А. Агарков.
Роковая ошибка
Женская месть не знает границ, приличий и здравого смысла
/Г. А. Потемкин/
Ну вот и зима на порог подкатила. Опять придут напасти лютые – гололеды, метели, морозы… Как хорошо было летом кататься! Летом просто лафа работать, зимой – каторга. Однако, если отринуть некоторые неприятные издержки моей профессии – как-то: дорожные ситуации, наезды гаишников, разборки с «гоблинами», непорядочность иных пассажиров, подрезки и лихорадочные гонки между собой – то должен признать, что работа таксистом меня очень даже устраивала во все времена года. Уж больно хорошо думалось в ожидании клиентов на остановках – все бестолково метавшиеся мысли как-то упорядочивались, в душе разливалось умиротворение, сами собой куда-то исчезали нервозность и суета. И решения, появляющиеся в результате такой своеобразной медитации без отрыва от производства, как правило, оказывались верными. Честно говоря, мне так интересно и плодотворно жить давно уже не приходилось.
Хотя надвигающаяся зима пророчила множество новых неожиданных неприятностей, но я и к ней был готов. Например, нашел для машины съемный гараж совсем рядом с домом. Как говорится, для каждого овоща свой горшок. Уют и покой – это бальзам, способный успокоить исстрадавшуюся душу.
Мой график рабочий, а это шесть дней в неделю кроме субботы, предусматривал, примерно, десять часов суеты – плюс-минус зависел от Настеньки. Утром отвозил дочь на работу, а вечером привозил домой (кроме воскресенья, конечно). И после этого со спокойной совестью ставил машину в гараж – хотя многие коллеги мои работали до последнего автобуса. В адмиральский час даже спал в машине, поставив её в тенечке летом или зимой на солнышке. Денег хватало…
Кемарил как-то после сытного обеда, обдумывая свежую мысль, что из меня мог бы получиться неплохой снайпер, умей я стрелять метко – психологически подхожу. На сборах в Чебаркуле офицерик один глаголил, что идеальный снайпер – это медлительный лентяй типа Обломова. Ну, вроде, как я теперь…
Тут вваливается в салон Юра-бомбила.
- Сладко дремлешь.
- Жирок завязываю. Присаживайся – посидим, помолчим.
- Укатали сивку крутые горки – так что ли, Толик?
- Вспотеют укатывать. Тебя что тревожит?
Юра почесал голову, запустив туда пятерню, несколько раз глубоко вздохнул, поиграв желваками, а потом стал говорить:
- Да, блин, народ не доволен бригадиром – он нас конкретно под бандюков кладет. Деньги мы регулярно платим, а пользы от «крыши» никакой. Витает в воздухе какое-то беспокойство – надо что-то делать, а вот что, не понимаю.
- Так надо собраться и поговорить – без бандитов и бригадира. Собери всех и затей дискуссию. Расскажи, о чем думаешь, что можно сделать, чтобы избавиться от дани «братве». Я тоже об этом постоянно кумекаю – неужто мы своими силами от «гоблинов» не отобьемся? Они, конечно, парни крутые, но и мы не пальцем сделаны. Андрей вон никому не платит, а его младший сынуля так дает сдачи, что и не каждый с земли сам поднимется. И знаешь, Юра, нам нужен новый бугор. Вот ты и должен им стать, а мы за тобой, как за пророком-шаманом-лидером-вожаком… следом пойдем.
- В точку, Толик. Именно так и надо поступать. Как говорится, в царстве слепых и кривой – снайпер. Всё мне понятно, пошел работать.
Кажется, намечается революция, а я – её пророк.
Мысленно погладил себя по голове – умненький мальчик, сообразительный.
В общем, пошли разговоры и засуетился народ. Прежней покорности и порядка в бригаде как не бывало. Всех взбудоражили разговоры о смене бригадира и отказе платить «крыше». Обсуждались возможные варианты и последствия – как говорится, если долго мучиться, что-нибудь обязательно получится.
Встряска оказалась полезной и в другом плане – появилась реальная цель. Эти метания и душевные переживания объединили бригаду – народ принялся с редким энтузиазмом заниматься подготовкой к борьбе за независимость. Хорошо бы без жертв обошлось…
Юра исполнил то, что задумал – однажды нас всех собрал без бугра и братвы. Говорил спокойно и убедительно, не мандражился. А у меня, если признаться честно, от его слов внутри образовался тугой комок – как будто все нервы в кулак собрались.
