окну подышать свежим воздухом и размять спину – чем-то уж больно занят на своем рабочем месте: бизнес требует усидчивости. Интересны, должно быть, его дела. По рассказам донецких гэбэшников, Турчинов – тот ещё параноик.

Вот отсюда тебя и будем брать – подумал Саня. – Другого выбора нет.

Что могло пойти не так? И что надо сделать, чтобы шло по уму?

Забраться на второй этаж без лестницы и рядом стоящего дерева требуется особая сноровка. Не мудрствуя лукаво, Саня решил – нужна подставка. И когда Турчинов в кабинет вернулся, пошел по усадьбе, приглядываясь ко всему, что могло бы пригодится. Дорогою пристрелил двух псов, с рыком кинувшихся на него…

А Турчинов сел за стол и склонился над запиской, которую читал и перечитывал уже в который раз.

«Я буду ждать в указанном месте в 19-00. Позже для тебя уже будет поздно. Можешь попробовать обмануть, но тогда уже точно не откупишься. А сейчас ещё можешь. Помнишь сумму?»

Турчинов поднял взгляд на стопку евро в пачках на краю стола.

Сомнений больше не было. Его достали, черт побери! Как, кто, где, когда? Злоба коробила все нутро. За годы деятельности, политической и преступной Кровавый Пастор понял одно, что импульсивность от эмоций чаще всего убывает. Холодный расчет и перестраховка работают гораздо лучше. Но таинственность вымогателей (ля?) напрягала. Наверняка, его (Турчинова) подставили или сдали. Но кто? Подчиненные или покровители?

Много вопросов и ни одного ответа. Только чертова записка.

Его люди пытались добиться хоть какой-нибудь информации, но все тщетно. Можно было решить, что и в окружении есть предатель – никому доверять нельзя. И от этого холодок бежит по мохнатой спине в душную ночь украинскую. А взглядом можно было прибить – было б кого.

И как тут уснуть?

Легкий шорох за спиной. Турчинов резко обернулся. Из лоджии в кабинет входил высокий и плечистый молодой парень – в руке пистолет с глушителем.

- Ти вбивця? – спросил Турчинов.

- Почему бы и не да? – улыбаясь, ответил Саня.

Турчинов медленно поднялся, разворачиваясь и поднимая руки.

- Бачиш гроші на столі? Бери і йди. Стріляти не треба.

Саня обошел стол, взял одну пачку евро, сунул в набедренный карман камуфляжных брюк.

- Мне достаточно.  

- Це моя плата за моє життя – бери все.

Турчинов скалился, не контролируя мышцы лица. Готовцев недобро косился на него, размышляя: так хочется убить и деньги забрать – их же легче унести. А Пушилину сказать – не получилось. М-да… Проблема.

Я не святой – убеждал себя Саша – скорее наоборот. А существо, расчленяющее детей, следует убивать без суда и следствия – достаточно знать о его преступлениях. Ну, Пастор Кровавый, готовься к смерти…

Но все имеет свойство заканчиваться – сомнения тоже. В Готовцеве пересилило чувство долга.

- Що буде зі мною? – спросил Турчинов.

- Становись на колени. На четвереньки теперь.

Турчинов встал на четыре конечности и, чувствуя, что его сейчас убьют, затараторил.

- Я майже впевнений, що знаю хто вас послав.

- Удиви меня.

- Коломойський?

- И как ты к этому пришел?

- Тільки він знає про мене все. А оскільки я не пішов на союз, вирішив прибрати конкурента. Ти мене вб'єш? Може, домовимося? – голос Кровавого Пастора стал совсем грустным.

- Ты мне нужен живым, и я думаю – сам пойдешь или тебя пристукнуть чуток?

- Навіщо я вам?

- На суд народный.

- Ти з Донбасу?

- Вот здесь угадал.

- Тоді не бачу проблеми. Заради такої дрібниці? Зовсім смішно!

- А похоже, что я шучу?

- Ні. Простити.

