А. Агарков.
Владелец двух магазинов
Смотрел Авершин на мои потуги раскрутить магазин «Сантехника и строительные материалы», смотрел… и однажды вдруг заявил:
- Все, Анатолий, ухожу от тебя.
Я очумел!
- Что не так? – спрашиваю. – В чем обиду увидел?
- Все так, - говорит. – Но решил я свое ЧП учредить и магазин в Увелке открыть.
- Чем думаешь торговать?
- Товарами «Сантехлита».
Я напрягся.
- Если собираешься подкатиться к Чернову, то на мое протеже не рассчитывай. Для меня ты будешь конкурентом – ведь моя реклама и Увельский район весь охватывает. А машина из «Сантехлита» вряд ли к тебе заворачивать будет. Впрочем, попытай счастья – сходи к Виктору Анатольевичу, отговаривать не буду.
- Ты не понял. Я не буду с тобой конкурировать. Я открою магазин твоих товаров в Увелке – скажем, так: филиал. Но зарегистрирован он будет, как мой ЧП.
- Что тебе это даст?
- Хочу иметь свое дело.
- Не пролетишь?
- Там видно будет.
- Ну, помогай Бог.
Признаться, не подозревал в Авершине предпринимательской жилки – слишком он добродушен, лопоух и беспечен для этой затеи. А вот теперь решил преуспеть в своем деле. Это же надо!
Замену Григорию нашел в тот же вечер. Пошел к соседке Наташе и предложил:
- Чем занимаешься? Пойдешь ко мне в магазин продавцом?
- А что у тебя в нем?
- Сантехника, фасанина чугунная, строительные материалы и много-много всякого барахла – одежда, обувь, картины… метизы и деревяшки… приборы и инструменты… всё, что привозят из Челябинска и принимаю на реализацию.
Наталья еще спросила о зарплате и уговорилась.
Стали они с Григорием акт приема-передачи материальных ценностей оформлять, а заодно и ревизию провели. Говорю Наташе:
- Смотри и будь внимательнее – что упустишь в недостаче, с тебя спрошу. После приема товаров мы с тобой заключим договор материальной ответственности.
Два дня они трудились (я не вмешивался), и удивительное дело – ни по одной позиции у Авершина не обнаружилось упущений. А что я говорил – добросовестный малый и аккуратный!
Итак, соседка Наталья стала работать продавцом в магазине «Сантехника и строительные материалы». А что же Григорий? Я испытывал какой-то холодный, почти научный интерес к его деловой карьере.
Новоиспеченный частный предприниматель Авершин арендовал в центре поселка Увельский в магазине «Детский мир» несколько квадратных метров площади. Поставил тумбочку, на него – кассовый аппарат. Рядом стул. Чуть поодаль сколотил и поставил помост (поддон?) на него кирпичной кладкой несколько мешков с цементом. Сверху бросил мой прайс с его правкой цен и объявил услугу: «Все товары с доставкой на дом».
И действительно, несколько раз приезжал на базу в ЮЗСК, брал чугунину у меня, рассчитываясь наличкой. Возил его и товар от нас дружок Григория из казахских беженцев на своей машине. Потом что-то забуксовало у Авершина…
Две причины подкосили незадачливого предпринимателя.
Первая – в закутке «Детского мира» то ли открылся, то ли уже был буфет под названием «Рюмочная». Само название за себя говорит: можно подойти тем, у кого трюма горят, заказать пятьдесят «капель датского короля» – и нальют… да еще бутерброд поднесут с колбасой, сыром или котлетой. Вот Гриша и приналадился там отмечать – сначала покупку каждую, потом каждый рабочий час… и основательно пристрастился.
Но контрольный выстрел его торговле нанесли соседи по бизнесу – однажды пошли к арендодателю и потребовали: «Уберите из «Детского мира» цемент, ибо не место ему рядом с игрушками – он приличных покупателей распугивает». Вот так и лишили человека с самым заурядным прошлым шансов на блестящее будущее.
Приходит Гриша ко мне смурной:
- Анатолий, купи у меня кассовый аппарат. Я закрываю свое ЧП.
- Что так?