- Други мои… Я попросил вас собраться здесь, чтобы посоветоваться и вместе решить, как нам дальше жить. Историю образования нашего коллектива, рассказывать не буду – вы все сами прекрасно знаете. Братва нам дала поддержку от «гоблинов», и мы ей платим. Нормально ли это? Тогда было да – но сейчас? Мы не рабы, чтобы пахать на кого-то. Неужели мы не в состоянии сами себя защитить от «гоблинов»? Почему я заговорил об этом сейчас? Есть несколько на то причин. «Гоблины» никому не платят. Андрей с сыновьями из бригады вышел и тоже не кланяется никому. А мы что – убогие? Пора с этим кончать. Мы осмотрелись, стали самостоятельными и, уверен, запросто сможем прожить без «крыши». И я вас сейчас спросить хочу – слабо нам сбросить ярмо братвы или мы просто покататься тут вышли?
Услышав такое заявление от своего товарища, бомбилы все, как по команде, резко полезли руками в затылки – видимо, вздыбившиеся волосы пригладить, вернув их на прежнее место. Так можно и без шевелюры остаться, если резко за неё хвататься. Впрочем, это же хорошо. Так бывает, когда брага бродит – пену пускает, булькает, шумит, а когда кончит бродить и успокоится – глядишь, готовый продукт получается. Так и на нашем собрании что-то похожее происходит. Все суетятся, колготятся, спорят, ругаются и понимают в конце концов…
- А «братва» как на это посмотрит? -задал вопрос невзрачного вида водила, которого за глаза все называли «Метр шестьдесят в прыжке, шестьдесят кг в мешке».
- Боишься – плати. Кто за то, чтобы не платить?
Руки подняли все.
- Кто за то, чтобы сменить бригадира? Такая «шестерка» нам не нужна. Так, люди?
- Да, - был однозначный ответ из народа.
Но тут же последовала следующая реплика:
- А кто тогда станет бугром? Ведь с него будет первый спрос от «братвы».
Юра-застрельщик стал суров лицом:
- Если мы все вместе соберемся снова, и твердо будем стоять на своем, я скажу «блатным»: «Больше не платим». И посмотрим, что они могут нам сделать. Нет у меня страха перед бандитами и не было никогда. Так что, если мы все вместе выступим, обязательно победим.
- А потом?
- Разберемся с «братвой», наедем на «гоблинов» - скажем им: будем одной бригадой с вами или хари набьем всем несогласным. Орлы мух не ловят! Мы научим этих волков позорных свободу любить…
Последняя фраза вызвала смех у собравшихся – народ оживился. Рефреном со всех сторон звучали слова:
- И звонкой песнею пускай прославятся среди героев наши имена…
Закончил собрание Юра так:
- Нам нужна новая цель, ради которой мы готовы сражаться. Запомните главное – не надо бояться и молчать, иначе нас будут «доить» вечно. А чтобы про нас песни слагали, придется поднапрячься и не трусить – помирать один раз все равно придется.
Смерть врагам, «ура» Отчизне! Погнали наши городских! Победа будет за нами – супротивник обратится в бегство, а жещины-пассажирки будут кидать к нашим ногам что-нибудь из одежды. А что лицемерно вздыхать? Время такое и вопрос денег – тут компромисса не может быть: или ты, или тебя. А организованная преступность давно уже сдала свои позиции – рэкет практически сошел на нет; братва либо по тюрьмам отдыхает, либо бизнесом занимается. Правда, тоже преступным, но это их дело. А нам пора на свободу!
После этого собрания все как-то замерло в ожидании. Мы уже больше не сдавали свергнутому бригадиру «подати» для братвы, и никто на нас не наезжал по поводу. Но и пока не прессовали «гоблинов» из-за сбора пассажиров на приоритетных остановках. Все чего-то ждали и продолжали обсуждать тему.
А разговоры шли в таком русле.
Если мы действительно сильны, то устоим против братвы, и с нами будут считаться «гоблины». Им от союза с нами будет одна только польза: появилась беда общая – стали на остановках «шакалить» в часы пик движения пассажиров новые, никому неизвестные прежде бомбилы – наверное, с работы едут и подхватывают попутно. Пока их немного, но ребята буйные и зачастую теряют понятие, где находятся. Их надо выслеживать, отлавливать и учить уму-разуму. На наши прежние жалобы «крыше» бандюки отвечали: «Поймайте их и нам позвоните». А самим-то подежурить на остановках – внапряг? Вот и за это еще хотим избавиться от братвы – ни хрена не любят работать, им только: плати-плати-плати...
Если же не сумеем этого сделать, то значит, всё затеяно было напрасно. А сходу браться за ножи, думаю, никто не согласен – все надеются обойтись без крови. Так что началась у нас игра понтов и нервов. Если слабак – проиграешь. Вот поэтому и должен сейчас сработать такой джокер, как смелый бугор Юра.
Так что пока у нас мир и жвачка с бандюками, «гоблинами» и прочая-прочая...
Впрочем, были и осторожные – как же без них? – которые сомневались в удаче затеи: где ж нам с братвой воевать? нашему бы теляти да «гоблинов» забодати.