- Так ты идешь или тебя пристукнутым нести?

- Нести. Тільки гроші вже буде ні в чому, - Турчинов лег на живот и руки раскинул в позу кающегося грешника.

Вот тварь! – нервничал Саня. – И риск большой. Лучше уж вырубить и унести. А за деньгами можно вернуться.

Через мгновение Турчинов в отрубе был. Саня смотрел на него почти с академическим интересом – когда эта тварь очнется? а вдруг на моем плече? надо что-то делать; связать или в ковер закатать? Решил, что с ковром будет удобней таскаться.

Закатал да ещё пристегнул в двух местах ремнями – один с брюк Кровавого Пастора, другой… Нет, это был не ремень – шнур от настольной лампы, но подошел.

Саня еще раз оглядел кабинет – перед ним лежал завернутый в ковер Кровавый Пастор, на столе пачки евро и тишина в усадьбе.

Готовцев поставил ковер на попа. Когда он согнулся, подхватил на плечо, развернул на оба и закряхтел – ни хрена себе туша! Ровно пятьсот шагов! Только пятьсот шагов. Хотя по дому и до калитки идти ещё и идти – в двери боком.

Ну, пошли. Так себе способ передвижения, но Саня был непреклонен – надо дойти.

Все же Готовцев был не железный – едва вышел из дома, усталость почувствовал. И тяжесть – в ногах, руках, мышцах спины и груди: такой вес это не шутка. Отток силы ужасный. Движение на одном самолюбии. В глазах гасли искры. Воздуха легким не хватало, как ни дыши. И пульсировала к чему-то одна-единственная мысль:

Не мало под страшною ношей легло безымянных парней…

Нет, все-таки надо было вести – поздно он осознал свою ошибку. Перешибить ему руки для безопасности и вести. Теперь-то что? Вот надорвется организм…

Бросить козла – отдохнуть?

Нет, надо двигаться, пока не упаду. А може, и не упаду. Каких-то триста шагов осталось…

Остатние силы покидали Саню – казалось, что вместе с жизнью. Ну, еще немного… Последние шажочки… Чтобы не на землю скинуть эту тушу (потом ещё поднимать!) а на пол фуры, дверь которой благоразумно приоткрыта.

Опрокинув ковер с Турчиновым к мебели, Готовцев опустился на землю и некоторую малость лежал без сознания. Когда очнулся, подумал – много ли времени прошло? Вокруг была ночь.

Теперь надо подняться в фуру, сдвинуть шкаф к борту и в образовавшуюся щель, протащить Кровавого Пастора до его «гроба», минуя все препятствия в виде мебели.

Мышцы почти онемели и не чувствовали боли. Но она должна быть. Такая нагрузка без последствий не бывает…

Ольга кемарила в кабине.

- Где мелкая?

- Спит.

Саня взобрался на свое место.

- Все нормально?

- Груз на месте. На спине припер.

- Сам управился? Что ж меня не позвал?

- А с девочкой кто? Напугать её в такой ситуации легко.

- Ну, прости дуру. Чаю сейчас попьешь с беляшами или уже на ходу?

- Подожди с хавчиком – дело есть. Ты умная и должна дать совет – что мне делать?

Саня достал из кармана пачку евро.

- Вот таких денег на столе у клиента в кабинете осталась стопка на целый рюкзак. Может, вернуться и забрать? Деньги нам не помешают.

- Это евро? Целая куча! Но же опасно!

- Там все тихо. Охрана спит вечным сном. Посторонних никого нет. Так может, сходить – что скажешь?

- Так! Стоп! За сколько ты управишься?

- Да минут за двадцать. Дай твой рюкзак.

- Войдут?

Должны. Если что, наволочку прихвачу – в рюкзаке всяко разно нести удобнее.

- Саня. А может не надо? И так сильно рискуем…

- Оленька, деньги сами идут нам в руки. Это судьба.

- Ты – мужчина, тебе решать.

- Ну, тогда я пошел.