- Не потянул, и жена ругается: либо семья, говорит, либо торговля…
Жаль бедолагу, но, увы…
- Не нужен мне, Гриша, твой кассовый аппарат – извини.
Ушел Авершин. Через два дня радостный прибегает.
- Закрыл я свое ЧП, но нашел место замечательное – мы там откроем филиал твоего магазина «Сантехника и стройматериалы», а я буду в нем продавцом.
Я повелся. Не то, чтобы мне очень хотелось торговой экспансии – просто Григория было жалко отпускать от себя: где и когда еще найдешь такого порядочного мужика?
Авершин стоял, смотрел на меня и ждал положительного ответа.
- Так что, Анатолий, ты мне ответишь?
- А вот спроси меня, хочу ли я умереть в объятиях двадцатилетней красотки – ответ получишь тот же.
Истолковав это как «да», Гриша позвал:
- Ну, тогда поехали, глянем.
Поехали, посмотрели… Действительно место стоящее. На базе возле вокзала длинное барачного типа здание с торца пустовало – как раз под наш магазин. Гриша уже договорился с владельцем – цена аренды сходная. Ну что ж… филиал, так филиал.
Авершин занялся уборкой помещения. А я Мишу Андреева нанял, и на следующий день мы привезли на его машине в новый магазин сантехнику и чугунину, стул и стол, на который Гриша установил свой кассовый аппарат. Впрочем, я его выкупил и зарегистрировал на свой ЧП. Баннер в Южноуральске с забора содрали и повесили в Увелке у входом – смотрелось классно!
После обеда, подходя из столовой к базе, однажды поймал себя на том, что гляжу на баннер «Сантехника и строительные материалы» с нежностью. Мне казалось, что с этой картиной наша милая Увелка стала еще краше, и ощущал прилив гордости и восторга. Я надеялся, что видящие его издали люди думают – ну, какой же молодец тот, кто открыл у нас новый магазин. И даже эти бессмысленные сизари на крыше барака, в торце которого Гришино обиталище, всегда прежде раздражавшие, теперь вызывали умиление.
А история наша не мудра… Сначала была казачья станица Увельская на берегу одноименной реки. Потом появился рабочий поселок Увельский – на железной дороге и в окружении рудников огнеупорных глин. Он и стал райцентром. А теперь что? Теперь наша Увелка именуется сельским поселением. А захудалая казачья станица превратилась в промышленный город Южноуральск. Я думаю, одного этого достаточно, чтобы впасть в пессимизм от утраты былого величия. Но мы, исконные увельчане, не пали духом: вот магазин открыли новый – слава нам!
Вообщем, Гришака ко мне вернулся, в Увелке мы филиал открыли, дела закрутились и тут, и там…
Саня Готовцев подогнал машину целую ржавых чугунных фитингов практически по цене металлолома – уголки, отводы, тройники, крестовины и прочее всякое такое… Он и раньше этим промышлял, и был у него в Южноуральске специалист по реставрации… Но, видимо, был да сплыл. Уговорил я на это дело Авершина – мол, что тебе делать, когда нет покупателей?
Гриша сам обратился к владельцу базы с просьбой выделить ему бесхозный сарай – был такой в углу двора, никому ненужный и кособокий: того и гляди развалится. Разрешение получил, замок я ему купил, и Авершин занялся реставрационными работами.
Технология-то проста – ржавчину обжигают паяльной лампой, потом сдирают железной щеткой, покрывают кузбасслаком и деталь как новая. Мы посидели-посчитали – сколько стоило приобретение бросовых фитингов и почем будем выставлять на продажу – и решили, чистую прибыль делить пополам. Грише половину за труды его, мне – за все остальное-прочее.
Ладно, работаем…
Но тут подъезжают бандиты увельские – мол, ребята, вы как хотите, но платить нам (им, то есть) придется. Я вроде пытался намекнуть, что меня крышуют в Челябинске и даже Южноуральская братва не смеет ко мне подступиться. Они (увельские упыри) – мол, давай телефон крыши твоей, поговорим.
- Ладно, - сказал, - сначала сам проконсультируюсь.