Ладно, слона можно съесть только кусками – целиком не проглотишь. Оставим дураков дуракам, а сами будем разбираться с дорогами – ведь мы же на них таксуем.
По крайней мере, прежнего безразличия и какой-то витавшей в воздухе отстраненности от текущей жизни – мол, каждый сам за себя – нет и в помине. Юрик всех заставил задуматься о новой жизни.
Тем не менее, в чисто профессиональном плане, оставалось ещё много шероховатостей. Да от них и не избавиться никогда. По-прежнему были «подрезки» на остановках, случались гонки на трассах – всегда кому-то чужой кусок кажется слачше. Такие проблемы были и будут в среде бомбил, и заморачиваться на них не стоит.
Самым главным можно считать, что несмотря на всякие неурядицы, люди объединились для единой цели. А наличие таковой – это уже признак воли коллектива и совсем другие базары. Вот только дойти бы до намеченного горизонта!
В целом мы жили обычной жизнью, только как-то особенно обостренно воспринимали каждую мирную минуту. А мне так вдвойне тоскливо стало – насморк привязался.
Настя качает головой:
- Папа, у тебя грипп! Лег бы да полечился.
- Вот когда слягу, тогда и лягу, а пока двигаюсь, буду работать.
- Пей лекарства.
- Пью всё, что в аптеках от гриппа рекомендуют.
- И не проходит? Попробуй-ка чай с медом или малиной…
- Может, лучше водки после баньки?
- Лучше сходи к врачу, а то… - мне был продемонстрирован кулачок и высказана угроза побить ногами, если я не позабочусь о своем здоровье.
Советы все давать горазды, а вот денег не каждый.
Конечно, народные средства не всегда помогают, тем более при незнании точного диагноза заболевания – но за отсутствием королевы обращают внимание и на служанку. А врачей и больницы я органически не перевариваю.
Во всяком случае, после субботнего похода в баню и последующего нехилого возлияния, я отлежался в воскресенье дома на диване перед телевизором. Но в понедельник, как прежде, чихал и кашлял, сморкаясь в платочек. Короче, вариант Черномырдина – хотел как лучше, получил как всегда.
Чтобы расставить все точки над ё, скажу просто – плохо я подготовил свой организм к зиме: мало купался и загорал. Можно сказать, лето ушами прохлопал – всё работал, работал…
Дочь, глядя на мою нездоровую морду, и сама страдала – смотрела смурно. Ладно, я ещё подумаю, как мне эту хворь огоревать.
Любой снегопад представляет собой незабываемое зрелище. И дело даже не в той силе и впечатлениях, которые остаются от кружащихся и падающих с неба снежинок. Скорее всего это связано с ощущениями, что снег фильтрует воздух, мороз убивает микробов, а вдыхаемый озон несет здоровье. Я очень на это надеялся, когда поджидая дочь возле Администрации Южноуральска, глубоко вдыхал холодный воздух из приоткрытого окна.
- Ну, привет, папа! Как себя чувствуешь? Вижу, что плохо. А у меня к тебе просьба – мне в санаторий «Урал» надо попасть. Свозишь?
- Ну, надо так надо. Конечно, сгоняем – хоть задним ходом, но доберемся.
- Все шутишь. А сам кашляешь. Почему ты такой упертый?
Дорогой расспрашивал дочь о расстановке политических сил городской Администрации – кто с кем и против кого дружит. Референт Главы города, она была в курсе всех дел. Увлекательное это занятие – можно целый день за такими разговорами провести, и скучно не будет. Но мы оба были заняты своими мыслями и делились политическими сплетнями чисто по привычке.
Настя ушла в санаторий, а я остался на парковке в машине и задумался.
Как быстро время летит. Мои дети стали самостоятельными. И у меня теперь складывается впечатление, что когда ребенок взрослеет, то от слепого обожания родителей, он переходит к оценке их действий с точки зрения появившегося у него собственного жизненного опыта. С одной стороны это хорошо – идет естественный процесс: налицо явные признаки взросления, а вот с другой немного настораживает – чем же все это может для меня обернуться: ведь я не святой…
О себе, что сказать?Я окончательно бизнес забросил – даже в мыслях о нем не думается. И теперь всей душой в литературе. Казалось бы, специалист с двумя высшими образованиями крутит баранку… и пишет книги. Если мне в молодые годы кто-то поведал о таком итоге карьеры инженера и журналиста, ни за что не поверил бы.
На столе дома все есть, и жизнь далека от скуки. Пусть нет жены, зато непредсказуемые случайности преподносят порой просто невероятные встречи – аж руки дрожат и сердечко заходится. Хотя святой Петр пророчил – лучше жениться, чем в Аду гореть.
Вот такая получилась судьба.