- Угу. Буду с нетерпением ждать…

Саня шел с больными ногами, больными руками, спиной и грудью, и даже легкими, будто надсаженными, но думал, что новый груз пушинкой покажется…

На вилле было семь человек – и это, не считая хозяина. Повар Митроха, Митрофан Иванович, мужчина пятидесяти шести лет, небольшого роста, толстый, лысый, суетливый, не поехал вечером домой, а остался на ночь в подсобке – тесто поставил на кухне.

Спокойно спал, не слышал шума-возни вокруг дома и в нем. Заполночь проснулся на тесто взглянуть. По дороге обнаружил труп охранника. Испугался, присел, притаился, вслушиваясь в ночные шорохи. В доме было спокойно.

Митрофан Иванович скинул тапочки и на цыпочках отправился на второй этаж.

Там трупов нет, но есть один непорядок – дверь в кабинет хозяина распахнута, и в нем горит свет.

Самое тяжелое было решиться к ней подкрасться на четвереньках и заглянуть внутрь. Это понятно – без воли на то хозяина, повар Митроха и полицию бы не посмел вызвать. Надо знать, что происходит. Или уже произошло…

И вот кабинет… Он, кажется пуст, и в нем тишина. Впрочем, от сквозняка тихонько шелестят шторы лоджии. 

Если смотреть с точки зрения голых фактов, то можно, кажется, и на ноги встать. Только поднялся, увидел деньги на столе – много денег, целую пирамиду ассигнаций. Нет, скорее, многоэтажный дом! Просто американский небоскреб какой-то из европейской валюты!

Митрофан Иванович был, безусловно, трусом, но прагматичным. Кроме того, вид денег и отсутствие хозяина вдохновили его на решительные поступки.

Рассовав несколько пачек по карманам, повар Митроха обеспокоился мыслью – что же все-таки произошло? Если хозяина убили, где его труп? Если похитили, то кого убили? Надо посмотреть всех охранников и решить, что делать. Деньги толкали на служебное преступление.

Митрофан Иванович все обошел, обнаружил охранников, вернее их трупы, а еще двух собак, но хозяина не нашел. Что делать? Вызывать полицию? А деньги? Как с ними быть?

Кроме того, Митроха знал – где-то у босса есть сейф в кабине. Почему бы не попытаться его найти? Те, что на столе, унести он всегда успеет. Почему бы не попытаться прихватить больше? Никто не мешает – на вилле лишь трупы и тишина...  

Судьба дала ему шанс. Скажем так, после всех приступов трусости Митрофаном Иванычем вдруг охватила холодная ярость и раздражение. Он даже готов был убить за это бабло – было б кого и из чего! Может, вооружиться стволом одного из охранников?

Ну что же, война добралась до него. И не смерть ему прочила, а немыслимое богатство. Вот привалило счастье поварюге несчастному!

В поисках сейфа повар Митроха шарил по кабинету, а в душе распалял ненависть к шефу. Знал, чем в турчиновской клинике занимаются доктора.

- Как ты их, а? – бубнил Митрофан Иванович. – Об этом в приличном обществе не говорят! Но как ты их, а? Резал! Рубил! Расчленял! Чтобы достать из груди или брюха нужную человеческую деталь…

Он уже кажется был в тихой панике, но не от страха.

Надо ли комментировать ситуацию? Человека скрутила золотая (в данном случае денежная) лихорадка.

На его лице не было страха, только уверенность и раздражение – время идет, но где же сейф? Обязательно нужно найти – мало ему денег, что на столе. Они – не вершина айсберга. Митрофан Иванович знал – Турчинов страшно богат. Где же его миллионы? Шанс выпадает один раз! Потом всю жизнь будет жалеть, если сейчас его не использует.

Нашел он хозяйский сейф – стоило сразу догадаться. Раз на столе деньги лежат, Турчинов откуда-то их достал. Повар захотел промочить горло дорогим коньяком – сунулся в секретер и там обнаружил дверцу в сейф. Открытую! И деньги пачками в нем, и драгоценности в ларце резном, и деловые бумаги в папках – все аккуратно по полкам разложено.