И позвонил Сергею Чесменскому. Вникнув в вопрос, он сказал так:
- Анатолий, твой магазин в Южноуральске попадает под юрисдикцию «Сантехлита» и к нему особое отношение. Но все, что ты откроешь в Увелке или даже в Южноуральске к ведомству Чернова не относится. Это твоя инициатива, твоя самостоятельность – действуй сам… А платить все равно придется. Не хочешь увельским пацанам, плати мне, но выйдет дороже…
- Спасибо. Понял.
И вот тогда я рассчитался с увельской братвой «пылью грузинских дорог» на целых пять лет вперед. Впрочем, историю с грузинским чаем второго сорта в мешках я уже рассказывал – повторяться не буду.
Анастасия, конечно, раньше мамы узнала, что я открыл магазин в Увелке. Но когда Томе стало это известно, она покачала головой:
- Знаешь, иногда думаю, как меня угораздило выйти замуж за такого заурядного человека.
Святая наивность! Она еще думает, что мы женаты…
- Заурядного?
Из всех оскорблений, которые время от времени бросала мне Тамара Борисовна, это отчего-то показалось самым обидным.
- Заурядного? – повторил я.
Минуту она колебалась, а потом пустилась в объяснения:
- Я, как закончила институт, так в одном месте и работаю. А ты где только не побывал, чего только не начинал… Пора бы остепениться.
- Считаешь, что лучше на печке сидеть?
- Надо найти работу согласно твоему образованию и работать на ней постоянно.
- А я что делаю?
- Барахлом торгуешь.
Ох, зря я ее возил в свой магазин на базу ЮЗСК, ох зря…
- Мне кажется, это ворч старухи. Подруга, не рано ли ты стареешь?
Попробовал посмотреть на Тамару со стороны и увидел вполне еще стройную женщину за сорок пять с красивыми волосами, доходящими ей до плеч. Она обернулась и показала профиль лица, неизменно восхищавший меня.
- Что же мне с тобой такой делать? В комиссионку сдать, что ли? Или объявить неликвидным товаром? – рискнул пошутить.
Она ответила резко:
- Вот ты всегда такой был и будешь – неустроенный, а мнишь о себе, будь здоров…
- Ой, ну хватит вам! – вмешалась Настя. – В кои веки собрались пообедать вместе, и сейчас разругаетесь. Пап, а ты нас куда поведешь? В столовую?
- А ты знаешь место получше?
- Знаю.
- Где?
- В Южноуральске.
- Ну, поехали в Южноуральск.
Настя только села в машину, глаза закатила:
- Ой, я с голоду умираю! Если сейчас не поем чего-нибудь, в обморок упаду.
Тамара не стала садиться в машину:
- Чего тебе купить перекусить? Я схожу…
Настя молча сидела с закрытыми глазами, откинувшись на спинку сидения, имитируя отключку.
- Она без сознания, - поставил диагноз я. – Довела мама дочку… Сейчас её надо привести в чувство.
Перегнулся через спинку сиденья и стал легонько щекотать ребра дочери под локтем. Настя тут же очнулась – завизжала, замахала руками, задыхаясь от восторга и сладкого испуга.
- Ой, папа, не надо. Я очнулась и дотерплю до Южноуральска, - она зашлась в звонком хохоте.
На обеде в кафе мы успокоились не на много. Я продолжал строить дочери то страшные, то смешные рожи. Настя бросала ложку (или вилку), закрывала лицо салфеткой и заходилась хохотом в притворном ужасе. Тамара Борисовна не из тех, кто портит обед разговорами: она лишь посматривала на нас неодобрительно и жалела, что не может вызвать к доске, поставить в угол или выгнать домой за родителями. Наверное, мы ей мешали аккуратно пережевывать пищу…
Когда, покинув кафе, вернулись к машине, Настя спросила:
- Как ты считаешь, мама, ваш брак с папой счастливый?
- Ну, конечно же, солнышко, - она подошла, взяла дочь за плечи и поцеловала в лоб. – Ведь у нас появилась ты…
Это заявление моей жены, которую я уже был готов назвать бывшей, засело в мозгу как заноза – не мог об этом не думать и не мог в это поверить.