Нет славы, нет денег, но есть уже книга о моем отце. А сейчас я пишу о себе любимом – и это мне нравится, черт возьми!
Еще бы здоровье не подводило. От привязавшейся простуды знобит, кидает то в жар, то в холод – особенно к концу дня, когда устаешь от работы. Взять что ли путевку в санаторий да отдохнуть с недельку? – было бы здорово! С другой стороны, нечего расслаблять организм – я его кормлю, пою, не надсажаю перегрузками и никотином, балую водочкой иногда… Вообще, веду здоровый образ жизни – так пусть уж он будет любезен с болезнями справляться сам.
Вот такие обычные и далеко не гениальные мысли крутились в голове. Этот клубок дум и чувств шевелится, трепыхается, поворачиваясь то в одну сторону, то в другую, заставляет то нервничать, то успокаиваться…
Но в конце концов, показалась Настя. И я, произнеся про себя волшебные русские слова, махнул рукой на все тревоги – чему быть, того не миновать. Сразу успокоился и перестал психовать. Улыбнулся навстречу дочери – она догадалась принести для меня в пластиковой бутылочке минеральной воды из бювета.
- Молодец! – похвалил я Настю. – Возьми пирожок в бардачке. Их там два – в середине с мясом.
Но когда взглянул на её лицо, улыбка пропала.
- Что, проблемы?
- Да нет.
- Тогда не будь таким серьезным, ребенок. Тебе ещё жить да жить, а ты уже ведешь себя, как старая бабка, уставшая от забот. Будь веселее и улыбайся. У тебя же всё получается – каждый день надо радоваться жизни и ходить, пританцовывая, а ты часто бываешь такая печальная, что смотреть жалко.
Слова родительской мудрости прозвучали напрасно. Анастасия откинула голову и закатила глаза.
- Не смотри.
Будучи человеком сообразительным, я ещё был вежливым и воспитанным.
- Ладно, не буду. Что-то не так?
- Поехали, папа.
Хватай мешки, вокзал отходит!
Настино настроение подавляло и лишало всяческого желания вести какие-либо разговоры. Поэтому всю обратную дорогу до её дома промолчали. И мне не терпелось в уют и тепло своей квартиры попасть. Расстались унылые и недовольные друг другом. Может, овес нынче дорог?
Наутро Настя была весела и тараторила без конца – ни следа от вчерашних эмоций. А я и не сомневался, что будет именно так! Поэтому не донимал вчера дочь допросом – что с тобой? что не так? В душу мою, простудой измученную, вернулась тихая радость – мир в нашем доме! Как говорится: делай, что положено – получишь, что суждено.
Ехала и Тамара с нами – вот почему я сказал про дом – как всегда в последнее время, угрюмая и молчаливая. Но умному человеку не стоит обижаться на мороз или ветер. Они скоро уйдут, на небе опять появится солнце и будет тепло. Поэтому я готов забыть о прежних ошибках и начать с ней общение. Рациональные люди всегда сумеют простить укол шипа розы, но долго будут любоваться её красотой и получать от этого удовольствие.
А пообщаться с матерью моей дочери очень хочется. Как говорится, человек человеку – друг, товарищ и источник информации. Только я к ней не обращаюсь, зная одну индивидуальную особенность – Тома смертельно боится вирусных заболеваний. Работая в школе преподавателем, она не выйдет из дома, на разжевав дольку чеснока. А у меня налицо насморк! Как она вообще не боится в салон автомобиля ко мне садиться?
Впрочем, Тамара Борисовна молчит, видимо, ещё потому, что помнит мое, всердцах сказанное заявление, что она для меня более не существует. Но я ведь не злой человек – злопамятный, но не злой. Не может во мне неприязнь существовать вечно – тем более к женщине, которую когда-то любил.
Кстати, чем дальше в лес, тем толще партизаны – чем сильней я привязываюсь к дочери, тем больше убеждаюсь, что не случай нас свел с её мамой, а сама судьба.
Так всегда было и будет со мной. Ведь я же русский. А умные люди так говорят: русский – это не национальность, но состояние души.
Пусть обиды забудутся и исчезнет злоба, а между членами бывшей семьи вновь воцарятся мир и согласие. Здоровья всем и счастья!
Господу нашему Иисусу присуще странное чувство юмора. Когда в конце рабочего дня больной и усталый заехал за Настей, она сказала:
- Привет, папа! Что сидишь, голову свесив? Опять огня в глазах не нахожу. Совсем плохо стало?
- Привет, ребенок! Вот засиделся, тебя ожидаючи, и забыл главное правило жизни – когда не знаешь что делать, делай хоть что-нибудь.
- Ты, наверное, будешь ругаться, но мне снова надо в санаторий.