А теперь, внимание, вопрос – как это все унести?

Митрофан Иванович беспомощно огляделся – мать моя женщина!

Призадумался повар. Сильно так призадумался. И не о том, как он с ними будет жить – где их прятать, на что тратить. Для начала их надо было отсюда вынести. Завернуть во что-то и унести. Пусть это будет покрывало… 

Раскинув его на полу у стола, первым делом столкнул пачки евро. Оттащил в сторону, взял за край, потряс, чтобы деньги в середку скатились. И начал опорожнять сейф, стаскивая его содержимое на покрывало.

Можно сказать, что мы подошли к самой кульминационной сцене этой памятной ночи.

Только Митрофан Иванович дрожащими от напряжения пальцами связал в два узла за концы все содержимое покрывала, в открытую дверь кабинета Турчинова вошел Готовцев Александр с пистолетом в руке, чувствуя себя королем ситуации. Надо же было такому случиться!

- А это хорошая мысль, в покрывало всё увязать – я вот рюкзак принес. Ну-ка подними. Тяжело? Да я-то покрепче тебя.

Саня подумал – пора знакомиться.

- А ты кто? И что ты тут делаешь?

- Кухар. Заночувати. Тісто поставив – треба стежити. Встав серед ночі, а тут всі побиті...

- Встал среди ночи, а тут адская кухня! Ну и ты сразу хозяина грабить. Нехорошо.

Митрофан Иванович смущенно пожал плечами.

- Ты один?

- Схоже, що так. А з вечора було вісім, вважаючи господаря.

Похоже, не врет – размышлял Готовцев. Он последним на вилле остался. Простой повар, но придется мочить – выбора нет. Дело делается серьезное – свидетелей не должно остаться. Меня об этом предупреждали. Господи! Что за ночь проклятая – столько крови на руках! И душ человеческих! И денег…

А что творится в его душе – ни одного культурного слова нет описать, только мат.

Задавая логичные вопросы, он распалял себя, чтобы повара замочить без жалости и угрызений совести. Чувствовал себя сильно уставшим не только телесно, но и душевно.

- У тебя родственники есть?

- Бувши. Навіщо?

- Черкани адресок, я им денежку перешлю – скажу от тебя.

- Та я сам донесу.

- Ты сейчас умрешь. И, пожалуйста, не скули, не ной – будь мужчиной. А то пристрелю просто так, и родня не получит твой посмертный подарок.

Митрофан Иванович понял – это конец: хоть плач, хоть проси, хоть в ногах валяйся… Нет, не ангел перед ним, а москалюга проклятий, гад, но человек, вроде бы, порядочный… Как-то сомнений в этом не было. Самое обидное – никто не видит и не узнает, с каким достоинством он умирает. Убийца не в счет.

Повар взял на столе записную книжку хозяина и авторучку с золотым пером – написал адрес и ФИО своей совсем уже слабенькой матери, которую сам лет десять назад сдал в дом престарелых, угрызаясь совестью. Если деньги дойдут, хоть условия ей поменяют. Впрочем, только надежда без всякой уверенности – люди все воры и сволочи, начиная с него. 

Наверное, хорошо вот так умирать, когда на жизнь наплевать. И оставаться в уме, и твердой памяти. И с осознанием того, что после смерти его одной сволочью станет меньше. И от этого станет легче…

Готовцев тянул с расстрелом. А Митрофан Иванович сидел за столом, катал ручку в пальцах и думал, что убийца его – не добрый, не злой. Какой был, такого и послали небеса. Возблагодарим же Господа Бога.

Впрочем, умирать-то совсем не хочется.

- А ти прудкий хлопець.

- Меня ждут. А я тут с тобой тяну. Треба кончать…

Повар начал креститься, шепча молитву, которой не помнил.