Я всегда предчувствовал заранее, когда на меня накатывает подобное настроение – боль за моих детей, что выросли без отца, и стыд перед моими женами, что не смог их удержать возле себя – и почти боялся его. Боялся этой нет-нет да и возникающей уверенности, что во всем виноват я один.
Безрадостный ход мыслей прервал вопрос Насти. Тамара уже ушла. Машина стояла во дворе дома, в котором жили мои дамы. А мы с дочерью в ней сидели.
- У тебя много работы в двух магазинах?
- А что?
- Нельзя ли мне к чему-нибудь пристроиться? Ну, скажем за прилавком постоять во вторую смену, или что-нибудь сосчитать в плане ревизии…
- Тебе работа нужна?
- Скорее деньги.
- Понятно. Но если мама узнает, что я тебя эксплуатирую, она убьет нас обоих.
- А мы ей не скажем – ни ты, ни я…
- На что тебе нужны деньги?
- Не скажу. И за просто так просить не буду. Дай мне возможность заработать.
- Хорошо. Знаешь, где Комитет строил «Олимпийский поселок»?
- Строил и не построил? Конечно, знаю – его из окна автобуса видно.
- Ты, пожалуйста, съезди туда на велосипеде, только возьми с собой подружку – смотри, не вздумай ехать одна…
- И?
- И выбери самый большой недостроенный дом: сосчитай сколько в нем стройматериалов уложено – отдельно фундаментных блоков, плит перекрытия, кирпичей облицовочных и пеноблоков… Разберешься? Ты ведь отличница в математике? Чтобы каждый кирпич не считать, возьми горизонтальную кладку, помножь на вертикальную и получишь…
- Да, знаю я...
- Предоставишь мне список, я заплачу… Сколько ты хочешь получить?
Дочь назвала сумму.
- Получишь. А сколько подруге думаешь дать?
- Обойдется!
- Так нельзя.
Настя добавила к заявленной сумме.
- Вот и договорились.
- Маме ни слова. И, кстати, зачем тебе все это надо?
- Хочу забрать за долги, разобрать и продать стройматериалами.
- А зачем же строили тогда?
- Тогда было нужно – сейчас никому: все течет, все меняется…
Наблюдая в собственных детях подобные меркантильные замашки, я, конечно же, их жалел – ни комсомольских сборов у них не было и нет, ни пионерских костров… только деньги одни на уме. Но что поделаешь? Времена такие пошли. И не мог не восхищаться желанием дочери зарабатывать, а не выпрашивать.
Настя выполнила порученное задание. Я рассчитался с ней, как было условлено. Тамара Борисовна каким-то образом прознала про наш с дочерью сговор, но убивать меня не торопилась, оттягивая удовольствие. Поговорила с кем-то знакомым в Администрации Главы района и устроила нашу дочь в машбюро машинисткой на время каникул – набирать на компьютере тексты.
Настя ходила ужасно гордой. А вот Тамара…
Мочить она меня расхотела, но скандала не избежал. Я тогда был в гостях у своей семьи – сидели и ужинали, весело общаясь с дочерью. Вдруг Тамара хлопнула ладонью по столу, привлекая внимание, и сказала:
- Не смей мою дочь втягивать в свои махинации.
- Никуда он меня не втягивает, - огрызнулась Настя.
Я не стал отвечать, пытаясь понять – откуда ветер дует? Должно быть, Тамара Борисовна пронюхала что-то про мою подпольную фирму и теперь боится за дочь – что будет со мной, ей плевать.
- А куда вы ездили с Олесей Афониной?
- Разве я не могу помочь папе?
Интересно, что Тамара на это скажет, как она вывернется?
Жена проговорила, глядя на меня, но обращаясь при этом к Насте.
- Он знает, что вытворяет, а ты не знаешь куда суешься.
- Что я сделала плохого? – настаивал наш ребенок, постепенно заливаясь краской.
- Я запрещаю тебе участвовать в его делах.
Настя пробормотала что-то вроде: «Да, как же!» и низко опустила голову над пустой тарелкой. Тамара повернулась ко мне:
- Может, ты ей объяснишь, почему не надо соваться в твои дела?
Что я должен сказать – что все дела подпольной фирмы «Садко» уже в прошлом, а теперь у меня вполне легальное ЧП, зарегистрированное в налоговой инспекции?