Ну, словно удар дубиною в лоб – прощай мои надежды на скорый отдых в тепле и уюте за компьютером. Как говорится, от пули не убежишь, а только умрешь уставшим.
- С чего ты решила, что я буду ругаться? Надо так надо: едем в «Урал», - согласился, признавая свою немощь в поиске положительного в отрицательном.
И мы поехали.
Погодка была поганее некуда. Промозглая сырость, гололед… Ещё бы дождь ливанул – у нас в декабре такое случается.
Еду я осторожно, используя правило трех «б»: береженого Бог бережет. Мотор урчит, колеса крутятся, машина катит в сторону Хомутинино, и настроение мое меняется в лучшую сторону. «Урал» так «Урал» - а что? – я не против лишний разок туда прокатиться. Какой там край! Природа какая – рощи березовые, бор сосновый и озер лечебных целых пять штук. Зашибись красота – ни одной хвори не устоять! Чистый воздух: такого нигде больше нет – что может быть лучше для организма? Вот бы мне свой дом заиметь в таком райском месте…
«Урал» встретил нас музыкой из репродуктора на столбе. Отдыхает народ, веселится, лечится… А я вот в платочек сморкаюсь.
Настя ушла.
А мне что-то совсем поплохело. Пойду пройдусь, а то отключусь: настолько сильно заштормило, что перестаю понимать – где я, кто я и что происходит?
Выбрался из машины и прогулялся по территории – так, с краюшка, у ворот. Фонари уж зажглись. На аллее в обществе двух женщин показался мужчина – лицо знакомое. Чи он, чи не он? Ну-ка, лебедь белый, подойди поближе, дай на тебе посмотреть. Но кампания свернула, много не доходя до меня. А я вместо облегчения от променада почувствовал слабость и головокружение.
Вернулся в машину с настроением Онегина – «И путешествия ему, как все на свете, надоели». Прогулка по санаторию не помогла. День мотаний по автобусным остановкам Южноуральск – Увелка, казалось, высосал все силы из моего простывшего тела. Ой, нехорошо мне, нехорошо – и ещё предчувствия зашевелились совсем недобрые. Ощутил легкую ломоту в зубах и металлический привкус во рту, закололо виски – похоже, крепко меня прихватило. Все страньше и страньше с моим организмом…
Но кому же сейчас легко?
Единственное, чего хотелось – это очутиться под жарким солнцем где-нибудь на берегу теплого моря. И лежать – просто лежать, впитывая солнечный свет. Впрочем, я бы согласился и на сто грамм водки за столом дома.
Но что реальности до моих желаний? Пустые мечты. И все же они отвлекают от томительного ожидания – когда же вернется Настя?
- Я не слишком долго? Ты не уснул ещё?
От неожиданности вздрогнул – как это я дочь проглядел? Отключился, должно быть. Только что со мной – прикемарил или случился провал в сознании?
Даже не глядя на Настю, можно было точно сказать, что она в эту минуту решает – съехал я с катушек в результате болезни или всегда был с придурью, только умело маскировался. Пусть гадает, лишь бы допросами не пытала.
Натянув принужденную улыбку, завел машину и тронулся в путь, чувствуя, как по спине побежали мурашки, а тоненький голосок дурного предчувствия превратился в рев сирены гражданской обороны. Доехать бы, Боже мой, а то у меня уже мозги начинают закипать…
Когда добрались до Увелки, нервы были напряжены до предела. А все от непоняток – что со мною? В дороге пару раз был близок к обмороку. Интересно, Настенька замечала? – сидит, молчит, смотрит вперед и думает о своем.
Я не стал заезжать во двор её дома – прижался к левой обочине, чтобы дочери было удобнее выходить. Она не спешила, сказала строго:
- Папа, лечись – больно на тебя смотреть.
- Тебе-то хоть помогают наши поездки?
- А я не за лекарствами сегодня в «Урал» ездила.
- А зачем? Путевку собираешься заказать?
- Нет. Буклетов взяла. Хочу сделать маме тематическую страницу в интернете.
Воцарилась пронзительная тишина – ведь я даже приемник выключил от удивления и непонимания слов дочери. До меня дошло, что ради каких-то второстепенных бумажек и нескороспешной затеи, я, больной, на грани истощенных сил, мотался черте куда. Убейте меня, не понимал – чем же руководствуется Настя, так безжалостно эксплуатируя отца?
- Тебе, дочь, совсем не жалко меня? Полумертвого человека ты гонишь черте куда, ради каких-то буклетов для своей матери – женщины, не вызывающей во мне ничего кроме устойчивого чувства гадливости!
Ой, куда меня понесло?
Сердце колотится в бешенном ритме. Мне кажется, я сейчас потеряю сознание. Быстрее бы! Выдержать эту пытку – головокружение, тошноту и боль головную – практически невозможно.