В голове у Сани был сумбур, но на лице холодное выражение. Сейчас он был внешне спокоен, но не сильно внутренне. Шестеренки в его голове складывали пазл убийства медленно, но верно.

Пазл ещё не сложился, а время шло – его ждали в машине, дорога, в Донбассе...

М-да… Если бы не конспирация, не стал он этого мужика убивать. Вот не хочет душа и все. Отпустил восвояси и денег бы дал. Но не судьба…

Ещё минутку… сейчас… сейчас… В голове у него все уляжется, он взглянет на ситуация здраво и прагматично… И нажмет, наконец, курок.

Прозвучал шлепок о колено. Митрофан Иванович, мужчина пятидесяти шести лет, ткнулся лицом в столешницу.

Саня подхватил узел с награбленным, взглянул, но не взял записку со стола, думая, что когда-нибудь ему станет стыдно за это, и вышел из кабинета.

По дороге к машине в диверсанте Готовцеве проснулась память прошлой жизни.

Был ли он добрым?

Да.

Был благородным?

Да.

Все, финиш! Куда-то все подевалось, и Александр Викторович Готовцев стал хладнокровным убийцей.

Он хотел жить другой жизнью – любил машину, поездки, свою работу…

А кто он теперь?

Знать, понимать и осознавать – вещи разные.

В этом плане удобно иметь семью – на неё всегда  можно спихнуть вину за все свои злодеяния: мол, ради дочери, ради жены, ради их благополучия... А когда ты один, вся ответственность на тебе…

Закинув узел в кабину, Саня втиснулся сам.

- Вот, теперь мы с тобой миллионеры в валютном измерении.

Ольга вопросов не задавала – только кивнула. Налила Сане чашку чая горячего, подала беляши в целлофане. И только потом спросила:

- Ничего не изменилось в наших отношениях? Я хочу тебя принять таким, какой есть – видела добрым, видела злым. Теперь ты богат. Что-нибудь поменялось?

- Я понял о чем ты, - сказал Саня с полным ртом. – Мы можем в Донецке расстаться или в Челябинске, поделив поровну это богатство. Если я тебя не устраиваю, ты свободна от всех обязательств. Заведи себе гарем из мужчин. Говорят, арабы – самые сексуальные. Купи негра, китайца… Только индийца не бери – у них самые маленькие писки на свете. Хотя, парадокс – Индия занимает первое место в мире по изнасилованиям…

- Что ты плетешь? - удивилась Оля и прижалась к его плечу. – Я люблю тебя и хочу быть с тобой. Никто мне не нужен кроме тебя.

Проглотив пережеванное, Готовцев сказал:

- На досуге подумал – смотреть страху в глаза иногда бывает полезным.

Допив чай, Саня взялся за руль, глубоко вздохнул и признался:

- Сегодня я застрелил семь человек и благодарю Всевышнего, что среди них не оказалось ни одной женщины.

- Не стал бы стрелять?

- Пристрелил, а потом бы страдал.

- Война нас меняет. Но что будем с этим делать?

- Уберем пока в спальник. И вы с мелкой там поедите – дипломатия на дорогах кончается: мы идем на прорыв. Все, кто нас остановит, приговорены к смерти.

- Зачем же так? Может попробуем сумму взяток увеличить.

- Какие взятки, милая? Ты выйдешь из кабины и станешь заложницей. А начни они стрелять по кабине – здесь же Кристина! Делаем так – вы не высовываетесь, если я останавливаюсь, лежите молча пока не вернусь. А я чуток проеду в сторону и, топая к патрульным, пересчитаю их, а потом всех ухлопаю. Когда спохватятся – мы уже будем далеко. Идем на прорыв – церемонии в сторону.

- А если случайная машина подвернет?

- Значит, им не повезло.

- И детям?

- Про детей ничего не скажу – пока не готов. Но молю, чтобы их не было в случайных машинах, и машин самих. Идеализм проходит, так или иначе…

- А ты растешь в моих глазах, - тут же обломала малину Оля.