- Твоя мама права, - проговорил я, уже подумывая о том, как бы задать стрекоча из этой квартиры, ибо ужин перестает быть томным. – Мои торговые дела ничему хорошему тебя не научат. Готовься, ребенок, делать карьеру в Белом доме. Твой старший брат почти инженер и обещает быть толковым бизнесменом. Ты сделаешь карьеру в Администрации и станешь ему подспорьем – будешь сливать ему информации или делать какие-то протеже, а он тебе – давать взятки.
Я повернулся к Тамаре Борисовне:
- Такой расклад годится?
Она покачала головой:
- И это говорит отец своему ребенку.
Настя скорчила гримасу в духе «ну вот, опять начинается» и повернулась ко мне, ища моральной поддержки. Тамара на мгновение прикрыла глаза. Потом придвинула хлебницу и стала перекладывать в ней ломтики, успокаивая свои нервы.
- Настя, пойми: обязательно нужны – каждому возрасту свои мысли и убеждения. Мы с твоим папой через это прошли – пионерия, комсомол – и ничуть, смотри, не пострадали. Я бы очень огорчилась, если моя малолетняя дочь стала базарной торговкой. Это делается от нужды, а мы пока еще, слава Богу, с тобой не дошли до этой грани. Другое дело – машбюро Администрации: и работа чистая, и компьютеры, что ты любишь, и вполне приличные люди вокруг. Работай – тебя приняли до конца лета. А в папины делишки не лезь.
- Ты говоришь про его дела, будто это преступление, - проговорила Настя.
- Это хуже, чем преступление – это зло!
Вон даже как! Ну-ну…
- А преступление не зло? – подал голос я.
Тамара перекинулась на меня.
- А вот ты мне скажи – за все, что ты купил или продал, ты отчитываешься в налоговой инспекции? Нет? Так вот это и есть преступление. И я, и Настя сейчас получаем зарплату из бюджета, а такие как ты, его обворовывают.
Тут уже я не сдержался:
- А такие как ты, обманывают детей. Это еще худшее зло. Неужели ты простила государству, что тебя надули с ваучерами и сгоревшим вкладом в сбербанке? Думаю, что нет. Но ребенку ты говоришь, что все в порядке – мы живем честно, а ворует наш папа. Так не бывает, дорогая – никто так не любит правду, как дети, хоть им и читают сказки на ночь.
Кажется, Тому проняло – её потянуло к перемирию. Она не ответила мне, но сказала дочери:
- Настя, не напрягайся – мы не ругаемся с папой, мы обсуждаем проблемы взрослых людей в твоем присутствии. Если тебе не интересно, можешь пойти к себе.
- Не ругаетесь, а кричите, - отозвалась дочь со своей обычной непосредственностью.
- Ну, прости нас – увлеклись.
- Мне кажется, папа прав, - простодушно сказала Настя, не подумав о том, что я-то сейчас уйду, а мама останется.
- Каждый по-своему прав, - признала Тамара. – Жизнь учит суровости, но никто еще не списывал со счетов непререкаемо важные вещи – честь, доброе имя, данное слово…
- Я тоже считаю, что это важно, мамочка, - сказала Настя и сразу показалась моложе своих лет.
- Я знаю, детка. И ты, и мы с папой так считаем. Вот только мир, похоже, об этом забыл.
- И что делать с ним, мама?
Тамара ласково улыбнулась:
- Жить.
А я не поверил ей. Мой идеализм вот уже более пятнадцати лет сталкивается с её железным прагматизмом и набивает себе шишки.
Настя ушла в свою комнату слушать музыку, и мы остались один на один.
- В чем ты меня подозреваешь, от чего пытаешься предостеречь нашу дочь? В терроризме?
- Ну, думаю, до террориста ты еще не дорос, но незаконные коммерческие сделки наверняка проводишь, и ни к чему в них втягивать нашу дочь.
- Я думал ты приведешь пример помасштабней. Я не обманываю торговых партнеров, но если у меня появляется возможность надуть государство, почему это не сделать? У меня на всю жизнь осталась обида за мое первое ЧП, бессовестно и незаконно разоренное чиновницей налоговой инспекцией. А я никому не прощаю обиды.