- Прости, папа, - сказала Настя.
А я увидел две слезинки, катящиеся по щекам из её глаз. Увидел и рот закрыл.
Что я натворил! Разве можно так с любимым ребенком? Дрянь дело…
Настенька вышла из машины и, низко понурив голову, утопала во двор дома.
Сознания мне хватило доехать до гаража и поставить машину. Дома глянул в зеркало – да, видок ещё тот. Чем лечиться? Во что я влип?
Я никогда в жизни не бранил свою дочь. Тот кошмар, что сотворился возле Настенькиного дома после приезда из санатория, ночью мне повторился. Только в машине она сказала: «Прости меня, папа», а во сне прокричала: «Да пошел ты нах…»
Господи! С этим ужасом я проснулся.
Рано ещё. Лежал, проворачивая в мозгу случившееся. Мое подсознание ещё в «Урале» просто орало о предстоящей опасности. А я не понял его и боялся дороги, боялся, что подведет здоровье… А вышло вон оно как! Сам сорвался…
Отрицательное настроение просто зашкаливало – не хотелось вставать, ехать на работу… Но физически себя чувствовал гораздо лучше, чем даже вчера в эти часы: с головой все нормально, насморк не донимает – никаких симптомов недомогания. Может, дело пошло на поправку?
Хотелось жить и все исправить! Да могло ли быть иначе? – такого навытворял… Вряд ли Настя простит. Но не буду за неё решать. Ни в какие предначертания свыше я не верил, не верю и не поверю в будущем. Однако не сложно понять, что вчера был самый поганый день в этом году. А может, и в жизни…
Когда разворачивался во дворе Настиного дома, в незашторенное кухонное окно – Тамара всегда распахивает все шторы, уходя из квартиры – увидел дочь и мать, одетых в дорогу и стоящих у выключателя. Тут свет погас.
Из подъезда вышла Тамара Борисовна. А я вышел из машины.
- Настя уехала, - сказала её мать, сказала с насмешкой, сказала язвительно: умеют же люди владеть своим голосом. – Куда-то очень торопилась и пошла на такси.
Все понятно – на меня обиделись за вчерашнее. Думал, что пронесет – поговорим, я попрошу прощения… Но не тут-то было! Как говорится, не с моим счастьем.
Что делать? Сказать, что Тамара лжет – Настю я видел в окно. Но зачем впрягать бывшую жену в наши с дочерью непонятки? Это будет неправильно.
Как ни парадоксально звучит, но я был спокоен в ту минуту. И не только спокоен: размышлял так – если я немного постою у подъезда, из него вынырнет тот, кто прячется от меня. Ведь не захочет референт Главы города опаздывать на работу. Только к чему это приведет? Вряд ли дочь бросится ко мне на грудь с возгласом: «Папочка, прости меня!» Сейчас мне лучше просто уехать. Ни к чему обострять конфликт.
Тамара стояла и молча смотрела на меня – никуда не спешила. Читала горечь и растерянность на моем лице и радовалась за меня. Иногда люди намного громче молчат, чем кричат. Уж мне ли не знать Тамару Борисовну, которая так качественно испоганила мою жизнь. Иначе бывшая жена в данную минуту не воспринималась. Ведь не винить же мне Пашкова, обязавшего жениться инструктора райкома в крайне короткий срок…
Не поехал я на работу – вернулся домой. А когда вошел и глянул в зеркало, увидел нечто бесподобное – человека, в чьих глазах не было ни малейшего желания жить. Не было в них того блеска, который есть у каждого нормального человека, имеющего свои, хоть и приземленные, но цели и мечты. В зеркале же так и сквозила полная безнадега…
Дождался открытия магазина, пошел и затарился. Взял пива, водки, сел у компьютера… а потом мозги попросту отключились, уплывая в спасительное забытье.
День пировал или два? – не сразу понял. Оказалось, что три. И в это время, себя не помня, ходил в магазин за выпивкой и закуской. О, Господи, грехи наши тяжкие! Понимание того, что не с радости великой загулял, вообще убивало наповал.
Когда пришел в себя, то сразу же сообразил – что-то со мной не так. Во-первых, жрать хотелось, просто слов нет. Должно быть, от пива. Выражение «кишки играют марш» подходило довольно точно. Они действительно не желали молчать и довольно громко бурчали. В туалете выстроились в ряд батарея бутылок водки и пластиковых полторашек «жигулевского» - естественно, пустых. Как я выжил, влив в себя столько спиртного, трудно сказать. А вот от гриппа в теле ни следа – ни сопель, ни кашля, ни причуд головы. Алкоголем, должно быть, захлебнулся, зараза. Звучит бредово, но, видимо, желание выжить подключило какие-то скрытые резервы организма. В плюсе было еще и то, что похмелья не ощущалось – будто и не пил совсем.