- Понимаю. Давай делом займемся. Как там мелкая – спит? Мы не раздавим её узлом с деньгами? Там и ларец с драгоценностями – презент от пана Турчинова. Интересно – где и как он их надыбал?

- Не время сейчас рассуждать о тайнах чужих.  

Олю мучили другие мысли. Близость дочери как-то особенно на неё повлияла. Она стала внимательнее приглядываться к партнеру по операции. Плохо идеализировать человека. Простого водителя. Шоферегу. А теперь ещё он стал убийцей. Сердце ныло. Как он будет относиться к её дочери, когда станет отчимом? Выдумал прозвище ей – Мелкая. Отшлепать советовал. Шутил, наверное… Теперь вот деньги и драгоценности… О, Господи, а впереди ещё дорога полная опасностей… 

Все крутилось в голове. И хотелось надежного спутника. А Сашка сам на взводе. Ему понравилось стрелять в людей. Это заметно. Мальчик в войну заигрался…

Как же паршиво на душе!

Я не приемлю убийств – думала Оля. – До глубины души поражает смерть людей. Как меня не готовили психологи Госбезопасности… Мне просто нечего было возразить. Молча со всем соглашалась ради спасения дочери. А сейчас не могу согласиться с Сашей. Что-то мешает. Идеалы? Наверное… Надо думать о мелкой… Тьфу, вот привязалось! … А остальные все мысли прочь! Идеалистка я? Да! Как же паршиво…

Но Готовцев снова стрелять собирается. Во всех, кто его остановит. Во всех, кто станет случайным свидетелем. А вдруг это будут дети? Дети ни в чем не повинные! Он говорил, что любит детей. Но если возникнет ситуация, он будет стрелять и убьет…

И Ольга ничего сделать не может. Идет война. Будь она трижды проклята!

Вытерпит Саня такую нагрузку или полюбит убийства? Говорят, привыкают и даже удовольствие получают нажимать на курок, целясь в людей…

Оля представила его лицо, его глаза… Что в них? Ненависть или страх? А ей что сказать?

Узел сбагрили в спальник. Пора и Оле туда. Она вдруг бросилась в объятия Готовцева.

- Саня, милый мой! Ни о чем не думай, не переживай – сделай все, чтобы мы прорвались. Я верю в тебя. Наши с Кристиной жизни в твоих руках.

Он смеется в ответ? Это нервное. Сколько может вынести человек?  

Ольга перекрестила водителя:

- Благословляю тебя на все! И помни – я тебя никогда не брошу!

А сколько пыла-то в голосе. Есть все-таки в кульминационных ситуациях свои плюсы.

Улыбка сама наползла на физиономию Готовцева. И хоть она была нервная, Олю это не покоробило.

- Буду помнить, - сказал Саша, и повисло молчание.

- Нам бы с Кристиной сейчас уснуть и проснуться в Донецке.

- Кажется, мелкая уже спит. Полезай к ней, обнимитесь, притихните и не мешайте мне прорываться. Остановка только по нужде.

- А я зараз хочу Пі-Пі... – писк мелкой из спальника.

- Сходите с мамой. А если страшно, с собой возьмите пистолет.  

- Вылезай и пошли, - потребовала Оля.

А потом пришли и легли спать.

Мир почти застыл. Нет больше девочки, её мамы. Есть только я – думал Александр – и АПБ в набедренном кармане. Я спокоен, сосредоточен. Думаю о вариантах решения проблемы. Альтернативы уничтожения патрулей нет. Прорваться, увезти свою семью из глубокого тыла врага… А потом – забыть все и жить с чистого листа. Лучшее из возможных решений.

А сейчас – прочь сомнения! Есть только я, машина моя, дорога и цель… Мы обязательно прорвемся, несмотря ни на что! Смерть не для нас – мы выше её! Потому что Бог с нами. В этом безумном мире Турчиновых, Зеленских и прочей мрази Он не позволит нам умереть. Само Мироздание за нас. Потому что мы – Правда и Жизнь!