- Вот-вот, ты еще ребенку об этом расскажи.
- А в чем зло?
- Ты лишаешь дочь нашу детства, внушая ей свои мысли. Пусть она верит в разумное, доброе, вечное – время её поправит.
- Или сломает… Такое воспитание несет зло.
- А как надо воспитывать детей? Поучи меня, инженер…
- Всегда и всем надо говорить правду.
- Ага. Давай расскажи девочке все о половых отношениях мужчин и женщин.
- Ну, мне это сделать немного сложнее, а тебе бы надо. И еще одно – перестань говорить ребенку обо мне гадости.
- Ты же обо мне говоришь…
- Что конкретно?
- Споришь со мной в делах воспитания, а ведь я – педагог по образованию.
- Нет, Тома, если я и говорю гадости, то тебе, а не о тебе – это две разные вещи. Когда в глаза – ты можешь поспорить, а за глаза… это подлость.
- А говорить гадости мне в лицо это не подлость?
- Конечно, нет. Особенно если это чистая правда. И потом она остается между нами, и не один посторонний человек ничего об этом не узнает.
- Ты забываешь одно обстоятельство, дорогой. То, что я – женщина, и ты, мой муж, обязан мне говорить комплименты, а не то, что в голову взбредет.
Я кивнул, обдумывая её слова.
- Это так. Прости… Но с ребенком, считаю, ты не права – врут все: учителя в школе, политики на экране, попы в церкви, рекламы в магазинах… Давай хоть мы меж собой перестанем лукавить. Когда-то надо начать, - сказал я и с этими словами поднялся, не дожидаясь ответной реплики, поскольку знал, что продолжения разговора просто не выдержу.
Проходя мимо Настиной комнаты, постучал в дверь.
- Заходи, папа.
Как постигла она, что это я тарабаню? Наверное, мама входит без стука.
- Один вопрос на дорожку… Как же мама-то узнала, про наш с тобой сговор, ребенок? Ты проболталась?
- Да что ты, папа! Когда надо соврать, я бываю просто отличной лгуньей. Мама всегда говорит, что врать надо уметь хорошо…
Наивность детская порой выдает родителей с потрохами!
- Тогда кто?
- Олеська (это девочка, с которой Настя ездила в Олимпийский поселок), наверное, проболталась своей маме, а та нашей…
- Ну, может быть. Олеську лупить мы не станем.
Негоже богатому и успешному бизнесмену лупцевать четырнадцатилетнюю девочку, к тому же дальнюю родственницу.
Однажды столкнулся в дверях увельского магазина еще с одной дальней родственницей – Татьяной Лапаевой.
- Это твой магазин? – удивилась она.
- А ты думаешь чей?
Она улыбнулась и к чему-то сказала:
- А твоя дочь работает у меня в машбюро.
- Будешь вести себя с ней лояльно, прикажу продавцу делать тебе на покупки скидки.
- А ещё что? – спросила Татьяна, улыбаясь задорно, будто мы с ней затеяли увлекательную игру.
- Еще в месяц раз буду возить тебя в шашлычку или какой-нибудь ресторан.
Она снова заговорщицки улыбнулась:
- Это все?
- Нет. Давно хочу тебе сказать, что более красивой женщины в Увелке не сыскать. Жаль, конечно, что мы с тобою родственники.
- Да-да… а может быть, хорошо?
Вполне возможно – подумал я и спросил:
- Твое сердце кем-то занято?
Она с наигранной возмущенностью:
- Что за вопросы, Анатолий?
Действительно, какое-то дурацкое заигрывание. Но Татьяна ужасно любит комплименты – отчего же не побаловать красотку? Татьяна Ивановна, действительно, очень красивая женщина, и смотреть на неё приятно. Но большую часть знакомства мы были с ней в ссоре. Вот по какому поводу…
Я хорошо знал её отца – они по-родственному общались с моим батей. А когда уходил на службу, Танюшка была совсем еще голенастой девчонкой. Потом институт, завод, увельская районная газета и, наконец, райком партии… Захожу в приемную начальника Райсельхозуправления, а там прекрасная женщина с идеальной фигурой поправляет штору у окна. В лучах солнца на ней и платья не видно. Ну и повелся я на красоту, как бедный рыцарь из Ламанчи…
Стал цветы приносить, приглашать на свидания… Таня похихикала надо мной, похихикала да и открылась:
- Мы же родственники с тобой.