Не верите? Да я и сам…
Но в жизни случается всякое – ничего невозможного не бывает.
Думаю, что со мной случился шок. Все вместе перемешалось – недомогание, обида Настеньки, алкоголь – и в результате: я здоров, но потерял уважение дочери. Надо же так опростоволоситься? Помню, когда Витя маленьким был у меня в гостях, всякий раз одергивал отца, который пытался внушить ребенку, что его мама – дрянь, что из неё разрушилась наша семья, а он стал сиротой. Внушал Егору Кузьмичу: «Нельзя говорить малышу плохого о его маме. Мама – это святое слово. Парень возненавидит тебя». Ну, ненависти особой не наблюдалось, хотя отчуждение было. Когда дед брал на руки внука со словами гордости: «Последний из рода Агарковых – наша опора и надежда», тот не испытывал никакой радости.
Как же я мог сказать Настеньке плохие слова о её матери? Совсем разум отшибло гриппом! Понимания того, что же со мной произошло, не было. Мало того, у меня вместо гриппа завелась паранойя. А это уже совсем ни в какие рамки. Надо бы с дочерью объясниться и извиниться, в конце концов, сославшись на плохое самочувствие из-за усталости и болезни.
Так вот, эта паранойя настойчиво убеждала, что я ни в чем не виноват. Во-первых сказал правду о своих чувствах к её матери. Во-вторых, был больным и уставшим. В-третьих, я отец, а она дочь – мое право её воспитывать, а её обязанность внимать и повиноваться. А не хочет – пусть катится к черту. «Мавр» её зачал-вырастил-образовал – «мавр», сделав свое, может удалиться от родительских забот.
Вот только засада состоит в том, что я очень люблю свою дочь – смотреть на неё, общаться с ней, гордиться ей… всегда было для меня великой радостью.
Что сказать теперь? Как подойти? Нутром чувствую – любая попытка ускорить наше примирение добром не кончится. Отдать все на откуп великому доктору? – время ведь лечит любые болезни. В такой ситуации мне в жизни не приходилось быть.
Потянулись тоскливые дни.
Это сейчас я понимаю, что не понимаю, как такое могло произойти – будто дьявол владел моими устами и языком. Забавный вышел каламбур. Хотя… даже если бы я не прислушивался к своей паранойи, сомневаюсь, что смог бы хоть как-то повлиять на наши отношения с дочерью – которых не стало. Вернее сказать, уверен в этом. Ведь я оскорбил её чувства к матери…
Есть, правда, подозрения… Но это всего лишь подозрения, которые, как говорится, к делу не пришьешь. И не буду о них, хотя морально становится немного легче. Только не знаю – радоваться этому или мылить веревку?
Странно, но никакой жалости к себе не было – я не плакал, не нервничал, не впадал в ступор. Как не было и самокопания на тему – а если бы… и почему это случилось со мной? Есть вещи, повлиять на которые я не смогу. И одна их них – это отношения с Настиной мамой. Сейчас она, конечно, на коне. Высшая цель её жизни – измываться над людьми – достигла своего апогея. Настенька избегает меня – я страдаю – Тамара ликует.
Была мысль – все бросить и бежать, куда глаза глядят. Куда-то далеко, где меня никто не знает. Была мысль и пропала. Вывод напрашивался только один – думать и думать крепко о жизни такой непростой. Ведь неправильная оценка ситуации может стоить для моего, и так уже далекого от идеала здоровья, очень дорого. Жизнь-то у меня одна. И, судя по возникающим подозрениям, ценна исключительно для меня.
Вот тогда появилась цель. Не буду говорить хорошая она или плохая, но она теперь есть. Это паранойя мне подсказала: я должен добиться успеха в жизни и на этой почве – прощения дочери.
Проанализировав ситуацию, стал строить планы – как жить дальше?
Если вы думаете, что я больше стал пить из-за постигшего меня горя, то вынужден вас расстроить – интенсивнее стал писать. Теперь садился к компьютеру, чтобы заглушить свою печаль, а все люди и прежние увлечения стали далекими-предалеками. Может, время такое пришло и нет иных причин?
Вот только по ходу новой жизни выяснилась ещё одна бяка, которая нравилась и не нравилась одновременно. Мне стала нравится прошлая моя жизнь – все, что было со мной в ушедшие годы, спешил занести в память компьютерную в виде рассказов о себе любимом. Самым сильным стимулом побуждения к этому стал разрыв отношений с дочерью.Это так думаю я. А так ли оно на самом деле? - вопрос конечно интересный.