Экая незадача!
Добиваться прелестницы перестал, но в комплиментах продолжал рассыпаться. Пока однажды мы, топая с сыном, не повстречались с ней на улице.
- Чей это мальчик у тебя?
- Мой, - с гордостью говорю, - сын.
- Ты же развелся с женой.
- Ну и что, ребенок же наш общий.
А Таню вдруг будто муха какая укусила:
- Ну и дура твоя жена! Я бы ни за что ребенка своего тебе не дала.
С болью лопнула в сердце струна, и я сорвался:
- Дура набитая это ты, а я был женат на вполне разумной женщине.
С того случая практически два десятилетия мы с Татьяной меж собой не общались. Но постепенно оттаяли, стали здороваться, и вот… задышали оптимизмом отношения наши.
- Ну так, ты когда меня в ресторан пригласишь?
- Как только Настя скажет, что лучше Татьяны Ивановны руководителя нет и не может быть, так сразу или на следующий день…
Буквально на той же неделе в очередном визите моих дам к своим грядкам в мамином огороде Настя вся истрещалась о своей начальнице – ах, какая Татьяна Ивановна расчудесная!
Проводив жену и дочь, позвонил Лапаевой домой.
- Ты выполнила свое условие – дело за мной: приглашаю на ужин, если сегодня.
- А я готова, - был ответ.
Мы приехали в одну из кафешек Южноуральска, целую череду которых новое время выстроило вдоль трассы «из хантов в казахи». В уютной комнатке было восемь столов. За ними двумя кампаниями сидели пять молодых людей и три девушки – занятые своими делами, на нас и внимания не обратили.
Я заказал два шашлыка и салат, Таня две банки джин-тоника.
- Тебе можно пить? – спросила она. – Джин-тоник – алкогольный напиток.
- По новым правилам какие-то промилле допустимы, - отозвался я, хотя и не помнил какие.
Принесли салат и стаканы. Таня открыла банку и наполнила их – подняла свой: «чин-чин?» Сладкая жидкость скользнула по языку, потом гортани, словно оставляя за собой вязкий липкий след. Вкус алкоголя тонул в приторной сладости – ощущение такое, будто пьешь смесь лосьона для бритья с цветочным нектаром.
- Неплохо сидим! – хихикнула Таня, когда принесли шашлыки.
- Благодарю за кампанию. Всегда приятно наблюдать, когда на твою даму оглядываются другие мужики.
- Правда что ли? – она вскинула взгляд и обвела им присутствующих. Увидев, что на неё никто и не смотрит, скривила губы. – Нашел мужиков! Сопляки желторотые.
Но дулась недолго. По лицу её будто скользнула мимолетная тень, а потом зацвела улыбка.
- Снова твои комплименты?
Я попытался придать своему лицу стыдливое выражение косноязычного человека и сокрушающегося, что опять неудачно выразился.
- Я, Танечка, скорблю за этих молокососов – никакого вкуса у них к женщинам нет.
Улыбка на её лице осталась, но слегка потускнела. Потом она всплеснула руками, словно пытаясь избавиться от собственных пальцев.
- Да ну их к черту! Давай выпьем…
Я налил в стаканы джин-тоника.
Поговорили о Насте, посплетничали о власть имущих в Белом доме. Смешного много в их грязном белье, но почему-то стало грустно.
После ужина повез Татьяну домой. Дорогой спросил:
- Всегда интересует такой вопрос: как это женщина не боится ехать с мужчиной куда-нибудь ночью?
- Да мы вроде знаем друг друга.
- И все равно. Столько всего случается, а женщины снова садятся и едут.
- Зачем ты меня пугаешь?
- Мне интересно.
- Нет ну, ты кто такой – хладнокровный злодей, что ли? – спросила Татьяна не без уважения.
Я плечами пожал.