Очень не нравилось мне то, что задумки детских лет так и остаются задумками. Мне всегда писать хотелось про пиратов и индейцев, о космических путешествиях и о путешествиях вообще. Все думал – вот поднабью руку на современной прозе и возьмусь за романтику. Но, увы…
Может, звучит это бредово, но сидя за компьютером, я писал воспоминания – оживлял ушедшие годы, а ложась в постель, придумывал всевозможные приключения – на кораблях с парусами, в падишахском гареме, на космических трассах… Не скажу, что это было раздвоение личности. Скорее так – за компьютером я работал, выполняя задуманную программу, а на диване отдыхал.
Жить и работать в подобном ключе мне было интересно и скучно. Понять, как могут уживаться два диаметрально противоположных качества, не могу. Единственное, что напрашивается – моя новая болезнь. Вот только данное утверждение имеет смысл, если она действительно есть, и я её не придумал.
И она начинает мне нравиться. Была душа Мария, с которой мы плохо ладили, теперь паранойя объявилась – откуда? зачем мне она? Прикинув и так, и эдак, и понимая, что ничего не понимаю, просто махнул на все это рукой. Жизнь продолжается, и это сейчас самое главное.
Такие вот пироги.
Так я жил день за днем, шагая к старости и могиле бодрым шагом. Но иногда накатывала такая апатия, что просто слов нет. Состояние, в которое впадали мой организм и сознание можно описать словами – он стал, как трава, то есть никакой. Мозги ни на что не реагировали, организму ничего-никуда не хотелось. Просто лежал на диване, уставившись в потолок, ни о чем не думая. Паранойя же с душой Марией до хрипоты спорили, выясняя что со мной и не настал ли последний день. Веры в то, что они определят диагноз не было никакой. Мне просто ничего не хотелось. Вообще ничего – даже верить во что-то.
У великих людей всех времен и народов присутствовала одна общая болезнь – эпилепсия. Меня, видимо, угораздило начать новую династию – апатитов (от слова апатия). Другими словами – вставить свои пять копеек в скрижали истории.
Когда первый раз такое случилось, я успел все же подумать, что вот он – конец моего существования. Жизнь заканчивается, ничего не добившись. Обидно. А потом ничего – привыкать стал. Да и длятся приступы апатии совсем не долго – ну, день-два… а потом проходят без следа. Будто напился… но похмельное состояние напрочь отсутствует.
Первая мысль после апатии – я жив, а это уже дорогого стоит. Мало того – я полон энергии, готов горы свернуть хоть на дороге, хоть за компьютером. И в душе играет марш оптимизма.
Если посмотреть на приступы с другой стороны, то они полезны моему здоровью, как подзарядка аккумулятору. Возможно, что новая болезнь (апатия) появилась во мне, как защитная реакция организма на стрессовое состояние. Ведь я испытал настоящий шок от конфликта с дочерью – ведь мог и бы того… умом тронуться.
Короче, полезное приобретение. Но какой ценой…
Однако не зря говорят – все, что случается, к лучшему. В этом свете, может, стоит свою новую болезнь звать нирваной, а не апатией. По крайней мере, такое название звучит оптимистичнее. Я подумаю. И как только надумаю, тут же и с вами поделюсь.
Итак, я будто заново родился с этой апатией-нирваной…
Так, стоп! Неправильная формулировка! Я не стал моложе, красивее, богаче… Просто я смирился с тем, что случилось, и осознал, что жизнь моя не закончилась. И оставшуюся её часть попытаюсь прожить с максимальной отдачей в творчестве. Ну, не за рулем же, елы-палы… Так что сомнения прочь – дорогу осилит идущий!
Звучало это довольно серьезно, но, по большому счету, все эти слова относились к личному самовнушению. А что, скажите на милость, остается делать, когда любимая дочь не хочет со мной общаться? Очень уж нервирует позиция Тамары Борисовны. Ведь получается, чтобы найти контакт с дочерью, надо просить прощения у её матери. За что просить? За то, что начиная семейную жизнь, она навязала мне общество своей матери – буйно помешанной алкоголички? За то, что отказала мне в праве на жилплощадь, когда я свою потерял? За то что ноги вытерла о мою родню? Вопросы, вопросы… Хватит, наелся до самой старости. Боюсь, мне эти обиды никогда не забыть.
От таких выводов стало намного легче. Тоска по дочери отодвинулась куда-то на периферию. Она уже не донимала головной или сердечной болью. Вам интересно, на чем это я сосредоточился? Скажу – мне не жалко. Тщательно проанализировав свою жизнь, пришел к выводу, что время проб и ошибок прошло. Пора всерьез заняться тем, для чего создала меня природа. По моему разумению, это литература. Мне это нравится, мне это надо… Хотя, кто знает, что на самом деле получится.
Я был твердо убежден в своем выборе и решении, но тогда еще не знал, что остракизм, которому подвергла меня моя дочь из своей жизни, затянется на долгие-долгие годы.