- А-а, для своих книжек интересуешься? По-прежнему пишешь? И где публикуешься? – Она улыбнулась. – Знать бы что из тебя получится...
- И тогда что?
- И тогда то…
Я понял намек.
- А как бизнесмен, я тебя не устраиваю?
- Да какой ты к чертям бизнесмен? Вон с Валеры Филиппова пример бери или Позднякова…
Я обиделся – угощал, комплименты дарил, а все равно не дотянул. Ну и запросы у этой дамы.
Возле дома.
- Прощаться будем по-родственному? – спросила она.
- Как скажешь.
- Как хочешь, - сказала Таня и, закрыв глаза, подставила губы.
Я нежно прикоснулся к ним своими губами, а ладони сжигало желание припасть к прекрасным персям.
М-да, родственные чувства… Сестра живет в двухэтажном доме за линией, а окно спальни выходит на улицу – вплотную к нему тротуар без всякого ограждения. Ночью однажды какой-то бурелом шел мимо да и бабахнул булыжником – сам убежал, а окно разбито. Утром сестра позвонила мне, зная что я торгую стеклом. Нашел в городе мастерскую, подвез им стекло из своего магазина, выдал размеры нужные, и мне их нарезали как надо. Отвез сестре, а уж зять вставил сам – за день управились, чтобы не ночевать с дырявым окном. Возможно, за это вышла мне благодарность…
У нас с зятем разница в возрасте десять лет – это в годах, а по дням всего четыре: я родился двадцать третьего сентября, а Владимир Андреевич – двадцать седьмого. И поскольку в этом году у нас юбилеи, жена и сестра решила закатить торжество.
Стол шикарный. Гостей полна горница. Я привез маму с Бугра, по дороге Настеньку прихватили… С Тамарой Борисовной ходить на подобные мероприятия зарекся давно – у неё исключительные способности и непреходящее желание всегда портить людям праздник. И потому было весело…
Между прочим, моя непьющая сестра тост произнесла:
- Давайте выпьем за самого дорогого мне человека. Можно найти другого мужа, можно даже родить других детей, но невозможно обрести другого брата при умершем папе и старенькой маме.
Получилось здорово, и мне было приятно.
В последнее время мы пристрастились с дочерью совместно проводить воскресенья – так называемый «week end». В Южноуральске вошли в моду компьютерные салоны. Мы брали с собой старшего внука моей сестры Андрея Андреевича и целый день сражались в «counter strike» - они хорошие ребята, а я "террористо". Потом обедали в кафе и утомленные бесконечными убийствами возвращались домой.
Тетка с двоюродным племянником всегда действовали вдвоем против меня – бегали, искали, желая прикончить. А я со снайперской винтовкой прятался где-нибудь в неприступном месте и расстреливал их как куропаток.
Так было всегда, но вот однажды к нам подошел мальчонка лет семи или шести – никак не больше. Да его и звали там «Малёк» - видать, завсегдатай салона. И вот этот клоп предлагает:
- А давайте я вас всех троих одним ножом уложу.
Всего-то делов – за него заплатить. Я заплатил – и что? Как было сказано, так и сделано – сколько мы не носились за ним, не бегали с автоматами, он нас всех кончал штык-ножом.
Вы представьте картину жуткую… Вот идет мой клон по пустой улице – никого не видно, ничего не слышно – с автоматом Калашникова наизготовку. Вдруг слышу собственные стоны, потом брызги крови… Только успел обернуться и получил контрольный удар штык-ножом в лоб.
И так каждый раз. И партнерам моим было не лучше. Талантливый мальчик-убийца. Из уважения к его возрасту и способностям пригласили победителя с нами в кафе. Он отказался, но не из скромности – сказал:
- Здесь посижу, может, еще кого замочу.
А иногда попадались в компьютерном зале организаторы массовой бойни, и тогда все присутствующие сражались в одном пространстве – каждый сам за себя или банда на банду. В нашем девстве такого не было – мы жили мирно, а если дрались, то один на один.
Сын говорит:
- Дедушка (тесть Виктор Киприянович) пристрастился к видеосалонам. Каждый вечер куда-то уходит и до полуночи не жди.
М-да… времена настали – то ли радоваться, то ли ужасаться.
